Внучка Хаджи-Мурата

Внучка Хаджи-Мурата

В судьбе Уммухайир (Умы Муратовны) Хаджи-Мурат, как в фокусе, сошлись далекое прошлое и сегодняшнее Дагестана. Сами посудите. Ее дед, наиб Шамиля Хаджи-Мурат, погиб в 1852 году, более 150 лет назад. А внучка героя Л. Н. Толстого была моя современница!

Когда в Хунзахе художник Е. Е. Лансере писал иллюстрации к повести Толстого, он обращался к прошлому. А прошлое тухума Хаджи-Мурат было многотрудное. Но, рисуя портрет маленькой девочки из дагестанского аула, художник наверное, верил, что ее жизнь сложится по-иному, лучше.

Перед Первой мировой войной Уммухайир, а было ей тогда семь лет, повезли в Петербург, чтобы устроить в Смольный институт благородных девиц. Тут возникает много «но». Кроме знания русского языка, надо было знать еще один иностранный язык. Кроме того, иметь приличные манеры. А наша героиня знала только аварский язык и имела отличные данные, чтобы бегать по длинным коридорам Смольного института, а о манерах – и не говорите!

Уммухайир. Рисунок Е. Е. Лансере

Вы спросите: как же могли ее беготню в течение двух месяцев терпеть? Думаю, по двум причинам.

Подслушаем разговоры, какие велись в институте благородных девиц:

– Ах, неужели это внучка того самого Хаджи-Мурата?

– Да-да! Она протеже академика Лансере.

– Тогда понятно!

Девочка оказалась хрупкой для петербургского климата, медики рекомендовали вернуть ее на Кавказ, в крайнем случае в среднюю полосу России. «Когда физически окрепнет, выучится русскому языку, тогда добро пожаловать!» – сказали на прощание тем, кто привез Уммухайир.

Как раз в это время дядя девочки М.-М. Хизроев окончил институт, получил назначение в Саратовскую губернию.

Поблагодарив художника Лансере, он увез с собою племянницу. Побывали они в Аркадаке, Красном Куте и других местах, где Хизроев построил 7 элеваторов. Тем временем девочка училась у гувернантки и русскому языку, и грамоте, и хорошим манерам.

Как-то заехал принимать очередной элеватор начальник Саратовских зернохранилищ Федор Христофорович Платонов. Он возмутился: «Зачем издеваетесь над девочкой? Отдайте нам ее в Саратов!»

Мария Георгиевна, жена Платонова, устроила девочку в подкласс Саратовской гимназии, одновременно наняла репетитора. Мария Георгиевна, кроме прочего, вырабатывала у дагестанки «характер и совестливость».

– Например? – спросил я при встрече в Москве у Уммухайир Хаджи-Муратовны.

Она отвечала:

– Судите сами, если я в 1947 году устроила ее похороны в Москве, не является ли это совестливостью и характером?

Трудно было с ней не согласиться.

Слева направо: Уммухайир – внучка Хаджи-Мурата, Патимат-Заграт – жена Махача Дахадаева, Разият – жена Магомед-Мирзы Хизроева

Платоновы оказались прекрасными людьми. Ухаживали за девочкой как за своей. Когда в феврале 1917 года Хизроев уехал в Дагестан, девочку не отпустили: «Во-первых, – сказали они, – смутное время, во-вторых, не стоит отрывать от учебы, в-третьих, когда все уляжется, возьмете».

Пока все успокоилось-улеглось, прошло четыре года – 1917–1920 годы. Платоновы сами голодали, но девочку спасли.

В 1920 году Уммухайир оказалась, наконец, в Темир-Хан-Шуре в семье Хизроевых. Вскоре приехала ее мать Зульхиджад, но выехать в Хунзах они не могли, так как город был окружен мюридами Н. Гоцинского.

Когда же приехали, то в доме застали погром: какие-то люди сожгли картины – подарки Лансере, на коврах они рубили дрова, растащили ценности. Зульхиджад сказали, что видели, как в Цунте продавали ее кольца, ожерелья, другие ценности. Она села на лошадь и в одном габалае ускакала к Кавказскому хребту.

Богатства свои не нашла, зато заболела воспалением легких и умерла.

Еще до этого печального случая Уммухайир написала письмо наркому просвещения Дагестана Саиду Габиеву такого содержания: «Тоска смертная! Хочу работать». Тот издал следующий приказ: «Племяннице М.-М. Хизроева приказываю в Хунзахе открыть детдом». Это было в 1921 году. Собрала 50 детей, дочерей погибших партизан, бедняков. Затем ее пригласили в Буйнакск и сказали: «Откройте интернат горянок, у вас есть опыт». Поехала. В это время ее премировали путевкой в Москву на сельхозвыставку. А в Москве уговорили остаться учиться… Сперва рабфак, затем мединститут, далее клиника профессора Кончаловского. Три года проходила ординатуру. В Москве встретила друга жизни Николая Петровича Белова, который в войну служил в штабе маршала Мерецкова.

Она никогда не забывала Дагестан. По зову сердца приехала домой в 1934 году и по 1937 год работала в Махачкале. При ней произошел первый выпуск врачей.

В ее кабинете висел большой портрет Д. Коркмасова. Ей приказали: снимите!

– Не сниму! Он сидел при царе, был в изгнании и не может быть врагом.

Затем она вступила в защиту наркомздрава т. Кумарипова.

– Это плохо кончится, – говорили ей.

А она: «Я не боюсь, потому что говорю правду».

– Лучше уезжай, – посоветовали друзья и близкие. Пришлось подать заявление об уходе. Это произошло в 1937 году.

Когда началась война, ушла на фронт. В 1941–1943 гг. руководила эвакогоспиталем. Представляете, что это такое?

После войны снова Москва, работа в Центральной Кремлевской больнице. Здесь, в Москве, ее знали как Ума Муратовна Хаджи-Мурат. Кого только ни лечила, кого только ни ставила на ноги наша землячка. Академиков Вавилова, Баха, Скобельцина, Соколовского, композитора Юрия Милютина. Список этот включает более 50 видных ученых и деятелей культуры.

Она была близка с турецким поэтом Назимом Хикметом и его женой.

Уммухайир и Николай Петрович Белов

…В Москве на улице Осипенко жила скромная женщина – наша землячка, внучка Хаджи-Мурата – Ума Муратовна Хаджи-Мурат, человек очень сложной судьбы. Я дважды посетил ее. Она рассказывала, я записывал, задавал вопросы. Готовил материал для передачи по телевидению. Многое из того, что слышал, упускал, оставляя «на потом». «Потом» не получилось. Моим надеждам на новые встречи, увы, не суждено было сбыться. Ума Муратовна – внучка легендарного наиба Шамиля Хаджи-Мурата ушла в мир иной.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.