Кронштадт после Петра Великого

Смерть Петра Великого наступила в 5 часов 15 минут 29 января 1725 г. Екатерина I была коронована еще в мае 1724 г. Манифест о ее короновании, обнародованный в ноябре 1723-го, и «Устав о наследии престола», по мнению авторитетного историка Е.В. Анисимова, «ломал традиционный принцип преемственности и, стало быть, позволял лишить великого князя Петра Алексеевича права на престол»[112].

Петр справедливо не надеялся, что внук (сын царевича Алексея) сможет продолжить его дело. Но и Екатерина оказалась не в состоянии самостоятельно и полноценно исполнять функции своего предшественника. В стране назревал раскол, так как сторонники Петра Алексеевича активно противостояли императрице. В такой ситуации до Кронштадта ли было. Правда, когда в 1726 г. английская эскадра адмирала Вогара подходила к Ревелю (Таллин), то, опасаясь нападения, укрепления Кронштадта решили привести в боевую готовность, для чего в Кронштадт направили графа Апраксина, который докладывал Императрице: «…нашел крепость в великой неисправности, а именно: батареи пушками не удовольствованы и во многих местах не готовы, потому с согласия флагманов определил: батареи, прамы, бомбардирские корабли и два фрегата исправлять и снабжать их скорее»[113]. Однако все это делалось по сравнению со временем Петра так медленно и несуразно, что дало повод Шелову сказать: «где при Петре Великом справлялся один, там после Него надо было пять».

Тем не менее, дополнительные орудия на Котлине установили, и к концу июля 1726 г. их насчитывалось 512. Неприятеля ждали, сигналом общей тревоги было «поднятие красного флага на корабле „Св. Екатерина“ и три выстрела с него же. По этому сигналу все люди бросали работы и занимали места по батареям для боя». 11 августа Екатерина приехала в Кронштадт. Она осматривала укрепления, объезжая их в карете.

Но англичане, не проявляя активности, вскоре покинули Балтику. В Кронштадте опять воцарилась тишина.

А вскоре по Санкт-Петербургу зазвучал манифест: «1727-го году, мая в 6-й день, в 9 часу пополудни, волею Божией, Всепресветлейшая, Державнейшая, Великая Государыня Екатерина Алексеевна, Самодержавица Всероссийская, от сего временного жития преставися в вечное блаженство».

На престоле оказался 11-летний Петр II. В 1728 г. двор, дипломатический корпус, государственные учреждения перебрались в Москву. Началось странное время. Саксонский посланник Лефорт писал: «Здесь везде стоит глубокая тишина. Все живут здесь в такой беспечности, что человеческий разум не может постигнуть, как такая огромная машина держится без всякой подмоги, каждый старается избавиться от забот, никто не хочет взять что-либо на себя и молчит […] Стараясь понять состояние этого государства, найдем, что его положение с каждым днем делается непонятнее. Можно было бы сравнить его с плывущим кораблем: буря готова разразиться, а кормчий и все матросы опьянели или заснули […] огромнее судно, брошенное на произвол судьбы, несется, и никто не думает о будущем»[114].

Единственное, что занимало Петра – охота. По подсчетам князя П.В. Долгорукова, в июле-августе 1729 г. юный император был на охоте непрерывно 55 (!) дней.

Пессимизм Лефорта подтверждает английский посланник в Санкт-Петербурге Клавдий Рондо. 7 августа 1728 г. он писал по поводу «деятельности» императора Петра II: «Великие замыслы его деда скоро обратятся в ничто; уже работы в Кронштадте почти прекратились».

Вот еще одно свидетельство очевидца: «Все корабли, виденные мною в этой гавани, были по большей части лишены мачт и в скверном состоянии. Один из высших офицеров флота весьма искренне сообщил, что англичане и датчане не имели причин для тревог, с тех пор как императрица оказалась не в состоянии снарядить и послать 15 военных кораблей на три месяца. Действительно, у многих из этих кораблей сгнили днища, даже у некоторых не выходивших еще в море. Там было лишь незначительное число матросов, большинство иностранцев оставило русскую службу. Я не видел и двадцати англичан. Склады были почти все пусты»[115].

Непонимание и нежелание понимать проблемы страны привели Петра II к отмене петровского протекционистского тарифа, что сразу же отрицательно сказалось на внешней торговле России. Резко упали финансовые обороты Петербургского порта, и, как следствие, купцы да и простое население начали покидать бывшую столицу.

Разумеется, значительно ухудшилась ситуация и в Кронштадте. И здесь купцы, ремесленники и прочий трудовой люд двинулись с острова в поисках лучшей доли.

Тем не менее, некоторые работы в Кронштадте имели место: в 1729 г. началось возведение ограды на северной береговой стороне Центральной крепости, продолжавшееся в перерывами почти до 1734 г. Работами руководил военный инженер полковник де Клон, назначенный в 1727 г. новым строителем Кронштадта.

Но царствование Петра II оказалось коротким. Присутствуя вместе с невестой на льду Москвы-реки на традиционном празднике водосвятия 6 января 1730 г., он сильно простудился и занемог. Через три дня обнаружились признаки оспы, в то время еще излечимой. Но 17 января течение болезни приняло опасный, а затем и безнадежный оборот. В ночь с 18 на 19 января император умер в возрасте 14 лет.

После кончины императора Петра II престол перешел к Анне Иоанновне, дочери брата Петра и, следовательно, двоюродной сестре дочери Петра I Елизаветы. Десять лет правления кузины Елизавета находилась в опале, под неусыпным наблюдением, ожидая своего часа.

Новая императрица вернула столицу в Санкт-Петербург и этим «не только спасла разрушавшийся город, но и придала мощный импульс его дальнейшему развитию»[116]. Наконец-то оживился и Кронштадт.

Важнейшими решениями императрицы были шесть указов, принятые в июне-июле 1730 г., в том числе «Об учреждении комиссии для рассмотрения состояния армии, артиллерии и фортификации и исправления оных» и «О содержании галерного и корабельного флотов по регламентам и уставам». В последнем «наикрепчайше подтверждалось Адмиралтейств-коллегии, чтобы корабельный и галерный флот содержаны были по уставам, регламентам и указам, не ослабевая и не уповая на нынешнее благополучное мирное время». Таким образом, эти указы фактически определили всю внутреннюю политику Анна Иоанновны.

17 апреля 1732 г. здесь появилась комиссия в составе генерал-майора И. фон Любераса, полковника Дж. Трезини и офицеров инженерного корпуса для осмотра состояния докового канала. Комиссия предложила строить доки в конце канала вместо намеченных ранее эллингов и доков в основном бассейне и не делать дополнительного бассейна, намеченного за основным.

Кроме того, решили не строить башню-маяк, так как «оная башня едино только для красоты служить имеет, и фундаменты не могли бы выдержать такого грандиозного сооружения». Это мнение через 200 с лишним лет подтвердил известный искусствовед и художник И.Э. Грабарь: «Обладая большим, чисто барочным очарованием, башня Микетти недостаточно конструктивно убедительна, и глаз не слишком верит, что ее громоздкий верх устоит на легкой арке основания»[117]. И.Э. Грабарь высказал также предположение, что именно несостоявшееся строительство башни-маяка стало причиной отъезда Микетти из России в 1723 г. Вместо маяка в 1752 г. поставили две пирамиды высотой 45 футов [118].

Однако гражданское строительство в Кронштадте в эти годы было крайне незначительным, за исключением Богоявленской церкви, построенной в 1728–1731 гг. главным архитектором Адмиралтейства И.К. Коробовым. Эта деревянная церковь располагалась на Госпитальной улице, которую по церкви стали называть Богоявленской. Ее колокольня в семь ярусов и высотой 52 м служила морякам хорошим ориентиром. «В двух верхних ярусах колокольни помещались часовой механизм и часовой колокол. Крестообразное в плане здание вмещало до 1300 человек. В церкви хранилось деревянное паникадило, выточенное лично Петром I. В 1798 г. при взрыве порохового склада в Средней гавани паникадило упало и разбилось»[119].

26 июня 1732 г. большой пожар в Кронштадте уничтожил около 700 деревянных строений. Всего в это время на острове имелось 1525 дворов служащих ведомств и 441 двор обывателей.

Проект типовых домов для Кронштадта, предложенный И.К. Коробовым. Первая треть XVIII в.

Число кораблей, прибывающих в Кронштадт, постоянно увеличивалось, и многие из гостей старались зафиксировать свои впечатления на бумаге. Эти свидетельства являются весьма важными, дающими сейчас возможность представить жизнь русского портового города первой половины XVIII в.

Описание Кронштадта 1733 г.[120] оставил Френсис Дэшвуд: «…в четверг 7 июня мы бросили якорь в трех лигах[121] от Кронштадта. 20-пушечный сторожевой корабль выслал полубаркас с требованием к нашему капитану встать на якорь. Капитан Коттерел отправился в гавань на борт к адмиралу Гордону, державшему свой флаг на корабле „Св. Александр“, командуя эскадрой из двенадцати кораблей, которые были готовы выйти в Балтику с первым благоприятным ветром. Однако поскольку капитан и адмирал не договорились о салютах, мы рано встали на мертвый якорь.

В пятницу 8 июня около семи часов утра, [когда мы стояли] в миле от крепости и города Кронштадт, адмирал Гордон прибыл с визитом на борт к нашему капитану; при отбытии адмирала был дан салют из 17 пушек. Несколько позже приезжал вице-адмирал Сандерс, которого приветствовали из 13 пушек. Мы около 9 часов вечера сошли на берег в Кронштадте, но сначала поехали на борт к адмиралу, который салютовал капитану при его отбытии из 17 пушек. Мы поужинали и переночевали у адмирала Гордона.

Суббота, 9 июня. Переправившись на сушу, я осмотрел Кронштадтский остров; он примерно пять миль в длину, все огромное строительство здесь спланировано весьма регулярно. Кронштадт построен среди моря на болоте и топи. Вход в гавань чрезмерно сильно укреплен – там установлено 700 пушек. Есть хорошо выложенные камнем большие каналы для проводки кораблей и крупных судов в город. Имеется чрезвычайно большая и красивая ветряная мельница, ее силой и механизмом несколько установленных машин вычерпывают из каналов воду, которая по дренажным канавам отводится в море. Мельница пилит сразу по нескольку досок – это изобретение было сделано и осуществлено одним голландцем. Со стороны гавани на острове возведены большие кирпичные дома и очень большое четырехугольное здание с арками[122]; все они без должного ремонта и от сурового холода уже весьма обветшали. На острове есть две часовни, или церкви, с красивыми запрестольными образами на греческий манер[123]. На острове 4 тысячи солдат и 10 тысяч моряков (то есть, как сообщил мне адмирал Сандерс[124], людей, определенных для службы на море). На юго-востоке есть гавань, называемая Купеческой, ее окружают внешние оборонительные сооружения. Крепость[125] стоит отдельно, сама по себе, к югу [от острова], и все малые суда и корабли проходят между нею и Кронштадтом.

В настоящее время адмирал Гордон начальствует и над островом, и над крепостью. Остров был отведен Петром Великим под стоянку всех купеческих судов и его собственного военно-морского флота, но после его кончины эти планы осуществлялись очень медленно. Однако работы все время велись, и сейчас там трудятся пятьсот человек под наблюдением и управлением вице-адмирала Сандерса, который уже провел в этой стране и на этом флоте 18 лет. Русские считают, что имеют 40 военных кораблей[126], но я располагаю достоверными сведениями, что никак не более 12 из них способны выйти в море. Есть 20 тысяч регулярного штатного состава военных моряков, однако поскольку семь месяцев в году море вокруг на расстоянии 40–50 лиг покрыто льдом или во всяком случае навигация невозможна, то русские не могут держать в постоянной готовности и пяти тысяч. Русские купеческие суда весьма невелики. Каждое лето отправляют [в море] эскадру для обучения личного состава, но даже и она не полностью укомплектована людьми. Они служат главным образом дома, на суше. Лес, [из которого русские строят корабли], недолговечен; поначалу думали, что его плохо выбирали, но, конечно, причина заключается в чрезвычайном холоде, а также в очень жарком солнце на протяжении десяти недель в году; холод и жара все разрушают, и это видно по тамошним кирпичным и каменным домам. Хотя я должен добавить, что в весьма большой степени дело также и в недостатке мастерства – в Кронштадте есть несколько больших красивых домов, уже довольно-таки сильно разрушившихся. Из примерно сотни таких надо весьма выделить два или три дома, связанных с именем самого монарха [127], и один – с именем князя Меншикова. Остальные дома – деревянные, выстроенные на русский манер. (В Кронштадте есть превосходная кузница, где делают якоря и иное железное снаряжение для кораблей; в ней непрерывно трудятся свыше сотни человек.)»[128].

Проект гаваней Кронштадта

Англичанка Элизабет Джастис (ум. 1752) с тремя детьми, оказавшись в сложнейшем финансовом положении, отправилась в Петербург. Она провела здесь три года, служа гувернанткой при трех дочерях процветающего купца Хилла (Гиля) Эвнса (Эвенса, ум. 1740) с августа 1734 по август 1737 г. Вернувшись в Лондон, она опубликовала небольшое сочинение о своем пребывании в России. Разумеется, нас интересует фрагмент этого сочинения, посвященный Кронштадту.

«Кронштадт – это город, куда приходят все большие корабли, из-за своей величины не способные подняться до Петербурга. Там находится таможня, и таможенные офицеры сразу по прибытии корабля поднимаются на борт и ставят там солдат смотреть, чтобы с корабля ничего не вынесли. Я видела, что принесенные свечи были поставлены в сосуды с водой. Любопытство побудило меня осведомиться о причине этой странности, и мне сказали, что если бы капитан этого не сделал, ему пришлось бы заплатить штраф в 10 рублей, то есть почти 30 английских шиллингов. Поскольку этот город подвержен пожарам, то русские не могут позволить разводить огонь на кораблях. Но в возмещение неудобств ее величество построило дом, предназначенный для приготовления пищи.

В этом городе имеет резиденцию адмирал Гордон, шотландский джентльмен, ценимый всеми, кто имеет честь его знать; он столь же добр, сколь и велик. Его сочувствие всегда на стороне несчастного и правого. Обязанности высокого поста, занимаемого им, исполняются настолько справедливо, честно и мужественно, что само его имя вдохновляет его офицеров и воодушевляет матросов. Я имела честь обедать у него перед отправлением в Петербург; благодаря его благосклонности я не только разделила с ним прекрасную трапезу, но и почувствовала на себе общительность с чужестранцами и удовольствие, получаемое им от общения и от любезностей англичан. Они наделены всеми возможными добродетелями, и в особенности приветливостью, коя прекрасна в особах их положения. И хотя я была посторонней, они не только с радостью проявили по отношению ко мне любезность, но оказали еще большую честь, преподнеся щедрый подарок»[129].

Еще одно описание Кронштадта оставил швед Карл Рейнхольд Берк, совершивший путешествие в Петербург в 1735–1736 гг.

«КРОНШТАДТ

Наконец теперь мы покидаем Петербург и отправляемся вниз к Кронштадту, до которого 30 верст морского пути[130]. Этот город, который, согласно планам, должен стать регулярным, отчасти укреплен, особенно со стороны фарватера. На берегу уже возведено много совершенно одинаковых каменных домов, они большие и, по моему мнению, красивее простых домов в Петербурге, все построены за государственный счет и используются также в нуждах короны: в них адмиралтейская и таможенная конторы, квартиры адмирала и офицеров, школа матросских детей, провиантские склады и т. д.

Однако хорошо застроена лишь эта сторона берега, прочие дома – сплошь деревянные и незначительных достоинств.

Все улицы имеют названия, которые по-русски и по-голландски написаны на углах, как в Париже.

Императорский дворец стоит на берегу, это красивое здание, хотя небольшое и лишенное украшений.

Я видел две русские церкви – обе деревянные[131], но одна из них построена хорошо. Есть там и немецкая церковь[132].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.