«Я надеялся стать более свободным» («Куклы», сентябрь 2002)

«Я надеялся стать более свободным»

(«Куклы», сентябрь 2002)

Можно ли считать «Кукол» фильмом, из которого европейцы больше узнают о японской культуре?

Мне кажется, что рассказанные здесь трагические истории о любви и смерти универсальны, они не только о Японии. Вы можете найти в «Куклах» связь с древнегреческой мифологией, пьесами Шекспира, китайским или корейским эпосом. А то, как зрители поймут фильм, это их дело — я как режиссер не хотел бы навязывать им свое мнение. Во всяком случае, заплатив деньги за билет, человек получает право на свою интерпретацию. Впрочем, «Куклы» ближе всего к драматургии Тикамацу — классического японского драматурга эпохи Эдо, писавшего пьесы для театра Бунраку. Его пьесы были историями любви обычных людей друг к другу. Все три новеллы в фильме основаны на сюжетах Тикамацу. Я хотел перенести его сюжеты в современный антураж. Еще мне хотелось сыграть на одержимости японцев временами года: все четыре присутствуют в моем фильме.

«Куклы» — фильм странно эстетский и задумчивый для вас, мастера бурлескной комедии и черного гангстерского фильма: здесь вы часто используете натурные съемки на фоне традиционных японских пейзажей — цветущей сакуры, осенних красных кленов, а модный дизайнер Йодзи Ямамото разработал костюмы для ваших персонажей…

Йодзи не просто работал над костюмами. Он стал как бы гидом для моего фильма: ведь я вставил эпизоды с куклами, которые шепчут друг другу что-то на ухо, в начало и финал фильма, сделал своеобразные вступление и эпилог лишь после того, как увидел разработанные им для картины костюмы. Натуре я, в самом деле, уделял особое внимание. Я искал специальные нереалистические пейзажи, я много работал над выбором цвета.

Костюмы Ямамото больше помогли или помешали вам в работе над фильмом?

Ямамото — мой хороший друг, и когда я спрашивал его, не хотел бы он сделать костюмы для моего фильма «Брат якудза», он ответил «да». Мы продолжили сотрудничество в «Куклах». Когда я попросил его заняться костюмами для картины, то понимал, что поручать модному дизайнеру разработать костюмы для нищих не очень логично: нищим больше бы подошли затертые майки и краденые кроссовки «Nike». Мы ни разу не успели обменяться с Ямамото мнениями по этому поводу до первого съемочного дня, когда он пришел на площадку с уже готовыми костюмами. Я не видел к тому моменту даже эскизов, и на площадке, когда ко мне впервые вышла исполнительница главной роли в костюме от Ямамото, я просто запаниковал: «И это — костюмы для уличных попрошаек?» Не поймите меня неправильно, костюмы просто фантастические, но мне они показались неподходящими. Однако потом я вдруг понял, что все равно не смог бы сделать «Кукол» реалистичным фильмом, и после момента смущения я решил вовсе оставить идею подражания реальности: мой фильм должен был стать пьесой для кукольного театра Бунраку, только с участием людей. Тогда мне и пришло в голову включить в начало и в финал картины кукол бунраку: одна шепчет другой что-то на ухо, поскольку они и есть рассказчики этой истории.

Судя по всему, на вашу работу над этим фильмом повлияли ваши детские впечатления — образ нищих, связанных красной веревкой, или пьесы Бунраку, которые играла ваша бабушка. Почему вы сами не сыграли в столь личной картине, спрятавшись за камерой?

Да, ностальгических элементов в «Куклах» немало. Но сам я сыграть не мог по нескольким причинам. Съемки этой картины были весьма непростыми: бесконечные поиски различных оттенков цвета и их компоновка, выбор натуры и так далее. Режиссерская задача здесь была намного сложнее, чем в моих предыдущих фильмах, и у меня просто не было времени исполнять еще и актерскую работу. Во-вторых, я не видел для себя роли в сценарии. И наконец, увидев костюмы Ямамото, я сказал себе: «О боже, этого я не надену».

Ваши фильмы западные зрители ценят выше, чем японцы. Изменят ли ситуацию «Куклы»?

На этот раз я, честно говоря, боюсь потерять и западного зрителя. Во время Венецианского фестиваля я понял, что снял самый свой противоречивый фильм. Мне переводили здешние рецензии, и похоже, что критики разделились на два лагеря; одни в восторге от фильма, другие просто возненавидели его. Такое в моей жизни впервые. Продюсеры говорят, что ничего лучше не бывает, но представьте себя на моем месте — сначала провести десять минут под холодным душем, а потом с ходу попасть в раскаленную баню…

Вы назвали «Кукол» — нежный и поэтичный фильм о любви — самой жестокой своей работой. Почему?

В своих фильмах о гангстерах я показывал профессионалов, которые всегда готовы умереть: если ты бандит или полицейский, то смерть ждет тебя за каждым углом, это все знают. Но в «Куклах» я рассказываю об обычных людях, и смерть приходит к ним неожиданно, как раз в тот момент, когда они уже начали надеяться на хеппи-энд. Влюбленные герои «Кукол» умирают как раз тогда, когда жизнь стала для них улучшаться, проясняться; тогда смерть и наносит свой неожиданный удар, еще более могущественная и страшная, чем всегда. Это не сравнится с моими ранними работами, героями которых были люди, привычные к смерти. Впрочем, моя женская сторона, возможно, действительно дала о себе знать во время съемок «Кукол»… Наверное, лучше мне не показывать этот фильм моей жене — она скажет, что наконец-то я стал сдавать позиции.

В «Куклах» ваша работа с цветом буквально поражает воображение. Почему вы решили сконцентрироваться на цвете?

Пейзажи, которые я использовал в «Куклах», — сакура в цвету, осенние красные клены и покрытые снегом горы — это общепринятые клише, которые всегда использовались как фон в пьесах театров Кабуки и Бунраку, Мужчина и женщина любят друг друга, а за их плечами цветет вишня. Я постарался проделать в своем фильме ту же работу, противопоставив эти краски монотонной гамме предыдущих моих картин. В Японии цветущая сакура или красные клены — символы хрупкости и смертности человека: сакура цветет совсем недолго, а потом ее лепестки опадают, и осенние клены сохраняют свои красные листья едва ли в течение нескольких недель.

Актеры в вашем фильме в самом деле очень похожи на кукол. Как вам удалось добиться от них такого стиля игры?

Я просто просил их не переигрывать; оставаться нейтральными и концентрироваться, например, на своей походке, а если в голову все же лезут мысли о роли, то постараться подумать о чем-нибудь другом. Например, «как я голоден» или что-нибудь еще в этом роде.

Какой была реакция японской публики на фильм?

Реакция японцев, насколько я знаю, аналогична реакции международного зрителя, видевшего «Кукол» на премьере в Венеции. Четкое разделение на два лагеря: одни любят, а другие ненавидят. Вот что странно с этим фильмом — зрителям очень трудно объяснить, что именно им понравилось в нем, какой аспект, какая конкретно сцена. Им нравится, скорее, как фильм действует на них, а логически объяснить, за что они любят или ненавидят его, невозможно. Разве что скажут — «красивые цвета, пейзажи» и все такое…

Как соотносится стилистика «Кукол» с традициями японской культуры?

Содержание фильма, его сюжет весьма традиционны. Персонажи ведут себя в моем фильме похоже на то, как они себя ведут в пьесах Тикамацу. Естественно и логично, что в начале и конце картины появляются куклы театра Бунраку. Кроме того, в начале показан отрывок из спектакля Бунраку и звучит песня… даже не песня, а речитатив, рассказ. Кукловоды и рассказчик находятся на сцене, под аккомпанемент сямисэна они говорят о персонажах, используя или монолог, или диалог. Одна кукла говорит другой: «Нам некуда бежать, но мы убегаем вместе и, возможно, умрем вместе — почему нет?»

Столько традиционного для режиссера, который, как считается, всю жизнь традиции нарушал и разрушал!

Я думаю, это огромное недоразумение — считать меня режиссером. Пока я не начал сам снимать фильмы, я вообще не был знаком с кинематографом. Моей целью никогда не было разрушить традицию японского кино, потому что я с этой традицией не знаком!

Но сегодня-то вы живой классик. Замечаете свое влияние в работах более молодых коллег?

В этом году я посмотрел фильм «Го», получивший несколько японских кинопризов. Смотрел и думал: операторская работа и свет очень похожи на мои фильмы, они просто копируют мои фильмы! Но в конце, когда пошли титры, я увидел, что оператор и художник по свету — люди, которые работали на моих картинах. Было смешно, когда я понял, что попросту ошибся. Однако, смотря некоторые фильмы молодых японских режиссеров, я порой чувствую сходство с моей стилистикой — например, в монтаже или многочисленных умолчаниях в развитии сюжета.

В «Куклах» снялась известная в Японии певица Киоко Фукада. Каково было работать с поп-звездой? Понравилась ли вам ее музыка?

Ощущал я себя с ней вполне комфортно. Поп-звезды — те же куклы, ставишь их перед камерой, она их снимает, вот и все. Не спрашивайте меня о ее музыке: могу, конечно, сказать, что ее песни — полное дерьмо, но ее менеджер потом прочтет и будет в бешенстве. Впрочем, сама она недурна, вполне в моем стиле.

Вы не расцениваете «Кукол» как начало нового — более зрелого — периода в своем творчестве?

Нет… Меня не перестают спрашивать, когда я вырасту и наконец-то перестану быть ребенком. Ответа я не знаю.

Вы все чаще предстаете лицом японского кинематографа за рубежом. Чувствуете какую-то особую ответственность?

Я не думаю об этом — в Венеции я чувствую себя как дома, и мне все равно, где я показываю свой фильм. Но быть представителем кого бы то ни было я не хочу. Я слишком прямолинеен и откровенен, всегда говорю правду обо всем, что творится в японском обществе, и поэтому, между прочим, японцам не нравится, что я часто езжу за границу.

Какую именно правду вы говорите?

Например, о коррупции японской правительственной системы, об эксплуатации населения, о налогах. Им это не нравится, они и относятся ко мне соответствующим образом. Взять мой фильм «Сонатина». Он был отправной точкой моей международной карьеры. Когда «Сонатина» была выпущена в Японии, она шла на широком экране едва ли несколько недель. Только через несколько лет я узнал, что какой-то европейский фестиваль дал «Сонатине» свой главный приз. Японские продюсеры фильма не сообщили мне об этом; им очень не понравилось, что фильм, который они фактически проигнорировали в Японии, так хорошо принят в Европе. И они просто не сказали мне, что фильм был награжден!

В «Куклах» все три сюжетные линии перемешаны, что создает иллюзию цикличности происходящего, почти бесконечности.

Я хотел придать фильму еще более сложную временную форму и всерьез думал на этапе монтажа свободно перемешать все сцены между собой. Но пришли продюсеры и сказали: «Не дури». Я очень мало знаю, скажем, о живописи, об импрессионизме и кубизме, о том, как переводить трехмерный мир в двумерное пространство картины. Все, что я пытаюсь сделать здесь — передать то, что я думаю о времени.

В фильме есть сцена, напоминающая об аварии, в которую вы попали перед съемками «Фейерверка» и которая стоила вам нескольких операций…

Я вообще-то не принимаю всерьез аварию, которая случилась со мной, хотя в «Куклах» действительно есть похожий эпизод. Поклонник певицы видит ее лежащей на проезжей части с окровавленным лицом, но сцены, в которой ее сбивает машина или мотоцикл, я в фильм не включил. Может, ее попытался убить другой фан! Говоря о том, что произошло со мной… Странным образом, я надеялся радикально измениться, стать более свободным, превратиться в другого человека после такого травматического эксперимента. Но в результате во мне изменилось только одно: появился шрам на лице.

Вы уже получали однажды венецианского «Золотого льва» — за «Фейерверк». Что для вас значат фестивальные призы?

Приз для меня ничего не значит — ничего, кроме того факта, что я получаю приз.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.