Балы по «большому этикету» при дворе

Балы по «большому этикету» при дворе

Появившиеся в России при Петре I светские праздники новой России включали в себя ассамблеи с танцами, балы (франц. bal, итал. ballo – бал, танцы), маскарады и другие развлечения образованного общества. Уже в Петровскую эпоху балы становятся частью праздничного действа: богослужение – поздравления – прием – праздничный обед – бал – фейерверк. «Как один из актов придворного ритуала, – отмечает А. Л. Порфирьева, – бал оказывается не только увеселением, но и проникнутым серьезностью символическим действием в череде других актов, служащих освящению и укреплению государственной власти» [744] . В то же время, как отметил Ю. М. Лотман, бал был «областью общественного представительства, формой социальной организации, одной из немногих форм дозволенного в России той поры коллективного быта» [745] .

Бал предполагал совместное действие многих участников, знание европейских танцев, манер, этикета. Но в то же время, пишет исследовательница, «самые помпезные и официальные торжественные балы, предполагавшие обязательную явку в мундирах и форменных придворных платьях, в орденах, в блеске драгоценностей, все же имели смысл не только необходимости, но и приятности… Этим живым огнем – сублимированным эротическим импульсом – обусловлено разнообразие форм и разновидностей балов, их вездесущность: от непритязательных домашних танцулек до колоссального дорогостоящего государственного акта» [746] .

Балы давались при дворе или дворянским обществом в честь государя и императорской семьи. Они устраивались в дни рождения, тезоименитства членов царской семьи, в годовщины восшествия на престол, коронации, орденские дни, основные православные праздники, другие памятные дни или по конкретному праздничному случаю. Бал открывали или императрица с гофмаршалом, или наследник с женой, а если бал устраивал кто-то из вельмож, то хозяин дома с императрицей. При Елизавете Петровне стали приглашать среднего положения дворян, купцов, знатных горожан, но для них полагались отдельные залы и отдельные входы. Торжественные балы были продолжительными: сначала – с 4 до 8 часов вечера, а при Екатерине II – с 7-го до 11-го или 12-го часа.

Балы проводятся в прекрасных барочных интерьерах Петергофского и Царскосельского дворцов. При Елизавете Петровне Растрелли строит свой второй Зимний дворец – ныне существующее здание (восстановлено после пожара 1837 г.), но императрица умерла в деревянном Зимнем дворце 25 декабря 1761 г. Только к весне 1762 г. все строительные работы в основном были закончены, хотя во многих помещениях еще продолжалась отделка интерьеров. Несмотря на это, 7 апреля император Петр III переехал и занял юго-восточный ризалит здания, выходивший окнами на Дворцовую площадь и нынешнюю Миллионную улицу. Его супруге Екатерине Алексеевне была отведена западная часть дворца, а сыну, маленькому Павлу Петровичу, – южная. Впрочем, придворные торжества и балы в новом дворце продолжались недолго – уже через два месяца, 12 июня, Петр III переехал в Ораниенбаум и вскоре, 6 июля, был убит в Ропше. На престол вступила Екатерина II, которая уже в сентябре поспешила уехать со всем двором в Москву на коронацию и вернулась в Зимний дворец, уже как хозяйка, только через год.

А. П. Гау. Гостиная «с амурами» в Зимнем дворце. Акварель. 1855–1856 гг.

Переделка залов (в стиле раннего классицизма), где проводились пышные церемонии и балы, продолжалась и позднее. Исследовательница Г. Н. Комелова пишет: «Из наиболее крупных переделок также следует назвать создание на месте старой Светлой галереи нового большого Белого зала, или Белой галереи (1774/1775 год, архитектор Ю. М. Фельтен), выходящей окнами в Большой двор. Зал, увеличенный по площади почти в два раза, украшали сдвоенные белые колонны по всему периметру… Именно здесь в особо торжественные дни устраивались приемы и парадные обеды, а также маскарады и балы» [747] .

Наиболее существенные изменения и перестройки проводились во дворце в последнее десятилетие XVIII в. Дж. Кваренги полностью переделывает парадные аванзалы, выходящие окнами на Неву, то есть почти всю невскую анфиладу. На месте бывших пяти аванзалов он создает в 1790–1793 гг. единую и близкую по оформлению двусветную и великолепную анфиладу из аванзала (у Парадной, или Посольской, лестницы), Большой галереи и Концертного зала, облицованных стюком (искусственным мрамором. – А. В.).

Апофеозом бального празднества в конце XVIII в. стал бал 28 апреля 1791 г., который дал в Таврическом дворце Г. А. Потемкин-Таврический. Он попытался взять реванш у молодого соперника Платона Зубова и приехал в Санкт-Петербург, чтобы «вырвать этот больной зуб». Подготовка к балу велась тщательно. По замыслу он решил отметить главные победы: завоевание Крыма и взятие Измаила. Он пригласил поэта Г. Р. Державина и поручил ему описать дворец и написать стихи, а композитору О. А. Козловскому – сочинить музыку. Были танцы, спектакли, иллюминация, роговая музыка и пение хора. Когда начался бал, Екатерина II и великая княгиня Мария Федоровна сели играть в карты в Готлисовой гостиной. Около двенадцати часов начался ужин, причем императорский стол был сервирован золотой посудой. Императрица покинула бал в исходе второго часа пополуночи; она никогда в жизни так не задерживалась на праздниках.

Современники сохранили воспоминания о других пышных балах последних лет царствования Екатерины II. Известный деятель латиноамериканского освободительного движения Ф. де Миранда описал бал по случаю тезоименитства Павла Петровича в 1797 г., на который в первый же день приехало около 6 тысяч человек. Мужчины были одеты в «домино», за балом на пленэре последовал ужин, а после ужина – фейерверк. А вот одна из зарисовок известной и наблюдательной француженки – портретистки Виже-Лебрен, которая застала в России последний год царствования императрицы: «В то время российский Двор мог похвалиться таким количеством прелестных женщин, что балы у императрицы являли собой воистину восхитительное зрелище. Мне посчастливилось быть на самом великолепном из них. Императрица в парадном платье сидела в глубине зала, окруженная первейшими персонами двора. Рядом с нею стояли великая княгиня Мария Федоровна, Павел, Александр, как всегда великолепный, и Константин. Открытая балюстрада отделяла их от галереи для танцев. Танцевали только полонезы, в коих и я тоже приняла участие, сделав тур по залу с молодым князем Барятинским, после чего села на банкетку, чтобы лучше рассмотреть танцевавших. Трудно даже представить количество красивых женщин, двигавшихся мимо меня, но нельзя не упомянуть о том, что всех оных превосходили принцессы императорской фамилии. Все четверо были наряжены в греческом стиле, их туники держались на плечах аграфами с большими алмазами. В туалете великой княгини Елизаветы не обошлось без моего участия, и костюм ее выделялся своей выдержанностью; у двух дочерей Павла, Елены и Александры, на головах были голубые газовые вуали, которые придавали их лицам нечто неуловимо небесное. Великолепие, окружавшее императрицу, роскошь зала, множество красивых женщин, изобилие алмазов, блеск тысячи восковых свечей, – все это делало сей бал воистину магическим зрелищем» [748] . Бал посещали сановники строго определенных чинов (обычно высших), иностранные дипломаты, иностранцы и лица, приглашенные по билетам. Поскольку число гостей достигало нескольких тысяч, то съезды и разъезды их превращались в проблему и требовали затрат времени.

После воцарения Александра I большие балы стали редкостью и проводились только по чрезвычайному случаю. В 1809 г. император Александр I, спасший королевство Пруссию как государство, принимал в Санкт-Петербурге прусского короля Фридриха Вильгельма I и его жену королеву Луизу, признанную первой красавицей Европы. Обер-гофмейстерина Прусского двора графиня Фосс в своем дневнике, который она вела в Санкт-Петербурге, записала 11 января 1809 г.: «В 8 часов я поехала на бал; он был великолепен, но слишком многолюден. Польский я танцевала сперва с государем, потом с великими князьями, затем познакомилась с дамами. Ужинали за множеством маленьких столиков» [749] . Через восемь дней, 19 января 1809 г., следует новая запись: «Фейерверк перед Таврическим дворцом и затем бал в громадной дворцовой зале версты две в длину чтобы осветить ее потребовалось 22 тысячи свечей и 6 тысяч ламп до 4 часов утра. На этих балах царица-мать преспокойно играет себе в карты» [750] .

Тем не менее именно в начале XIX в. складывается бальный этикет, который своего расцвета достиг при Николае I. Как отмечает исследовательница Е. И. Жерихина, «в середине XIX – начале XX в. Санкт-Петербург считался "бальной столицей" Европы, хотя бальный сезон был короток. Он начинался балом в Морском корпусе – на день восшествия на престол Павла I, покровителя корпуса, прерывался в декабре Никольским постом, был в разгаре с Рождества по масленую неделю» [751] . Вновь балы возобновлялись на Пасхальной неделе.

Балами отмечалось заключение победных мирных договоров. Так, о вторжении Наполеона в Россию 12 (24) июня 1812 г. Александр I узнал на балу в честь заключения Бухарестского мира с Турцией, когда находился в окрестностях Вильны (Вильнюс) в ожидании вторжения Наполеона. Покинув театр военных действий, император направился через Москву в Санкт-Петербург. Грустно проходил маскарад в день тезоименитства Александра Павловича 30 августа 1812 г. в Московском театре, на котором присутствующая публика состояла в основном из раненых военных. Вина в буфете продавались дешево – лишь бы не достались французам.

Венский конгресс 1814–1815 гг. был отмечен взаимными пышными балами и празднествами. Недаром о конгрессе, который долго топтался на месте, говорили, что он «танцует». Были балы и на конгрессах Священного союза, но в послевоенной России вторая половина царствования Александра I, углубившегося в религиозные искания, разочаровывала дворянское общество отсутствием блеска и празднеств при дворе.

Позднее Теофиль Готье описывал бал при русском дворе: «Створки распахнулись: император, императрица, великие князья прошли галерею между двумя мгновенно образовавшимися рядами гостей. Затем вся императорская группа исчезла в двери… За ней последовали высшие должностные лица государства и дипломатический корпус, генералы, придворные… Огненные линии тянулись по карнизам, в простенке между окнами, торшеры в тысячу свечей горели как неопалимая купина, сотни люстр спускались с потолка, словно созвездия, горящие фосфоресцирующим туманом…» [752]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.