10. Отражение христианства в детском фольклоре

10. Отражение христианства в детском фольклоре

Основные понятия: христианская составляющая, особенности ассимиляции христианских сюжетов, мотивов и образов, степень изученности материала, принципы вычленения христианской составляющей в разных формах детского фольклора.

Субстрат, связанный с ассимиляцией христианства (и, в частности, православия), всегда занимал важное место в фольклоре, как на сюжетном уровне, так и в оформлении отдельных образов и стилевых приемов. Отметим, что длительное время подобные взаимосвязи сознательно не замечались или отводились в разряд второстепенных[292]. Такое отношение распространялось не только на детский фольклор, но и на исследования сказок, так называемую «несказочную прозу», и загадки.

До недавнего времени тексты, связанные с образами, понятиями или какими-либо обрядами православной церкви, за редким исключением, не помещали в издания фольклорных материалов. Достаточно привести пример хорошо известного собрания загадок Д.Н. Садовникова. После 1917 года из него были исключены практически все тексты, в которых просматривалась связь с православием. Между тем, более половины из них связаны с детской средой, основаны на приемах, способствующих запоминанию текстов Священного писания. Широкое распространение подобных текстов отмечала еще в конце 20-х годов О.И. Капица (неопубликованные подготовительные материалы в книге «Детский фольклор», программы для собирания фольклора, записи детского и школьного фольклора).

На первый взгляд, источникам детского фольклора посвящено достаточно много работ, однако лишь в некоторых трудах, преимущественно зарубежных (Л. Экенштейн (1906), Г. Бетта (1924), И. и П. Оупи (1951), С. Баринг-Гоулд (1895), С. Баринг-Гоулд (1967), затрагиваются особенности ассимиляции христианских сюжетов, мотивов и образов. Все исследователи едины в том, что в детском фольклоре существует четко выраженный пласт, связанный с отражением христианства, и что этот пласт вычленяется в фольклоре любого европейского народа. Но ни один из этих авторов не привлекал не только русские, но и славянские материалы как непосредственно, так и в сопоставительном плане.

Иначе решалась эта проблема в отечественной фольклористике. Многие исследователи прошлого упоминают о связи православной веры и детского фольклора. Об этом писали А.Е. Авдеева в книге «Записки и замечания о Сибири» (1837), П.В. Шейн и А.Е. Грузинский.

О важности фиксации всего, что связано с восприятием детьми православной веры, писали в программах для собирания детского фольклора Г.С. Виноградов и О.И. Капица. В частности, в программах календарного фольклора, игр и репертуара девочек-нянь специально указаны вопросы, фиксирующие то, что связано с рецепцией православия. Но уже в начале 30-х годов данная проблематика ушла из программ и научных исследований.

Однако собранные тексты наглядно свидетельствуют, что христианский компонент в детском фольклоре существует. Христианские мотивы присутствуют в 10 % текстов, напечатанных в сборнике А. Мартыновой – самом полном издании детских поэтических текстов на сегодняшний день. По некоторым жанрам детского фольклора эта цифра увеличивается, но нигде она не превышает 15 %. Таким образом, представляется очевидным, что нельзя не учитывать воздействия христианства на детский фольклор.

Рассмотрим частный, но очень важный вопрос – из каких же источников христианские образы и мотивы могли попасть в репертуар детского фольклора. Как показала М.М. Громыко, представляется существенной ассимиляция христианской образности через посредство взрослых[293]. Некоторая часть репертуара формировалась при непосредственном участии детей в совершении церковных обрядов и богослужения, а также и при их обучении.

Особая роль в этом процессе отводилась народной педагогике. Система представлений и норм поведения, связанных с христианством, занимала существенное место в процессе развития личности ребенка, познания им окружающего мира. Так, еще В.П. Вахтеров в книге «Внешкольное образование народа» (1896), отмечал, что «молитвы и прежде всего (последовательное) ритуальное соблюдение постов играют большую роль в воспитании ребенка.

Сроки были хорошо известны. Дети с раннего возраста приучались понимать, что не все дозволено, что хочется, что необходимо уметь ограничивать себя. Воспитывалось и представление о превосходстве духовного начала над телесным, когда сила духа позволяет одолеть хотение»[294].

Опыт народной педагогики отразился в философских и эстетических трактатах русских писателей конца XIX века (например. Л.Н. Толстого). На воздействие устных пересказов произведений житийной прозы обратил внимание еще Ф.М. Достоевский: «Есть много рассказчиков и рассказчиц о житиях святых. Я сам в детстве слышал такие рассказы прежде еще, чем научился читать. Эти рассказы передавались не по книгам, а заучивались устно».

Аналогичные факты, но уже в 70-е годы XIX века отмечает Н.С. Лесков, который обратил внимание на то, что рассказы из Священного писания входили в детские игры. Правда, писатель не зафиксировал эти игры, потому что не ставил перед собой подобной задачи[295].

В настоящее время встречаются утверждения, что неграмотные крестьяне не знали православия и не читали Священного писания. Подобное представление характерно для тех, кто не знаком с православным богослужением. Любая служба, совершаемая в церкви, включает как обязательный элемент чтение различных фрагментов из Евангелия, Деяний и посланий апостолов, Ветхого и Нового завета, житий главнейших святых.

Постоянное выполнение обрядов обуславливало запоминание текстов, поэтому сама служба была отражена в огромном количестве фольклорных текстов: пословиц, примет, загадок.

Триста орлов

Пятьдесят соколов

Дерево сухое

Верх золотой (будни, воскресенье, Пасха).

Яко дуб

Яко тлен

Яко платье надел

Яко писаное

Яко рисованное (икона).

Стоит цвет

Всему миру

Ha семи верстах

На семи столбах (Великий Пост и Воскресение Христово).

Необходимо учитывать, что тот субстрат, который называется «народным православием», сам представляет смесь христианского и языческого пластов, что, безусловно, облегчало его проникновение в детскую среду[296]. Как показывают многочисленные архивные материалы, определенное воздействие оказывало и «постоянное созерцание икон в сельских церквах и в домашней обстановке»[297].

Правомерность подобного вхождения христианской догматики в повседневную реальность была обусловлена и структурой народного православия, которое всегда отличалось цельностью, соединенностью со всем образом жизни человека. Воцерковление начиналось с крещения младенца и продолжалось всю жизнь. Если заболевал ребенок – обращались к Тихвинской Богородице, когда он приступал к обучению грамоте, вспоминали святых Козьму и Демьяна.

Второй путь связан с усвоением произведений, бытовавших в среде взрослых. Это прежде всего рассказы о святых, широкое распространение которых в устной форме неоднократно отмечалось различными исследователями. На переход материала в детскую среду первым указал А.Н. Веселовский в «Опытах по истории развития христианской легенды» (1877).

В круге чтения крестьян духовные тексты занимали важное место. В статье А. Смирнова «Что читают в деревне?» приведены интересные данные – 60 % книг, составлявших круг крестьянского чтения, были «духовного содержания». Цифра практически не изменилась на протяжении второй половины прошлого века (за весь период сбора подобной информации)[298]. Влияние книжных текстов на формирование фольклорного репертуара показано в ряде работ С.Е. Никитиной[299].

Методика восприятия оказывалась разной, применительно к одним жанрам можно говорить о сопоставлении не только образов, но и мотивов, к другим – лишь компонентов (использование отдельных выразительных средств). В каждом жанре сложилось свое соотношение христианских и языческих элементов, достаточно различное, например, в пародиях, мифологических быличках, стихах и рассказах о святых. Для их характеристики необходимо выделить в каждом из жанров основные положения христианского учения и показать направления их переосмысления.

Проведенный нами краткий анализ позволяет сделать вывод, что ассимиляция детским фольклором народного православия происходила как непосредственно, так и опосредованно. Очевидно, что детский фольклор включает произведения различных жанров, воздействие на которые христианства развивалось по-разному. Так же как и в фольклоре взрослых, одни жанры усвоили более или менее цельные фрагменты христианского мировоззрения, другие, напротив, отразили лишь их отдельные следы. Рассмотрим явление трансформации фольклорных жанров более подробно.

Степень адаптации христианского материала определяется как стилевыми особенностями отдельных жанров, так и условиями его бытования. Отметим специфику восприятия христианских мотивов и образов в сказке. Ориентируясь на заведомую нереальность происходящего, структура сказки обусловливала большую долю вымысла, тогда как христианские тексты предполагали восприятие описываемого как реально произошедшего. Поэтому в сказку вошли лишь отдельные элементы или образы (святого Николая, Параскевы Пятницы, Бога, черта).

Христианские сюжеты гораздо обильнее представлены в жанрах «несказочной» прозы – устных рассказах, фабулатах и меморатах.

Небольшие жанры оказывались более подвижными. Так, в загадках, широко распространенных среди детей, обнаруживается четко вычленяемый план, связанный с православием:

По полю ходила,

Ключи обронила,

Месяц видел – не сказал,

Солнце увидало – подняло.

Загадка является слегка искаженным воспроизведением фрагмента духовного стиха, посвященного Пресвятой Богородице:

Ишла, ишла мати Мария

Как через поле широкое.

В загадке отразился реальный процесс – подъем по лестнице на крышу церкви и удар в колокол:

Лезу, лезу по железу, вылезу на мостик,

Возьму быка за хвостик,

Бык заорет, весь мир соберет.

Особенно интересна рецепция христианства в детских играх. В архиве О.И. Капицы находятся записи игр «Бог и черт», «Ангел и враг», позволяющие проследить особенности реминисценции христианских традиций.

В первой игре дети садятся в ряд, один из них изображает Бога, он подходит к сидящим и спрашивает:

Раба, раба, где ты была?

– У попа.

Чего ела?

– Просфору.

Чего пила?

– Сыту.

Это что? (показывает в сторону)

– Сторона.

А это что? (показывает вниз)

– Земля.

Рядом с Богом ходит другой играющий – черт. Он все время старается помешать Богу: рассмешить отвечающего на вопросы. Если это ему не удается, то спрашиваемый переходит на сторону Бога, если же он рассмеется, то его берет черт. После допроса черт превращает всех доставшихся ему игроков в собак и натравливает их на «детей Бога». Между ними происходит борьба, победитель становится новым «богом»[300].

Схема другой игры – «Ангел и враг» более проста. В ней участвуют двое – ангел и враг (черт). Между ними происходит следующий разговор:

Ангел (показывая вверх): Это что?

Враг: Небо.

Ангел (показывая вниз): Это что?

Враг: Земля.

Ангел (показывая направо): Это что?

Враг: Рай.

Ангел (показывая налево): Это что?

Враг: Дедушкин сор?

Вопросы продолжаются до тех пор, пока враг продолжает на них отвечать. Если враг не ответит, то он садится и вместо него в игру вступает следующий участник[301].

Показательно, что сюжеты и тексты этих игр восходят не к каноническим текстам Священного писания, а к апокрифическим сказаниям, возникшим на основе их трансформации в народном сознании. Так, они не только близки, но и местами совпадают с статьями из древнерусского рукописного сборника «Луцидариус» («Златой бисер»), который написан в форме катехизиса, т. е. беседы учителя с учеником.

Подобные сюжеты широко представлены в духовных стихах, причем и там обычно сохраняется диалогическая форма[302]. Аналогичное явление отметил А.Н. Веселовский применительно к устным рассказам на темы апокрифов[303]. Проникновение подобных текстов в детскую среду представляется естественным, потому что они часто использовались в качестве учебного материала[304]. Сама форма диалога, трансформировавшаяся в легко разыгрываемую и запоминаемую игру, облегчала их переход к детям. Понятно, что при этом произошло вторичное переосмысление, хотя сам диалог не изменил своей структуры и воспроизведен достаточно последовательно. Подобные игры распространены практически у всех славянских народов.

Косвенным свидетельством популярности подобных игр является помещение в Прологе под 25 мая специального рассказа о наказании детей, которые попытались играть в литургию. «Выбрали они большой камень, положили на нем хлеб, поставиша в чаше воду и нача читати, пети и совершати все по Церковному обычаю». Один из ребят стал изображать священника, двое других – дьякона и певцов.

Когда они захотели взять с камня хлеб, чтобы «причаститься», с неба упал огонь и сжег хлеб и камень. Дети же «в ужасе попадоша на землю и лежаша без всякаго движения». После того на этом месте был отслужен молебен, и затем построена церковь. О широте распространения подобных текстов свидетельствуют разнообразные записи. Аналогичный рассказ записан в Италии, только там речь шла не о литургии, а о явлении детям Пресвятой Богородицы.

Более непосредственная форма ассимиляции христианства детским фольклором представлена в «детском народном календаре». Многие исследователи отмечали, что христианские элементы занимали в нем преобладающее место. Важным фактором, несомненно способствовавшим ассимиляции христианской обрядности в детской среде, была ее постоянная повторяемость.

В работах Г.С. Виноградова и О.И. Капицы мы находим достаточно полное воспроизведение не только схем отдельных обрядов, но и цельных обрядовых комплексов, связанных с календарными праздниками. По мере отмирания отдельных обрядов их черты также могли становиться играми (например, в виде считалок). В частности, детская приговорка:

Господи Иисусе,

Возьми меня за уси.

Не менее показательна и так называемая «детская мифология». Она сохранилась в произведениях тех писателей, чья творческая память была разбужена событиями революции и эмиграции, оторвавшими их от национальной среды, что и вызвало потребность запечатлеть «память народную». В книге «Посолонь» (1907) А.М. Ремизов воспроизводит сохранившиеся в его памяти детские игры «Красочки», «У лисы бал», «Кострома». Описывая игру «Кострома», писатель упоминает о названии водящего – «монашек», который в сюжете игры выступает как вестник солнца. Мотив умирающего и воскресающего божества, послуживший соединительным звеном между языческой и христианской традициями, закономерно отразился в детской среде, получив лишь несколько иное внешнее оформление. Показательно отражение этого явления именно в творчестве А.А. Ремизова, писавшего на стыке фольклорной и литературной традиций.

Не менее показательны и обращения детей к явлениям природы, растениям и животным. Широко известен текст, произносившийся во время сбора грибов:

Никола, Микола,

Наполни лукошко,

Стогом верхом,

Перевертышком.

Он напоминает подблюдную песню:

Никола, Микола,

Наполни, наполни,

Что неполного, непокрытого.

Генетически данный текст связан с древнейшим комплексом заклинаний для обеспечения плодородия, позднее использовавшимся для предсказания судьбы.

Распространены многочисленные записи, связанные с имитацией детьми магических действий по вызыванию дождя. Проникая в детскую среду, они также приобретали игровой характер и организовывались в виде закличек:

Дождик, дождик, перестань,

Мы поедем на Иордань,

Богу помолиться,

Христу поклониться.

Наряду с освящением источников и служением молебнов известен обряд вспахивания русла рек, при котором соху сопровождали женщины (в древности – обнаженные) с пением духовных стихов. Очень важно, что участники обряда никогда не осознавали свои действия как антихристианские.

Интересно показать, как изменился данный обряд, когда он оказался в детской среде. Обряд попал через посредство знахарей-заклинателей. К сожалению, славянские источники не содержат подобных описаний детских обрядов. В книге известного французского демонолога А. Реми описан этот обряд, выполненный девочкой. Демонолог специально оговаривает, что она подражала своей матери, известной как ведьма. «Маленькая девочка, помогавшая своему отцу в поле, была удручена его жалобами по поводу засухи. Она, не долго думая, решила помочь ему и, подражая своей матери, выкопала маленькую ямку, помочилась в нее, затем перемешала получившуюся грязь и произнесла заклинание, чтобы вызвать дождь»[305].

Тесная связь элементов, имеющих христианское происхождение, с остатками древнейших реликтов несомненно облегчала их проникновение в детскую среду. Она обусловила наличие в детском фольклоре своеобразной переходной зоны, где христианские и языческие элементы соединились настолько тесно, что их оказалась невозможным отнести ни к одной из религиозных систем[306]:

На вольном свете

Стоял вольный город,

К этому городу

Нет ни пути ни дороги,

А от этого города

Идут и пути и дороги.

В этом городе

Целый мир толпится,

А за ограду ступить боится.

Идет к нему посол нем,

Несет грамоту неписану,

Дает читать царю неученому.

Царь в руки взял

И все прочитал. (Ной)

Большой массив текстов, связанных с христианством, существует в составе школьного фольклора. Приведем пародийную молитву:

Господи иже еси на небеси,

На экзаменах шпаргалку принеси,

Пресвятая Мария-девица,

Не дай на экзамене провалиться.

Великий Никола-мученик,

Подскажи недоученное,

Всемогущий Иисус Христос,

Не задай на экзамене лишний вопрос,

Сохрани и спаси, Господи,

От кола и от двойки,

Ради раба твоего, грешника,

Накажи душу предателя

В образе преподавателя,

Колы и двойки скинь,

Господи, помилуй,

Аминь.

Показательно, что данный текст записан совсем недавно, хотя аналогичные молитвы известны в Европе, начиная с XVI века. Я.А. Коменский упоминает о них в своем труде «Великая дидактика» (1633).

В подобных текстах преобладает не слепая вера, а чисто практическое стремление к той конкретной пользе, которую может дать обращение к святому. Нетонущий в воде и несваривающийся в котле святой, способный даже восстать из пепла, перестает восприниматься как объект преклонения и приравнивается к другим мифологическим, а иногда и сказочным персонажам.

Интересна детская трактовка образа пророка Ионы, зафиксированная в рассказе Н.С. Лескова: «На вопрос, не удивляет ли его, как Иона жил внутри кита, ученик ответил: что же дивиться, это очень просто: кит – такая корчма была при море»[307].

Образ святого в народном пантеоне в большинстве случаев складывался в результате взаимодействия древнейших языческих представлений и обязательных элементов христианского культа. При этом на первом месте всегда оказывались чисто практические мотивы, связанные с литургическими и культовыми моментами, а не с догматикой и катехизисом. Так, образ святой Параскевы, с которым связывалось персонифицированное представление о нечетном дне недели – Пятнице, приобрел двоякое звучание: с одной стороны, «бабья святая», помощница женщин и покровительница всех женских дел, а с другой – ревнительница благочестия, жестоко наказывающая за нарушение запретов.

Аналогичное звучание приобретает этот образ в заговорах, где сестры-лихорадки нередко именуются пятницами. В сказках ряда южнославянских народов, где «святый Понедилок, Середа и Пятница» (украинская) и «святые Середа, Троица и Пятница» (молдавская) выступают в роли трех волшебных помощниц героя (706, АТ883). «Мокошка» в словенских сказках имя колдуньи.

Христианская символика в колыбельных песнях представлена настолько широко, что некоторые исследователи, например А.Н. Мартынова, даже выделили их в особую тематическую группу. Показательно, что большинство приведенных ею текстов записаны в период с 1922 по конец 60-х годов XX века. Среди них выделяется несколько тематических блоков. Прежде всего, это имитации молитв:

Баюшки-баю

Сохрани тебя

Ангел твой!

Сохранитель твой

От всякого сглазу

От всякого благу[308]

От всех скорбей

От всех напастей

От лому-ломища

От крови-кровища

От зла человека

Супостателя.

Данный текст представляет собой вольный пересказ текста известного канона ангелу-хранителю:

От всяких напастей свободи

От печалей спаси

От супостателя защити[309].

В одном ряду с ними стоит и упоминание Кикиморы в колыбельных песнях.

Проведенный нами анализ не претендует на полноту. Но он показывает, что исследование детского фольклора необходимо связать с выявлением в нем субстрата, связанного с усвоением христианских традиций. Он не просто занимал важное место в детском фольклоре, но и выступал как носитель системы морально-нравственных критериев. Это обстоятельство особенно важно в современных условиях, когда христианство интенсивно входит в повседневную жизнь.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.