Анализ формирования социальных структур с позиций парадигмы пространственной многомерности

Человек и общество – неразрывно связанные и взаимопорождающие сущности, образующие единую систему которая не поддается разделению без разрушения. Пришло время признать это как объективный факт. Современная гуманитарная наука, напротив, культивирует научную парадигму восходящую к Новому времени, согласно которой целое расчленяется, после чего происходит изучение фрагментов. Получаемый таким образом результат проецируется обратно – на то, что было расчленено, а выводы обобщаются. Очевидно, что в таком случае ошибок не избежать: целое на то и целое, что превосходит сумму своих частей. Но традиционная методология базируется на классическом детерминизме, который успешно справляется лишь с односвязными ситуациями. Сложносвязная антропно-социальная конструкция не может быть решена таким методом.

Для того чтобы анализ сложносвязной конструкции дал положительный результат, требуется неклассический подход. И первым шагом в этом направлении является выбор основания. Анализ на основе категории времени не позволяет выйти за рамки традиционного подхода. Формирование социальных структур и развитие социальных процессов может быть исследовано на основе категории пространства. Пространство в этом случае символизирует более высокий уровень целостности мышления, более широкий взгляд на мир по сравнению с подходами, основу которых составляла категория времени. В качестве рабочего инструмента в таком случае может быть использована парадигма пространственной многомерности (ППМ).

Пространственный подход позволяет рассматривать развитие общества, начиная с начальной стадии, последовательно вскрывая и анализируя специфику каждого этапа. При этом устраняются искажения исторического контекста, которыми чреваты построения в «обратной перспективе», когда исследователи невольно исходят из современного им момента истории и свойственного этому моменту уровня и типа социального развития. На этот «объективный» субъективизм накладывается субъективизм индивидуального развития самого исследователя и его мировоззренческой позиции.

Начальный этап развития общества. Развитие социальных процессов начинается с этапа нуль-мерной или 0-D ППМ. Это исходное состояние общества, в котором все члены общества находятся на нуль-мерном уровне развития. Нуль-мерность в этом случае означает, что человек не состоялся как личность, т. е. не прошел стадию «второго рождения» – отделения от коллектива. Или, иначе, является носителем социально-психологической матрицы, соответствующей детском возрасту. А потому, человек и общество пребывают в полном недифференцированном единстве. Для Античности и Средневековья нуль-мерный этап соответствует периоду «темных веков».

Поскольку на начальной стадии развития сознания абстракции еще не сформированы, информационные потоки, обрабатываемые коллективным бессознательным, минимальны. Соответственно минимальны размеры внешнего и внутреннего пространств, т. е. человек живет ближней зоной. Эта зона может быть обозначена как «социальная точка», поскольку ее граница еще не воспринимается отчетливо: жизнь человека сосредоточена «здесь», а то, что находится далеко – просто не воспринимается, это некоторое «неопредмеченное пространство».

Ближняя зона имеет первостепенное значение для развития этноса: с ней непосредственно связано формирование этнической идентичности, вырастающее из персональной идентификации с нуль-мерным коллективом и занимаемой им территорией. Здесь – в ближней зоне – происходит зачатие из подвижных дискретных племен единой оседлой сообщности, которой предстоит стать народом, а потом и нацией. С ближней зоной непосредственно связан образ матери-родины, закрепленный в коллективном сознании.

Для общества, находящегося на начальном этапе развития, характерна специфическая культура или семейства культур, которые по словам М. Элиаде, «базируются на ценностях, ориентирующих людей на целостное, нерасчлененное восприятие мира, на созерцание и приспособление к нему как к неизменной данности»[122]. Такая культура, присущая дологическому образному мышлению, ограничена собирательством и охотой.

Уникальной характеристикой начального этапа развития общества является то, что на занимаемую им ближнюю зону осуществляется проекция внутреннего мира каждого ее обитателя. В этом контексте особый смысл обретают слова К.-Г. Юнга, который полагал, что человек на этой стадии «безусловно коллективен, то есть настолько же в самом себе, насколько и в других»[123]. А поскольку бессознательное – это неупорядоченность, то человек «представляет собою все, что угодно, только не единство»[124]. С этими рассуждениями совпадает описание, которое А. С. Сидоров сделал для стадии общинно-родового строя. «Общество представляло из себя в значительной мере простое собрание тождественных индивидуумов, связанных, однако, одинаковыми интересами, инстинктами. Психологическая жизнь одного индивидуума в точности совпадала с таковой же у другого индивидуума и всего общества в целом. Вместе с тем, целое общество, коллектив не представляло собою чего-либо принципиально иного, кроме того, что оно состояло из ряда тождественных единиц. Таким образом, часть, индивидуум, качественно мало отличается от целого коллектива. Часть, действительно, то же самое, что и все целое»[125]. Последняя фраза А. С. Сидорова фактически описывает важнейшее свойство нуль-мерной стадии развития коллектива: ближние зоны отдельных индивидов фактически оказываются тождественными, поэтому действительно «часть замещает целое». Так мы можем сказать, что на нуль-мерном этапе развития структура недифференцированного общества соответствует структуре коллективного бессознательного.

Нуль-мерное общество, представляющее, в значительной мере, простое собрание тождественных индивидуумов, связанных одинаковыми интересами и инстинктами, в плане социальной организации порождает небольшие, однородные по составу, малодифференцированные общины, которые иногда называют «face-to-face society». Во главе этих общин стоят «лучшие из равных», выделяющиеся, прежде всего, своими физическими качествами. Эти лидеры в критические моменты могут обеспечить твердую власть, способную организовывать и распределять ресурсы.

На начальном этапе развития общество может порождать элементарные группы, как их описывал П. Сорокин[126]. К их числу относятся базовые группировки по расовому половому возрастному семейному языковому признаку. Вместе с тем, группировки по степени богатства и бедности, по месту жительства, по религиозным верованиям, по государственной или профессиональной принадлежности, по объему прав и обязанностей на этом этапе еще не могут существовать. Дифференциация между различными ближними зонами носит сегментарный характер и возникает «при равенстве частных общественных систем, которые различаются либо на основе происхождения, либо на основе территории проживания или при сочетании обоих критериев»[127].

Только к концу нуль-мерного периода начинают обнаруживаться признаки социальной структуризации, что означает начало процесса стратификационной дифференциации, как ее определял Луман – с точки зрения рангового неравенства частных систем. Так зарождается социальная структура, соответствующая линейной иерархии. Причина ее – появление в коллективе первых носителей 1-D ППМ.

Тогда же в обществе возникают группы, отдифференцированные по профессиональному признаку, а также по объему прав и обязанностей. Дж. Дьюи указывал, что социальное разделение труда развивается в той степени, «в которой мышление перестает подчиняться социально фиксированным целям»[128]. У Лумана этот тип социальной дифференциации называется функциональным. Но функциональные системы сам Луман признавал равными в своем неравенстве[129], что отражает качественную однородность общества. «…Деление общества по признаку рода деятельности отвечает мышлению еще довольно простого общества, которое объясняет социальные различия разделением труда, а не сословными рамками. Здесь нет деления на управляющих и управляемых, на властвующих и подчиненных, а есть только разделение труда»[130]. Возникновение функциональной дифференциации на начальном этапе развития общества означает приближение к черте, за которой происходит смена этапа развития общества.

Первый этап развития общества. Первый этап развития общества напрямую связан с освоением человеком первого уровня абстрактного мышления, который описывается 1-D ППМ. Этот этап начинается с формированием в нуль-мерном коллективе устойчивой группы носителей 1-D ППМ, т. е. тех, кто начал формироваться как личность, пройдя этап «второго рождения». Устойчивость этой группы возникает, когда ее численность достигает критической величины, равной примерно 10 % от общей численности социума[131]. Так что процесс перехода к 1-D ППМ затрагивает небольшую часть коллектива. Это совпадает с выводами ряда исследователей и, в частности, А. Тойнби, который указывал, что глубокие социально-культурные преобразования в обществе начинаются благодаря усилиям небольшой его части, которую он назвал «творческим меньшинством». Одна половина этой группы демонстрирует центростремительные свойства и способна к социальному сотрудничеству, для другой – такое объединение не свойственно. Первая группа носителей одномерной ППМ становится основой для возникновения аристократии, другая формально объединяет людей творческих профессий: ремесленников-художников, музыкантов, писателей. Эти группы имеют один корень, но разные судьбы. С появлением в обществе групп носителей 1-D ППМ начинается новый период европейской истории: для Древнегреческой Античности – это архаика, для средневековья – раннее средневековье.

Радикальное изменение механизмов мышления с переходом к 1-D ППМ неизбежно влечет перемену в восприятии человеком окружающего мира и самого себя. Носители 1-D ППМ обретают новую картину мира, новую систему ценностей; они меняют религиозные представления, создают новую культуру. Так эпос, имеющий линейную структуру, сменяет миф, который этой структуры лишен и может рассматриваться как нуль-мерная форма. Для Древней Греции одномерный гомеровский эпос становится символом и, в значительной мере, механизмом объединения разрозненных земель в единую страну. Тогда же неупорядоченное множество богов, характерное для темных веков, выстраивается в четкую иерархию. Характерно, что древние греки помещали на вершине этой иерархии Кроноса, бога времени. Одномерная связность сознания аристократии определяет время в качестве признака ее сословной идентичности. Время в таком случае предстает в виде рода, который уходит в глубины времен – к героям темных веков, которые предстают образцами личностного развития.

1-D ППМ, фактически, впервые актуализирует идею человека, как развивающейся личности. Представители аристократии, которые обретают первый уровень абстракции мышления (разум) и формирующееся внутреннее пространство (душу), получают исключительное право именоваться словом «человек». В обществе образуется четкая граница: носители 1-D ППМ – это «люди», остальные, по сути, – только тела. Эта позиция находит подтверждение у древнегреческих мыслителей. (Платон, Законы, 757 b-e; 961 a; Аристотель, Полит., 1301 b 30–36). Обращение к древнегреческому языку дает еще одно свидетельство: ??????? – превосходная степень от ????? «прекрасный», во множественном числе ??????? – «наилучшие», «аристократия»; «плохой» – «?????», во множественном числе ????? – «чернь». В новой социальной модели «лучшие» равны между собой, а «дурные» – между собой. Такое положение дел представляется природным. Как писал М. Хальбвакс: «Искать объяснение изменений общественного сознания следует не в экономической истории, а в нем самом… В любом случае, количественные различия остаются последним основанием для разделения на… группы… Когда речь идет о классе, мы в первую очередь воспринимаем качества входящих в него людей…»[132].

Начальный период первого этапа совпадает с «периодом активности поколения», о котором писал Х. Ортега-и-Гассет[133]. На этой стадии аристократия обладает ярко выраженной пассионарностью и определяет социально-культурные преобразования в обществе и активно воздействует на него. При этом она чувствует себя ответственной за общество, выступает его репрезентантом и потому о ней можно говорить как об элите. «Повышает ступень развития любого общества его элита – то есть люди, имеющие ступень развития сознания, более высокую, чем доминирующая общественная, и желающие заниматься преобразованием мира вокруг себя [выделено мной – Д. М.]»[134]. В этом контексте понятие «сословие» выступает как родовое, не означая конкретную социальную группу конкретного исторического периода, а характеризуя те особые социальные страты разных исторических эпох, которые, по словам О. Шпенглера, «представляют перед историей всякую нацию». «…Пробуждение нации к сознанию себя самой протекает всегда ступенчато, а значит – главным образом в одном-единственном сословии, обладающем самой крепкой душой и силой своего переживания зачаровывающем все прочие сословия. Перед историей всякую нацию представляет меньшинство. В начале раннего времени это меньшинство – знать, возникающая именно теперь как цвет народа, в ее кругу национальный характер, несознаваемый, однако тем сильнее ощущаемый в своем космическом такте, обретает большой стиль. „Мы“ – это рыцарство…»[135].

Здесь требуется уточнение. Мы видим, как разные авторы используют термины «элита» и «знать», понимая их если не тождественно, но наделяя близкими смыслами. При появлении первой группы носителей одномерного сознания формируется социальная структура – знать, объединяющая тех, которые имеют «ступень развития сознания, более высокую, чем доминирующая общественная». Эти люди уже не просто реагируют на внешние обстоятельства, но уже знают, ведают. Элитой они станут позже, когда сформированное ими сословие станет классом.

Представляя все общество, носители 1-D ППМ более ни при каких обстоятельствах не смешиваются с остальной массой. Элита выделяется над остальным коллективом точно так же, как одномерные механизмы мышления надстраиваются поверх коллективного бессознательного. В результате социальной стратификации две группы прежде единого общества разъединяются на уровне структур сознания, и этот невидимый барьер оказывается сильнее любой физической преграды. «Внутреннее, ощущаемое отстояние столь фатально и интенсивно, что не возникает никакого мостика взаимопонимания… Эта бездна между „жизнями“ не была создана ни собственностью, ни властью, ни профессией. Ее вообще невозможно обосновать логически. Она имеет метафизический характер»[136]. Для аристократии народная масса выполняет роль окружающей среды, которая остается неопредмеченной, аналогично неопредмеченному пространству дальней зоны по отношению к зоне ближней. Как писал Н. Луман, «аристократия существует лишь постольку, поскольку существуют выделенности или подразделения, которые не исключают и других – ведь есть и крестьяне, и крепостные, – но исключают, что нечто является одновременно и тем, и другим»[137].

Психологический разлом, проходящий в обществе по границе 0-D ППМ / 1-D ППМ, закладывает основы весьма характерного социального неравенства, которое повторяется в разные эпохи и в разных исторических контекстах. Это может быть рабство эпохи Античности, рабство юга Соединенных Штатов Америки или работорговля современного Исламского государства. Этим неравенством может быть феодальная зависимость Средних веков, или крепостничество в Российской империи. В любом случае, отрицание одной группой общества человеческих качеств у другой группы общества есть яркий признак одномерности первой группы. На более высоких уровнях личностного развития столь неравные отношения между людьми невозможны в силу наличия рефлексии[138].

Дифференциация в уровнях личностного развития становится главной причиной экономического расслоения общества. Одномерный механизм мышления обеспечивает большую связность сознания по сравнению с носителями нуль-мерного мышления, а потому аристократия обладает большими адаптивными и креативными возможностями. Соответственно, аристократия вырабатывает новые более эффективные «средства производства» и формирует новые «производственные отношения». Тем самым, она получает существенную «фору» для повышения своего благосостояния, и вскоре начинает выделяться в экономическом отношении на фоне остального общества.

Впрочем, для момента зарождения этого процесса его результаты не надо переоценивать. «Старинная родовая община, основанная на натуральном хозяйстве… не торговала; а обмен был тогда настолько примитивный, что вовсе не был ведущим экономическим фактором, – писал А. Ф. Лосев. – На основе натурального хозяйства… весьма часто возникают разного рода дарения, которые иной раз приближаются к тому, что в экономике носит название обмена»[139]. И далее: «Торговля в гомеровском мире имеет самое ничтожное значение, хотя она уже, несомненно, возникает… Деньги, конечно, еще отсутствуют… С торговлей же шло рука об руку и развитие ремесла. У Гомера упоминаются различные ремесленники…»[140].

Появление аристократии радикально изменяет социальное пространство. Прежде всего, для малочисленной группы носителей 1-D ППМ пространство расширяется. Это расширенное пространство включает ближнюю зону, из которой оно выросло, и которая теперь обретает четкую границу. Таким образом, социальное пространство структурируется. Расширяющееся социальное пространство аристократии поглощает также ближние зоны соседних, прежде независимых нуль-мерных коллективов, в которых своя аристократия еще не сформировалась. В противном случае, первая аристократия вступают со второй в конфликт за пространство, в котором их интересы начинают пересекаться.

Внутри социального пространства аристократии развивается процесс дифференциации, который идет по функциональному признаку – так возникает бюрократия[141]. В данном случае это понятие понимается в предельно широком смысле, как чиновничий аппарат, администрация, слой профессиональных управленцев (от франц. bureau (бюро, канцелярия) и греч. kratos (власть)). Становление бюрократии как социального слоя обычно связывают с развитием централизованных государств и особенно – с укреплением капитализма, но в широком смысле можно говорить и о бюрократии даже для Древнего Египта (государственный писец – чиновник, администратор). Важную методологическую идею формулирует Хальбвакс: «…Всюду, где та или иная должность требует не просто технической умелости, но и размышления, она сама не может приготовить к ней человека, поскольку сама по себе она бы осуществлялась без всяких размышлений. Отсюда понятно, что нужна особая социальная среда, которая была бы чужда исключительной озабоченности профессиональными делами и учила бы различать и оценивать оттенки человеческого достоинства. Но такое деликатное чувство лучше всего воспитывается там, где мысль постоянно бывает обращена на личности и группы, имеющие собственный облик и историю»[142].

Через два-три поколения после возникновения первой группы носителей 1-D ППМ, ее пассионарная энергия иссякает. В результате, аристократия, накопившая к этому моменту материальные блага, создавшая капитал, становится формальной социальной структурой, классом. Так знать превращается в элиту — в тех, кто велит, повелевает. К аристократии теперь относятся социальные группы, занимающие господствующее положение в обществе. Принадлежность к этим группам начинает все более определяться либо рождением и наследованием недвижимостей (родовая аристократия, знать), либо приобретением особых условий (денежная и чиновная аристократия), либо достигается избранием (народная аристократия древнего Рима). Родовая и поземельная аристократия достигает наивысшего развития в феодальной организации нового европейского общества, явившегося на смену античной цивилизации; в борьбе с этой средневековой аристократией будет сформирован и укрепится принцип современной монархии, но это процессы, характерные для последующих этапов развития общества.

Второй этап развития общества. Ближе к концу одномерного исторического периода, процесс личностного развития, продолжающийся в нульмерной массе, приводит к возникновению второй группы носителей 1-D ППМ. Этот процесс вновь стабилизируется, когда численность этой группы достигает критической величины 10 %. Структура общества обретает пространственную симметрию, наподобие знака Инь-Ян.

Эффективные механизмы мышления вновь повышают результативность труда, позволяют улучшить его оснащенность и организацию. И вновь, как в предыдущем случае, на основе 5 % образуется новое сословие, объединяющее, в первую очередь, зажиточных земледельцев. Вторые 5 % – это «деятели культуры» и для Древнего мира – ремесленники и зажиточные крестьяне[143].

На основе этих сословий в феодальной Европе возникает буржуазия.

Признаком идентичности нового сословия и, прежде всего, буржуазии, как еще одного носителя одномерной ППМ, становится новый интеграционный символ – деньги. Деньги в полной мере отражают усиливающуюся абстракцию сознания и мировосприятия и сменяют такой над-индивидуальный, но все еще антропный интеграционный признак как род, формируя идею примата объективных сил, стоящих над личностью. В сфере религии абстрактные силы персонифицируются в систему богов, среди которых присутствует отчетливая функциональная дифференциация, разделяющая между ними сферы ответственности: торговлю, сельское хозяйство, войну.

Весьма точное описание этой стадии развития социально-общественных отношений дали С. С. Степанов и А. Р. Птуха: «В некотором смысле натуральное хозяйство – это переходный этап от экономики собирательства к рыночной экономике. Труженик фазенды еще не отделяет себя от собственного хозяйства, а продукт производит только для удовлетворения собственных потребностей. Его менталитет обогащен созидательными ценностями, иногда даже творческим началом, но, в целом остается на том же уровне, что у собирателя. Внешняя среда человеком рассматривается как источник благ или угроз, теперь уже не только для себя, но и для своего хозяйства… Профессиональный крестьянин уже не только использует ресурсы, а преобразует реальность. Он строит дом, засеивает поля, содержит домашний скот и т. п. Он отвечает за часть реальности и заботится о развитии своей частной собственности. При этом его жизнь зависит от внешних по отношению к человеку сил, так же контролирующими реальность, как и он: засухой, дождем, плодородием и т. д. Он вынужден уживаться с этими силами, заведомо превосходящими его возможности. Современный человек с менталитетом крестьянина сталкивается не только с природными, но и с социальными силами, к которым он вынужден приспособляться. Эти силы, в совокупности, образуют ценности свободной экономики и предпринимательства, такие как деньги, имущество, власть, должность, популярность и т. п. Поэтому можно сказать, что современные бизнесмены в массе обладают буржуазно-крестьянским менталитетом [выделено мной – Д. М.]»[144].

По мере того, как в последующие эпохи будет происходить развитие рынка (не без влияния ППМ эпохи), будет расти понимание человеком объективной составляющей материальной жизни. Рынок и появление связанного с ним товарооборота неизбежно стимулируют отход от субъективности, перенос акцента деятельности с себя, своих интересов и своих представлений на внешнюю оценку, на объективные данные, способствуя развитию самосознания. Таким образом и зажиточное крестьянство, и ремесленники, и буржуазия становятся обладателями сознания, которое принципиально отличается от того, которым обладают представители ресурсной модели (собирательство, современное собирательство, неособирательство) и владельцев натуральных хозяйств.

Новое сословие возникает за той чертой, которая надежно отделяла аристократию от остальной части общества, поэтому непростые отношения, возникающие между этими двумя сословиями, порождены совокупностью причин, в том числе сугубо практического характера. М. Хальбвакс отмечал, что «слишком откровенно доходные профессии очень долго вызывали к себе предубежденное отношение, так как считалось, что между добываемым таким образом богатством и получающим его человеком существует лишь чисто внешнее отношение и класть богатство в основу социальной позиции – значило бы подменить иерархию людей иерархией вещей»[145].

Межсословный конфликт усугубляется тем, что к этому времени классическая земельная аристократия, утрачивает пассионарную энергию, характерную для молодого сословия. Окончательный удар земельной аристократии нанесет Великая французская революция, которая приведет к господству денежную аристократию, власть которой постепенно утвердится во всех европейских государствах.

На втором этапе развития общества величину социального пространства и новые тенденции в культуре определяет буржуазия и ее спутники, действующие в сфере культуры. К буржуазии переходит пассионарная энергия, утраченная аристократией. Теперь буржуазия становится репрезентантом общества. «С подъемом городов носительницей национального становится буржуазия, причем, что соответствует пробуждающейся духовности, – носительницей национального сознания, воспринятого ею от аристократии и доведенного до конца. Неизменно существуют (причем с бесчисленными градациями) определенные круги, способные жить, чувствовать, действовать и умирать во имя народа, и круги эти становятся все шире»[146].

Внутри социального пространства буржуазии идет интенсивная дифференциация по функциональному признаку, что особенно заметно на фоне аристократии, которая выбирает поведенческую модель «неделания» в пользу «размышления», как вновь обретенного качества человека. Классическая аристократия превращается в людей «идеальных интересов», как называет их Дж. Дьюи, которые «избрали для себя по большей части путь пренебрежения действительностью и бегства от нее. Необходимость преследовать „низшие“ цели они скрывали за вежливыми условностями… Этот уход от действительности во имя высших целей оставлял в полном распоряжении человечества в целом и особенно в распоряжении энергичных „практических“ людей только низшие формы деятельности»[147].

С определенного момента профессии встают наряду с сословиями, а потом начинают вытеснять их. Так функциональная дифференциация конкурирует с процессом стратификации общества по сословному признаку. О. Шпенглер подчеркивал принципиальное отличие этих процессов: «Особняком от подлинной сословной структуры стоят повсюду профессиональные классы ремесленников, чиновников, художников и рабочих… Их выделение основывается на чисто технических навыках, а значит, не на символике времени и пространства [выделено мной – Д. М.]; их традиции также ограничиваются техникой, а не собственными нравами или моралью, как-то сплошь и рядом присутствует в экономике и науке. Офицеры и судьи, поскольку они выводят себя от знати, – сословия, чиновники – профессия; ученый, поскольку он вышел из духовенства, принадлежит к сословию, художник же – профессия. Честолюбие и совесть связываются в одном случае с сословием, в другом – с достигнутым результатом. В совокупности всех первых присутствует нечто символическое, как бы оно ни было слабо, и оно отсутствует у вторых»[148]. Дополнительный смысл последним словам из приведенной цитаты Шпенглера придает Луман: «функциональная интеграция – инклюзия – снижает степени свободы»[149], т. е. возможности индивида к самореализации. Стратификационная дифференциация, по крайней мере, на начальном этапе, напротив – расширяет эти возможности, поскольку ей соответствует, как было показано, более высокий уровень личностного развития. Это качественное различие между двумя видами дифференциации, по сути, до сих пор оставалось незамеченным, что влекло путаницу при рассмотрении классовой структуры общества.

Итак, мы приходим к выводу, что функциональная дифференциация развивается внутри пространства стратификационной дифференциации, в то время как многие представители социальных наук, фактически, понимают под социальным пространством систему социальных координат, построенных преимущественно на основе функциональной дифференциации.

Это два качественно разных процесса, в которых напрямую задействованы психические механизмы развития человека.

Аристократию принято называть «вторым сословием», буржуазию – «третьим», выше них стоит «первое сословие» (по крайней мере, для условий «старого режима» во Франции) – жречество или духовенство. Возникая прежде других, оно способствует появлению аристократии. Духовенство воспитывает человека и стимулирует развитие общества, что критически важно на ранних этапах, когда такое развитие без лидерства чрезвычайно затруднено.

Выявляя особую роль духовенства в развитии европейских наций, О. Шпенглер подчеркивал: «Подлинная история начинается с образования двух прасословий, знати и духовенства, которые возвышаются над крестьянством. Противостояние крупной и мелкой знати, короля и вассалов, светской и духовной власти представляет собой основную форму всей раннегомеровской, древнекитайской, готической политики, – до тех пор, пока с появлением города, буржуазии, третьего сословия не меняется стиль истории. Однако весь смысл истории сосредоточивается исключительно в этих сословиях, в их сословном сознании»[150]. Шпенглер подчеркивает здесь только духовную специфику знати и духовенства, но важной оказывается его идея о специфике «сословного сознания». Далее, в свойственной ему парадоксальной манере изложения, он писал, отмечая суть различия этих социальных групп: «Любая знать – это живой символ времени, всякое духовенство – символ пространства… [выделено мной – Д. М.] Знать живет в мире фактов, священник – в мире истин; первая – знаток, второй – познаватель, одна – деятель, другой – мыслитель»[151].

Здесь два аспекта оказываются важными для дальнейшего исследования. Во-первых, характеристика духовенства как «мыслителя» сближает его в этом функциональном аспекте с интеллигенцией. Во-вторых, существенной оказывается функциональная связь духовенства с конкретной пространственной парадигмой. В результате оказывается возможным противопоставление двух первых сословий по пространственно-временному признаку.

Но в таком случае возникает вопрос, каким образом духовенство, как носитель пространственного признака, могло появиться на этапе реализации одномерной пространственной парадигмы – т. е. еще в тот момент истории, когда одномерная временная доминанта формировала специфику первого сословия?

В действительности, духовенство (понимаемое в широком смысле как совокупность профессиональных служителей культа в любых религиях, а не только монотеистических, с которыми связывает это понятие большинство современных научных словарей) возникает раньше аристократии и способствует появлению последней. Для христианской истории институт церкви переходит из Античности, переживая «Темные века». Древнегреческое жречество также возникает до появления аристократии. Так что механизмы формирования сословий аристократии и духовенства существенно различны. Являясь носителями наиболее развитой (для данной исторической эпохи) ППМ, представители высшего духовенства всегда стояли наравне с высшими государственными властителями и выступали их духовными наставниками, в том числе и с точки зрения понимания смысла социального пространства и освоения конкретной ППМ.

Таким образом, духовенство выступает в качестве «особого», в какой-то мере «переходящего», сословия, которое наследует накопленные предыдущими эпохами духовные ценности и выступает хранителем достигнутого ими высшего (для данной исторической эпохи) уровня духовного наследия. Тем самым, духовенство обеспечивает связь эпох: оно сохраняет наивысший уровень духовного развития, достигнутый предыдущей эпохой, и на его основе – в виде религиозных догматов – формирует целеполагание для развития следующего этапа истории.

В этом смысле место духовенства в системе трех сословий позднего феодализма ясно, и исторически верно описывает О. Шпенглер: «Знать всех ранних времен была сословием в изначальнейшем смысле, воплощенной историей, расой в высшей ее потенции. Духовенство выступало рядом с ней как противосословие, говорящее „нет“ во всех тех случаях, когда знать говорила „да“, и тем самым посредством великого символа оно выявляло иную сторону жизни»[152].

Одномерный период порождает одномерную вертикальную структуру общества. Прежде всего, это сословная структура, имеющая коллективный характер. Затем, одновременно с возникновением буржуазии, из среды аристократии выделяются индивидуальные носители 1-D ППМ. Поскольку история знает разные типы аристократии, то различны и исторические типы таких индивидуальных носителей. В древности некоторых из них почитали как великих мудрецов, другие вошли в историю как первые законотворцы. К числу носителей 1-D ППМ также принадлежали первые тираны. В средневековье к числу таких носителей относятся короли. Вопреки негативному мнению, первые древнегреческие тираны, «как и государи западноевропейского барокко, были либералами в великом смысле этого слова»[153], что находит подтверждение в трудах древнегреческих авторов (Аристотель, Аф. полития, 16, 2, 7 sq.; Диодор Сицилийский., IX, 37, 1; Плутарх, Моралии, 189, 1, и др.). Эти выдающиеся дипломаты «являются тем элементом, который, полный попечения о государстве, обращается против старых сословий, опираясь при этом на молодые, на дух и деньги… В любом случае с ними на сцене впервые появляется „народ“ как политическая величина»[154]. Дело в том, что для преодоления внутрисословных интересов аристократии, которые принимали все более эгоистический характер по отношению к остальному обществу, тиран был вынужден обращаться к народу. В результате складывалась социально-политическая конструкция, которую можно оценить как линейную двусвязную, которая формирует основы государственного устройства.

Третий этап развития общества. Третий этап развития общества связан с формированием группы носителей 2-D ППМ. Эта социальная структура возникает в результате стратификации внутри групп носителей 1-D ППМ – аристократии и буржуазии. Новая структура вновь стабилизируется по достижении критической величины, но теперь от общей численности этих двух сословий и становится основой нового сословия интеллектуалов, позже – интеллигенции и связанных с ними представителей творческих профессий.

Новые механизмы мышления обеспечивают более значительные результаты по сравнению с предыдущим одномерным уровнем. Новое творческое меньшинство вновь раздвигает границы социального пространства, трансформирует его характеристики и структуру. В Древнегреческой истории это время рождения и расцвета трагедии, построенной на бинарных оппозициях и имеющей диалоговую форму, которая сменяет эпос и лирическую поэзию. Характерно, что патрон древнегреческого театра, достигшей зенита своего влияния в период расцвета трагедии, бог Дионис, отличался ярко выраженной дуальностью, которая раскрывалась через связанный с ним символизм. В новообразованной группе возникают новые картина мира и система ценностей, вновь формируется новый тип культуры. Начинается новый исторический период: для Античности – классический, для Средневековья – романский.

Мышление на основе 2-D ППМ обретает качество культурной доминанты, признака идентичности для нового сословия. Этот факт находит косвенное отражение в схожих между собой характеристиках важнейших черт интеллигенции, которые отмечают разные авторы. Так, по мнению О. Шпенглера, «интеллигенция – это замена бессознательного жизненного опыта навыком мастерского владения мышлением, нечто бесплотное, скудное»[155]. Но это уже не просто мышление, но мышление, основанное на рефлексирующем, проблемном сознании, мышление, демонстрирующее признаки научности. П. Слотердайк фактически отождествлял интеллигенцию с самим процессом мышления, причем мышления в известном смысле самодостаточного: «В мир ворвалось мышление, само себя объявляющее причиной того, что есть и что имеет значение, и на которое, тем не менее, большинство людей, в том числе могущественных в политическом, экономическом и журналистском отношении, смотрят со стороны. С этой болезнью вынуждено на свой манер уживаться всякое реальное общество, решившее не препятствовать мышлению как таковому…»[156]. В этом ряду можно привести еще высказывание Д. Эйзенхауэра, которое по своему духу оказывается близким мнению Шпенглера и возвращает нас к критике софистов Сократом: «Интеллигент – человек, которому требуется больше слов, чем нужно, для того, чтобы сказать больше, чем он знает»[157].

целостность двумерного мышления порождает способность к расширению границ мира, которая может приобретать качество космополитизма. Эту характерную особенность отмечал О. Шпенглер, когда говорил о сходстве интеллигентных лиц всех рас, при котором сама раса отходит в них на задний план. То же в полной мере относится и к другим признакам по которым в обществе происходит дифференциация. Это новое для интеллигенции качество бытия П. Слотердайк демонстрирует на примере научной школы: «Благодаря разделяемому опыту идеи единства и целостности возникла новая общность, образца для которой нет ни в общенародных, ни в семейных отношениях. Начиная с этого мгновения школа ученых основывается на коммунитаристском энтузиазме; отныне она – скажем, не боясь анахронизмов, – связана „проблемным сознанием“, которое отделяет ее от всех прочих человеческих групп»[158]. Действительно, для социальной группы с высокой степенью рефлексии именно проблемность сознания и соответствующая проблематизация мира в процессе его духовного освоения выступает характерным признаком ее мыслительной деятельности. На метафизический характер возникновения проблематизации как отличительного признака мышления указывал М. К. Мамардашвили: «…Проблематизация мира не могла зародиться внутри, вырасти сама по себе из техники и ремесла, потому что они существовали в мире, который как целое был понятен и осмыслен через продукты мифологического воображения, через магические теории. Все стоит на месте и все понятно. Это замкнутый мир, из которого нет хода в другой. Должно образоваться какое-то самостоятельное пространство для того, чтобы возникли проблемы [выделено мной – Д. М.]»[159]. Он полагал, что должен совершаться некий акт, в результате чего открывается пространство, внутри которого как раз и возможно объективное научное мышление. Таким актом был парадигмальный сдвиг, происходившие в результате возникновения сословия интеллектуалов, носителей 2-D ППМ, следствием которого оказывалось расширение пространства и повышение его размерности.

Интеллигенция возникает как вертикальная стратификация по двумерному признаку в рамках различных социальных групп. Поскольку появление интеллигенции связано с различными социальными стратами (в связи с этим выделяют интеллигенцию рабоче-крестьянскую, разночинскую, буржуазную и др.), то тем самым запускается механизм размывания сословных границ. Носители 2-D ППМ неизбежно нарушают сложившейся в обществе порядок и существовавшую социально-политическую стабильность. Поначалу это выглядит как попытка реванша аристократии. Затем, появление двумерности в среде буржуазии приводит к усилению ее конкуренции со вторым сословием. Эти конфликты развиваются на фоне стремления укрепить государственность в ущерб сословным интересам.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.