Женщины в расколе

Женщины в расколе

Женщин: боярыню Федосию Морозову, ее сестру княжну Урусову и жену некоего стрелецкого полковника Марию Данилову — Аввакум называл «святой, блаженной и мученической» троицей.

Боярыня Морозова вышла замуж в семнадцать лет, овдовела в тридцать, а познакомилась с Аввакумом после его возвращения из Сибири. Она уже была предана строгому соблюдению религиозных обрядов и стала одной из самых горячих сторонников «апостола», т. е. Аввакума. Морозовы были близки к трону, ее родители обладали значительным состоянием и пользовались большим влиянием в своей среде, но сама Федосия Прокопьевна была горячей сторонницей аскетической жизни. Она молилась и читала священные книги с самого раннего утра. Все свободное время Морозова посвящала благотворительности, и на это уходила большая часть ее имущества. В ее дворце собиралась огромная толпа больных, увечных и юродивых, среди которых выделялись Федор и Киприан. Федосия ела вместе с ними из одной чаши, обмывала раны больных и кормила их своими руками. Она носила власяницу[202], проводила часть ночи в молитве, и Аввакум поддерживал эти наклонности молодой женщины.

Мало-помалу Федосия порвала все связи с друзьями и даже родственниками. Когда ей указали на интересы ее единственного сына, она ответила: «Я люблю больше Христа, чем моего сына».

Княжна Урусова, узнав от мужа, что Морозову собираются арестовать, под предлогом проститься с сестрой ушла и больше домой не вернулась, оставшись с Федосией. Вместе их и арестовали.

Все оставшееся богатство Морозовой было конфисковано, а ее сын умер от горя, но ее дух сломить ничто не могло. Обе сестры, как и Мария Данилова, подвергались допросам, их раздетых до пояса поднимали на дыбу[203] и жгли огнем, но они не показали и тени слабости. Они оставались по несколько часов на снегу с вывихнутыми руками и израненными спинами, но из их уст не вырвалось ни одного стона. Сам Алексей был в смущении от их стойкости и приверженности к своей вере. Федосии предложили даже не отречение, просто поднять руку с тремя сложенными пальцами, обещая, что за это царь пришлет ей собственную карету и боярскую свиту для возвращения домой. На это боярыня Морозова ответила: «У меня были великолепные экипажи, и я о них не сожалею. Велите меня сжечь: это единственная честь, которой я не испытала и которую сумею оценить». Эта история может быть и в какой-то степени вымыслом, но стойкость названных женщин-раскольниц осталась в истории как реальный факт.

Федосию не сожгли, ее вместе с подругами отправили в Боровск, и они жили там в изолированных тюрьмах, вырытых в земле. Они упрямо держались раскола, и им с каждым днем все меньше давали еды.

Евдокия Урусова умерла в октябре 1675 г., а ее сестра через месяц после нее. Кто-то из ее современников упоминает о просьбе, с которой обратилась боярыня Морозова. Она попросила стражей снять с нее и вымыть единственную рубашку, так как желала предстать перед Богом чистой.

Подобные примеры придавали расколу новый толчок для дальнейшего движения, которое не могли остановить никакие строгие меры.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.