Рапсодия «Дедушка, Бабушка и Я»
Рапсодия
«Дедушка, Бабушка и Я»
Вопрос Синтии:
— Расскажите, пожалуйста, о вашем духовном мире детства.
Духовный мир не имеет возраста: он может быть богатым или бедным, но не молодым или старым, детским или взрослым. Образы, которыми в детстве наполняется духовный мир, вовсе не детские. Они, как семена, которые со временем растут и раскрываются, принося благородные плоды. А так как семена бывают разные, то их можно сеять и в раннюю весну, и в позднюю осень. Возраст не ограничивает принятия человеком новых образов.
Все мы, взрослые, имеющие дело с воспитанием Ребёнка, сеятели, а не жнецы. Мы сеем тщательно отобранные и очищенные семена — это наши образы любви и доброты, творчества и созидания, забот и переживаний, мудрости и доброречия… Дальше семена начинают жить в духовном мире, принося человеку мудрость и опыт, облагораживая в нём чувства. Говоря иначе, образы, приобретённые в детстве и в последующие периоды жизни, могут воспитывать — питать духовную опору человека — в любом возрасте, включая старость.
Таким образом, могу рассказать не о духовном мире моего детства, а о тех образах, которые наполняли меня в отрочестве и юности, и которые и тогда, и в дальнейшем составляли опору и содержательный смысл моей духовной жизни.
В разные периоды детства во мне сеяли образы любящие меня и заботящиеся обо мне люди — мама, дедушка, бабушка. Отец тоже успел оставить во мне прекрасные образы. Потом он погиб в Великой Отечественной Войне. Мне было тогда 12 лет.
В моём духовном мире до сих пор живут и раскрываются образы, которые поселились во мне тогда.
Это образ моего дедушки, крестьянина, виноградаря, мастера строительства каменных домов и выжигания извести. Я любил бывать с ним, помогать ему, задавать вопросы.
Мне было шесть лет. Он закреплял ровные длинные палки возле саженцев винограда и привязывал к ним лозу. Я спросил:
— Дедушка, зачем ты так делаешь?
Он мне сказал:
— Самой лозе хочется, чтобы я привязывал её к ровной палке.
— Почему?
— Без поддержки она распластается по земле и не будет развиваться, значит, и детей не народит хороших.
— Каких детей, дедушка?
— Как каких? Виноградные гроздья!
— А если к палочке прикрепишь?
— Тогда она будет расти стройной и ровной, и урожай даст богатый.
И после паузы добавил:
— Я для тебя тоже вроде палочки, а ты — как саженец.
— Но мы не привязаны друг к другу!
— Как же нет? Я люблю тебя, а ты любишь меня. Что ещё нужно, чтобы мы были привязаны друг к другу?
Этот образ теплился во мне и часто напоминал о себе, о дедушке. Прошли десятилетия. Однажды я увидел педагогическую книгу, на обложке которой был рисунок: стоит на одном колене старик у ростка виноградной лозы и привязывает её к ровной палочке, что закреплена рядом. Вновь всплыл во мне образ дедушки, и я подумал: росток лозы — это я, ровная палочка — это мой дедушка. Но кто же есть этот старик, который привязывает нас друг к другу? Может, Бог? Может, Природа? И я начал развивать в педагогике идею о законе привязанности.
А теперь об образе бабушки.
Всё лето я проводил в деревне у дедушки и бабушки. Перед сном бабушка усаживалась у моего изголовья и начинала шептать молитву.
Я смеялся и говорил:
— Где твой Бог, бабушка? Бога нет!
Она тут же прикрывала мой рот ладонью.
— Не говори так, сынок, Бог есть, Он тебя любит! — и продолжала нашёптывать молитву.
Она читала молитву ласково, с такой верой и упоением, таким нежным шёпотом, что душа моя начинала таять от блаженства, и я уходил в сладкий сон.
Шло время. Образ бабушкиных молитв всё чаще всплывал в моём сознании и куда-то тянул. Родились у меня дети и, как бабушка моя, я тоже перед сном начал читать им ту же самую молитву. А спустя десятилетия, когда я увлёкся педагогической классикой, с удивлением для себя обнаружил, что вся классика, которая создала вершины педагогического сознания, опирается не на так называемые научные основы, а на Христианское Учение. И я принял постулат, что в начале всех начал стоит Творец. Это помогло мне увидеть образовательный мир иным — духовным зрением.
Вернусь к дедушке.
Было знойное лето.
Он работал в винограднике, а в полдень я принёс ему еду от бабушки. Мы расположились в шалаше. Дедушка стёр ладонью со лба обильный пот и глотнул воды из кувшина.
— Жарко! — сказал он.
— Да, дедушка, сегодня очень жарко! — согласился я.
— Сынок, я работал в эту жару и всё время думал, надо ли нам возмущаться, что Солнце так сильно печёт? А если оно вовсе погаснет, что тогда будет? Ведь этот небесный огонь, в конце концов, должен погаснуть? Что будет тогда? Ты учёный. Объясни мне, что говорит об этом наука?
Я был тогда в седьмом классе. О такой проблеме ещё не думал.
— Не знаю, дедушка, нас такому не учили…
— Ладно, не нужна нам наука, ты сам наука. Мне трудно представить, что может произойти с нами, если Солнце начнёт гаснуть. Я умею только известь выжигать, за виноградниками ухаживать. А ты учёный, подумай и расскажи мне.
Я был озадачен. Начал думать, воображать. Солнце и вся Вселенная вошли в меня как часть моего духа.
Солнце может погаснуть, — так сказал дедушка. Я сел за стол и начал писать трактат: «Начало конца света». Это была моя попытка космического мышления. В то время я был не я, а вселенская сущность, которая созерцает жизнь Земли и землян в эпоху угасания Солнца. Я волновался, переживал, пугался тем событиям на Земле, которые созерцал, и искал выход.
Трактат получился длинный. Я прочёл его дедушке. Он внимательно слушал, потом долго молчал. А через несколько дней сказал мне:
— Тебе надо найти выход, чтобы Земля была спасена… Солнце может гаснуть, но чтобы жизнь не погасла…
Эти вопросы дедушки направили моё сознание к поиску разгадки проблем образования через способы духовного и космического миросозерцания.
Хочу оговориться: развитие и раскрытие в моём духовном мире этих и многих других образов не происходило прямолинейно. Жизнь образов в духовном мире более сложное явление, чем я описал. Я попытался только показать, что образы — это как живые существа в духовном мире, и они тоже растут и раскрываются вместе с нами.