Дух Рождества: необходимое милосердие

Дух Рождества: необходимое милосердие

– ВЕСЕЛЫЕ СВЯТКИ! ВЕСЕЛЫЕ СВЯТКИ! ДА ПРОВАЛИСЬ ТЫ СО СВОИМИ СВЯТКАМИ! ДА БУДЬ МОЯ ВОЛЯ, – НЕГОДУЮЩЕ ПРОДОЛЖАЛ СКРУДЖ, – Я БЫ ТАКОГО ОЛУХА, КОТОРЫЙ БЕГАЕТ И КРИЧИТ: «ВЕСЕЛЫЕ СВЯТКИ! ВЕСЕЛЫЕ СВЯТКИ!» – СВАРИЛ БЫ ЖИВЬЕМ ВМЕСТЕ С НАЧИНКОЙ ДЛЯ СВЯТОЧНОГО ПУДИНГА, А В МОГИЛУ ЕМУ ВОГНАЛ КОЛ ИЗ ОСТРОЛИСТА.

Именно такими гневными рассуждениями и полным неприятием Праздника начинаются «Рождественские по вести» Ч. Диккенса, а вернее, первая – «Рождественская повесть в прозе. Святочный рассказ с привидениями». Что ж, если у Праздника есть положительный герой – Дед Мороз/Санта-Клаус, – значит, должен быть и герой отрицательный. Вот таким и стал на века мистер Скрудж, с легкой руки своего создателя Диккенса олицетворяющий прямое НЕПРИЯТИЕ Праздника.

Да и в самом деле, какой еще праздник, когда конец года, надо подводить годовой баланс, корпеть в поте лица на любой работе, чтобы результаты получились хоть на йоту получше.

У.П. Фрайт. Портрет Ч. Диккенса

Да и зачем все эти никому не нужные подарки?! Все равно большинство из них ни для чего не годится, ведь это все бесполезные безделушки. А пресловутое застолье?! Сколько денег, потраченных ради какого-то рождественского гуся или пудинга?

К чему это?! Разве неизвестно, что самая здоровая еда – овсянка на воде?! А украшения? Остролист и ветки омелы, елка, которая скоро засохнет, – они к чему?! А сколько денег на них угрохано…

Вот так рассуждал мистер Скрудж, это олицетворение скаредности, безрадостности и безнадежности жизни.

Да и какие надежды?! Их никогда не было и не будет…

Ну разве все это не похоже на брюзжание современных начальников? А ведь Диккенс писал еще в середине XIX века!

Но почему «начальники» так стремятся отнять у людей праздники? Да потому, что всякий (даже самый маленький) праздник, а тем более самый значимый в году – рождественско-новогодний – дает людям не просто веселье и передышку от тягот, но делает человека свободным, дает Радость Жизни. А свободный и радостный человек – счастлив. Ну а счастливые люди могут в этой жизни все. Они даже могут начать критиковать своих начальников. А потом и ослушаться. И даже сделать по-своему. То есть праздники дают людям освобождение от чужого морального ли, физического ли гнета, освобождение от чужой зависимости. Ну а освободившись от зависимости, человек обретает крылья. Так что те, кто поощряет праздники, устраивает их, дарит их людям, выступают на стороне Добра. А вот те, что запрещают праздники, отнимают радость жизни, – на стороне зла.

Словом, праздник, особенно такой традиционный, как смена года, – событие наиважнейшее. Обычно во всех странах на эти дни собираются вместе все члены семьи и друзья, чтобы почувствовать семейную и дружескую поддержку. Мы не станем вдаваться в разные обычаи. Наше дело – литература. Но чтобы понять атмосферу рождественской сказки, стоит упомянуть те традиции, о которых обычно говорится в книгах.

Вопрос первый: диккенсовский Скрудж ненавидит Святки. А что это за время?

Святки – это время от появления на небе Рождественской звезды (помните, мы говорили о вечере сочельника, когда вели речь о сказке Гофмана «Щелкунчик»?) до праздника Крещения Господня. То есть с вечера 24 декабря по 6 января. У нас по церковному календарю с 6 января (именно тогда у нас сочельник) до 19 января (Крещение).

Святочные дни – почти две недели – Праздники. Их праздновали всегда – сначала как языческие дни Солнцеворота, как календарные дни перехода светила с зимы на весну, потом как дни рождения и первых недель жизни Иисуса на земле. Но это всегда был Самый великий Праздник.

Раньше на Руси Святками назывались любые праздники, то есть святые дни/вечера/ночи. На Святки народ гадал, колядовал, веселился. Переводчики назвали Святками и дни рождественско-новогодних праздников в повестях Диккенса. Англичане называют эти дни – Yuletide, Christmastide.

Вопрос второй: Скрудж говорит про остролист. А как это растение фигурирует на английском Рождестве?

Думаю, вы знаете, что остролист относится к вечнозеленым растениям. То есть зимой символизирует вечную жизнь.

Им, а также другими вечнозелеными (например, можжевельником) растениями англичане украшают дома на Праздник.

Остролист часто присутствует на зимних праздниках. Старинная открытка

• Еще Диккенс упоминает омелу. Ее веточки с белыми «вечными» шариками-цветами развешивали по дому так, чтобы под ними проходили люди. И по обычаю те, кто сталкивался под омелой, должны были поцеловаться. Вот радость для влюбленных – верно? Напомню, нравы тогда были строгие (классический пример: взял за руку – веди под венец), а тут целые недели Святок с абсолютно легально дозволенными поцелуями. Недаром влюбленные всегда стремились как можно больше передвигаться по дому – глядишь, и встретишься под омелой.

• Упоминается также и рождественское полено. Это стариннейший обычай. В лесу веселой гурьбой родственников и друзей выбиралось дерево потолще. Из него и выходило громадное полено. Его клали в камин под Рождество. Считалось, если оно будет тлеть всю Святую ночь, а потом и день Рождества – это к счастью для всей семьи. Часто оставшиеся угольки собирали и хранили до следующего Рождества, высыпая потом на новое полено.

Рождественское полено, украшенное остролистом. Старинная открытка 1908 года

Словом, почитайте Диккенса. Он подробно и любовно (видно, и сам обожал Рождество) описывает разные праздничные традиции. Но мы говорим не о традиционности бытописателя. Мы говорим о другой традиции – о рождественской сказке. Ибо именно Диккенс первым из самых талантливых писателей мира начал РЕГУЛЯРНО издавать повести с описанием сказочных рождественских обычаев. Вот так и оформилась в декабре 1843 года прочная традиция сказки под Рождество. И если до той поры рождественская сказка издавалась от случая к случаю (издание альманахов сказок Гауфа в начале XIX века хотя и случилось, но в традицию не оформилось), то после «Рождественских повестей» Диккенса традиция сказки под Рождество не просто закрепилась, но стала заметным явлением литературы.

Так о чем же писала рождественская сказка середины XIX века? Вспомним слова Андерсена:

«Если только сказка настоящая, в ней прекрасно сочетаются действительная жизнь и та, к которой мы стремимся».

Вот и в сказочной стране такой подход стал универсален. Особенно близким оказался он для писателей, которых трудно представить работающими в жанре сказки. И все же они к ней обратились. Более того – привели сказку еще к одному пику славы. Речь идет о писателях-реалистах XIX века.

У камина в Рождество. Открытка начала XX века

Великий английский романист Чарлз Диккенс (1812 – 1870) как раз и принадлежал к настоящим реалистам. Однако не подумайте, что реализм XIX века – это нечто скучно-обыденное. О нет! Диккенс, конечно, прославился как автор остросоциальных романов, в том числе и романа о тяжелом детстве «Жизнь и приключения Оливера Твиста» (1839), однако он же снискал горячую любовь и за юмористический роман «Посмертные записки Пиквикского клуба» (1837). Впоследствии он станет одним из родоначальников психологического детектива («Тайна Эдвина Друда» – жаль, не законченная!). Чарлз Диккенс воспринимал жизнь во всей своей полноте, знал, что вокруг много таинственного и неизведанного. И потому начал писать в жанре волшебных историй, как Андерсен. Правда, сразу же обратился к традиционным английским рассказам о призраках и привидениях.

В Англии своего времени Диккенс был воистину народным писателем, ибо его произведения читали все – и богатые и бедные. Неудивительно, что прогрессивный ученый-экономист, член правительственной комиссии по вопросам детского труда господин Смит именно его попросил выступить в печати за проведение закона об ограничении рабочего дня, особенно детского.

Активный и неутомимый Диккенс по-своему откликнулся на просьбу Смита:

«Когда вы узнаете, в чем дело… вы согласитесь с тем, что молот опустился с силой в двадцать раз, да что там – в двадцать тысяч раз большей, нежели та, какую я мог бы применить, если бы выполнил мой первоначальный замысел».

Писатель имел в виду свою задумку – обличить жестокое отношение к детям в цикле рождественских рассказов, публикуемых к празднику, который объединяет всех. Рождество – любимый праздник англичан, связанный со множеством традиций. В этот вечер вся семья в полном составе, включая даже самых забытых и дальних родственников, собирается за столом с рождественским гусем и пудингом. Собственно, гусь и пудинг только «приправа» к основному содержанию Рождества – праздничной встрече, объединению, примирению всех членов семьи.

Дж. Лич. Дух Марли. Иллюстрация к «Рождественской песни»

Учитывая это, Диккенс решил создавать к каждому празднику произведение, наполненное активной проповедью Добра, Справедливости и Милосердия. Именно так он видел социальную задачу писателя, искренне считая, что художественное произведение обладает большей степенью убеждения, чем речь оратора или статья публициста. Со всей силой художественного мастерства и жаром своего сердца Диккенс выступил в защиту униженных и оскорбленных, детей и взрослых, несправедливо притесняемых, вынужденных всю жизнь тяжело трудиться на фабриках или корпеть в конторах, яростно бичуя тех жестоких богачей, которые, благоденствуя за счет чужого труда, не желают никак помочь беднякам и облегчить их труд. Диккенс создавал произведения открыто морализаторские. Он обращался с проповедью как к богатым, так и к бедным, ратуя за улучшение доли бедняка и стремясь к нравственному исправлению богачей. Разве сумел бы он найти жанр, более пригодный для своих замыслов, чем сказка?

Так Диккенс пришел к уникальному сказочному направлению – так называемой фантастически-правдоподобной сказке. Хотя английский писатель не был первооткрывателем этого жанра. Здесь честь принадлежала, конечно, Андерсену с его «Сказками и историями».

Диккенс, как близкий друг великого сказочника, всегда приветствовал именно его «истории». Всем известно, как восторгался он «Старым домом» Андерсена. И вот в декабре 1843 года Диккенс тоже пошел по пути фантастически-правдоподобной сказки, опубликовав свою первую «Рождественскую повесть в прозе. Святочный рассказ с привидениями». Затем вышли еще четыре повести: «Колокола. Рассказ о Духах церковных часов» (1844), «Сверчок за очагом. Сказка о семейном счастье» (1845), «Битва жизни. Повесть о любви» (1846), «Одержимый, или Сделка с призраком» (1848).

Городские сказки. Старинная открытка

Диккенс печатал свой рождественский цикл вплоть до 1867 года. В каждом святочном (декабрьском) номере его журналов «Домашнее чтение», а затем «Круглый год» появлялась рождественская история, не всегда сказочная, но всегда с хорошим концом. Причем заваленный работой Диккенс часто писал эти рассказы в соавторстве, иногда со своим другом Уилки Коллинзом – автором знаменитых на весь мир «Лунного камня» и «Женщины в белом».

Сказочные рождественские повести Диккенса – это сложный сплав простых бытовых историй и волшебных возможностей. «Рождественская песнь», например, рассказывает о тяжелой, унылой жизни обычной лондонской конторы, в которую неожиданно вторглись Духи Рождества. «Сверчок» ведет речь о нескольких соседских семействах, страдающих от материальной и моральной зависимости от наглого богача Теклтона, но не теряющих своего собственного счастья, потому что они любят друг друга, и хранитель их счастья – сверчок за очагом – всегда готов спеть им свою веселую песенку.

События в сказках Диккенса происходят в обычной бытовой среде: в квартирах, домах, конторах его любимого Лондона. Это сугубо городские сказки, отражающие жизнь огромного мегаполиса, существующего по своим таинственным законам. Его герои – простые труженики, добрые, любящие, милосердные. Это и младшая сестренка, пожертвовавшая своим счастьем, отказавшись от любимого человека, зная, что его уже любит ее старшая сестра («Битва жизни»). Это и слепая девушка Берта, доброта и верность которой настолько велики, что она смогла полюбить даже скрягу Теклтона («Сверчок за очагом»). И конечно, это один из самых трогательных персонажей Диккенса – отец Берты, кукольный мастер Калеб, творящий истинные чудеса ради слепой дочери. Своими рассказами он превращает убогое жилище в роскошный дом, бедную одежонку – в богатую и даже рассказывает дочери только хорошее о Теклтоне, выдавая свои добрые поступки за его, теклтоновские. Жизнь всех этих людей полна тяжелой работы ради куска хлеба. Но они никогда не унывают, помогают и любят друг друга и потому счастливы, готовы простить обиду ближнему и пригреть его в своем кругу. Собственно, этим людям не нужно никакого волшебства. И потому, хотя Диккенс и вводит в свои сказки традиционных Духов Рождества («Рождественская песнь») или Духов Семейного Счастья, включая Сверчка, Чайник и Очаг («Сверчок»), Духов церковных часов («Колокола») или Призрака Памяти («Одержимый»), на самом деле все эти чисто сказочные персонажи не становятся настоящими властителями волшебства и вершителями судеб героев. Истинными волшебниками в сказках Диккенса выступают сами люди – добрые, работящие, заботливые. Милая, верная маленькая Мэри, которую все вокруг зовут Крошкой, окружает заботой и любовью своего усталого мужа, устроит счастье своей подруги, которой грозит свадьба с нелюбимым Теклтоном, и будет помогать, поддерживать старого Калеба и его юную дочь («Сверчок»). А славная тихая миссис Милли, у которой нет своих детей, сумеет стать настоящей матерью – заступницей, помощницей не только для бедных студентов колледжа, где она работает, но и для одинокого старика-преподавателя («Одержимый»). Волшебство диккенсовских сказок заключено не в сказочных чудесах, а в сердцах людей – любящих, помогающих, спасающих. Веком позже это явление определил русский сказочник Евгений Шварц – обыкновенное чудо. Именно так он назвал свою пьесу о любви, доброте и прочих обыкновенных чудесах жизни.

Дж. Лич. Дух нынешних Святок. Иллюстрация к «Рождественской песни»

Необходимо отметить обличительную и морализаторскую тенденцию диккенсовских сказок. Естественно, как писатель социальный, Диккенс не смог пройти мимо описаний тяжелых условий существования, бедности и даже крайней нищеты. В обличении таких типичных явлений современной ему жизни, как бесчеловечность, безжалостность, беспамятство богатеев, он не знал себе равных. Его отрицательные герои – злые волшебники. Они не только не помнят ничего хорошего, позабыв всех, кого любили когда-то и кому были всем обязаны. Они уже ненавидят просто сам род людской, разделяя человеконенавистнические взгляды своего философа-современника Мальтуса, считая, что лишним людям (а к лишним, конечно, относятся все те бедняки, что живут на свои скромные шиллинги да еще смеют жениться и плодить потомство) вообще лучше побыстрее исчезнуть, освободив старушку Землю. Злые волшебники Диккенса – это всегда богачи: наглый эгоистичный владелец кукольной фабрики Теклтон («Сверчок»); философствующий гордец Редлоу, мнящий себя величайшим ученым («Одержимый»), или жестокий эгоист, скряга и сквалыга Скрудж – скрытный, замкнутый, одинокий до такой степени, что душевный холод заморозил его изнутри («Рождественская песнь»). Сатирически обличительный, собирательный образ Скруджа, один из ярчайших в творчестве Диккенса, достиг такой силы, что его имя стало нарицательным.

Однако все эти злые волшебники современного мира, попортив немало крови окружающим, не могут одержать победу. Более того, взятые в оборот дружными героями и бытовыми носителями волшебства – добрыми Крошками Мэри и Милли, Калебами и Бобами, малютками Тимми и Джонни, – они теряли свою силу, ненависть и презрение. Даже призраки, духи и привидения в повестях Диккенса принимают сторону добрых героев. Сказка не просто торжествует – она открыто морализаторствует. Бесчеловечный лондонский делец Скрудж, напуганный страшными картинами своей будущей смерти, показанными ему Духами под Рождество, становится добрым хозяином, посылающим огромную индейку к рождественскому столу своего клерка, а сам с богатыми подарками отправляется к бедному племяннику. «Страшный» Теклтон, отказавшись от своих эгоистических злодейств, приходит с целым возом еды в нищий дом Калеба и, отплясывая с другими гостями, становится просто смешным чудаком. И не кажется ли вам, дорогие читатели, что все эти превращения и возможны-то только в сказке? Так что прав был писатель, выбрав именно этот жанр. Добрый и благополучный финал – вот самая большая фантазия, которую смог придумать Диккенс. Финал, который бывает только в сказке.

Дж. Лич. Третий дух. Иллюстрация к «Рождественской песни»

Рождественская индейка. Поздравительная карточка 1876 года

Издание рождественских книг стало очень популярным в Англии. В 1846 году к такому роду сочинений подключился второй великий реалист – Уильям Мейкпис Теккерей (1811 – 1864) – автор знаменитого сатирического романа «Ярмарка тщеславия».

У.М. Теккерей

Теккерей всю жизнь мечтал о Собственном Доме, острее других понимал необходимость и значимость семьи. Дело в том, что жена писателя Изабелла после смерти их сына впала в депрессию, и ее пришлось препоручить заботам профессиональных сиделок. Сам Теккерей остался с двумя крошечными дочками, которым ему пришлось стать и папой и мамой. С тех пор тяга к домашнему теплу, душевному покою стала для него почти недостижимой мечтой. Может, поэтому Теккерей с таким энтузиазмом начал выпускать свои «Рождественские книжки». Он мечтал, как вся семья будет собираться у своего очага и читать вслух истории, интересные всем. В его рождественских новеллах есть рассказы о школьной жизни («Доктор Роззи и его юные друзья») и романтические повести, за которыми взрослые легко угадают веселую литературную пародию («Ревекка и Ровена»). Первая книжка «Бал у миссис Перкинс» вышла в 1846 году, затем Теккерей издал еще шесть рождественских книжек. Самой известной стала сказочная повесть «Роза и Кольцо» (1855). Она имела такой большой успех, что за первым последовали еще два издания. Правда, позже эта сказка почти забылась даже в Англии. Что уж говорить про нас – в Советском Союзе сказка вышла впервые только в 1970 году. И с тех пор появилась всего один раз – в Собрании сочинений писателя в 12 томах, естественно, в томе двенадцатом (1980). Сразу стоит оговориться, что Теккерей назвал свою пятую рождественскую книжку «Роза и Кольцо» (Тhe Rose and the Ring). Почему в русском переводе эти волшебные атрибуты переставлены – «Кольцо и роза», – загадка. Зато понятно, почему символы волшебства написаны с маленьких букв – так снижено их значение, доведено до простых розы и колечка.

Сказка Теккерея имеет два плана, переплетенные между собой. С одной стороны, это волшебная история заговоренных Розы и Кольца, которые приносят своим обладателям любовь, восхищение окружающих. Некая фея Черной Палочки дала Розу и Кольцо своим крестникам, желая посмотреть, что это им принесет. Могла бы и не экспериментировать. Ведь еще раньше другая фея, Розабельверде, наградила магическим даром уродца Цахеса – вживила в его шевелюру три волшебных волоска, – и окружающие начали воспринимать уродца венцом творения. О плачевных результатах этой прихоти можно прочесть в сказке Гофмана. Правда, теккереевская фея, как видно, не читала Гофмана. Но сама поняла свою ошибку. И в следующий раз, даруя другим крестникам волшебные Розу и Кольцо, в обязательном порядке награждала их и довольно большой долей житейских неприятностей. Такой поворот дел в сказочной стране явно говорил о том, что со времен романтиков феи середины XIX столетия многое поняли в своем волшебном ремесле.

Второй план «Розы и Кольца» – тот самый «фантастически-правдоподобный», столь любимый в английских сказках. Конечно, действие происходит в неких странах Пафлагонии и Понтии. Но постоянные напоминания о том, что принц мчался мимо Тауэра, принцесса училась по учебникам Англии, король вечно читал газеты, путешественники ездили в дилижансах, сапоги нужно чистить лучшей ваксой Уоррена, а кратчайшая дорога пролегает через обычные ворота лондонской заставы – все это говорит о том, что Теккерей рассказывал сказку, круто замесив ее на современной ему реальности. Собственно, сама сказка родилась так. Теккерею с дочками пришлось встретить Рождество вдали от дома, в Италии. Для своих и других английских детей писатель смастерил бумажных кукол, которыми так любят забавляться в Англии дети на Рождество. Про этих кукол он и рассказал сказку, записав ее в декабре того же 1854 года.

В литературной обработке Теккерей оставил форму кукольного театра, предлагая по ходу рассказа детям изобразить то одно, то другое. Он даже предпослал сказке разъяснительное название: «Домашний спектакль, разыгранный мистером М.А. Титмаршем».

У.М. Теккерей. Иллюстрация к сказке «Роза и Кольцо»

Действительно, «История принца Обалду и принца Перикориля» – тех самых, кому достались Роза и Кольцо, напоминает истории смешного Панча, героя народного английского кукольного театра. Для детей – это просто веселые, насмешливые истории о том, что даже принц Обалду может стать приятным молодым человеком, если полюбит принцессу Анжелику. А принц Перикориль, тоже дурень дурнем, поступит в университет, начнет учиться и завоюет сердце красавицы Розальбы. И конечно, будет посрамлена жестокая и глупая, вредная старуха Спускунет. Заметили, какие звучные, говорящие имена в этой сказке? Недаром взрослые прочтут на ее страницах и бытовую, и политическую сатиру. Именно создание остросатирической сказки будет вкладом Теккерея в развитие волшебного жанра. И еще – именно с его «Рождественских книг», в том числе с «Розы и Кольца», начнется содружество словесного и изобразительного искусства в этом жанре. Дело в том, что Теккерей сам проиллюстрирует «Розу и Кольцо», и впоследствии так же поступят сказочники разных стран (Киплинг, Экзюпери, Янссон и др.).

«Роза и Кольцо» имела странное воздействие на последующее развитие литературной сказки. Хотя само произведение Теккерея почти забылось (вот уж – таинственный парадокс!), его образы и мотивы имели самые разные продолжения в сказках XIX – XX столетий (Оnce on а Тimе А. Милна, «Пиноккио» К. Коллоди, «Чиполлино» Д. Родари и др.). Неудивительно, что некоторый отголосок «Розы и Кольца» можно встретить даже в киносказке. Сценарист Г. Полонский и режиссер Л. Нечаев сняли удивительно тонкий и поэтический киномюзикл «Не покидай!», где парадоксальным образом преломились сюжетные линии «Розы и Кольца».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.