38. КУЛЬТУРА БЕССМЕРТНА

38. КУЛЬТУРА БЕССМЕРТНА

В завершении этой небольшой книги рассказов об Индии следует сказать что-то главное, такое, что как бы послужит итогом впечатлений, как бы обобщит весь многогранник увиденного и услышанного, поможет хотя бы наметить контур столь многих разнообразных проявлений жизни и быта людей этой такой далекой от нас страны, все еще очень далекой, несмотря на отдельные доходящие до нас сведения о ее успехах и достижениях, о том видном месте, которое она стала занимать в современном мире.

Хочешь слить впечатления воедино, а они разлетаются, как сверкающие брызги, превращаясь в воспоминания о самых разных людях, встречах, зрелищах, и когда начинаешь всматриваться, пытаясь собрать их в некую систему, то постоянно получается, как мне кажется, один и тот же результат, настойчиво напоминающий многоцветный сверкающий шар, в котором все пронизано обобщающим, одинаковым для каждой искры оттенком. Вот этот искрящийся результат и всплывает перед внутренним взором каждый раз, когда я пытаюсь понять, что я могу назвать общим для всего обилия впечатлений, подаренного мне несколькими годами пребывания в Индии.

И хочется взять на себя смелость назвать все это бессмертием индийской культуры. Той культуры, которая, сложившись в течение неведомого для нас числа тысячелетий, окрасила своими проявлениями каждую черту религиозного, правового, бытового и творческого поведения каждого индийца. На первый взгляд все там такие разные, но присмотревшись видишь, что всем присущи равнозначные черты. Определяющие главное – миропонимание, одинаковость миропонимания, свойственная всем индусам. Та одинаковость, которая породит взаимное понимание, скажем, в разговоре члена правительства с любым уличным мальчишкой, причем, добавлю, с неграмотным мальчишкой.

Скульптуры храмов помнят песни, мифы, легенды…

Мне не раз приходилось быть свидетельницей собеседований подобного рода, или близких к этому, и происходили эти эпизоды обычно случайно, и в роли такого мальчишки выступал то слуга, то кули, то рикша или водитель машины, но каждый раз на мой вопрос об увиденном где-либо изображении какого-либо божества или героя эпоса, о храме или странном облике встреченного отшельника, об отправлении какого-нибудь ритуала и т. п. я получала идентичный ответ от разных собеседников, порой совсем случайно вступавших во взаимный наш разговор. Я начинала постепенно понимать, что каждое явление традиционной культуры становится здесь с детства всем без исключения известным и более того – родственно близким и высоко ценимым. И даже когда власти начинают проводить борьбу с приверженностью к древним обычаям, которые считаются вредными и ненужными, каждый все же может рассказать о сути этих обычаев и с какими мифами они связаны. А что не вредное, с тем и не борются. Так, однажды супруга члена парламента подробно разъяснила мне суть условных заклинательных узоров, наносимых, по обязательной традиции, женщинами каждой семьи на пол или на стену дома, или на землю перед входом в дом. Она утверждала, что «без этого нельзя». И я много раз видела эти узоры и в городских и в деревенских домах, и уж, конечно, повсюду в дни праздников. Женщины – носительницы этих тайных знаний – все и по всей стране хранят в своей памяти все то, «без чего нельзя», и из их числа рождаются сотни тысяч создательниц традиционных картинок и узоров, равно как и мастерицы проведения древнейших ритуалов и церемоний.

Бог Луны Чандра. Индийский рисунок

Я не могу ничего сказать о мере приверженности членов других религиозных общин к своим традициям, но изучая индуизм, естественно, уделяла главное внимание жизни и традициям индусов, хотя выше описала и джайнов и разные группы сикхов. Это все Индия, и все там придерживаются своих правил жизни, продиктованных предписаниями давних традиций. Нельзя, конечно, думать, что все, некогда высоко ценимое в древности или в Средневековье, незыблемо сохраняется и в наши дни, но многое, как бы в целом сближающее народ, сохраняется в его устном творчестве, в его памяти.

Вот это и есть бессмертие культуры. И происходящее иногда отмирание ее отдельных кристаллов мало сказывается на ее жизненной цельности, на том, что народ несет и хранит ее в глубинах своего существа, проявляя на каждом шагу свою к ней приверженность и бескорыстную любовь.

Восемь, а местами и девять, и десять месяцев в году стоят на индийской земле ясные дни.

Круглый год из месяца в месяц цветут деревья – то огненными, то белыми, то сиреневыми, то желтыми цветами. Все время чувствуешь себя как на выставке цветов и ходишь по яркому ковру осыпавшихся лепестков. Круглый год вызревают то одни, то другие овощи и фрукты. Краски базаров не меркнут – на лотках продавцов меняются в зависимости от сезона самые разные сорта бананов, манго, яблок, груш и совсем незнакомых европейцам местных плодов и ягод.

Только в холодный сезон торговля не прекращается в середине дня, а в остальные месяцы почти все городские магазины прерывают работу на два-три часа, как, впрочем, и многие конторы или ремесленные мастерские. Люди отдыхают, они просто не в состоянии работать в такую жару. К четырем часам дня жизнь снова возрождается и кипит уже до ночи, а в больших городах и всю ночь напролет.

Трудно поверить, что в знойный сезон можно работать под открытым небом, но это так. И не подберешь слов, чтобы описать, какой это ад, но в этом аду дни напролет работают миллионы крестьян и дорожных и строительных рабочих Индии.

Ночь, только ночь приносит облегчение в жаркий сезон. Не прохладу, но всего лишь некоторое облегчение, потому что на ночь скрывается жгучее светило, хоть температура воздуха и не опускается ниже 36 градусов по Цельсию.

Сезон, который в Индии принято называть холодным, начинается в ноябре; температура воздуха в тени в этот месяц опускается до плюс 20 градусов по Цельсию. В декабре и январе уже хочется днем посидеть на солнце, а вечером и ночью бывает до плюс 5 градусов.

Закат в Индии недолог, но прекрасен. Поскольку облака бывают только во время муссонов, то остальные восемь и даже девять месяцев в году краски зари играют в ясном, безоблачном небе. Оно все целиком переливается разными цветами поочередно, и они проплывают по его своду от горизонта до горизонта, меняясь неуловимо и восхитительно. И кончается все это тем, что небо превращается в прозрачный сияющий купол из розоватого золота, а потом это золото начинает меркнуть, терять блеск и быстро тает во тьме, которая обрушивается сверху на землю с невероятной быстротой. И мрак, густой и всепроникающий, заполняет собою все.

В темную половину месяца он непобедим. Он отступает только перед светом фонарей, блеском неоновых реклам да веселым сиянием карбидных ламп, которые горят иногда всю ночь напролет на лотках торговцев фруктами и снедью. В такие ночи не видишь собственной руки, не отличишь шоссе от окружающих полей, и только по тому, как редеют звезды по краям неба, можешь понять, где оно встречается с землей. Но в светлую половину месяца над Индией горит луна. Индийская луна, луна-царица. Она такая яркая, такая всемогущая, что озаряет все уголки земли, пропитывает светом листву каждого дерева, льет сияние в каждое окно.

Тихо плывет ночь. Страна спит. И луна набрасывает пелену своего света на усталые деревни и затихшие города, на белые дороги, темные реки и безмолвные храмы и мавзолеи.

Индусские храмы и мусульманские мавзолеи. Каменные цветы индийской земли. Памятники двух вер, их борьбы и их примирения. Давно миновало Средневековье, когда религиозный экстаз использовался для оправдания междоусобных войн, остались позади и черные дни недавнего прошлого, когда умелые руки колонизаторов так использовали религиозные чувства народа, чтобы подготовить и провести в 1947 году раздел страны, рассечь ее живое тело.

В течение многих и многих столетий индийцы, всегда готовые к восприятию красоты, учились также воссоздавать и красоту персидской поэзии, витиеватое изящество куфического письма, легкость минаретов, тонких колонок и воздушных арок, учились приобщать богатство мусульманской культуры к неизмеримым богатствам своих национальных творений. История изготовила в Индии новый сплав – сплав совершенств.

Персидские мотивы вплелись в орнамент индийских ковров и тканей; в хаотическую роскошь цветущих деревьев индийских садов впечаталась ясность геометрической планировки парков мусульманских правителей; угловатая четкость мусульманских решеток сочеталась с чувственно округлыми линиями индийских храмовых строений. И расцвели такие непревзойденные творения архитектуры, которых не знали до этого ни страны ислама, ни Индия. Народ этой страны не может не создавать красоты. Дворцы, беседки, павильоны, мавзолеи буквально осыпали землю Индии, как драгоценные камни.

Беломраморное чудо света – мавзолей Тадж Махал

И лучшим, первейшим, несравненнейшим из числа памятников индо-мусульманского искусства был, есть и пребудет вовеки Тадж-Махал, беломраморная поэма Агры.

Три столетия гремит в мире его слава, и не только не умолкает, а становится с каждым годом все шире и шире. В наше время нет ни одного мало-мальски образованного человека, который не знал бы, что такое Тадж-Махал, памятник совершенной любви, творение совершенного мастерства.

Он прекрасен утром и днем, при солнце и под муссонными тучами, он изумителен на вечерней заре, но ни с чем в мире нельзя сравнить его красоту ночью, лунной ночью.

Когда смотришь на это чудо под луной, на чудо, которое свершается каждую без исключения лунную ночь, каждый миг этой ночи, то хочется, чтобы все жители Земли могли его видеть.

Кажется, что индийская луна влюблена в Тадж-Махал. Влюблена еженощно, год за годом, век за веком. Так и кажется, что она восходит только для него и спешит подняться в небо, чтобы скорей окутать, залить, заласкать его своим сиянием.

К сожалению, не всем выпадает радость видеть Тадж под луной, к большому моему сожалению, – далеко не всем. Но мне она выпала, как счастливый лотерейный билет, как крупный выигрыш в жизни.

Под луной над шпилем Тадж-Махала издали сверкает Полярная звезда, и весь он приподнят над темным садом, над собственным белым отражением в черной воде бассейна, над всей страной, над всей Землей.

И вы медленно идете вдоль бассейна по плитам цветного мрамора, и Тадж так же медленно надвигается на вас, растет перед вашим взором, уходит все выше и выше, в звездное небо. Четыре белых минарета вознесены по четырем углам его высокого пьедестала, как четыре свечи, и он между ними такой, как будто изваян весь целиком из самого вещества этой белой сверкающей луны. Высоки и прямы его линии, тонка резьба на мраморе стен, а купол, венчающий чело, так совершенен, что неотделим от воздуха, залитого лунным светом, исполнен самой стихии этой звездной лунной ночи.

Можете стоять, запрокинув голову, и видеть только Тадж на фоне звезд и не видеть земли, и тогда кажется, что он медленно плывет по небу, подобный белому надмирному кораблю.

И теряешь чувство времени, отдаляется куда-то вся жизнь, растворяются мысли – ничего не остается в мире, кроме этого небесного чертога, сияющего в ночи перед вашим взором…

Вход в Тадж Махал. Тончайшей резьбой по мрамору отмечены многие памятники индо-мусульманской архитектуры

Видела я его и днем. Светило жаркое солнце, над плоскими плитами садовых дорожек дрожал горячий воздух, толпа туристов щелкала затворами фото– и кинокамер, под высокими сводами мавзолея гулко отдавались громкие и стереотипные рассказы гидов о любви Шаха Джах?на и Мумт?з-и-Мах?л и о том, что шесть сотен бриллиантов и много тысяч полудрагоценных камней было использовано для инкрустации стен мавзолея.

Тадж стоял и молчал, молчал, открытый всем и недоступный никому. И когда я вспоминаю теперь ночи над Индией, я прежде всего вижу Тадж под луной.

Много других бессмертных творений индо-мусульманского зодчества озаряет индийская луна, свершая свой ночной обход. Величаво высится в обширном саду мавзолей императора Хумаюна в Дели. Днем перед его воротами рядами сидят заклинатели змей со своими кобрами. Туристы и гуляющие люди чередой идут полюбоваться удивительным орнаментом на его арках и сводах, погулять в парке, поклониться гробнице. Ночью он остается один и вспоминает то, что помнит, и по подстриженной траве газонов медленно движется его большая тяжелая тень.

На всю жизнь запечатлелись в памяти поразительные, ни с чем не сравнимые по красоте и многообразию классические танцы Индии, порожденные движениями и приемами древнейших народных танцев и отшлифованные строгими школами классики. В этих школах доводят до совершенства их исполнение, воспринимаемое как молитвы, посвященные верховным и самым любимым богам! Приведу здесь несколько примеров моего знакомства с ними. Вот один из них.

Ночь. Очень-очень теплая ночь. Тьма чернильная, а звезды как будто над самой головой. Все насыщено дыханьем океана. Это Керала, самый юго-западный угол Индии. Край заманчивый, удивительный и мне давно хотелось здесь побывать. Много читала, много слышала о Керале, а вот попасть сюда как-то не удавалось.

– Если вы там никогда не бывали, поедемте со мной. Выезжаю через пару дней.

– Спасибо! С удовольствием! Понимаю, что, будучи в Индии, нельзя не повидать Кералы. Ведь она славится своими особенностями. А чем именно?

– Да всем подряд. Там океан как бы со всех сторон и катит волны до Антарктиды. Земля украшена широкими каналами, множеством кокосовых пальм, кустами пряностей, обилием цветов. Народ там не боится кобр и даже приучает их жить при своих домах. Там небывало интересный народный театр…

– Все. Вы меня убедили.

Остановившись в отеле, который как бы вырастал из моря, я в первую же ночь решила немного поплавать. К счастью, эту мою дерзость заметил дежурный охранник – не успела я окунуться, как чьей-то сильной рукой была буквально выброшена на песок. Его крикливые восклицания на языке малаялам поняты мною, конечно, не были, но глаза у него были очень испуганные. А затем что-то громко плеснуло в волнах прибоя, и рольная темная тень быстро пронеслась в свете фонарей у самой стены отеля. Из быстрой речи охранника я уяснила себе одно: ночью нельзя! опасно! запрещено!

С утра все вразнобой твердили о моем приключении, а директор отеля настойчиво разъяснил мне, что больше так делать не следует. И из всего этого я сделала простой вывод – нельзя так запросто заигрывать с океаном – ведь он не какое-то там море, а великий и всевластный Индийский океан.

Повернувшись всей душой, всем сердцем к сути самой Кералы, я посвятила все свое внимание жизни города, кипучей пестроте базаров и привлекательной затаенности старых храмов. Слыхала и знала, что необходимо посмотреть выступления актеров местного театра, именуемого катхакали. Что значит это название? Оно состоит из двух слов «катха» – рассказ и «кали» – искусство, умение, т. е. «умение показать (изобразить) рассказ».

И вот однажды, бродя тихим вечером за городом, мы случайно попали на выступление труппы катхакали. На площади тихо сидели на земле какие-то люди, ожидая, пока зажжется хоть какой-нибудь свет на невысокой площадке перед ними. Нам сказали, что зрители собрались и ждут начала спектакля. Мы присели среди них и тоже стали ждать этого керальского чуда, этого молчаливого «рассказа показом».

В Керале встречаешься с традициями, сохранившимися в глубоких недрах местной культуры, со странными обычаями и даже с мало кому знакомыми пережитками бытовых навыков. (Вот к последним, например, относится властная роль женщины в семейном строе и в брачным отношениях – лишь в последние годы стали заметно изменяться и даже изживаться эти черты матриархата. Но об этом следует поговорить в другой раз, а здесь мы ожидаем начала выступления катхакалистов.)

Каменная фигура на стене Храма Солнца встречает музыкой восход светила. Город Карнатак, штат Орисса

Сидя в этой тихо переговаривающейся толпе, я пыталась вспомнить то, что хоть немного знала об этом театре. Например, о чем ведут они свои рассказы, не произнося при этом ни слова? Когда спрашиваешь об этом, то обычно отвечают – «да о чем угодно: чаще всего передают сюжеты великих поэм Индии. Великих эпосов „Рам?яны“ и „Махабх?раты“. – „Как, целиком эти огромные повести?“ – „Нет, зачем же. Рассказывают о чем-нибудь главном или о сюжетах отдельных эпизодов, а в „Махабхарате“ таких эпизодов великое множество“. – „Как же зрители узнают суть показа?“ – «Да очень просто, ведь все знают главные эпизоды с детства, еще из маминых рассказов.

И действительно, кажется, любое дитя из индусской семьи не затруднится пересказать вам не только содержание разных эпизодов, но и охарактеризовать героев, четко отличая хороших, с которых надо брать пример, от плохих, поучающих вас злу да грехам. Все формы народного театра настроены на эту тему, а поэтому их так любят.

Все формы традиционного театра задевают душу, проникают в глубины сознания и веками сохраняются там. Зрители всегда понимают то, что исполняется или на городской сцене, или во дворе, на улице или площади. И это относится к любой области Индии, к жителям любого ее поселения. Определение «народный театр» удивительно точно указывает на эту привязанность каждого к выступлениям даже одиноких странствующих певцов и сказателей, не говоря уже о труппах актеров, как крупных, так и мелких.

И вот мы сидим среди собравшихся и ждем, ждем терпеливо непокойно, наслаждаясь мягким теплом ночи.

И вот наконец со стороны площадки донесся рокот барабанов, возвещающих о начале представления. Затем сцену осветили яркие факелы и зазвенел громкий голос певца, в обязанность которого входило сопровождать все действие речитативным пояснением текста. Эти факелы, и барабаны, и этот громкий голос, пронизывающий и тишину и темноту, – все это властно отделяет вас от окружающей действительности и переносит в какую-то другую эпоху. Но уж вид и движения выпрыгнувших на сцену актеров заставили даже забыть кто мы и как сюда попали.

Выступление актера театра катхакали

Из всего «показа рассказа» я могла, по незнанию сюжета, следить только за показом, и это было великолепное зрелище. Исполнители представляли собой какую-то небывалую комбинацию фигурных, очень высоких головных уборов, разлетающихся за спиной длинных волос, цветных широких кофт, гирлянд, украшений и длинных юбок, широких, как кринолины. А вот лиц у них как будто и не было, а на месте лиц видны были яркие цветные пятна – у одного – зеленое, а у другого – состоящее из черного и красного цвета. Глаза, правда, были, но они не имели ни белков, ни зрачков, а представляли собой лишь сверкающие красные пятна. Это потом мне объяснили, что такие глаза должны отражать накал эмоций героев, и для окрашивания глаз актеру под веко вводят какое-то маленькое зернышко (или комочек краски?) и глаз становится красным.

Выступают они босиком, и кисти рук не прикрыты рукавами, что требуется для показа выразительности жеста и движений пальцев.

Гремела музыка, остро звучало речитативное пение, герои стремительно метались по сцене, и через пару минут я уже перестала их различать. Но зрители тихо переговаривались, и до моего слуха долетали их пояснения, в которых, в силу моего незнакомства с языком малаялам, я могла угадывать только знакомые по литературе имена: «Вот Р?ма рассказывает Ханум?ну, что злобный демон Р?ван похитил его любимую жену… А вот клянется, что найдет С?ту и убьет Равана… Вот, видишь, Хануман уже готов лететь искать ее… А вот он и прощается с Рамой. И Рама благословляет его… А сейчас он уже улетает…»

Да, в Индии на каждом шагу можно лишний раз убеждаться в том, что созданная в глубине веков «Рам?яна» не забывается народом. Ведь Рама – это великий и светлый герой эпоса, а это – предводитель войска могучих обезьян, которые направились на бой с демонами. Хануман был сыном бога ветра, а поэтому умел летать в пространстве, и он действительно нашел похищенную Раваном прекрасную Ситу и помог Раме одержать победу.

Все индусы поэму знают, все помнят ее героев и узнают в любом их стилистическом или даже знаковом оформлении. Облик актеров ни для кого, кроме меня, на представлял затруднений – сколько бы их ни появлялось на сцене, все были сразу точно определяемы зрителями, которые как бы сразу становились соучастниками действия. Даже я часа через два стала примерно отличать одного от другого, невольно вовлекаясь в вихрь захватывающих событий.

Актер театра катхакали в полном уборе. Штат Керала

Наконец мы устали от долгого сидения на земле, от завораживающего кипения красок и страстей, от всей яркости увиденного и направились в свой тихий приокеанский отель. Отдохнув и выспавшись, я подумала, что уже вполне ознакомилась с театром катхакали, но вскоре меня пригласили на выступление большой труппы городского театра, где я узнала много нового и даже неожиданного. И очень интересного.

Катхакали – это театр танцевально-пантомимический, театр молчания. Все, что относится к текстовому содержанию действия, должно быть точно и безошибочно отиллюстрировано движением и жестами актера. Да и не просто жестами, а и приданием даже пальцам определенных изгибов и сочетаний, каждое из которых имеет раз и навсегда заданный смысл. Обучают актеров несколько лет, начиная с мальчишеского возраста. До недавних пор все роли исполнялись только мужчинами, но теперь к обучению и выступлениям привлекают и женщин.

– Как зрители узнают, кто в какой роли выступает – ведь лиц не видно?

– По костюму, по гриму и, главное, по всему комплексу движений, по рукам и пальцам.

– Так что же, каждый зритель должен знать, что именно обозначает тот или иной рисунок сочетания пальцев?

– Привыкают, запоминают, связывают с содержанием действия.

– А как воспринимается и что значит раскраска лиц и уборов?

– Пройдемте лучше в гримерную, и вам многое станет ясно.

В гримерной царила тишина. Два мужчины лежали на полу, а два других сидели возле них, держа у себя на коленях их головы лицом вверх. Тонкими кисточками они выкрашивали их лица – одно в зеленый цвет, а другое – в красный и черный. По основному цвету наносили еще какие-то дополнительные мазки и линии по лбу, щекам и вокруг глаз. А еще одному лицо покрывали совсем черной краской.

– Что обозначают эти цвета и их сочетания?

– Зеленый грим в сочетании с белой бородой, прочно укрепляемой на нижней челюсти лица, говорит о благородстве героя и высоте его чувств, черное лицо определяет могучую силу и отрицательные качества персонажа, что подчеркивается еще и красной бородой, а сочетания черного с красным и тоже с красными бородами на лицах остальных поясняет, что это персонажи, могущие относиться, так сказать, к третьему, среднему слою. Все костюмы актеров тоже крайне сложны и несут определенную информацию об их сути.

– Много ли в Индии школ катхакали?

– Да, теперь их становится все больше. В них изучают и историю этого театра. Она ведь восходит к раннему Средневековью, а истоков этого искусства датировать невозможно – ведь во всей Индии всегда существовали разные формы народного театра и танцев. Известно, что в середине нашего тысячелетия такие выступления существовали, и постепенное их развитие привело даже к тому, что видные поэты писали тексты для их выступлений. Их успехи чередовались иногда с падением их популярности, но вот в 1930 г. известный поэт и общественный деятель Валлатхол приложил много усилий и средств к оживлению катхакали и создал прекрасный учебно-просветительный центр, известный под названием «Керала кала мандалам». Теперь нас знают не только в Индии, но и в других странах. Мы ведь выступали и в Москве, и приезжающие сюда иностранцы охотно посещают наши выступления.

Да, это искусство крайне интересно, своеобразно и так привлекательно, что каждый, познакомившийся с таким захватывающим вихрем танцевально-пантомимических выступлений, унесет с собой память о небывалости и яркости всех красок театра катхакали.

Плывет луна и над шамианами, под которыми от вечерней и до утренней зари звучат голоса поэтов, собравшихся на традиционные состязания – мушаиры. Традиции мушаир укоренились в Индии тоже в те века, когда создавался сплав индо-мусульманской культуры. Одним из самых великолепных, самых ярких плодов этого сплава стал язык урду, которым по праву гордится народ Индии.

В узоры аппликаций на ткани для шамиан часто входят и всеми любимые слоны

По крупным городам страны часто проходят ночами мушаиры поэтов урду.

Этот язык соединил в себе слова персидские и арабские со словами хинди, арабскую письменность с грамматикой хинди. Никому до того не ведомый, возник он сам по себе, как цветок вырастает из земли.

На урду заговорили базары и улицы, армия и писцы – его породила сама жизнь. При дворе мусульманских правителей еще был принят персидский, на нем еще слагали рубаи и газели, воспевая сады и розы Шираза, а в толпе индийских горожан, в среде молодых поэтов севера и северо-запада страны, в среде городской образованной молодежи рождалась новая поэзия – поэзия на урду. Она была неотделима от жизни, от ее страстей, горя и счастья, она была понятна жителям Индии, росла и ширилась, оттесняя чужую для них персидскую речь. Многие мусульмане говорили и писали на хинди, многие индусы – на урду: совокупными усилиями выковывались и оттачивались красота и богатство этого синтетического языка.

Все новое, все иноземное, попадая в Индию, как в древности, так и теперь впитывалось и впитывается ею и становится ее неотделимой частью.

Усваивали чужеземное, оставаясь при этом индийцами, воспринимали новое и сочетали с ним традиционное, созидали, развивали свою ни с чем не сравнимую культуру.

Для танцев стиля катхак характерно стремительное вращение исполнительниц

Так, например, в областях Северной Индии сложилась школа танца, известного как «катхак». Он сплетен, как гирлянда, из многих элементов самых разных танцевальных движений и приемов: в нем можно увидеть и стиль арабских, и персидских танцев, и стиль катхакали, и проявления основного стиля танца известного как «бхарат-натьям», одного из древнейших в Индии, который сохраняет в себе и манеру исполнения и суть храмовых танцев, некогда посвящавшихся богу Шиве. Все эти танцы, и в том числе катхак, часто передают содержание тех или иных легенд и мифов, воспроизводя, частично или почти полностью, разные сюжеты из преданий о богах, и надо сказать, что наиболее часто можно видеть сюжеты о жизни Кришны.

Позы танца бхарат-натьям

Исполнявшийся некогда в храмах танец бхарат-натьям (или бхарата-натьям) вышел в течением времени на более широкое исполнение и его можно теперь назвать и одним из эстрадных танцев, исполнители которого выезжают даже в другие страны. Общий стиль характерных для него движений воспринят сейчас многими – ему обучают даже в школах, но надо отметить, что важнейшим его элементом являются совершенно особенные движения и положения рук и, главное, пальцев. Целые рассказы исполнители могут построить, придавая пальцам те или иные сочетания, которые зрители в Индии умеют читать как открытую книгу, понимая, о чем ведется рассказ. Эти сочетания согласуются с теми или иными положениями и движениями тела, с «позами танца», которые меняются обычно с быстротой так стремительно, что даже трудно поверить, будто все зрители воспринимают, успевают воспринять их содержание. Но воспринимают, и например, мне обычно быстро-быстро объясняли, о чем идет речь на сцене в моменты исполнения этого танца. Все индийцы глубоко любят бхарат-натьям, и надо сказать, что многое из его основных элементов вошло и в другие классические стили, а есть и еще три, причисляемых к классическим школам – это уже описанный катхакали, а также трудноописуемый по своей красоте и некоторым доходящим до акробатики позам танец, именуемый «Одисси» (он сложился в области Ориссы), а также восточно-индийский танец «манипури», который и костюмами исполнителей и замедленными движениями заметно отличается от перечисленных стилей.

Продолжает свою жизнь и индийская музыка. Здесь нет места для перечисления всего обилия ударных, духовых и струнных инструментов, но следует сказать о том, что это обилие, сложившееся из традиционных музыкальных инструментов всех народов и племен, населяющих и населявших Индию, восходит к древнейшим корням. Напоминанием о музыкантах служат в течение многих-многих веков их изображения в рельефных орнаментах и в скульптурах, украшающих бесчисленные храмы. Все эти украшения ведут несмолкаемый рассказ о том как жили люди, в кого верили, как поклонялись богам, каких героев почитали и как ублажали их всех танцами и музыкой. К храмам, несущим такие изображения, постоянно приходят и мастера, изготовляющие инструменты, и музыканты и, конечно, танцовщицы, которые стараются воспроизвести движения танца, отраженные в скульптуре.

Многие храмы украшены изображениями музыкантов и танцоров

Все это – знаки памяти, неумирающей памяти индийцев о своей культуре, о ее роли в духовной и бытовой жизни народа, о ее сохранении.

В семьях городской интеллигенции и крупной буржуазии многие древние обычаи почти сгладились, в среде так называемых низких и средних классов городского населения они еще соблюдаются даже в столь крупных и космополитических городах, как Дели, Калькутта или Бомбей.

В каждом из этих городов живут помимо основной национальности данной территории представители других народов Индии.

Они отмечают свои праздники и хранят традиции, характерные для своей местности (или той религиозной общины, к которой они принадлежат, наряду с общеиндийскими праздниками и традициями, носят общеиндийский костюм – сари или дхоти – в своей национальной манере, ходят в свои и в общегородские храмы, участвуют в своих национальных или кастовых собраниях или организациях и являются также членами всеиндийских профсоюзов или партий – словом, в жизни населения этих городов как бы сгущена или сфокусирована современная жизнь всего индийского общества.

Бомбей, пожалуй, служит самым наглядным примером того, как сочетаются или сталкиваются новые отношения и современные взгляды со старыми традициями.

Жизнь этого города поражает своим разнообразием. Здесь собраны представители всех народов и религиозных общин Индии. Люди живут в пяти– и шестиэтажных кирпичных домах европейского образца, встающих по бокам узких или широких асфальтированных улиц, наполненных запахом бензина и гари. На окраинах дымят огромные, вполне современные заводы.

Студентки Делийского университета

В этом городе бешено делается бизнес, кипит жизнь громадного порта, снимаются сотни мелодраматических кинофильмов на прекрасно оборудованных частных студиях, приносящих огромные доходы. Здесь до утра горят огни реклам и ночных клубов, до глубокой ночи не закрываются кинотеатры.

В этом городе социальных контрастов и волчьих законов конкуренции, городе роскоши и нищеты, городе, где свежее дыхание моря умирает уже на набережной, будучи не в силах пробиться сквозь завесу выхлопных газов бесчисленных автомашин, городе, где немалая часть населения стремится жить (или хотя бы выглядеть) на европейский лад, – даже здесь всюду пробиваются, как трава сквозь асфальт, неистребимые ростки индийской национальной культуры.

Оказавшись в Бомбее, я прежде всего ощутила, что как бы выехала за пределы Индии.

Потом я все же разглядела Индию за всем этим кипением и бурлением, погоней за наживой и процветанием.

В новых рабочих кварталах я встречала только типично индийских женщин и даже с некоторым удивлением увидела наносимые ими знакомые символические узоры-ранголи на площадках лестниц четырехэтажных каменных домов. Я побывала в семьях рабочих и в семьях других незажиточных представителей бомбейского населения и почувствовала, что на них жизнь этого сугубо капиталистического города действует, если можно употребить такое определение, прогрессивно. Она помогает им высвободиться из сети бесчисленных религиозных обычаев и традиций, отнимающих столь много сил, времени и денег почти у каждой индийской семьи, помогает им осознать свои интересы и поставить их выше кастовых или узко семейных, способствует их общему развитию и росту грамотности – словом, формирует их в духе передовых требований современности. Но, к чести этих простых людей, надо сказать, что они не начинают при этом стыдиться своей национальной культуры, как многие представители буржуазного класса, и не стремятся во что бы то ни стало вести европейский образ жизни.

Мне посчастливилось видеть многих выдающихся представителей индийской литературы, индийского искусства. Интеллигенция сочетает знание национальных культурных традиций с интересом к новой жизни народов других стран и пытается найти пути синтеза национальных традиций с западным искусством и литературой. Это плодотворные поиски, которые часто приводят к интересным результатам.

В Индии много частных и официальных музыкальных школ

Отрадно видеть, что в современной Индии государственные и общественные организации, художники, ученые и писатели уделяют всему этому так много сил и внимания. В их заботе и любви и бережном отношении всего народа к своей традиционной культуре хранится залог ее бессмертия, ее дальнейшего расцвета.

И когда плывут над Индией солнце и луна, они охватывают своим взором все, что существует, отмирает и нарождается в этой стране, все, что слилось в жизни ее народа в единое, нерасторжимое, вечно меняющееся и такое своеобразное целое, каждый атом которого с полным правом может заявить: «Я – это Индия». И если завтра один атом уже отомрет, будучи вытеснен грядущим, то все же он прочертил свой след в бесконечно многообразном потоке истории страны. И из таких бесчисленных следов сложилась та культура, которую унаследовали от прошлых веков люди современной Индии, строители ее будущей жизни.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.