3. Интернет и социальные изменения

3. Интернет и социальные изменения

Анализ такого всеохватывающего и ранее не представимого не только по возможностям, но и по социальным последствиям коммуникативного средства, каким является Интернет, порождает массу проблем.

По крайней мере, для пользователей Интернета изменения стали обычным, буквально каждодневным явлением жизни, что не слишком хорошо коррелирует со значительно большим постоянством реальной жизни, которая (и в этом, возможно, одно из объяснений постоянного желания войти в Сеть), в отличии от Сети, не может предоставить что угодно «здесь и сейчас». В Сети же есть все и на любой вкус: порнография и политическая пропаганда, реклама и разного рода экстремистские призывы и требования, весьма эксцентричные высказывания и призывы к насилию, в общем, то, что характеризует повседневность. В этом смысле реальность проигрывает киберпространству, количество пользователей которого растет чрезвычайно быстро. Так, летом 2000 г. более 300 млн человек имели доступ в Интернет, а в 2003 г – 580 млн. [http://www.webplanet.ru/print.html]. И хотя географическое распространение Сети поистине глобально, поскольку пользователи есть во всех странах, распределение по регионам легко предугадываемо: чем выше уровень жизни населения, тем значительнее доля интернет-пользователей. Первые места занимают самые богатые и технологически развитые страны – США, Канада, Япония, скандинавские страны. Россия по данным на 15 февраля 2002 г. занимала 15-е место в мире по количеству пользователей [http://www.webplanet.ru/article/440.htlm]: официально в России насчитывалось более 8 млн пользователей, более половины которых – постоянная аудитория [http://www.rian.ru]. Однако по данным на май 2007 г. количество отечественных пользователей выросло более чем в 4 раза, достигнув 25 млн человек, т. е. приблизилось к отметке 20 %, что означает массовый характер использования любой новой технологии (нижней границей массовости считается 10 %).

Не вызывает удивления тот факт, что на огромном африканском континенте доступ к Интернету (если не брать в расчет сравнительно высотехнологичную Южную Африку, где насчитывается примерно 2 млн пользователей) имеет всего миллион с небольшим, что в два раза меньше, чем в маленькой Норвегии, при том что в Африке населения в 100 раз больше. Очевидно, что Сеть вносит и в без того расколотый мир новые формы неравенства – теперь уже информационного.

Любопытно, как в отношении к Интернету проявляются особенности национального менталитета. Так, датчане настроены скептически и не так очарованы новыми информационными технологиями, а потому в Дании количество пользователей значительно меньше, чем в других скандинавских странах. То же различие наблюдается между Великобританией, где доля интернет-пользователей приближается к 30 % общего числа населения, и Францией, где их количество составляет лишь 15–17 %.

Интернет в определенном смысле выполняет компенсаторную функцию, замещая недостаток реального общения, вообще характерный для современных развитых обществ. В нем существуют более или менее устойчивые виртуальные сообщества людей, объединенных общими интересами, – литературные клубы, кружки, группирующиеся вокруг какого-либо форума, и наконец, почитатели сетевых ролевых игр. Некоторые из них настолько погружаются в виртуальный мир, что психологи всерьез говорят о проблеме зависимости от Интернета (net-addiction). С другой стороны, Интернет значительно расширяет возможности человека найти единомышленников, а сетевые знакомства нередко переходят в реальные.

В силу множественности охарактеризованных черт интернет-общения и их разнородности всемирное распространение виртуального общения по своим последствия крайне неоднозначно. К позитивным можно отнести, например, расширение познавательных практик. Так, многие исследователи обращают внимание на то, что с распространением Интернета резко возрастает значение визуального мышления. Визуальное мышление – умственная деятельность, в основе которой лежит оперирование наглядными графиками, пространственно структурированными схемами. Надо думать, что Интернет будет всемерно способствовать взаимопроникновению и взаимоусилению рационального и внерациональных способов освоения действительности. К тому же Интернет, сводя все жизненные сферы в виртуальную плоскость, неизмеримо увеличивает не только количество межперсональных взаимодействий, но и само количество социальных областей, где происходят эти взаимодействия, из-за чего совокупное действие коллективизируется и интенсифицируется. Мозговой штурм в десятки тысяч голов обещает в будущем стать настоящим интеллектуальным штормом.

Весьма значительна роль Интернета для развития науки. Как и в начале своего существования, Интернет в наши дни широко используется учеными разных стран для обмена научной информацией, организации виртуальных симпозиумов и конференций, в образовательных целях. Однако появилось несколько нетрадиционных направлений применения Интернета, одно из которых – распределенные вычисления. Есть ряд научных задач, связанных с обработкой огромного объема непрерывно поступающей информации. Например, поиск элементарных частиц в ядерной физике или полуфантастический проект поиска внеземных цивилизаций по сигналам из космоса. В гигантском массиве данных, поступающих от измерительных приборов экспериментальных установок, требуется отыскать крупинки информации, представляющей интерес. Другие направления научных исследований требуют статистической обработки и поиска закономерностей результатов миллионов наблюдений из тысяч лабораторий: это задачи моделирования климата Земли, предсказания землетрясений, генетические исследования. С таким объемом вычислений не в состоянии справиться ни один суперкомпьютер. Однако Интернет позволяет объединить сотни тысяч компьютеров добровольных помощников ученых в единую вычислительную систему. Каждый желающий участвовать в какой-либо программе регистрируется на центральном сервере, получает свою порцию данных для обработки и отправляет обратно результаты расчетов. Таким образом, даже далекий от науки человек может совершить крупное открытие.

Еще одно применение Интернета в науке – дистанционное управление. Современные исследования часто требуют дорогостоящего, а подчас уникального экспериментального оборудования. к примеру, космический телескоп Хаббл или европейский суперколлайдер (ускоритель элементарных частиц). Ученый, желающий провести эксперимент или серию наблюдений, через Интернет получает в свое распоряжение виртуальную модель установки, которой управляет в соответствии со своими целями. Команды управления поступают на центральный компьютер, который объединяет их, оптимизирует, распределяет по времени и проводит реальные эксперименты, результаты которых по Интернету рассылаются исследователям. Идея дистанционного управления применима не только в науке. Ведущие мировые компании работают над использованием Интернета для того, чтобы в недалеком будущем человек смог командовать на расстоянии даже домашними бытовыми устройствами.

Еще одно свойство Сети, о котором следует сказать, анализируя социальные изменения, вызванные воздействием новых технологий на общество, – фактическая реализация в ней представлений об информационном обществе [information society], возникших как футурологическая доктрина и получивших скорее полемическую известность в период нарастания компьютерного бума на рубеже 1970–1980 гг. Наибольшую известность получила книга американского культуролога Олвина Тоффлера «Третья волна» [Toffl er A., 1980], по мнению которого мир вступает в третью стадию цивилизации, где решающую роль будут играть информационные демассифицированные средства связи, существенно меняющие все сферы жизни – от экономики и культуры до образа жизни и мышления. Основу новой экономики составят компьютерные системы, соединяющие частные дома с производственными и торговыми организациями, с банками и правительственными учреждениями, школами и университетами, что даст возможность организовать трудовую деятельность в электронных коттеджах, заменяя ручные промышленные действия манипулятивно-информационными. Изменится и отношение людей к самой информации: она перестанет восприниматься как товар, но станет стимулятором творческих сил и поисков, поскольку постоянное общение с компьютером учит хорошо ориентироваться в глобальных пространствах информации по индивидуальным многовариантным выборам решений, независимо от массовых правил, стандартов и предубеждений. В эпоху цивилизации «третьей волны» «самым основным сырьем для всего и таким, которое невозможно исчерпать, станет информация, включающая и воображение», и поэтому «благодаря информации, обретающей гораздо большее значение, чем когда-либо, новая цивилизации начнет перестраивать образование, определять границы научных исследований и, кроме того, реорганизовывать сами средства коммуникации» [Ibid. P. 368].

Хотя понятие «информационное общество» cравнительно ново, в каком-то смысле всякое общество является информационным. Более того, именно обладание информацией в любом обществе обеспечивает значительный и весьма высокий социальный статус. Например, знание о том, как убить мамонта, не подвергая смертельному риску свою жизнь и жизнь соплеменников, как развести огонь без тлеющих углей, делало обладателя подобной информации (и возникающих на ее основе навыков) весьма влиятельной персоной в ледниковый период. Интеграция информационных технологий – ключевой фактор в любом виде производства: сырье ценится все меньше, возрастает доля производимых ценностей, основанных на информации. Например, в цене микропроцессора стоимость сырья составляет всего 2–3 %, все остальное – цена информации. Наиболее преуспевающее предприятие 1990-х гг. – компания Microsoft – производит исключительно продукты, транспортируемые в электронном виде в упаковках, весящих меньше одного грамма (наиболее успешная из ее предшественниц – компания General Motors, продукция которой весила 4 тонны).

Постепенное проникновение компьютеров в современную жизнь, как считает Джеффри Александер, углубляет то, что Макс Вебер назвал рационализацией мира. «Компьютеры преобразуют каждое сообщение – вне зависимости от его значения, метафизической отдаленности или эмоционального очарования – в последовательность числовых битов и байтов. Эти последовательности соединяются с другими посредством электрических импульсов. В конечном счете, эти импульсы преобразовываются обратно в сообщения медиа. Есть ли более яркий пример подчинения человеческой деятельности безличному рациональному контролю?» [Alexander J. C., 1992] Он предлагает нетривиальный подход к процессу компьютеризации мира, связанный с особым пониманием технологии в качестве «дискурса как знаковой системы, откликающейся на социальные и психологические запросы» [Ibid. P. 320], а потому обладающей значительным эсхатологическим потенциалом, свойственным всем технологическим инновациям индустриального капитализма, в рамках технологического дискурса которого «машина стала не только богом, но и дьяволом». Компьютеры легко вписались в существовавший дискурс. С самого их появления (в 1944 г.) и в течение последующих 30 лет они виделись сакральными, мистическими объектами, обладающими невероятными способностями и олицетворяющими одновременно и сверхчеловеческое зло, и сверхчеловеческое добро (интенсивное обозначение думающих машин в бинарных терминах, описанных Дюркгеймом и Леви-Стросом) [Ibid.].

Дискурс компьютеризации можно назвать эсхатологическим, так как в итоге он затрагивает вопросы жизни и смерти. Во-первых, спасение определялось в математических терминах. Считалось, что новый компьютерный мир в мгновение ока решит все проблемы, которые накапливались годами. Александер проанализировал 98 статей о компьютерах, опубликованных в период с 1944 по 1984 г. в популярных американских массовых журналах – «Time», «Newsweeк», «Business Week», «Fortune», «The Saturday Evening Post», «Popular Science», «Reader’s Digest», «us News and World Report», «McCall’s», «Esquire» и провел своеобразный контент-анализ оценки масс-медиа роли компьютеров. В 50-ые гг. прогрессистский пафос налицо: «Думающие машины делают нашу цивилизацию более здоровой и счастливой»; «теперь люди будут способны решать свои проблемы безболезненно с помощью электроники» (Newsweeк. 1954. № 7). Но, как и в любой эсхатологической риторике, временные границы спасения были неопределенны. «Это пока еще не наступило, но уже началось. В течение 5–10 лет мы должны почувствовать трансформацию. Вне зависимости от сроков результат определен. Это будет социальное действие невероятных масштабов» (Reader’s Digest 1960. № 3). «Большинство видов человеческого труда исчезнет, люди наконец смогут стать свободными в выборе деятельности и займутся совершенствованием себя, созданием красоты и развитием понимания других» (McCall’s. 1965. № 5).

К началу 1970-х гг. стало ясно, что компьютерная эпоха наступила. В то время как контакт с сакральной стороной компьютера олицетворял спасение, его проявленная профанная сторона грозила разрушением. И от этого человечество теперь также должно было быть спасено. Во-первых, компьютеры внушали страх деградации, того, что люди будут ими поглощены. Во-вторых, появилась фобия механического человека, который вытеснит «живое» человечество. Но более характерная фобия связана не с мутацией, а с манипуляцией; с помощью компьютеров «оценки могут быть подстроены… с такой эффективностью, которая заставить диктаторов покраснеть» (The Saturday Evening Post. 1950. № 2). И наконец, страх перед компьютерами связан с образом Антихриста, способного разрушить все общество, с образом «конца света». На основании этого анализа Александер делает вывод: «Циркулирующая в социуме популярной культуры литература о компьютерах свидетельствует о том, что идеология компьютеризации редко бывает основанной только на фактах, рациональности или абстракции. Она выступает во всей своей конкретике, образности, утопичности и даже дьяволизме, будучи вписанной в дискурс, который можно назвать большим нарративом жизни» [Ibid. P. 323].

Марк Постер [Poster M., 2000] предлагает самое общее определение Интернета как «децентрализованной технологии» и «децентрализованной системы коммуникации», в отличие от всех традиционных ее способов, предполагающих наличие сравнительно небольшой профессиональной группы, занятой производством информационного товара. Само появление на свет этой уникальной структуры было результатом «слияния интересов социокультурных агентов, имеющих так мало общего: Министерства обороны США периода холодной войны, целью которого было обеспечение выживания в результате ядерной атаки путем децентрализации военного управления, этоса сообщества инженеров-компьютерщиков, не приемлющих любые формы цензуры, и университетских исследовательских практик» [Ibid. P. 403].

Обращаясь к проблеме влияния технологических изменений на общество (в рамках технологического детерминизма), Постер пишет: «В общем смысле технологическая сторона жизни общества определяется как конфигурация одних материалов, воздействующих на другие материалы. При этом технология оказывается чем-то внешним по отношению к человеку, а роль человека заключается в том, чтобы манипулировать материалами, исходя из своих собственных предзаданных и субъективных целей. Однако Интернет устанавливает новый режим отношений между человеческим и вещным миром, а также между материальным и нематериальным, перестраивая отношение технологии и культуры. Сеть влияет на дематериализацию коммуникации и, что важно, трансформирует субъективную позицию индивидов, вовлеченных в нее» [Ibid. P. 405].

Интернет, являясь прежде всего децентрализованной системой коммуникации, действуя как сеть сетей, подрывает существующие представления о характере политики и о роли технологии в целом [Poster M., 2000. P. 402]. Вопрос, как считает Постер, формулируется так: если информация в сети неограниченно воспроизводится, немедленно распространяется и радикально децентрализуется, то как это может повлиять на общество, культуру и политические институты? [Ibid.]

Сводить роль Интернета лишь к эффективному инструменту коммуникации Постер считает ошибкой, ибо Сеть порождает новые формы взаимодействия людей и расширяет границы заданных идентичностей. Здесь имеются в виду прежде всего виртуальные сообщества, в которых происходит процесс конструирования идентичности через коммуникативные практики: осуществляя обмен электронными сообщениями, индивиды как бы изобретают себя [Ibid. P. 409].

Одной из характерных особенностей Сети является уникальная возможность самопрезентации индивида, конструирование собственной идентичности. В отличие от реальной жизни, где идентичность задана рождением или статусом, в виртуальной реальности возможно ее конструирование самим субъектом в рамках лингвистической коммуникации. Представление себя в акте коммуникации предполагает лингвистический акт самопозиционирования. Идентичность в виртуальном сообществе должна быть представлена, как минимум, именем и полом, тогда как в реальной жизни в ней всегда наличествует также и этничность, выступающая как едва ли не важнейшая характеристика идентичности. В интернет-сообществах главенствующая роль отводится гендеру (социальному полу). Гендерное тело воплощается с помощью гендерного текста, им же и ограничиваясь. (см. раздел II. 7)

Общение в Интернете не стоит, однако, рассматривать как процесс становления некой универсальной активной речи, ибо последняя возможна лишь на основе фиксированной досоциальной и долингвистической идентичности, тогда как общение в Интернете предполагает лишь субъективные режимы конкретного человека: здесь индивиды конструируют свои идентичности в режиме диалога. В целом, как считает М. Постер, «дискурс Интернета не ограничен конкретной адресностью, гендером или этничностью, что характерно для коммуникации лицом к лицу. Магия Интернета заключается в том, что эта технология полагает возможными культурные действия, символизацию во всех формах и всеми участниками; она радикально децентрализует позиции речи, печати, производства фильмов, теле – и радиовещания, то есть меняет природу культурного производства» [Poster M., 2000. P. 410].

Изменения, произошедшие в жизни современного общества благодаря Интернету, огромны. Возникает то, что француз Пьер Леви в 1994 г. в своей известной книге «Коллективное сознание: К антропологии киберпространства» [Levy P., 1994] обозначил как новую индустрию социальных связей.

Развитием этих представлений стал подход к интернет-сообществам как к социальным сетям. Теория социальных сетей предполагает, что социальное поведение и коммуникация испытывают влияние моделей взаимоотношений людей. Чем прочнее социальные связи между людьми, тем активнее они общаются друг с другом, используя все доступные медиа. Как и другие новшества коммуникационной технологии, Интернет продолжает процесс соединения людей и организаций, разбросанных географически, но связанных общими интересами в социальные сети. Теория социальных сетей утверждает, что социальная коммуникация по Интернету дополняет и расширяет традиционное социальное поведение, поэтому чем активнее люди ведут себя в сообществе, тем больше они общаются в межличностной форме, и чем теснее их контакты, тем чаще и интимнее они пользуются электронной почтой и другими медиа для общения.

Эти данные соответствуют положениям теории социального влияния, которая описывает влияние социальных объединений на установки и поведение индивидов. Исследования в этой области обнаружили, что специфические формы взаимодействия в социальных сетях оказывают более сильное влияние на специфические установки и модели поведения, чем более традиционные социальные факторы (типа групповой принадлежности).

По мнению одного из наиболее авторитетных коммуникативистов Денниса Макуэйла, к числу важнейших вкладов сети Интернет в архитектуру социальных связей стало появление новых «комьюнити» (сообществ), в которых «могут появиться некоторые черты реального сообщества, включая взаимодействие, общие цели, чувство принадлежности, разнообразные нормы и правила поведения с возможностью исключить или отвернуть нарушителей. Здесь существуют также ритуалы, церемонии и особые формы выражения. Такие онлайновые сообщества привлекают тем, что они, в принципе, открыты для всех, в то время как в реальные комьюнити часто трудно попасть» [McQuail D., 2000. P. 133]. В формировании подобного рода «комьюнити», по его мнению, и скрывается основа долгосрочного влияния новой коммуникационной среды на общество. Влияние Интернета в социальном плане Макуэйл видит прежде всего в открытии новых возможностей жизненного выбора для индивида. «Прежние подходы к масс-медиа определяли средства массовой информации в границах национального государства, по территории совпадающего с распространением того или иного издания. Это также мог быть регион, город или другая политико-административная зона. Идентичность и сплоченность чаще всего описывались в терминах географии, то есть пространства. Главная причина тому – это уровень развития технологий (ограничения, связанные с расстоянием и временем, были непреодолимы), но влияние оказывали и другие факторы. Новые медиа отличаются тем, что они… не привязаны географически и, таким образом, дают человеку новые возможности для создания индивидуальности и формирования сообщества. Главные вопросы самоопределения больше не зависят от предыдущих социальных отношений или прежней идентификации» [McQquail D., 2000. P. 125].

Решающие изменения происходят и по сравнению с массовой информационной системой «Потеря управления и контроля за потреблением информации со стороны ее поставщика становится критической» [McQuail D., 2000. P. 126]. Это основа для формирования подлинно демократических взаимодействий, возникающих благодаря возможности отказа от навязываемой коммуникации, традиционно выполнявшей функции индоктринации желаемого и транслируемого видения действительности аудитории. Можно сказать, что в новой информационной системе господствует аполитичность как форма сопротивления языку и образному ряду политического спектакля, далеким от повседневного жизненного опыта.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.