а) Книги против институтов

а) Книги против институтов

1

Когда в конце восемнадцатого столетия атеисты и скептики начали нападать на религию, прежде всего это происходило через книги. В печатных изданиях задавались вопросом, действительно ли мертвец может откатить могильный камень и без посторонней помощи воспарить в верхние слои атмосферы, может ли юная девственница забеременеть от Святого Духа, выигрывались ли битвы благодаря вмешательству ангелов, излечивалась ли боль в ухе прикосновением к берцовой кости святого мученика (святой Корнелий). И стремились завершить свои доводы выражением надежды, что придет день, когда человечество сумеет заменить суеверия основанными на здравомыслии идеями, восхищаться достижениями науки, философии, литературы и поэзии.

Хотя эти скептики показали себя ехидными и занимательными критиками веры, им не удалось осознать фундаментальной разницы между ними и их врагами: последние не полагались только на публикацию книг для обеспечения своего воздействия на человечество. Они использовали институты, организовывали огромное количество людей на общие действия по всему миру, привлекая для этого произведения искусства, здания, школы, униформы, лозунги, ритуалы, монументы и календари.

Излагая такие идеи в книгах, тираж которых ограничивался несколькими сотнями экземпляров, в лучшем случае тысячами, авторы едва ли рассчитывали на многое, учитывая ограниченность своей аудитории по сравнению с масштабом влияния и охватом, который имели институты в разработке и продвижении своих идей и норм поведения. В «Республике» Платон трогательно описывает границы (он знал это по собственному опыту), в которых вынужден находиться одинокий мудрец, отмечая, что мир не будет устроен правильно, пока философы не станут царями или цари – философами. Другими словами, одних книг недостаточно, если хочешь изменить мир. Мыслители должны учиться овладевать мощью институтов для продвижения своих идей, чтобы дать им шанс широкого распространения в мире.

Однако мирские мыслители, к сожалению, долго относились к институтам с подозрением, у истоков которого лежит романтический взгляд на мир, влиявший на культурную жизнь с девятнадцатого века. Романтизм научил нас насмехаться над громоздкостью и узостью кругозора институтов, над их склонностью к деградации и терпимостью к посредственностям. Идеалом философа был свободный дух, находящийся вне рамок любой системы, презирающий деньги, далекий от обыденности, гордящийся неспособностью прочитать балансовую ведомость.

Если даже сегодня внутренняя жизнь людей находится под большим влиянием библейских пророков, чем мирских философов, причина по большей части в том, что последние сознательно не желают создавать институциональные структуры, через которые их идеи, касающиеся души, можно успешно донести до более широкой аудитории. Те, кому есть что сказать алчущей душе, обычно не располагают необходимой аудиторией, не имеют стабильной работы и возможностей распространять свои мысли с помощью средств массовой информации. И пока такие беспечные индивидуумы-практики заняты, можно сказать, надомным производством, организованные религии внедряются в наше сознание со всей мощью и изощренностью, которыми располагает институциональная система.

Современный мир, разумеется, не свободен от институтов. Он наполнен торгово-промышленными корпорациями невероятных размеров, у которых немало черт, делающих их похожими на религиозные институты. Но корпорации сосредоточены исключительно на наших внешних, физических потребностях, на продаже автомобилей и обуви, пиццы и телефонов. Главное отличие от них религии в следующем: обладая общей мощью, сравнимой с современными корпорациями, стремящимися увеличить продажи мыла или картофельного пюре, она обращается именно к тем внутренним потребностям, которые светский мир оставляет на откуп неорганизованным и уязвимым индивидуумам.

Отсюда и задача: через изучение религиозных институтов создать такие мирские организации, которые утолят потребности души с мощью и умением корпораций, в настоящее время занятых утолением наших физических потребностей.

2

Среди фундаментальных уроков, которые преподают нам религии как институты, – масштаб преимущества, возникающего от умелого соединения в единое целое денег, ума и авторитета.

Если романтизм воспевает героев-одиночек, религия знает, что человеку практически невозможно чего-то добиться, если у него нет соратников. Вне организации мы можем время от времени обрести краткий миг славы, но никогда не сумеем поставить наши достижения на крепкий фундамент, постоянно тиражируя наши откровения или перекидывая мост через наши слабости. Единоличное авторство не может быть долговременным ответом на решение сложных и важных проблем. Следует задаться вопросом, почему в том, что касается души, мы продолжаем верить в кустарные, индивидуальные методы сборки, хотя давно уже отказались от них при производстве лекарств или самолетов.

Есть еще вопрос и средств к существованию. Институты освобождают своих членов от унижений и ужасов одинокого торговца. Их способность концентрировать капитал, распределять его между проектами и накапливать десятилетиями помогает пережить тяжелые времена, вкладывать необходимые средства в исследования, маркетинг, подбор персонала и техническое оснащение.

Что бы современные демократы ни говорили о своей приверженности свободе слова и разнообразию мнений, ценности конкретного общего непостижимым образом соответствуют ценностям организаций, у которых есть деньги на тридцатисекундные рекламные ролики в вечернем выпуске новостей.

Масштаб оказывает аналогичное влияние и на подбор персонала. Богатые институты могут привлекать лучших представителей поколения вместо того, чтобы опираться на слепо верующих или бездумно приверженных идее. Они обращаются к большому и психологически здоровому массиву кандидатов, которых собственные доходы и уровень комфорта интересуют в той же степени, что и благосостояние остального человечества.

Преимущества институциональной заботы о потребностях души: отец Крис Вайперс слушает исповедь в церкви Святого Лаврентия. Фелтэм, Англия (2010).

Рассмотрим, соответственно, жизненные пути Фомы Аквинского и Фридриха Ницше. Какие-то различия в их судьбах можно списать на относительную психическую устойчивость обоих, но причину немалой доли хладнокровия Аквината следует искать в благодатной духовной и материальной атмосфере Парижского университета, где он занимал пост Magister Regens (член совета факультета), да и потом, когда он снова вернулся в Италию, где большую часть времени провел в должности советника по богословским вопросам и «чтеца» при папской курии, судьба к нему благоволила. Ницше же, наоборот, жил (по его собственным словам), как тот, кто «ненавистен народу, как волк собакам… Выгнать его из его убежища – это называлось всегда у народа «чувством справедливости». Проект, которому он посвятил жизнь, – замена христианской морали светской идеологией, основанной на философии, музыке и литературе, – не получил поддержки немецкого академического сообщества девятнадцатого века, вынудив философа к затворничеству. И хотя его часто славят как замечательный пример героического индивидуализма, философ, по правде говоря, с радостью поменял бы свою изоляцию на университетскую кафедру, где его идеи могли бы оказать значительно большее влияние на мир.

Институты имеют дополнительное преимущество в том, что могут предоставить человеку постоянный статус просто на основе его принадлежности к институту, избавив от необходимости зарабатывать из года в год на жизнь. Мыслитель-одиночка может состариться – или, как Ницше, давно умереть, – прежде чем мир заметит, что хорошая идея появилась у кого-то, кто не имеет корпоративного статуса. В рамках института все его члены могут пользоваться его репутацией, созданной знаменитыми предками и поддерживаемой эффектными зданиями и ловкими бюрократическими процедурами. Они могут получить древний чин – настоятель или архидьякон, звание профессора или должность министра – и использовать для благих целей ресурсы и авторитет, накопленные структурой, которая куда больше и сильнее, чем любой человек.

Многие, наверняка, возразят, что современное общество уже располагает всеми необходимыми ему институтами. На практике, однако, люди, тянущиеся к, по определению католицизма, cura animarum, или «заботе о душе», но чувствующие, что им не подходят способы, которые предлагает церковь, вынуждены довольствоваться тем, что обретают достаточно стабильный круг коллег, достаточный для нормальной жизни доход и стабильную и пользующуюся уважением профессию. Свидетельством того, как глубоко волнует нас эта проблема, является тот факт, что даже теперь мы стремимся найти для Ницше какую-то свою профессиональную нишу.

3

Еще одна важная особенность институтов – способность объединять усилия своих членов через знакомый им всем визуальный словарь. Здесь вновь стратегии религии и коммерческих корпораций пересекаются. Крест на стене церковного здания или агнец на алтарном покрове позволяют говорить о том, что христианство с давних пор практикует использование «бренда», что свойственно и современным корпорациям. На самом деле все с точностью до наоборот: это корпорации усвоили уроки идентификации, преподанные религией.

Самая важная функция бренда – внедрять в сознание постоянный символ. Институты уверены, что появление их логотипа на далеком горном склоне или на вершине небоскреба, на простыне или на плаще тут же заявит об определенном наборе ценностей, который этот логотип олицетворяет, обещая полное соответствие этим ценностям.

Враг бренда – местное разнообразие. Здесь мы тоже чувствуем определенную напряженность между идеализмом и институциональными ценностями, потому что идеализм ценит особенное, самобытное, сделанное вручную и неожиданное, тогда как институты терпеть не могут провинциальной самодеятельности. Они видят в ней не трогательные изменения указаний из центра, а прискорбные отклонения от установленных стандартов. Такие изменения считаются порчей, ленью, глупостью, отказом от первоначальных честолюбивых замыслов. Чтобы отсечь всякую личную инициативу, инструкция для новичков, поступающих на работу в «Макдональдс корпорейшн», занимает триста страниц, где подробным образом изложены варианты действий сотрудников на все случаи жизни, даже самые невероятные. В инструкции указано, где следует прикреплять бейдж с именем, как улыбаться посетителям, сколько майонеза добавлять под верхнюю горбушку бургера. Компания не верит, что без должного руководства и точных указаний ее сотрудники все сделают правильно.

Воображаемое отделение брендовой сети психотерапии. Почему только телефоны и шампуни должны пользоваться преимуществами сетевого маркетинга?

Ключевая надпись – talkingcure… («лечение разговором», англ.).

В этом, по крайней мере, «Макдоналдс» имеет много общего с католической церковью, которая аналогично проводила немало времени в борьбе за единообразие службы на всей огромной территории ее влияния и среди множества священников. Принятые коллективно указы церкви – определяющие все, вплоть до мелких деталей, скажем, какое вино использовать при причастии и какого цвета башмаки при этом следует надевать священнику, – свидетельствовали о стремлении придерживаться установленных стандартов и в самых отдаленных приходах. После четвертого Латеранского собора, проведенного папой Иннокентием III в 1215 г., церковь постановила (явно раздраженная частотой, с которой нарушались установленные ею правила), что церковнослужители не должны появляться на представлениях мимов, певцов или актеров. Им запрещалось входить в таверны, кроме как по необходимости, когда они путешествовали. А прежде всего не допускались никакие вольности в прическе, указывалось, что «выбритая макушка должна быть всегда».

И пусть такие декреты казались слишком строгими, они помогали установить и поддерживать единые стандарты ритуала и его отправления, чего верующие ожидали от церкви точно так же, как мы все теперь ожидаем от корпораций.

Особенность современного мира, о которой можно только сожалеть, заключается в том, что большинство наших самых обычных потребностей (к примеру, в шампунях и увлажняющих кремах, а также в соусах для макарон и солнцезащитных очках) удовлетворяются превосходно управляемыми корпорациями, тогда как наши специфические нужды оставлены на откуп неорганизованных и непредсказуемых одиночек. Для наглядной иллюстрации практического эффекта от «брендового» контроля качества достаточно сравнить неоднородную и неорганизованную систему оказания психотерапевтической помощи с изящно обставленным ритуалом исповеди в католической церкви. Исповедь, регламентированная до мелочей с конца четырнадцатого столетия, благодаря папским буллам и энцикликам, а также руководствам, выпущенным Ватиканом, может служить образцом унифицированного и отлаженного механизма, какие стали нормой для сферы потребления только в середине двадцатого века. Все, от расположения исповедальни до тона священника, четко регламентировано, гарантируя католикам от Мельбурна до Анкориджа, что их желание облегчить душу будет удовлетворено в полном объеме. От ближайшего мирского эквивалента такого ждать не приходится. Нынешняя практика психотерапии ни в чем не может похвастаться постоянством – ни в интерьере помещений, где проводятся сеансы, ни в таких мелких, но важных деталях, как запись на автоответчике, ни в одежде психотерапевта при встрече с пациентом. И последним не приходится удивляться, если в кабинете окажется домашний любимец психотерапевта, или во время сеанса туда заглянет ребенок, или придется заполнять какие-то бумаги.

4

Добившись узнаваемости, многие корпорации приступают, по терминологии маркетинга, к «расширению бренда», процессу, когда компания, застолбив место в одном коммерческом секторе, приходит со своими ценностями в следующий. К примеру, компании, начинавшие с пошива костюмов, в какой-то момент понимают, что их разработки подойдут и к ремням, и к солнцезащитным очкам, откуда уже рукой подать до производства мебели, а затем открытия ресторанов, строительства квартир и, наконец, целых курортных зон. Эти компании прекрасно понимают: их клиенты сохранят верность всему набору товаров и услуг лишь при условии, что красоту и качество, прельстившие их в галстуке, они найдут и в ножке стула, и в закуске, и в номере отеля.

Однако инерция или ненужная скромность останавливает наиболее динамичные современные компании от продвижения своих брендов во все сферы человеческих потребностей, а если говорить применительно к текущей дискуссии, от использования своего опыта в верхней части знаменитой пирамиды потребностей по Маслоу. Вместо этого корпорации предпочитают располагать свои магазинчики у ее основания, по мелочам изменять в лучшую сторону качество услуг и продуктов, созданных с тем, чтобы мы спали, ели или передвигались со всеми удобствами, оставляя без внимания наши желания лучше понять себя, обретать новые знания, любить, расти над собой. Странно, к примеру, что страсть «БМВ» к надежности и прочности не простирается дальше бамперов автомобилей и не приводит, скажем, к основанию школы или политической партии. Или корпорация Джорджио Армани решительно проходит мимо возможности включить в свой состав психотерапевтическую клинику или основать гуманитарный колледж.

Продвижение бренда: Джорджио Армани и Мохамед Алаббар, глава «Эмаар пропертис», на открытии отеля «Армани» в Дубае, март 2010 г.

Идеологические движения, что вызывает не меньшее сожаление, не замечены в попытках продвижения брендов. Они даже не представляют себе, что их идеи могут генерировать соответствующие услуги и продукты в материальном мире, а ведь благодаря своим материальным эквивалентам они становились бы нам более понятны.

Главное отличие религии в том, что она решилась продвигать свой бренд в самых разных сферах человеческой деятельности, от сугубо интеллектуальной и теологической до эстетической, не чураясь ни производства одежды, ни кулинарии. Христианство, буддизм, иудаизм достигли успехов не только в распространении важнейших идей о спасении человечества, но и в организации домов отдыха, где можно провести свободные от работы дни, создании радиостанций, ресторанов, музеев, лекционных залов и линий пошива одежды.

Поскольку мы все телесные существа, наделенные как органами чувств, так и разумом, любые концепции оказывают на нас влияние, лишь приходя к нам по множеству разнообразных каналов. И только религия, похоже, правильно понимает, что мы не можем адекватно воспринимать идеи, если в дополнение к книгам, лекциям и газетам они не будут воздействовать на нас через нашу одежду, еду, песни, интерьер наших жилищ и даже ванны, в которых мы купаемся.

5

Один из способов описания действий компаний и религии – формирование нового товара, когда производимая в незначительных количествах, мало кому известная продукция трансформируется в узнаваемые, нужные, полезные и хорошо представленные товары.

Мы достаточно хорошо знакомы с этим процессом на примере корпораций, торгующих материальными вещами: снова и снова компании прочесывают мир в поисках редких потребительских товаров, и мы с завидной регулярностью получаем чай и перец, киви и папайю, родниковую воду и масло жожоба. Религия демонстрирует аналогичные стратегии в духовном мире через использование ритуалов, сохраняя события и чувства, которые в ином случае остались бы потерянными и забытыми, а с помощью религии обрели собственные имена и конкретное место в календаре.

Нам всем случалось смотреть в ночное небо в сентябре, когда притяжение планет делает Луну особенно яркой и близкой. Мы можем недолго полюбоваться ее великолепием, а потом вернуться к нашим обыденным делам. Но те из нас, кто не является астрономом или космонавтом, едва ли пытались сделать из увиденного какие-то выводы или уделить несколько минут размышлениям об увиденном.

Заранее оговоренное время для любования луной: смотровая площадка, используемая в праздник цукими. Императорская вилла Кацуро, Киото.

Однако для дзен-буддистов Японии ритуал, называемый цукими, целиком посвящен любованию на Луну. Каждый год в пятнадцатый день восьмого месяца японского лунного календаря верующие собираются после наступления темноты вокруг специально сконструированных конических наблюдательных платформ, где несколько часов читают вслух молитвы, используя Луну как образ для отражения представлений Дзен о временности. Зажигаются свечи, готовятся клецки из риса, которые называются цукими данго, которыми угощают незнакомцев. Атмосфера одновременно праздничная и серьезная. Это ощущение осознается и поддерживается церемонией, архитектурой, хорошей компанией… и созданием безопасного места в жизни каждого японского дзен-буддиста.

Религия привносит размах, постоянство, массовость в то, что могло остаться маленьким, неприметным, частным. Эти мелочи наполняют наше внутреннее пространство, те самые наши составляющие, которые идеализм предпочитает не упорядочивать из опасения, что мы потеряем свою уникальность. Религия не оставляет наши чувства на откуп томикам поэзии или эссе, понимая, что голос книг слишком тихий в этом шумном мире. Когда приходит весна, иудаизм берет нас за душу с силой, недоступной Вордсворту или Китсу: когда зацветают деревья, верующим положено собираться под открытым небом с раввином и вместе читать Биркат Иланот, ритуальную молитву из Талмуда, восхваляя руку того, кто создал цветы: «Благословенен будь, Владыка наш Господь, Царь вселенной, Который не оставил этот мир ущербным и сотворил в нем творения хорошие и деревья хорошие, чтобы люди наслаждались ими» (Талмуд, Беракхот, 33:2).

Хотя современный мир поощряет нас чувствовать все спонтанно и как нам того хочется, религия куда мудрее и заранее вводит даты в наши календари: иудейский весенний праздник Биркат ха-Иланот.

Нам нужны институты, чтобы способствовать развитию и защищать те чувства, к которым мы искренне тянемся, но для которых у нас, легко отвлекающихся и недисциплинированных, без поддерживающей структуры и системы активных напоминаний не находится времени.

Романтический взгляд на мир видит в формировании конкретного типа товара утрату разнообразия, качества, спонтанности. Но этот процесс в своих лучших проявлениях позволяет хрупким, редким, но важным аспектам нашего существования с большей легкостью проявляться и находить отклик в душах огромного количества людей. Те из нас, кто не разделяет религиозной веры в сверхъестественное, все равно нуждаются в регулярных ритуальных встречах с такими категориями, как дружба, общность, благодарность и непостижимость. Нельзя полагаться на индивидуальную способность прийти к ним. Нужны институты, которые покажут нам, что эти вещи необходимы, и предложат их нам в привлекательной упаковке… тем самым гарантируя заботу о самых забытых и неэгоистичных сторонах наших душ.

6

Надежда Платона, что философы станут царями, а цари – философами, отчасти реализовалась через много веков после того, как он изложил ее в «Республике», в 313 году после Рождества Христова, когда усилиями императора Константина Спаситель стал Богом для огромной, поддерживаемой всей мощью государства христианской церкви и, таким образом, превратился в первого квазифилософского лидера, получившего возможность продвигать свои идеи при институциональной поддержке. Аналогичное сочетание власти и идей присутствует во всех религиях, этими союзами мы можем восхищаться и учиться у них без необходимости заимствовать их теологическую составляющую. Перед нами стоит задача объединения множества хороших идей, которые витают в воздухе, с организационными моделями, многие из которых зародились в церкви и используются ею, чтобы дать этим идеям возможность оказать свое благотворное влияние на весь мир.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.