Китай и кочевой мир: способы взаимодействий

Китайские хроники показывают, что в арсенале властителей Срединного государства, как правило, имели место четыре основные разновидности взаимодействий со степными соседями. Первый и казавшийся самым простым способ – это поголовное истребление врагов.

Однако такой вариант оказывался малоэффективным, поскольку на месте истребленных кланов довольно скоро появлялись новые популяции, ничем не уступавшие по степени своего «варварства» поверженным и рассеянным. Северная степь обладала способностью незамедлительно порождать новые племена, к тому же крайне трудно уязвимые со стороны китайцев: ведь преследователям необходимо было одолевать голодные, безводные степи и песчаные пустыни, за которыми укрывались легко передвигавшиеся кочевники.

Способ второй: стравить кочевые народы друг с другом; организовать самые разнообразные союзы и комплоты, чтобы ослабить врага:

«Недавно ухуаньцы несколько раз нападали на границу Китая, и теперь для нас выгодно, что хунны нападут на них… В то время, когда иноземцы дерутся между собою, если выставить войско против них, значит накликать неприятелей и заводить дело, это худой расчет» [Бичурин 1950: 79–80].

Метод стравливания столь же древний, сколь и действенный. Китайцы пользовались им постоянно. Впрочем, точно таким же образом поступали и союзы кочевых племен в борьбе не только с соседями-номадами, но и с Поднебесной.

Третий способ: отгородиться от степняков надежными барьерами. Подобный подход прозвучал, например, в процитированных ранее словах сановника Вэй Чженя. Кроме могучих военных форпостов, один из самых ярких властителей и объединителей древнего Китая император Цинь Шиху-анди (о нем мы упоминали ранее) повелел в конце III в. до н. э. воздвигнуть ту всемирно знаменитую стену, что должна была ограждать покой Поднебесной от степных налетчиков. Так было положено начало строительства одного из самых ярких чудес света – Великой Китайской стены (хотя и до этого жестокого и проклинаемого многими поколениями китайцев императора возвигались локальные стены вокруг отдельных городов).

Сооружение бесконечной цепи крепостных бастионов длилось (конечно же, с перерывами) около двух тысяч лет. Общая протяженность лишь только сохранившихся до настоящего времени следов этой невиданной стройки тысячелетий по данным ЮНЕСКО достигает 6350 километров! Но не помогала и эта невиданная на нашей планете стена. Как мы уже знаем, если Китай ослабевал, то никакие форпосты не могли остановить отряды кочевников.

Наконец, четвертый способ – тот, что рекомендовал в дискуссии Высшего совета при императоре – победителе тюрок сановник Вынь-Янь-бо, ссылаясь на более ранний опыт династии Хань: лучше делать вид, что ничего особенного не произошло, сохранить степнякам их обычаи и области пребывания, а самих обласкать.

История свидетельствует, что этот метод использовался исключительно широко. К примеру, у тюрок особым внимание китайцев пользовались фигуры ряда видных лидеров, возглавлявших союзы степных племен. Чаще всего в китайских документах встречаются имена вождей Восточного Тюрского каганат – Бильге-кагана, Кюль-тегина Тоньюкука. В центральных областях их господства (территория нынешней Монголии) китайские власти распорядились воздвигнуть в честь этих исконных врагов Китайского Срединного царства даже специальные пышные мемориалы (мы вернемся к ним ниже).

Рис. 6.6. Вид на весьма ограниченный участок Великой Китайской стены в горной части Поднебесной империи [Google]

В тяжкие времена битв с гуннами император опять же опрашивал мнения своих приближенных о приемах усмирения свирепых народов. И тогда «… сановник Лю Гин подал следующий голос: спокойствие в Империи только что восстановлено; войска изнурены войною, и оружием подчинить хун– нов невозможно. Шаньюй Модэ убил отца, женился на мачехе, и силою наводит страх; убедить его милостью и справедливостью невозможно; а можно упрочить это дело хитростью, и даже потомков его сделать вассалами. Если выдать за него старшую царевну, то он непременно полюбит ее и возведет в Яньчжы [первую и любимую жену]; сын от нее непременно будет наследником престола. По временам года будем посылать наведываться и внушать им правила благоприличия. Модэ при жизни своей будет сыном и зятем, а по смерти его Шаньюем будет внук по дочери. Сим образом без войны можно покорить их. Хорошо, сказал император и хотел отправить старшую царевну; но императрица Люй-хэу воспротивилась. И тогда дочь придворного вельможи под видом императорской дочери выдали за Шаньюя с титулом царевны. Лю Гин был послан для заключения договора о мире и родстве» [Бичурин 1950: 52].

Трудно сказать, насколько удалась хитрость императорского двора, но применялись и иные способы привлечения номадов. Даже в случае победы над ними могли пригласить степного хана в имперскую столицу и осыпать его подарками. Гунны ослабли, их владыка шаньюй потерпел тяжкое поражение, власть Китая над ними вполне очевидна, и все таки «… китайский Двор отправил военачальника Хань Чан, чтоб он, в проезд чрез семь областей, в каждом областном городе встречал Шаньюя, выстроив для почести по сторонам дороги 2000 конницы. Шаньюй в первый день первой луны представлен был Сыну Неба в загородном дворце Гань-цюань и принят отличным образом. Он занял место выше всех князей. Возглашали его вассалом, но не именем. После сего государь пожаловал ему шляпу, пояс, верхнее и нижнее одеяние, золотую печать с желтыми шнурами, меч, осыпанный дорогими камнями, поясной нож, лук и четыре колчана стрел, десять чеканов с чехлами, колесницу, узду, пятнадцать лошадей, двадцать гинов золота, 200 ООО медной монеты, семьдесят семь перемен одежды, 8000 кусков разных шелковых тканей, 6000 гинов бумажной ваты» [Бичурин 1950: 89].

Но наряду с этим, императору нужно было, конечно же, продемонстрировать – кто есть кто: «…и по окончании церемонии государь приказал прежде проводить Шаньюя в Чан-пьхин ночевать; а сам отправился ночевать в Чи-ян-гун и приказал не представлять ему Шаньюя при вступлении в Чан-пьхин. Приближенные Шаньюя получили дозволение видеть церемонию; иностранные владетели и князья в числе нескольких десятков тысяч человек встретили государя у моста Вэйцяо, выстроившись по обеим сторонам дороги. Когда государь вступил на помянутый мост, то все возгласили; Вань-суй [10000 лет жизни!]. Шаньюй более месяца прожил в подворъи, и потом был отпущен в свои владения. Он сам просил, чтоб ему дозволили остаться близ пограничной укрепленной линии Гуан-лу-сай и в опасное время охранять китайский Шеу-сян-чен» [Бичурин 1950: 89].

* * *

Таковыми предстают перед нами гибкие извивы стратегии и тактики, что лежали в основе сложных, почти всегда противоречивых, тысячелетних взаимосвязей и взаимодействий китайских цивилизаций с кочевым миром

Степного пояса Евразии. Для Китая эта борьба, особенно с северными и западными ордами, являлась, пожалуй, самой существенной компонентой в его сложной и порой кажущейся противоречивой внешней политике. Этим едва ли не вечным для Срединной империи проблемам были посвящены не только устные дискуссии в среде высших чиновников, но и самые разнообразные их послания китайским императорам. В сохранившихся документах такого рода, например времени империи Хань – а им уже более двух тысячелетий, удивляет как четкость предлагаемых стратегических планов, так и изощренность тактических приемов взаимодействия с кочевыми соседями. Документы эти столь интересны, что автор решил поместить выдержки из некоторых в особое Приложение 3. Почти уверен, что они окажутся интересными для многих читателей, особенно для археологов – ведь эти тексты относятся к той поре, что совсем неплохо изучена с позиции археологической науки.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.