ОЧАРОВАННЫЕ ГЛАЗА

ОЧАРОВАННЫЕ ГЛАЗА

(вторая таитянская легенда)

Деревня Матаиеа – административный центр одного из районов Южного Таити – интересовала меня особенно сильно, хотя тут, кроме великолепной природы и деревенской церквушки Иоанна Крестителя, выстроенной, как и марае, из кораллового известняка, любоваться нечем. Именно здесь, в этой части деревни (местные жители ее называют Ототура), провел свои самые счастливые годы на Таити художник, очарованный островом и его жителями. Его судьба привлекала меня. И не только меня. История гениального художника, плененного Таити, его любовь, жизнь и смерть в далекой Полинезии – это вторая после «дела «Баунти» знаменитая таитянская легенда, ставшая составной частью мифа о «последнем рае».

Я еще вернусь в Матаиеа, к художнику, прославившему имя таитянской деревни. А пока что мне хочется из «гогеновской» Ототуры пройти еще несколько километров к востоку. За деревней течет речка Ваихириа. Это название – и отнюдь не безосновательно – означает «Таинственная вода». Ваихириа вытекает из странного озера – «Мертвого моря» Таити, которое находится у подножия Тетуфары – горы, расположенной в глубине острова.

От устья реки Ваихириа остается лишь несколько километров до Таравайского перешейка, а прямо перед ним находится цель моего пути – деревня Папеари. Здесь, на окраине малоизвестного таитянского поселения, американский естествоиспытатель Гаррисон Уиллард Смит, профессор Гарвардского университета, основал своеобразный ботанический сад – Моту Овини, что в дословном переводе означает «Дикий остров».

Смит, так же как и сотни других путешественников, не смог устоять перед очарованием Таити. Специалист по тропической флоре, посетивший десятки стран, работавший на Борнео и Суматре, собиравший растения на Цейлоне и в Южном Чили, он, всего на несколько дней остановившись на Таити, как и многие до него, навсегда полюбил этот остров.

На профессорскую зарплату Смит стал скупать один участок земли за другим, пока не создал неподалеку от Таравайского перешейка удивительный «сад чудес», где на благо острова стал выращивать растения и деревья, которые, по его мнению, могли бы оказаться полезными для таитян.

Гаррисон предпринимал все новые и новые экспедиции и после каждой из них привозил в Моту Овини семена, плоды и саженцы. Например, все грейпфруты, которые я видел на таитянских цитрусовых плантациях, вели свое происхождение от саженцев, завезенных Смитом в 20-е годы с Саравака.

Наряду с плодовыми растениями гарвардский профессор выписывал для Таити со всего мира самые красивые цветы и рассаживал их по острову.

Сегодня в Моту Овини – удивительной лаборатории Гаррисона, раскинувшейся под открытым небом, – произрастает около трехсот видов растений. Но, к сожалению, в волшебном саду уже нет садовника, которого полинезийцы называли «лесной дед». В начале второй мировой войны ему пришлось покинуть свою «зеленую империю». Таитяне думали даже, что он умер, и воздвигли у него в саду надгробие. Но так как им трудно было написать его длинное имя, то они просто выгравировали на камне три буквы – США.

Однако «американский дед таитянских лесов» вернулся в свой волшебный сад – Моту Овини. Здесь он и умер в 1947 году. Похоронили Смита на самом высоком месте в саду, откуда открывается изумительный вид на океан и полуостров Таиарапу.

После смерти «лесного деда» его сад запустел. В период наивысшего расцвета в нем было больше шестисот пятидесяти видов растений, сейчас же осталось около трехсот. Гаррисон Смит подарил Моту Овини администрации острова, которая отнеслась к нему довольно пренебрежительно. Предполагали даже передать территорию сада лепрозорию.

В 1952 году Моту Овини купил другой американец – Корнелиус Кран, который привел сад в порядок и после того, как он приобрел свой первоначальный вид, вновь подарил его администрации острова.

Но одну часть сада Корнелиус Кран передал фонду Зингера. Зингер, известный во всем мире владелец предприятий, выпускающих швейные машины, был достаточно богат и не нуждался в подарках. Но на этот раз речь шла о замечательном участке земли на окраине Папеари, где фонд Зингера задумал основать музей в честь человека, который, так же как и «лесной дед», был влюблен в Таити и предан ему. Таитяне звали его «Человек, который делает людей», а весь цивилизованный мир – Полем-Анри-Эженом Гогеном. Меня во время пребывания на Таити интересовала, естественно, не вся жизнь Гогена, а лишь тот ее период, который был связан с Таити. Со следами пребывания здесь Гогена я сталкивался и в Матаиеа, и в Пунаауиа, и в Папеэте. В таитянском этнографическом музее Гогену посвящен целый стенд на первом этаже. Напоминает о нем и одна из главных улиц Папеэте, названная его именем, и бесчисленные открытки с репродукциями его полинезийских картин, и дорогие, красочные альбомы, которые продаются в книжных лавках.

Однако настоящим, а не просто поверхностно-туристическим знакомством с жизнью великого художника, которого таитяне называли Коке, так как не могли выговорить французское имя Гоген (так, например, они вместо Пауль произносят Пауро), было для меня посещение деревеньки Пунаауиа, где Коке жил во время второго периода пребывания на Таити – в 1895-1901 годы.

Полное представление о жизни Гогена в Полинезии дает музей в Папеари, расположенный по соседству с ботаническим садом. Архитектор Клод Бах разместил его в четырех зданиях и деревянной башенке, расположив по сторонам небольшой квадратной площади. Сразу же от первых панно, изображающих отца художника и его мать-перуанку и рассказывающих о годах, проведенных Гогеном в Южной Америке, Бретани и в пансионе Пантеон Понт-Авена, я перешел к репродукциям его первых картин, посвященных Полинезии.

Впервые Гоген посетил Таити в качестве молодого офицера одного из торговых судов в 1867 году и поддался удивительному очарованию острова, найдя в Полинезии «последний рай». Через двадцать четыре года после первого посещения Таити художник вернулся на остров. Гогену шел сорок третий год, когда он приехал в Папеэте. Столица Таити разочаровала его. И хотя таитяне составляли подавляющее большинство жителей Папеэте, но в жизни города они играли не главную роль. А их король Помаре V, обещавший принять Гогена, выпил свою последнюю рюмку «Бенедиктина» и умер за день до назначенной аудиенции.

Смерть последнего таитянского короля глубоко опечалила Гогена. Он написал тогда (хотя и был, конечно, не прав): «С ним кончилась история маори... Глубокое горе охватило меня». По случайному стечению обстоятельств с похоронами умершего от пьянства короля связан первый заказ, сделанный Гогену на Таити. Ему поручили оформить тронный зал, в котором в форме французского адмирала должны были выставить покойного монарха.

Гоген, естественно, отказался выполнить этот «художественный» заказ. Он искал Таити таитян, а увидел в столице всего лишь колониальных чиновников, тупоумных офицеров и китайских торгашей. И сам Папеэте представлялся ему лишь гротескной копией маленького Парижа. И поэтому, так же как перед этим Европу, Гоген вскоре покидает Папеэте. Он отправляется в деревню, чтобы отыскать истинное лицо этой прекрасной земли.