10.1. Генезис науки. Определение науки

10.1. Генезис науки. Определение науки

Среди проблем, связанных с наукой и ее местом в культуре, логичным представляется начать с определения этого феномена. Однако к современному определению науки привели исследования, в которых с середины XX века делались попытки выявить механизмы ее развития.

Одна из основных проблем генезиса науки – проблема преемственных связей науки различных эпох. Преемственность в культуре рассматривается в других разделах. Но в науке проблема преемственности имеет целый ряд особенностей, свою специфику, она охватывает ряд более частных вопросов: что понимать под термином преемственность в истории науки – преемственность основополагающих эксплицитных (явно выраженных, представленных) идей или имплицитных (не объясняемых прямо, но подразумеваемых известными) методов, исследовательских целей или предмета науки? какую роль при этом играют факторы различия – социально-культурные контексты различных эпох? каким образом наука вписывается в систему культуры своей эпохи и какую роль в ней играет?

В зарубежных исследованиях до конца 50-х годов господствовала идея преемственности в ее позитивистском варианте. Основы этой ориентации в истории науки были заложены родоначальниками позитивизма – О. Контом, Д.Ст. Миллем, Г. Спенсером. В основе позитивизма – идеи о том, что в науке необходимы только факты, легко проверяемые – «верифицируемые», на основе которых могут делаться научные выводы. Задача философии при этом – собирать и суммировать такие «позитивные знания». Ни наука, ни философия не должны использовать внеопытных «спекулятивных» понятий.

Постепенно сформировалась кумулятивистская модель развития науки, наиболее полно выраженная на рубеже XIX–XX веков Э. Махом и П. Дюгемом. Сущность этого подхода в том, что каждое новое знание всегда лучше старого, точнее отражает действительность, и поэтому все предыдущее развитие науки является всего лишь подготовкой ее современного состояния. Среди научных идей и теорий прошлого значение имеют только те, которые соответствуют современным знаниям. Те элементы науки, которые не приняты на современном этапе, считаются ошибочными и никакого интереса не представляют. Разумеется, никакой связи научных исследований с историей и культурой в этой модели не учитывается. Постулируя идею непрерывности в становлении и развитии науки, основоположники позитивистской историографии и их последователи исходную точку линии преемственности помещали в разные исторические эпохи.

Так, О. Конт и Г. Спенсер считали научное знание расширением и систематизацией здравого смысла и, соответственно, возникновение его соотносили с возникновением человека.

Многие исследователи, в том числе представитель постпозитивизма К. Поппер, ведут начало науки от античной Греции. П. Дюгем и А. Кромби относят момент зарождения науки к позднему Средневековью (подробнее об этих теориях можно прочитать в [1]).

Вопрос о том, к какому времени отнести зарождение науки, важен потому, что позволяет понять, отпечаток какой эпохи, какой культуры фиксируется в ней «при рождении». Поскольку указанные исследователи даже не стремились рассмотреть социально-культурный контекст науки, картина ее развития теряла свою многомерность, становилась упрощенной моделью. Неудивительно поэтому, что в последние два-три десятилетия активно появляются исследования, в которых упомянутая тенденция подвергается критике. Выдвигаются альтернативные модели Т. Куна, С. Тулмина, П. Фейерабенда, А. Койре и др. (подробнее см. [2], [3], [4]).

В этих работах подчеркивается дискретность в развитии знания, уникальность науки Нового времени и несводимость ее к предшествующим формам знания о мире, акцентируется внимание на противоположности представлений о мире современной науки и созданных Античностью и Средневековьем. Большинство исследований этого направления датируют становление опытной науки семнадцатым веком.

Модель науки, предложенная Т. Куном, предполагает наличие двух качественно разных стадий в развитии научного знания: спокойного накопления фактов, данных, укрепления знания в рамках принятой, признаваемой научным сообществом парадигмы и взрывного этапа слома и смены парадигмы, называемого научной революцией. Понятие парадигмы у Т. Куна не определено однозначно, но предполагает некую главенствующую теорию, определяющую для науки того или иного периода. Эта модель подтверждается многими важными фактами в истории развития науки (например, смена птолемеевской модели коперникианской и т. д.). Однако, учитывая, в отличие от позитивистской, качественную неоднородность развития науки, и эта модель практически не рассматривает социально-культурные факторы, влияющие на научные принципы.

При этом древнегреческая протонаука попадает в один ряд с китайскими, египетскими и другими древними знаниями, что, конечно, нельзя считать решением проблемы. Решение проблемы генезиса современной науки предполагает соединение идеи ее целостности, включающей момент дискретности, с идеей преемственности знаний, т. е. с концепцией непрерывности. Необходимость исследования науки как части духовной культуры для адекватного ее понимания осознается сейчас многими учеными. Так, например, П.П. Гайденко пишет: «Один из наиболее интересных вопросов, который встает при исследовании развития научного знания в его тесной связи с культурой, – это вопрос о трансформации определенной научной программы при переходе ее из одной культуры в другую. Рассмотрение этого вопроса позволяет пролить новый свет на проблему научных революций, которые, как правило, обозначают не только радикальные изменения в научном мышлении, но и свидетельствуют о существенных сдвигах в общественном сознании в целом» [5, с. 13].

Рассматривая науку в системе культуры, мы приходим к необходимости четкого определения понятия «наука», без которого не удается решить вопрос и о ее генезисе. Нужно выяснить, что отличает науку от других видов человеческой деятельности, какими признаками она обладает. Это даст возможность ответить на вопрос о времени возникновения науки, подходит ли под эти признаки феномен древнегреческой протонауки или средневековой (см., например, [6]).

К основным признакам науки относят следующие:

– наука есть особого рода деятельность по получению новых знаний, предполагающая существование определенной категории людей, которые ею занимаются;

– наука обладает самоценностью. Целью должно быть познание ради самого познания, ради постижения истины;

– науке присущ рациональный характер;

– наука характеризуется систематичностью [7, с. 5—16].

Античная наука была исторически первой, удовлетворяющей указанным признакам науки, однако в ней отсутствовал важнейшей компонент – экспериментальная деятельность. Поэтому можно признать односторонними как утверждение о возникновении науки только в XVII веке, так и противоположную мысль о том, что наука уже была в Древней Греции. Более точной представляется позиция, согласно которой впервые в эпоху Античности формируются условия существования науки, наука же в подлинном смысле слова с ее экспериментальными методами сложилась в XVII веке, базируясь на достижениях теоретической мысли как греческой Античности, так и Средневековья. В преодолении теоцентристской (все объясняющей через Бога) средневековой картины мира с элементами возврата к Античности в ее целостном взгляде на Вселенную и человека в ней, но в то же время в пересмотре и этих античных «научных программ», что, в свою очередь, было обусловленно богатством идей и культуры Возрождения, и происходило становление науки в Европе XVI–XVII веков. Теперь мы можем задаться вопросом о том, какое же влияние культура этого времени оказала на возникающую науку.

Возрождение характеризовалось стремлением освободиться от абсолютного влияния религии, от концепции креационизма, утвердить человека как творца, как субъекта, особенно ценного своим разумом. Поэтому неудивительно, что в основе понимания природы лежал абсолютный детерминизм, не просто исключающий случайность, но и не требующий трансцендентного вмешательства, т. е. приводящий к деизму (отсутствию необходимости постоянного присутствия Бога, замененного однозначно выведенными законами природы).

В культуре конца XIX века заметно влияние модернизма, стремление уйти от механистичности, строгого детерминизма, усиление роли случайности, даже определенной хаотичности. В какой-то мере это отразилось и на неклассической картине мира. Так же как век спустя экологичность мышления, системный характер природы и общества осознаются не только из открытий или найденных новых фактов, но и как определенные тенденции в культуре, позволяющие стремиться осознать мир как некое подобие живого (целостным, законосообразным, но не механическим). Но к этому мы вернемся позже.

Следующий вопрос вытекает из рассмотренных: как изменялась наука с XVII века до настоящего времени и возможно ли дать некоторую классификацию науки, выделить определенные периоды ее развития? Последние годы характеризуются попытками пересмотра сложившегося образа науки, причем этот пересмотр затрагивает отношения как внутри науки, так и науки и культуры, науки и общества, а также науки и человека.

Исследователи часто приходят к выводу, что для характеристики образа науки удобно воспользоваться примером физической науки. Тогда возникает периодизация, в которой классическая стадия начинается с XVI–XVII веков и продолжается до конца XIX века; неклассическая стадия начинается с начала XX века, и к концу его начинает формироваться так называемая постнеклассическая стадия.

Каждая из стадий имеет аналогии в физической теории, связана со своей парадигмой, картиной мира и даже со своей метафорой. Классическая стадия развития науки сопоставляется с классической физикой от Галилея до Эйнштейна. Ее парадигма – механика, картина мира строится на жестком детерминизме, напрашивается аналогия мироздания с часовым механизмом. Неклассическая наука сопоставляется с появлением теории относительности. С ней также связаны парадигмы дискретности, вероятности, квантования, дополнительности. На рубеже XIX–XX веков после успехов электродинамики, открытия давления света, делимости атома постепенно перед учеными предстал совершенно иной объект исследования: микромир – мир элементарных частиц с законами, отличающимися от известных ранее. Так, свет оказался видом электромагнитного излучения, имеющим одновременно свойства и частицы, и волны (дискретности и непрерывности). Энергия в микромире квантуется, т. е. распространяется только порциями – квантами (дискретно), для света – фотонами. Для элементарной частицы можно получить точные данные либо о энергии, импульсе, либо о положении в пространстве и времени. Этот принцип, открытый Н. Бором, получил название принципа дополнительности. Он сыграл важную роль для формирования квантовой механики. Открытие этих и множества других свойств микромира и законов квантовой механики наряду с теорией относительности А. Эйнштейна совершенно изменило взгляды на природу и привело к новой стадии науки, к новой картине мира. Теория относительности Эйнштейна установила конечность скорости света, связь пространства, времени и движущейся материи, впервые позволила построить модель эволюционирующей Вселенной.

Образцы формирующейся постнеклассической науки ближе всего к синергетике, которая является наукой о сложных системах, их способности к самоорганизации, к совместному согласованному функционированию, т. е. коэволюции. Она дает иное отношение к миру, чем то, что возникает из второго начала термодинамики, согласно которому энергия может только рассеиваться, система постепенно приходит к хаосу. Новый взгляд на мир как на саморазвивающуюся, самоорганизующуюся систему, целостное органическое единство, некое подобие животного организма может быть выражен словами «порядок из хаоса».

Синергетические системы характеризуются такими общими принципами, как открытость (для вещества, энергии и информации), нелинейность, удаленность от состояния термодинамического равновесия, свойством усиления случайных флуктуации и возможностью когерентного поведения на макроуровне. (Напомним, что «флуктуация» в переводе с латинского – колебание, случайное отклонение от среднего значения нормы, а «когерентность» – находящийся в связи, согласованность действий.) В целом синергетика описывает общие характеристики нестабильности, процессы становления, возникновения порядка из хаоса (см. об этом подробнее [8], [9]).

Такой подход тесно связан с холизмом. Основной принцип холизма, состоящий в утверждении «целое больше суммы частей», может быть прослежен с древних философских учений. Одна из наиболее ранних его формулировок содержится в даосизме, философии Лао-Цзы. Однако полный и глубокий смысл этого принципа был выявлен в синергетике, теории систем и некоторых других современных теориях.

Принцип рассмотрения от целого к частям, или поведения частей с позиции целого, необычен для классической науки. Последняя движется в ходе анализа главным образом от феноменологического целого к расчленению его на отдельные части и изучению этих частей, причем этот редукционистский путь анализа не дополняется обратным движением от частей к целому, не завершается построением интегральной картины.

Мы живем в сложном нелинейном мире, и классический линейный подход теряет свою силу. Целое не равно сумме частей: оно качественно иное по сравнению с частями, которые в него интегрированы. И кроме того, формирующееся целое видоизменяет части. Коэволюция различных систем означает трансформацию всех подсистем посредством механизмов установления когерентной связи и взаимного согласования параметров их эволюции. Нелинейный синтез – это объединение не жестко установленных, фиксированных структур, а структур, обладающих разной «историей», находящихся на разных стадиях развития (подробнее см. [10, с. 222–230]).

В синергетическом контексте наука не только проявляет себя на новом качественном уровне, но и, обретая большую пластичность, преодолевает свою самодостаточность и становится более открытой для органического включения и использования различных считавшихся прежде чуждыми науке методов понимания мира: художественного, мифологического и даже откровения. Образ самой науки становится иным.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.