Начало Кунсткамеры

Что в академии я видел – и не счесть:

Во-первых, восковой портрет царя там есть,

А также кабинет сокровищ и диковин,

С которыми в цене ничто не станет вровень.

Там господин Отец всех глобусов стоит,

Настолько же велик, насколь и знаменит.

Из посвященной Петербургу поэмы И. – X. Трёмера. 1735 год

Это здание и этот музей, основанный Петром Великим и носящий его имя, знает каждый петербуржец. Изящный силуэт венчающей здание Кунсткамеры башни давно уже стал одним из «знаков» нашего города, его образных символов. А Музей антропологии и этнографии, принадлежащий к числу музеев мирового класса и научного значения, – один из самых «модных» музеев Петербурга. И первый музей в России.

Его коллекции, начало собиранию которых положено Петром, не самые первые в нашей стране. Оружейная палата в Московском Кремле и «модель-камора» в петербургском Адмиралтействе по возрасту старше Кунсткамеры. Но первая была собранием великокняжеским и царским, а вторая – ведомственным; обе были не только хранилищами, но одновременно и производственными предприятиями. А Кунсткамера стала первым в стране публичным, открытым, общедоступным музеем. Ее создание было важной частью культурной реформы начала XVIII века – реформы, нацеленной на включение России в «европейское культурное пространство».

Идея собирания «куриозных» – необыкновенных, удивительных, чем-то «выходящих из ряда» – предметов принадлежала самому Петру и была естественным проявлением неукротимой и безграничной любознательности этого человека. Много сказано и написано о том, как Пётр покупал за границей целые коллекции (анатомические, минералогические, медалей, монет и др.), пользовавшиеся в начале XVIII века общеевропейской известностью. Путешествуя по Европе в 1716–1717 годах, встречаясь со знаменитыми европейскими учеными, принимая почести, которыми сопровождалось его избрание в Парижскую академию наук, Пётр сделал и немало приобретений для своей будущей «Куншт-Каморы», кабинета редкостей. В Данциге у доктора Готвальда куплена была богатая коллекция минералов, в Амстердаме Альбертус Себа продал царю свою знаменитую чрезвычайно разнообразную по составу и происхождению коллекцию «куриозов и самородных вещей» (чучела птиц, «чудественных странных зверей», африканских и американских «гадиков», насекомые, раковины, семена экзотических растений и пр.). В том же 1717 году у престарелого амстердамского анатома Фредерикуса Рюйша приобретается его знаменитая коллекция анатомических препаратов и различных «монструмов» – Пётр увидел эту коллекцию еще за 20 лет до того и был потрясен ею.

Но при всем этом нельзя воспринимать коллекцию петровской Кунст-Каморы только как сумму этих разнородных коллекций различного происхождения. Царь собирал свою коллекцию, и основным источником ее пополнения должна была стать сама Россия. Это – главная идея Кунсткамеры.

А. Рудаков. Кикины палаты

13 февраля 1718 года состоялся указ, которым царь поручал местным начальникам (губернаторам и комендантам) заботу о собрании и отправке в Петербург всех «натуралий и прочих раритетов», которые появлялись или находились на подведомственной территории. Вопреки распространенному мнению, что в Кунсткамеру собирались «уроды» человеческого и животного происхождения, программа будущего музея, предложенная Петром, была гораздо шире и интереснее. В указе говорилось: «Также, ежели кто найдет в земле или в воде какия старые вещи, а имянно каменья необыкновенные, кости… не такия, какия у нас ныне есть, или и такие, но зело велики или малы перед обыкновенным, также какия старые надписи на каменьях, железе или меди или какое старое, необыкновенное ружье, посуду и прочее все, что зело старо и необыкновенно – також бы приносили…»

Так, через несколько месяцев после возвращения Петра из полуторагодичной поездки по Европе было положено начало «Куншт-Каморе» – одному из крупнейший в мире музеев историко-культурного и естественно-научного направления. Он касался десятков наук, многие из которых (палеонтология или археология, например) еще не «оформились» к тому времени как самостоятельные научные дисциплины…

Собранные коллекции и их пополнение были «поручены в смотрение» лейб-медику царя 26-летнему Лаврентию Блюментросту. Сами коллекции были тогда же, вместе с библиотекой, перевезенной из Летнего двора, размещены в пяти комнатах (библиотека еще в трех) Кикиных палат. Штат Кунсткамеры в декабре 1718 года был определен в 9 человек.

Через два года иностранец, посетивший Кунсткамеру, отмечал, что «в нынешнем помещении уже тесно, так как там постоянно что-нибудь прибывает». Действительно, музей непрерывно пополнялся: сюда передаются серебряные ключи крепости Дербент, модели Иерусалимского храма, медали и монеты, купленные у Мушенброка, физические и математические инструменты. В 1724 году здесь появляются анатомические препараты, полученные при вскрытии тела «французского великана» Николя Буржуа, находившегося на службе у царя; из разных губерний присылаются разнообразные «монструмы». В Кикиных палатах Кунсткамера находилась ровно десять лет…

Одновременно с организацией самого музея начинается строительство специального здания для него. История этого «долгостроя», растянувшаяся больше чем на десять лет, интересна и сама по себе, и потому еще, что в ней выпукло отразилось то время – со всеми его особенностями и странностями, сменой ритма, «приливами и отливами», со всеми его положительными и дурными сторонами. Дата начала строительства нам точно известна. Но еще почти за полтора года до этого, когда царь путешествовал по Европе, 7 февраля 1717 года Меншиков писал главе Городовой канцелярии князю Черкасскому «о Куншт-Каморе» (следовательно, уже к этому времени было задумано ее создание), а Черкасский сообщал в ответ, что «на то место» (!) уже перевезено 45 тысяч кирпичей.

Здание Кунсткамеры. Фасад. Рисунок 1741 года

Под «тем местом» имеется, вероятно, в виду тот участок невской набережной на Васильевском острове, который (вместе с уже построенным домом самого Меншикова) «фланкировал» парадную часть этой набережной. Позднее на середине этой линии Доменико Трезини возведет здание «Двенадцати коллегий».

Существует, между прочим, легенда о том, что место это было во время одной из прогулок с Меншиковым по острову отмечено самим Петром: здесь росли две сосны, и ствол одной из них «пророс» в ствол другой – такой природный «раритет»…

Здание Кунсткамеры было вторым в Петербурге (после Почтового двора и не считая храмов) зданием публичного, общественного назначения и первым в России зданием специального культурного назначения.

В «Поденных записках» Александра Меншикова мы читаем, что 26 июня вечером (вот она, начальная дата!) он «ездил смотреть начатия строения библиотеки», но там же под 22 апреля отмечено, что Меншиков, находясь в своем доме, «вышел в переднюю полату и изволили подряжать строить его царского величества дом, в котором быть библиотеке».

Здание Кунсткамеры. Разрез. Рисунок 1741 года

Итак, решение о строительстве уже было принято, подряды оформлены, исполнение строительных работ было возложено на Канцелярию от строений, а «комиссаром» при этих работах назначался полковник Иван Ерофеевич Лутковский, бывший до того командиром Белозерского полка, – это свидетельствует о значении данного строительного объекта, о его «престиже».

И еще одно немаловажное обстоятельство: во всех документах, относящихся к первым годам этого строительства – вплоть до 1723 года, – строящееся здание именовалось только «библиотекой», «Кунст-Камора» присоединяется позднее. Главным в этом «симбиозе» первой общедоступной библиотеки и первого музея в стране была все же бибилотека!..

Об истории Кунсткамеры немало написано, но неиспользованными остаются сотни документов, многие из которых таят в себе загадки. Многое в этой истории еще остается неясным.

Это проявилось и в том «курьезе», который каждый приметливый человек может обнаружить не внутри, а снаружи самого здания. На разных его стенах – две разные доски, дающие различные сведения о времени окончания строительства (причем обе даты неверны) и о строивших это здание архитекторах: 1718–1727 и 1718–1734 годы; начата Матарнови и закончена Киавери – на одной и упоминание Г. Матарнови, Г. Киавери и М. Земцова – на другой. Архитектор Николай Гербель, строивший здание с 1719 по 1724 год, не упомянут нигде!..

Вопрос об архитекторах действительно труден; в описании, изданном в 1741 году, отмечается, что «палаты Академии наук строены от разных архитекторов». Это действительно плод коллективного творчества.

Первоначальный проект здания принадлежал, безусловно, архитектору Георгу-Иоганну Матарнови, строителю «Зимнего дома» для царя. Но сам Матарнови был учеником великого немецкого архитектора и скульптора Андреаса Шлютера, который в 1713–1714 годы несколько месяцев работал в Петербурге и скончался здесь; архив его проектов унаследовал Матарнови. Есть основания предполагать участие в проектировании здания для библиотеки и Кунсткамеры и знаменитого Леблона.

После смерти Матарнови в ноябре 1719 года строительство возглавил архитектор Гербель. Работы шли медленно, периоды оживления (стройка велась только летом) сменялись перерывами, долгими паузами. Медлили подрядчики, не хватало работников, не было необходимых материалов. Царь неоднократно торопил. Осенью 1722 года он из Астрахани шлет строгое указание Ульяну Синявину поторопиться с окончанием строительства.

Здание строилось состоящим из трех частей: двух больших корпусов, соединенных центральной башней. Боковые корпуса были в основном закончены к осени 1723 года, когда началась укладка кровли. С центральной башней было труднее, она попала в «полосу неудач». Сперва обнаружились трещины в столбах, поддерживавших внутренние своды, а в июле 1724 года и сами своды обрушились. Тяжело больной Гербель был отстранен, его заменил замечательный итальянец-архитектор Гаэтано Киавери, предложивший свой проект башни. В июле-сентябре 1725 года (уже после смерти Петра) все петербургские архитекторы пять раз собирались на «консилии», решая судьбу башни. Решено было разобрать ее до фундамента и строить вновь. Теперь строили скоро: уже в конце августа 1726 года на предназначенное ему место в башне был поднят знаменитый «Готторпский глобус», после чего каменщики завершили кладку бани, над которой был выведен деревянный обитый железом купол.

В августе 1727 года Киавери покинул Петербург, и с 29 марта 1728 года строительство было поручено Михаилу Земцову. На его долю выпала не только внутренняя отделка помещений, но и благоустройство прилегающей территории (двор, участок набережной, мощение дороги), и завершение наружной отделки здания (побелка и окраска, орнаменты на стенах, крытая галерея вокруг башни, возведение над башней «фонарика», который предназначался для астрономических наблюдений и столичной «службы времени»). Весной 1729 года возникает поект размещения вокруг башни 12 свинцовых аллегорических фигур, двух орлов и двух орнаментов по карнизам здания; потом решают вырезать из дерева и водрузить на башне «статую отласовую з глобусом». В 1730 году на башне Кунсткамеры воздвигается «великая деревянная спица», механик Пьер Виньон изготовляет «сферу армилярии», которую и устанавливают на куполе башни. 1 декабря 1731 года Ульян Синявин доносит Сенату об окончании всех строительных работ в здании Кунсткамеры (вот она, точная дата окончания – через тринадцать с половиной лет после начала)…

Но к этому времени Кунсткамера и библиотека уже три года «жили» в этом здании; осенью 1728 года они были перевезены на Васильевский остров из Кикиных палат, и через две недели после окончания всех строительных работ на башне, 25 ноября, одновременно с библиотекой Кунсткамера была торжественно открыта – правда, лишь один зал и «особенные покои, где императорский кабинет сохраняется» (имеется в виду «Кабинет Петра Великого» – мемориальное собрание личных вещей царя, разнообразных предметов его быта и занятий). «Кто кунст и натуральную камору осмотреть, – писали на следующий день «Сакнтпетербургские ведомости», – тому надлежит за день тому библиотекарю объявить». Библиотека и Кунсткамера в системе Академии наук продолжали составлять единое целое.

В Кунсткамере «всегда великое людство», – так написано в книге «Палаты Академии наук», изданной в 1741 году. Но первый период работы первого российского музея был недолгим – менее двадцати лет. Пожары 12 марта 1746 года и 5 декабря 1747 года стали рубежом в истории этого замечательного учреждения – научного и образовательно-просветительного.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.