Старожилы и установление советской власти

Старожилы и установление советской власти

Установление советской власти, разумеется, затронуло и старожилов и имело влияние на их социальный, экономический и этнический статус. В разделе, посвященном взаимоотношениям старожилов с государством, мы уже отмечали, что все «тамошние» всегда ассоциировались у старожилов с начальством, которое находится где-то далеко (в Верхоянске, Нижнеколымске, Якутске, Петербурге, Москве), от которого иногда приезжают представители, чтобы собрать налоги, устроить разнос, объявить новые, часто непонятные распоряжения, приказы и законы – и уехать до следующего раза. Поэтому, когда во второй половине 1920-х годов в интересующих нас регионах была реально установлена советская власть, новые порядки должны были поначалу восприниматься как очередные чудачества «тамошних», которым, впрочем, не подчиниться было невозможно. Быстро выяснилось, что то, как проявляет себя новая власть, очень сильно отличается от старых порядков.

Первое важное отличие заключалось в том, что какая-то часть старожильческого населения, разумеется, беднейшая и, разумеется, «наиболее сознательная», была рекрутирована в местные органы власти. По существу, это был, пожалуй, первый случай, когда «тамошней» власти понадобился кто-то из местного населения как исполнитель, пусть и на самую низшую ступеньку создаваемой вновь властной пирамиды. Так, в 1920-е годы первым председателем сельсовета в Маркове был «чуванец» Ф.М. Дьячков, а председателем марковской сельхозартели – также «чуванец» В.Я. Шитиков.

Созданные на местах органы власти занялись коллективизацией – объединением всего сельского населения в колхозы. Коллективизация сопровождалась раскулачиванием, или, если использовать выражение того времени, «борьбой с классово чуждыми элементами».

Естественно, разные семьи имели разный достаток, который зависел не только и не столько от изначального неравенства (семьи, считавшиеся казачьими, получали от государства дополнительный паек, в отличие от крестьянских семей – см. выше), но и от других факторов: от размеров семьи, числа мужчин в семье, наличия инвентаря, хозяйственной сметки, наконец, трудолюбия и усердия. Семьи, жившие побогаче и, естественно, гордившиеся этим – ведь все было нажито собственным тяжким трудом, – оказались вдруг при новой власти в положении преследуемых. Как и по всей стране, в соответствии с разнарядкой, спускаемой сверху, в каждом сельском населенном пункте местные «активисты-товарищи» определяли, кто именно подлежит раскулачиванию и высылке [101] . Из приведенного ниже отрывка из интервью хорошо видно, как приходилось приспосабливаться к новым порядкам в Походске – в одной и той же семье кто-то мог оказаться раскулаченным, а кого-то на семейном совете решали направить в «раскулачивающие» – в «комсомольцы», поближе к власти:

Наши родители, конечно, походские, а их родители, дедушки-бабушки, – пришлые казаки. <…> Старший брат наших отцов – это были Борисовы. У них, значит, одна мать, но разные отцы. Так вот, этот старший Борисов… – это мой крестный, – был человеком, видимо, грамотным, и он торговал с американцами. <…> И так вот, их было три брата. Сколько я помню, все жили хорошо и зажиточно. Крестный этот старший торговал с американцами. Конечно, все люди были зажиточные, держали скот. А наш родной-то дедушка, Дауров – этот держал лошадей. <…> Такая жизнь была, прекрасная, в общем. А потом, когда советская власть пришла, все это пошло. Аресты. В Походске все это было тоже, году в 1930-м, наверное. Советская власть пошла с 1930–31-го, наверное, потому что тут уже начали комсомольцы организовывать. Старшему брату нашему двоюродному, Борисову, – он красивый был такой очень и развитый человек, – ему говорили – грамотных людей-то не было – может быть, школа была приходская, церковь-то у нас была в Походске неплохая – ну и стали агитировать его: «Тебе надо, Федор, отказаться от родителей, от отца своего, иначе плохие последствия ждут», собрались все… Вот это я хорошо помню, записалось в памяти. Но это я не записывала, потому что я в такое время росла, что ничего лишнего не скажешь, не запишешь. Надо было восстанавливать комсомол, а вожаков-то не было. Его отец богатый был, он торговал, как кулак был. Потом пошло: нас всех закулачили. Борисовых, Шкулёвых – первых. Дауровы пошли под подозрение с ними. Немножко фамилии разные… И тогда собрался совет своих родителей, вот наши отцы были и их были три брата, посоветовались, решили, что надо Федору идти в новую жизнь. Значит, надо жениться обязательно на беднячке. Представляете? А соседка-беднячка – она красивая женщина была. Ой, как же ее звали? Эта, Кузаковых-то дочь-то. Анна. Вот ее дочка – Дуся Вострикова. Вот, женитьба пошла, и все. И стал вроде комсомольцем. Как только вечером утихает все, он прибегает домой. Ну, поесть-то ему надо, а там ничего нет [смеется]. Оттого, что, как мы маленькие были, ребятишками, мы таскали молоко, у нас в доме были коровы. Богатые люди – они все-таки грамотные какие-то были. Потому что вот Борисовых было три брата, Дауровых тоже было три брата. И все были по своим участкам. <…> П?сти там ставили на пушнину, рыбу ловили. На этой Ярманке жили многие: и бедняки жили, и середняки, наверное. И вот у Шкулёвых старший сын, там у них усадьба была, там, значит, и рыбачили, и пушнину ловили. Пушнину обрабатывали дома, потом сдавали. Принимал, значит, крестный, он встряхивал каждого песца и лисицу, делали их упаковки по 10 штук. Потом, когда приходили американцы, вся пушнина эта, хорошо запакованная, сдавалась туда. Все это перешло в колхозное пользование. Куда они девали это… Колхоз где-то году в 31–32-м появился (ж 23 ЧР).

То же самое происходило в те годы и в Русском Устье:

Г: В Русском Устье коров, лошадей держали? Инф: Лошадей разводили. Лошадей держали очень много. До коллективизации там у многих были свои лошади. Г: А коллективизация когда в Русском Устье была? Инф: В 1930 году. Все обобществили. И лошадей. Снасти тоже, все эти невода… Нашего дедушку посчитали кулаком. Потому что у него было тридцать сетей, две упряжки. И два дома – на летних и на зимних. Кулак, мол. А у него как не будет тридцати? Сыновья-то взрослые. Три сына взрослых. И его, значит, раскулачили… И сослали… [смеется] в Лобазну. Из Русского Устья в Лобазну. Лишили голоса. Не имеет права голосовать. Хотели его вообще куда-нибудь сослать. И старший сын, это мой отец, он уже со своей семьей жил… кого-то надо из сыновей. Отца моего нельзя, потому что он своей семьей живет, к этому кулаку не относится. Средний сын, дядя Паня… Он попал под это дело. Его сослали [смеется] – в Якутск… (м 41 ЧК).

Ситуация в Маркове несколько отличалась от той, которая описана выше для колымских и индигирских жителей. Причины этих отличий прежде всего в том, что приход советской власти в этот район происходил несколько иначе, чем на Колыму или Индигирку.

Начальные шаги советской власти были здесь те же, что и по всей стране: большевики опирались на беднейшие слои населения, активно восстанавливали бедняков против более состоятельных односельчан и старались именно из бедняков формировать местные органы власти. Первый ревком был создан в Анадыре в 1919 году (История Чукотки 1989: 144), однако через год власть переменилась, его члены были арестованы и расстреляны.

Сельский сход села Маркова в марте 1920 года принял резолюцию по вопросу «переворота в Анадыре», в которой говорилось: [102]

«Мы, марковцы, как коренные жители этаго края и как истинно трудящийся и эксплуатируемый народ, заявляем во всеуслышание, что против власти мы не шли а тем более против власти рабочих-бедняков членами которой являемся мы и в свою очередь заявляем Анадырскому Совету Раб. Деп., что мы снимаем с себя всякую ответственность за разстрел первых советчиков. Приезжему Берзину тоже возражали о растрелах и всеми силами будем стараться не допускать крови с какой бы то не было стороны, а также заявляем, что Мы Марковцы не давали делегату инструкции, где бы говорилось об разстреле кого либо» (Архив ЧАО. Ф. Р-33. Д. 1 Л. 10).

Нежелание марковцев участвовать в политических событиях, отчетливо просматривающееся в этой резолюции, хорошо видно и из другого документа – ответа на обращение правительства Дальневосточной Республики о создании земских органов власти и отрядов самообороны (21 декабря 1920 года): «Заслушав телеграмму Областного комитета, Общее собрание гр-н с. Маркова и его окрестностей выражает свой протест по поводу действий Владивостока, так как 1. никакого земства здесь на месте не надо и настоящий образ правления наиболее подходит к местным условиям жизни; 2. Охрана здесь совершенно не нужна, ибо у нас врагов среди местного населения нет и никто силой не посягает на чужой труд; 3. Целыя столетия Чукотский полуостров тяготел к России и кроме хорошего ничего от нея не видел, а давать себя грабить иностранцам, тем самым подрывая как свой край, так и всю Россию считаем недопустимым. И еще раз указываем, что мы хотим хлеба, просвещения и медицинской помощи, а не земство и охрану» (там же, л. 33).

Этот «настоящий образ правления» был, видимо, очень простым и действительно эффективным: в первые послереволюционные годы марковские дела решал сельский сход, который вел избранный председатель. В сходе участвовало все взрослое население села. Поначалу большевикам, сформировавшим из бедняков орган с загадочным названием «Президиум», удавалось, видимо, добиваться принятия выгодных для себя решений; так, в одном из первых протоколов «Призидиума совместно с 11 чел. бедняков» от 8 апреля 1920 года под председательством Ф. Дьячкова читаем следующую замечательную и совершенно загадочную формулировку: «[Слушали: ] Об организации охраны бедного населения от различных посягательств на бедноту. [Постановили: ] Ввиду переживания ненормального спокойствия решили вооружиться кто чем может на защиту бедноты (там же, л. 13).

Однако через несколько лет деятельность «Президиума» заглохла, и распределение функций на сельском сходе вернулось, видимо, к реальному распределению влияния в селе: так, одним из первых председателей общего собрания жителей села Марково (1926 год) был Борисов – один из наиболее богатых и уважаемых жителей села, державший торговлю с американской факторией, существовавшей до 1927 года. Сход решал очень конкретные, мелкие, но важные для жизни людей вопросы, например: «О выдаче продуктов к празднику вперед из общих запасов, Об уменьшении пайка на человека сахару; О мойке церкви; О конфетах (постановили: «Оставить на свадьбы и вечорки, повысить цену и выдавать по 5 ф[унтов]»; О распределении посуды (постановили: «а) 30 пар оставить для чукоч, а ост[альные] раздать не имеющим чашек б) Миски американские оставить и кастрюли чукчам; чайники тоже два оставить чукчам»; О священнике и церкви («единогласно постановили что священник и церковь нужны. Жалование положить свящ. 500 р., а псаломщику 250 р.») и т. п.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.