ЗЕРКАЛЬНАЯ ОХОТА
ЗЕРКАЛЬНАЯ ОХОТА
Феликсу Волосенкову
Унылая пора! Очей очарованье…
А. С. Пушкин
Кем полосынька твоя
Нынче выжнется?
Чернокосынька моя!
Чернокнижница!
Марина Цветаева. «Ахматовой»
31 марта 1908 года начинающий поэт, студент Казанского университета Виктор Хлебников отправил в Петербург письмо мэтру символизма Вячеславу Иванову. В нем на суд учителя юный «подстерегатель» (так Иванов позже аттестует ученика) вынес дюжину своих стихотворений. Вот одно из них:
Желанье-смеяние прыщавою стать
Пленило-венило довещную рать.
Смеялись-желали довещные рати
Увидеть свой лик в отраженье иначе.
И сыпи вселенных одна за другой
Выходили, всходили, отходили в покой.
И строи за строем вселенных текли,
И все в том желанье-рыданье легли.
И жницей Времиней сжатые нивы
Оставляли лицо некрасивым.
И в одной из них раньше, чем тот миг настал,
когда с шумом и блеском, и звоном и треском
рассыпалось все на куски, славень, – я жил…[84]
Антиэстетический вызов угрюмого и угреватого юнца брошен с первой строки. Кривая прыщавая рожа повернута к зрителю, как к зеркалу. Но сочинитель не пеняет, не страдает, а смеется. Стихотворение – о российской истории, в постоянной заботе Хлебникова о соотношении гомеопатических доз простых чисел с бесконечностью. Пластическая операция на тему «Время – мера мира». Смешливой стороной монеты, ее реверсом, служит этот текст, сам двуликий, как Янус.
Рисковым посылом является каламбур пора / пора. Он своевременно и ревниво схватывает слово, позволяя разглядеть его в упор. «Довещные рати» такого увеличенного изображения – кожа с порами. Каждая пора – тростинка, скважина тела, вентиляционная труба, позволяющая дышать.[85]
Маленький ротик, побеждающий любого неприятеля числом и ратным петитом целого братства, галдящего гнезда. Рот тысячекратен, плоть тысячеротна. Если пора – единица воинского строя телесного пространства, то пора – мера времени и определяет краткий миг существования на огромном теле Истории, нелинейное время жизни.
Поры кожной поверхности могут болеть – покрываться сыпью, прыщами, чирьями. (Фурункулез – расхожая метафора олитературенного быта. Кажется, Палиевский сначала Мандельштама, а потом и Хлебникова называл нарывом на теле русской поэзии. А может это был Кожинов, что еще лучше?) Орнитолог Хлебников развивает тему в том же посланном Вяч. Иванову цикле:
И чирия чирков по челу озера,
По чистому челу – меж власьев тростников.
Рати стрекозовья
Небо полнят
И чертят яси облаков,
Рати стрекозовья.
Рыбы волнят
Озеро. (I, 111)
Озеро – чело, заросли тростников – волосы. Чирки усеивают водную гладь как прыщи на теле натуры. Стая птиц – озерный псориаз ландшафта. Глагол «прыщать» однозначен «прыскать». Отсюда все «смеяния» хлебниковского стихотворения. Прысканье от смеху. Жница-времиня жнет нивы, где короста и сыпь «оставляют лицо некрасивым».
Сходятся все действия в том, что «жать» означает не только сельскохозяйственные работы, но еще и давить, держать под прессом. Такое прысканье под давлением выявляет еще одну проблему желания-охоты, оно неизбежно ведет к занятиям письменным – к печати, прессе. К чему и устремляется все почтовое волеизъявление юного корреспондента. Входя в раж, словесность отражается и в уродстве, а сыпь и рвение доводят до вдохновительного порыва – текст рассыпается до рассеяния и возрождается вновь.
В одной из таких вселенных по имени Рассея жил этот воинственный ратник-славень в ту пору, в тот миг, когда с шумом и блеском все распалось на куски… Это был грохот Цусимы и осколки зеркала первой русской революции.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.