§ 1. Переход от традиционной метафизической теории права к новому социологическому позитивному его пониманию. О. Конт и русская правовая мысль. С.А. Муромцев о переходе от догматической юриспруденции к изучению социальных интересов в праве. Развитие данного подхода Н.М. Коркуновым

Демократические реформы 1860-х годов создали объективные предпосылки для теоретического и исторического анализа права и правовых отношений в истории. Реформы, стимулируя интерес к изучению права и институтов, дали новый импульс развитию специального научного направления. Оно было представлено именами таких выдающихся ученых, как А.Д. Градовский. С.А. Муромцев, Н.М. Коркунов, В.И. Сергеевич, В.Н. Латкин, А.Н. Филиппов, М.Ф. Владимирский-Буданов, Б.Э. Нольде и др.91 Центральной фигурой в этом ряду является А.Д. Градовский, заложивший основы, так называемой юридической школы, представляющей собой определенную модификацию основных положений, свойственных государственной школе в целом.

В рассматриваемый период особенно ощутимой стала потребность в реформе права и его изучении. По существу, речь шла о коренном изменении самой науки юриспруденции, состоящем, прежде всего в переходе ее с метафизических, абстрактно-идеалистических позиций на научно-позитивные92. Осмысление данной историографической ситуации находим, прежде всего, у Градовского, Муромцева и Коркунова. Новые явления в юриспруденции и историографии стали отражением важной общеевропейской тенденции развития науки права в направлении позитивизма. Уже в начале XIX в. в Германии, наряду с философской революцией, происходят важные перемены в понимании права – смена учений о естественном праве известной исторической школой Савиньи и Пухты, важнейшими принципами которой стали идея закономерного развития права и историзм в подходе к его изучению93. Вместе с тем в объяснении генезиса права и причин его поступательного развития историческая школа во многом осталась на прежних метафизических позициях, видя источник права в «народном духе», который понимался совершенно абстрактно и вне конкретной связи с исторической действительностью. В результате правовой порядок (у Пухты) получал самобытное существование, причем народно-правовое убеждение понималось как нечто данное извне, а не как убеждение конкретного народа. С этих позиций давалась интерпретация римского и современного гражданского права, делались попытки интерпретации истории права.

Новый шаг в развитии правовой мысли был сделан немецким ученым Р. Иерингом. Он стремился интерпретировать уже собственно реальный исторический процесс развития права, определить степень воздействия на него ряда факторов, в том числе и социально- экономических. Главная идея состояла при этом в интерпретации права как процесса борьбы: люди борются из-за отношений, которые нуждаются в правовом закреплении, и из-за норм, которые защищают эти отношения. Эта доктрина означала, что в изучении и объяснении права наступил новый этап: центр тяжести исследования приходился уже не на поиск вечных и неизменных параметров развития права, а на конкретное изучение тех отношений, прежде всего социально- экономических, которые обусловливают развитие права в каждую данную эпоху у определенного народа.

Именно с таким новым подходом мы и сталкиваемся у государственников позднего периода. Переход от абстрактных философских доктрин к позитивизму означал определенный разрыв традиции: «абсолютному он (позитивизм) противопоставлял относительное, диалектическому развитию – развитие реальное, личному – социальное»94. Это означало появление ряда новых теорий права: оно понимается теперь и как социальная защита (Муромцев), и как разграничение интересов (Коркунов), и как нравственность (Петражицкий), и как порядок социальных отношений, несмотря на различие подходов и определений, это был все же единый процесс переосмысления традиционных установок в отношении права с позиций «позитивной науки». Мы, – писал Муромцев, – исходим из того воззрения на задачи правоведения, которое сложилось под влиянием позитивизма. С точки зрения этого воззрения задача правоведения как науки состоит в том, чтобы изучать законы определенной группы социальных явлений, которые своей совокупностью образуют право. Поставленное таким образом правоведение должно стать отделом социологии; как вообще законы социологии, так и законы правоведения были бы законами сосуществования (статики) и преемственности (динамики)»95. Истории при этом отводилась роль поставщика фактов для обеих указанных частей социологии. В связи с этим подчеркивалась, и вполне справедливо, большая познавательная роль сравнительно-исторического метода, который как раз и призван выявить общие, типичные и повторяющиеся явления в жизни различных народов для установления степени закономерности их существования.

Такой подход предполагал совершенно новое отношение к традиционному правоведению, той его отрасли, которая называлась «догмой права» и имела своей задачей систематическое изложение начал (принципов) действующего права какой-либо страны, проведение его описания, обобщения, определения и классификации. Согласно новому взгляду, эта отрасль правоведения теряла свое прежнее значение и становилась лишь вспомогательным средством новой дисциплины – социологии права. Догма права в лучшем случае просто систематизирует правовой материал (нормы), готовит его к индуктивному изложению, но на деле служит лишь практике юриспруденции и имеет описательный характер. Напротив, социология права имеет дело не с обобщением предложений, а с обобщением реальных фактов и ставит своей целью установление законов. Этот подход предполагала более внимательное отношение к самой норме права, объяснению ее реального смысла, выработке метода.

Переход от традиционной (метафизической) теории права к новому социологическому его пониманию произвел большое впечатление на современников, вызвал ожесточенные споры и отразился в целом ряде свидетельств. Чрезвычайно интересны суждения по этому вопросу Градовского, Муромцева, Коркунова, в частности, в переписке и других архивных документах96. Градовский видел основной недостаток старого подхода в том, что, выдвигая на первый план субъективные факторы, он не создавал основы для «изучения реальных законов истории и возможности предвидения». Истинно научным он считает такой подход, при котором отдельный факт «выводится из целого состояния, строя; научна только система, где каждый факт является необходимою и неразрывною частью целого и где, наоборот, зная характер целого, можно предвидеть целый ряд фактов»97. По мнению Коркунова, предшествующая доктрина исходила из абсолютности права, вечности и неизменности его норм. Новый же подход противопоставил этому метафизическому представлению учение об относительности права «как особой группы явлений общественности», изменяющейся в ходе истории98. По свидетельству Муромцева, прежняя история права была логическим сцеплением понятий, а не отражением взаимодействия реальных фактов: «…она мало знала о процессе прогрессивного развития человеческих обществ, применяла один и тот же масштаб к объяснению и оценке явлений различных времен и народов и придерживалась такого воззрения на происхождение права, согласно которому человечество уже в начале своего существования оказывается одаренным всеми основными правовыми идеями»99. Видное место в разработке нового подхода Муромцев уделяет вопросам изменения исследовательского метода: «Дедуктивная и индуктивная переработка вполне достоверного исторического материала дает первое основание для обобщений, обобщения проливают свет на скрытые исторические области»100.

Обращение к реальному правовому материалу, в свою очередь, поставило исследователей перед проблемой познаваемости социального факта и критериев достоверности этого познания. В этом контексте должна рассматриваться дискуссия о «скрытом факте», в которой активное участие приняли как юристы, так и историки. «Под скрытыми фактами, – говорит Муромцев, – разумеются все явления истории, относительно которых исследователь, руководствуясь непосредственным выводом из существующих данных, имеет основания делать предположения с меньшею или большею, но не полною определенностью»101. Иначе говоря, скрытый факт – это факт, не отраженный в источниках или отраженный в них косвенно. Для установления скрытого факта, считает Муромцев, необходим внимательный анализ исторических источников, а также разработка определенных критериев оценки исторических фактов. Проводится различие между этого рода фактами и «мнимо-достоверными фактами», которые устраняются критическим анализом свидетельств. В свою очередь, и недостоверные факты не просто отбрасываются, но анализируются с точки зрения их реальной связи с действительностью. С целью выявить познавательную ценность исторических фактов применяется их классификация «соответственно степени их достоверности»: первую группу образуют вполне достоверные свидетельства, вторую – свидетельства о скрытом факте, третью – остальные свидетельства, относительно которых невозможно установить никакой определенной связи с явлениями, о которых они говорят. Новый подход требовал учета возможности применения сравнительно-исторического метода в правоведении. Он открывал возможности стадиального изучения правовых институтов и, с другой стороны, позволял также путем аналогии судить о каком-либо неизвестном институте исходя из представления об известном.

Новый подход к исследованию права с трудом пробивал себе дорогу в университетской науке. Характерным примером этого является защита магистерской диссертации Муромцева – последователя Иеринга, состоявшего с ним в переписке. Как сообщает Муромцев в письмах этого времени, он приступил к соисканию магистерской степени при сочувствии молодой партии и при сильном недоброжелательстве других, консервативно настроенных ученых102.

Одной из центральных дискуссионных проблем стало определение соотношения и предмета таких специальных дисциплин, как философия права, общая теория права, энциклопедия права, их отношение к истории права. Уже Кавелин, а затем Градовский и Муромцев много сделали для преодоления метафизических догм в праве. Ими была подвергнута критике гегелевская философия права, а также теории естественного права, многие ее пережитки в исторической школе права. У Коркунова наряду с этими взглядами находим еще шаг вперед в этом направлении. Ставя вопрос об отношении философии к философии права и их взаимном отношении к общей теории права, он отвечает на него вполне материалистически. Философия не есть метафизическое знание, она существует лишь как обобщенное знание других дисциплин103. Следовательно, между философией вообще и философией права не существует никакого определенного разграничения: практически это одно и то же. «Общая теория права» ставит себе задачей извлечь общие начала права из накопленного специальными юридическими науками эмпирического материала»104. Другой наукой, имеющей право на существование при данной постановке вопроса, признается всеобщая история права или сравнительная история законодательств. При этом история права и общее учение о праве относятся друг к другу как конкретная наука к абстрактной. В соответствии с этим каждая наука имеет своей целью обобщение материала, но обобщение это различается по своему уровню – понятия-копия, понятия-модели действительности представляют собой различные уровни обобщения и, в то же время исследовательский инструмент познания.

Сближение права и социологии, их взаимное обогащение и синтез нашли свое наиболее яркое выражение и конкретное воплощение в центральной для государственной школы проблеме соотношения общества и государства в их историческом развитии.

Поиски объективного социального содержания права стали еще более характерны для государственников позднего периода, в частности Н.М. Коркунова, который само право определял как «разграничение интереса», подходя тем самым к пониманию его как продукта общественных противоречий. «Признание закономерностей в общественной жизни, – свидетельствует Г.Ф. Шершеневич, – стало общим в науке настоящего времени. Если в чем сомневаются, то только в возможности раскрытия их, вследствие чрезвычайной их сложности»105. В этом был несомненный шаг вперед в развитии науки, сделанный, однако, на позитивистской основе.

В центре социально-правового учения Коркунова лежит общий для всей государственной школы тезис о разграничении общества и государства. Новая концепция давала возможность изучать не только соотношения и взаимовлияние между обществом и государством, но и противоречия между ними. В перспективе это вело к рассмотрению государства как определенной социальной силы, а права – как выражения социальных противоречий. На этой основе строится известная теория государства как «юридического отношения» между обществом и государственной властью, в соответствии с чем сама наука государственного права определяется как «учение о юридическом отношении государственного властвования». Определенные социологические выводы из данного подхода находим уже у самого Коркунова, который отмечал, что «то или другое направление государственной деятельности есть всегда результат победы в этой борьбе той или другой партии, того или другого класса, тех или других личностей»106. Столкновение сил в борьбе за власть, аппарат принуждения, признавал он, могут привести к революции.

Вопрос об отношении государства к обществу Коркунов считает кардинальным, придающим современным политическим теориям социальную окраску. На практике эти теоретические положения служили обоснованием правового государства – конституционной монархии как идеального соотношения общества (парламент) и государства (монарх). Сходную постановку вопроса можно отметить и у других государственников позднего периода, в частности у П.И. Новгородцева, давшего ей специальное обоснование в своих трудах.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.