1. Кровавая инициация

1. Кровавая инициация

Какова основная функция Дракулы? Ответ на этот вопрос не столь очевиден, как могло бы показаться. Если мы скажем «пить кровь», то тем самым неправомерно расширим диапазон, приобщив Дракулу к несметному сонму персонажей, для которых кровь является пищей или излюбленным лакомством; здесь окажутся и тени Тартара, которым кровь возвращает память, и все языческие божества, которым приносились кровавые жертвы, и… кого здесь только не окажется! Очевидно, необходимо учитывать, какие обстоятельства в данном случае сопутствуют кровососанию, а они достаточно определенны: вампир не просто убивает свои жертвы, высасывая кровь, он делает их вампирами, в результате чего они обретают жизнь после смерти и особые свойства.

«Он очень силен — вспомним свидетельство Джонатана, как он отогнал волков от дверей или помог Джонатану сойти с дилижанса. Как видно из рассказов о прибытии загадочной шхуны в Уитби, вампир может и сам превращаться в волка: это он разорвал собаку. Он может принять облик летучей мыши… Он способен напускать вокруг туман… Он может бесконечно уменьшаться… Может, единожды проложив себе путь, проникать куда угодно и свободно выходить откуда угодно, даже если это запертые на замок помещения или герметически запаянные емкости. Он видит в темноте — немалое подспорье в нашем мире, наполовину погруженном во мрак» (гл. XVIII).

Перечисленные способности есть, в общем, не что иное, как присущие идеальному традиционному воину качества: сила, превосходящая силу обычного человека, оборотничество, магические знания,[150] необыкновенная быстрота передвижения (один из спутников Джонатана Гаркера вспоминает при виде графа строку из «Леноры» Бюргера «Мертвые скачут быстро»), чрезвычайно острое зрение. Наделение ими происходит путем «ритуальной смерти», воинской инициации. Проходя через смерть, воин получает жизнь. Только «дважды рожденный» по-настоящему рожден, прочие недорождены, мертворождены, вообще не обладают жизнью. Об этом свидетельствует само название вампиров, которое впервые употребляет Брэм Стокер: «undead» — «не-умершие», что отличает их и от живых (существа, по их мнению, годные только как материал для инициации — ну и, разумеется, источник питания…), и от настоящих мертвецов, которые в романе принадлежат иной парадигме: не инициатически-языческой, а христианской.

Фракийский Кандаон и греческий Аполлон сближаются с Дракулой и между собой согласно тому же критерию: их основная функция — посвящение в воины. Кандаон — бог-покровитель юношей, готовящихся к инициации; они образовывали воинские группы, жившие отдельно, и впоследствии составили общность, давшую начало народу даков; название «даки», «даи», вероятно, происходит от имени Кандаон. Причастность Аполлона к инициации выдает его эпитет «власов не стригущий»; как известно, на алтарь Аполлона возлагали свои отрезанные волосы юноши, достигшие совершеннолетия. По-видимому, длинные волосы вообще как-то соотносятся с воинственностью, особенно в Карпато-Дунайском регионе.[151] Длинные волосы, заплетенные в косы, имел Кандаон, на эту черту указывают современники гето-фракийцев, в частности Овидий, которому довелось видеть гетских воинов:

Голос свиреп, угрюмо лицо — настоящие Марсы!

Ни бороды, ни волос не подстригает рука.

(Скорбные элегии V, 7, 15–20, пер. С. Шервинского)[152]

Но, безотносительно к конкретным деталям обряда, мы можем констатировать, что причастность к инициации является характернейшей чертой образа прото-Дракулы, иррадиирующей, что примечательно, даже на образ исторического Дракулы — Влада Цепеша, каким он предстает в анекдотах XV в. От образа властителя инициаций ему также досталось увлечение алхимией (впрочем, возможно, занятия алхимией с целью получения золота действительно входили в круг увлечений исторического князя Валахии). В подтверждение приводим еще одну цитату из средневековой «Повести о мунтьянском воеводе Дракуле»:

«Единою же пусти по всей земли свое веление, да кто стар, иль немощен, иль чим вреден, иль нищ, вси да приидут к нему. И собрашась бесчисленное множьство нищих и странных к нему, чающе от него великиа милости. Он же повеле собрати всех во едину храмину велику, на то устроену, и повеле дати им ясти и пити доволно; он ж ядше и возвеселишась. Он же сам приде к ним и глагола им: „Что еще требуете?“ Они же вси отвещаша: „Ведает, государю, Бог и твое величество, как тя Бог вразуми“. Он же глагола к ним: „Хощете ли, да сотворю вас беспечалны на сем свете, и ничим же нужни будете?“ Они же чающе от него велико нечто и глаголаша вси: „Хощем, государю“. Он же повеле заперети храм и зажещи огнем, и вси ту изгореша. И глаголаше к боляром своим: „Да весте, что учиних тако: первое, да не стужают людем и никто ж да не будеть нищь в моей земли, но все богатии; второе, свободих их, да не страждут никто ж от них на сем свете от нищеты иль от недуга“».[153]

Безымянный автор, естественно, объясняет действия жестокого князя рациональными причинами. Однако истинный смысл этого эпизода проясняется при помощи ирландской параллели. Речь идет об истории Мэтолча, короля Ирландии, который дал приют великану Лaccapy Лаесу и его жене Кимиди Кимеинфолл, у которых каждые шесть недель рождался воин в полном вооружении. Примечательно, что эти великаны владели Котлом Возрождения, способным оживлять погибших воинов. Итак, вот эта история в пересказе Дж. Мэттьюза:

«Мэтолч скоро понял ошибку, которую он допустил, позволив этой паре великанов остаться при своем дворе, — они размножались настолько быстро и вели себя настолько грубо, что не прошло и четырех месяцев, как мы обнаруживаем короля Ирландии в попытках избавиться от них. Для этого он построил огромный железный дом, в котором закрыли великанов и затем обложили дом дровами и подожгли, стараясь таким образом избавиться от нежелательных гостей. Эту же тему можно найти в ирландской сказке, называющейся „Борама“… В сказке снова содержатся упоминания о гигантском котле, в который бросили великана и его жену в надежде, что так удастся избавиться от них. Это явно отзвук определенной алхимической практики… При этой практике алхимические Король и Королева помещались в большую купель, которая затем начинала нагреваться. После этого они выходили из купели обновленными и преображенными. Идея, в сущности, та же самая — войти в Котел Возрождения и выйти оттуда обновленным».[154]

Так вот в чем состоит скрытая основа данного эпизода «Повести о Дракуле»! Дракула вовсе не желает зла нищим, как, впрочем, и другим своим жертвам, с которыми он расправляется различными способами, чаще всего — сажая на кол; он всего лишь желает избавить их от их жалкого состояния (нищеты, уродства, греховности), пропуская через состояние жестокой смерти, из котла которой они должны появиться на свет заново рожденными и совершенными (совершенными воинами?). Однако бытовой характер древнерусской повести не позволяет в полной мере проявиться этому смыслу, который более внятен у Брэма Стокера, в его романе, где правитель маленького и заурядного княжества Валахии Влад Цепеш становится властелином вампиров Дракулой.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.