1.2. Локализация предмета исследования в философии и науке

Существует особый ракурс – «философия культуры», со своим специфическим набором проблем и тем, в основе совпадающих с нашей исследовательской тематикой. Если проанализировать работы по философии культуры, легко убедиться: в данной сфере обозначено не столь много проблем собственно философского уровня. По большей части существуют проблемы теории и истории культуры, соотнесенные с надсистемой. В нашем случае в надсистеме может быть рассмотрено несколько уровней: уровень общества (куда культура входит как часть) и уровень неких надобщественных образований (ментосфера, ноосфера), которые могут иметь продолжение в направлении вверх, вплоть до Универсума и Бога. Мы концентрируем свои усилия на двух уровнях, что ближе расположены к культуре: это – общество и менталитет.

Заметим, что вариантов «философии культуры» – ровно столько, сколько авторских концепций в самой философии, поэтому для начала необходимо представить, каким способом их можно упорядочить в целостность. Мы предлагаем способ, который отчётливо демонстрирует те ментальные доминанты, что формируют философские концепции, и раскрывает эти концепции как производные от доминант.

Ментальные доминанты вписаны в генезис менталитета. Но это – особая тема, и она находится за пределами избранной здесь тематики. Мы же акцентируем внимание на нашем предмете «культура», уточняя ее ракурс: общую теорию и историю.

Уже накоплено множество определений понятия «культура». Крёбер, насчитавший их около двухсот [87, с. 18–19], сегодня мог бы значительно пополнить свою коллекцию – начиная с 90-х годов XX века наблюдается интенсивное развитие культурологической мысли [2; 7–8; 9; 10; 37; 47; 56; 74; 75; 82; 85–87; 110; 111; 118; 156; 159; 163; 167; 172; 183; 184; 186; 191; 194; 198; 201; 202; 203; 204; 205; 207; 210; 223; 226; 228; 230–235; 237; 238–241; 243; 252; 256; 261; 277; 292; 300; 308; 311; 312–313; 315; 321; 327; 340; 341; 344; 385; 388; 400; 401; 419]. Поэтому речь может идти уже о тысяче определений. Исходя из требования полноты [4, с. 30], можно сказать, что все трактовки культуры дополняют друг друга. Однако наша задача состоит не просто в фиксации этой очевидности, а в выборе определенной стратегии освоения и упорядочения данного множества.

В наиболее простом рабочем виде определение выглядит следующим образом: культура— таксономическая упорядоченность меры, иерархическая упорядоченность качеств, циклическая упорядоченность самого процесса её существования.

В науке XX века множественность и монизм не исключают, а взаимоподразумевают друг друга. Такова принципиальная установка системного под хода [258; 381; 414], а в постмодерне понимание единого и множественного в сочетаемости позволяет избирать любое определение в качестве доминирующего, и это тоже исследовательская стратегия. В любой вариации следует учитывать и все множество определений культуры. Каждое определение должно быть осмыслено через доминанту конкретно данного исторического периода. Этот прием известен в науке как «удержание рамки» – релятивной возможности ракурсного взгляда. При переключении внимания с одного ракурса на другой мы будем специально оговаривать смену «рамок». Итогом полного – «рамочного» – обзора станет всестороннее освещение нашего предмета исследования – культуры. Такой подход способствует прежде всего формированию понимания, между тем задачей работы является получение нового знания или новая организация существующего знания. И здесь вступают в действие проверенные временем приемы и методы классической философии и науки.

Как бы ни было велико разнообразие определений термина «культура», они всегда контекстуальны, причем любой контекст дислоцируется на определенном уровне общности. Чтобы задать максимально возможный по емкости контекст, обратимся к самому высокому уровню общности. Философия и есть такой наднаучный метауровень.

Философский уровень

В философии трактовка культуры дается в контексте той или иной философской системы. Поскольку систем – множество, важно знать, что все они в истории связаны сценарием жизни менталитета, глобальной ментальной программой или большими ментальными циклами, о совокупности которых пойдет речь в последней главе. Такой подход очень важен, и, если бы ставилась цель упорядочить историю представлений о культуре, именно он был бы основным.

Не существует «философии вообще». Понимание сути культуры исторически обусловлено и философски опосредовано. Любая философская система является авторской, связанной с контекстом определенного времени. Отнесение определения к той или иной философской системе – первое требование из разряда очевидных.

Всякая полная философская система содержит учение об обществе и касается проблем культуры.

Но, чем глубже мы погружаемся в историю философии, тем меньше можем обнаружить в этой связке то, что имеет отношение к учению о культуре. Пик развития культурологической мысли как особого предмета исследования приходится на XX век и наше время. Это доказывает материал, изложенный во второй главе.

В плане включенности можно констатировать: внутри полноценной философской системы всегда есть учение об обществе (социальная философия, обществоведение), а внутри обществоведения – учение о культуре. Это – разряд философских вопросов культуры (иногда его обозначают как «философию культуры» [82; 87; 172; 385]), действительным содержанием которой нередко является метатеория культуры общенаучного уровня.

Между тем философия культуры, обычно выступающая поначалу как раздел или часть социальной философии, постепенно получает право на самостоятельное существование, но, повторим, лишь в контексте той философской системы, из которой она исходит. Нет философии культуры на все времена, как нет универсальной философии в форме одного учения.

Принцип множественности точек зрения – это принцип «поли-», продекларированный в современом знании и использованный в данной работе как один из ключевых (причем требование привязки к истории своеобразно отражает принцип единства исторического и логического).

Предмет исследования в рамках философии

Следуя в направлении изложенного в первом параграфе сценария смены архетипов, мы действуем по принципу «от общего – к частному».

Указание на разновидность архетипа сразу задает исследовательский аппарат и определяет его ограничения.

Архетипы нужно выстраивать рядом и обозначать смысловые переходы, от «1» до «4», – это позволит избежать абсолютизации какого-либо одного архетипа. Только таким образом достигается методологическая полнота.

Начнем с раздвоения единого, с диалектики, имея в виду наш предмет – культуру.

В последовательном ряду «универсум – мир – среда» [115] нас интересуют мир и среда. Они попеременно и будут выступать в качестве единого.

Парная модель

Мир. Первичное взаимодействие самого высокого уровня абстракции имеет две стороны: природу и общество. В качестве оппозиционной пары обозначим естественный мир, с одной стороны, и общество, порождающее мир искусственный, «вторую природу», – с другой. Здесь общественное прежде всего отличается от природного. Общественное в ряду используемых понятий и терминов нашей предметной области является наиболее широким понятием. Культура вписана в общество, и это – ее первый контекст.

Модель на основе «тройки»

Человек по отношению к природе и обществу есть третье. Он находится в промежуточной позиции между ними, поэтому обладает двойственностью естественного и искусственного начал. Для антропологии данный аспект является генетическим: два начала порождают третье – «биосоциальный субстрат» человека. На этой тройке построена модель науки Нового времени – из трех главных составляющих: природы, общества, человека. Это – основа иерархической модели, позволяющая вписать и общество в свой иерархический контекст. Даже при осмыслении ноосферы и менталитета нет необходимости выходить за естественнонаучную парадигму [176]. Природный контекст в таком понимании является вторым по счету надсистемным контекстом для культуры. В философии культуры он непременно должен учитываться.

Для полноты следует сказать, что в философии всегда обсуждалась и некая надприродная составляющая (например, Бог или Абсолютный Дух), более высокого уровня, чем природа в естественнонаучном понимании, и она требует, чтобы мы ее учитывали, потому что полное понимание культуры предполагает ответы и на столь сложные философские вопросы по поводу культуры. Это уже третий надприродный контекст, который учитывается в философии культуры.

Человек есть существо не только материальное, но и духовное, идеальное. То же касается и нашего объекта – культуры. В качестве коррелирующей в данную иерархию можно ввести пару «идея – материя», а от нее уже перейти к иерархической тройке.

Определение культуры можно развернуть на основе иерархической тройки. Установив связи в тройке «природа – человек – общество», можно получить предельно общее определение культуры. Достаточно рассмотреть парные связки.

«Природа – общество». Культура есть то, что отличает человека общественного от природы. Культура – это черта характеристики общества. Культура принадлежит обществу, что указывает на ее неестественность (искусственность – в противовес природе). Первый признак культуры – искусственность. Можно развить это положение генетически, осмысляя назначение культуры. Культура не наследуется биологически, она наследуется только социально и существует как социокультурная программа. Назначение культуры состоит в обеспечении социокультурного наследования в обществе.

Культура является действующим механизмом (частью, органом и т. п.) общества. По отношению к обществу как надсистеме она имеет свое назначение и функции. Сказанное можно отнести к любым надсистемам, в которые входит культура, но об этом – позже. Вопросы проявленности систем более высокого порядка, чем общество, обсуждаются в философии культуры.

Обратное влияние природы на общество, а значит, и на культуру, состоит в том, что в своей экспансии общество не может выйти за пределы меры природы, точно так же культура – за пределы меры общества.

«Культура – человек», «человек – культура». В обществе все создает человек, и по порождению в определение культуры нужно внести антропокреативизм.

Второй признак культуры – человекотворность.

Порождение культуры происходит в деятельности, а деятельность всегда социальна и орудийна. Действующий человек не может создавать культуру вне человеческого социума и вне технического социума. Культура создается человеком и для человека, но при этом общественно опосредуется. В самом человеке, с его двойным – биосоциальным – субстратом, культура есть его социальность. Социализированность всей биоосновы человека имеет культурные корни. Биологическая основа человека социализирована культурой.

Отсюда исходит необходимость введения человека в социум с момента рождения, его социализация. Реализует задачу социализации педагогическая деятельность. Задачу удержания общества (целого) выполняет управленческая деятельность. И то, и другое происходит с помощью культуры. Трансляция культуры в человека носит характер специально организованной обществом деятельности. Это означает, что культура творит человека. Мы получаем набор «вертикальных» признаков культуры самого общего уровня.

1. По отношению к естественной природе культура есть искусственное. Культура не выходит за меру природы и за меру общества.

2. По отношению к обществу как к надсистеме культура имеет свое назначение и функции. Она выступает как действующий механизм (часть, орган и т. п.) общества.

3. По отношению к человеку культура есть человекотворное. Но верно и обратное: культура творит человека.

Модель на основе «четверки»

Модель на основе «четверки» имеет многочисленные ракурсы. Мы обратимся к предельно крупной типологии предметов, на которые обращена философия.

Самый широкий контекст – среды и аспекта деятельности – дает возможность рассмотреть фонды, которыми располагает человечество: природный + общественный = экологический + социальный, технический, антропный фонды. Актуализация каждого из них порождает соответствующий моноподход в науке, а их сочетание – смешанные полиподходы.

Экофонд и антропофонд (иногда узко трактуемый как генофонд в противовес культурно-генетическим программам) связаны по типу включенности. Тем не менее экофонд не накрывает антропофонд полностью: важно учитывать, что биологическая основа человека как общественного существа в значительной мере социализирована.

Рис. 3. Фонды деятельности.

По отношению к группам наук «по предмету» (природа; человек; техника; социум) «четверка» предстает как естествознание, человековедение, технознание и обществознание (обществоведение) [118, с. 12]. Поскольку культура включена в общество, главным в этом ряду для нас будет обществоведение. Соотношению обществоведения и учения о культуре посвящен следующий параграф. Прочие четверки, которые мы будем предъявлять по мере раскрытия темы, включены в контекст обществоведения.

Итак, мы продемонстрировали последовательную смену архетипов, от «1» до «4», раскрывающих для нашего предмета исследования – культуры – тот или иной контекст в рамках философии. Еще раз укажем на выявленное обстоятельство: культура включена в общество, является его неотъемлемой частью, механизмом, органом, – и учтем это при переходе на общенаучный уровень.

Общенаучный уровень трактовки культуры

Наряду с философской есть возможность трактовки культуры на общенаучном уровне. Какими бы ни были отношения философии и науки, наука по степени абстрактности и всеобщности располагается уровнем ниже. В данном случае важно, что наука тоже обладает своими способами удержания целостности. И существует особый общенаучный уровень, где эта целостность представлена уже близко к уровню философскому. Граница здесь подвижна, как и должно быть в знании [118].

Менталитет и научная парадигма

Определения культуры всегда включены в ту или иную научную парадигму [204, с. 11]. Установим связь этого термина с менталитетом и близкими общенаучными понятиями. Сегодня «парадигма» трактуется в широком диапазоне и означает ключевой набор идей и представлений, устойчивую совокупность взглядов и научного инструментария, влияющих на развитие науки в течение конкретно данного цикла. Главные слова – «набор идей» и «цикл»: набор идей, проживающих свой цикл. В общем плане это близко к понятию «ментального цикла». Разница лишь в том, что парадигма отнесена исключительно к науке и выражена инструментально, а менталитет пронизывает все общество. При этом понятие «менталитет» – философского уровня, а «парадигма» – науковедческий термин, совпадающий по значению с популярными в XX веке терминами «платформа» и «движение». Например, словосочетания «системное движение», «генетическая платформа» воспринимаются из-за временной дистанции уже как общенаучные парадигмы. Такова же и системогенетика, относящая себя к интегративным научным комплексам. Расхождения с «парадигмой» в нашем случае не столь существенны: «парадигма» накрывает науку или группу наук, а «движение» и «платформа» – общенаучные понятия. Расширительно можно называть «парадигмами» и эти – принадлежащие общенаучному уровню – целостности. Последнее уточнение позволяет наряду с «парадигмой» использовать термины «подход», «платформа» как близкие по значению [362]. Отнесение определений культуры к тем или иным «парадигмам» – это способ упорядочения данного множества в науке. Парадигмы служат общенаучным проявлением монизма: они несут функцию удержания целого.

Наша задача – сблизить и положить рядом ментальные и парадигмальные циклы. Этот прием дает возможность сгруппировать два уровня циклики: циклы культуры и циклы науки. Так создается ментально-парадигмальное целое, в котором есть единая модель мира и устойчивый набор содержащихся в них взглядов.

Мы представим два ментальных цикла, на протяжении которых культура изучалась научно. Это Новое время и XX век.

Обозначим для начала циклы классической науки, опиравшейся на естественную ментальность Нового времени (XVII–XIX вв.), и циклы неклассической науки XX века, опиравшейся на ментальность искусственного [3].

Рис. 4. Два цикла науки и их содержание.

Внутри каждого из них находим ряд научных парадигм, исторический набор особых подходов и их особых методов.

Наука Нового времени сформировала четыре подхода: 1) механический; 2) органический; 3) психологический; 4) социологический.

На границе Нового времени и XX века обозначился пятый, искусственно-технический, подход. Однако по установкам он отделяет себя от натурального подхода Нового времени – он ментально другой и принадлежит XX веку.

Именно в такой, строго заданной, последовательности названные парадигмы расположены в истории науки.

Классифицируя науки, сходным образом их трактовал О. Конт [163, с. 22], исключение составляет технический подход. Но весь мир техники и такая группа наук, как «технические науки», технознание и техногенетика, фактически возникли после Конта.

«Психологический» подход в этом ряду узковат – если говорить об объекте, то речь должна идти о человековедении.

Тогда под номером «3» мы зафиксируем предельно широко понимаемый антропологический подход. И все-таки по поводу особого антропологического метода однозначности в науке пока нет.

Это – разные подходы, и у них – разные методы. Каждый из них соответствует своему научному объекту (или миру): механический – абиотическому миру, органический – биотическому миру, психологический и антропологический – миру человека, социологический – миру человеческого социума, технический подход – миру технического социума.

В реальности взаимоотношения между методом и объектом – значительно сложнее: практически любой перечисленный метод так или иначе применялся ко всем объектам.

Данное обстоятельство дает редкую возможность построить матрицу «метод – объект» науки.

Рис. 5. Соотношение методов и объектов в науке.

Основные исследовательские подходы в теории и истории культуры следуют из приведенного набора. Можно вывести их типологию и обозначить следующим образом:

1. Культура в естественной парадигме (культура как принадлежность нового уровня природы):

а) механическая аналогия (культура как механизм);

б) органическая аналогия (культура как организм).

2. Культура в антропной парадигме (культура личности).

Психологический ракурс исследования культуры (культура как проявленность психического).

3. Культура в обществоведческом подходе (культура общества):

а) в социологическом подходе (культура человеческого социума, родовые культурные качества);

б) в искусственно-техническом подходе (культура как социальная машина, культура как проект).

Несколько слов следует сказать о техническом подходе, спроецированном на наш предмет.

Взгляд на общество как на машину был высказан в свое время А.А. Богдановым [40]. Цивилизация тоже в определенном смысле может трактоваться как «мегамашина» из людей, по Л. Мамфорду [401, с. 285–286]. Но вряд ли мы примем ее лишь за «техническую систему,» хотя по всем признакам это нормальный искусственно-технический взгляд на общество. Однако, как верно отмечает A.M. Пищик, «техническая мера социума не покрывает социальную его меру»[1]. В современном гуманитарном знании в связи с этим наблюдается противопоставление двух программ наследования: социально-антропной и научно-технической. Их конфликт выражается в феноменах капиталократии, технократии, технотронного фашизма и т. п. [362].

Обсуждается вопрос: как носитель духовности может стать важнее духа, как «форма» становится важнее «содержания» культуры? Аналогичная проблема известна в искусстве как проблема формализма, и появляется она в определенные исторические эпохи, осмысленные О. Шпенглером [405] и П.А. Сорокиным [344]. Но если раньше это было проблемой какой-то одной цивилизации и являлось приметой ее скорой гибели, то теперь (при выходе на уровень высоких энергий) речь идет о возможной техногенной катастрофе Земли и человечества вместе с ней.

Остановимся на том, что наиболее адекватным для описания такого предмета исследований, как культура, следует признать обществоведческую платформу. С нее мы и начнем в следующем параграфе.

А пока обратимся к интегративным подходам XX века.

Другие варианты анализа культуры: системный, генетический и деятельностный – относятся к неклассической науке XX века. Они имеют разновидности, а также синтезы в виде системогенетического и системодеятельностного подхода. Варианты подходов различаются. Мы будем об этом говорить.

Системогенетический подход рассмотрим подробно: он представлен в концепции на нескольких уровнях. О системогенетической линии следует говорить хотя бы потому, что она во многом наследует классическую науку и является ее пролонгацией в XX веке: это – время доминирования искусственных объектов, в котором объяснение мира, в его детерминизме, утратило свою актуальность и стали значимыми пределы доступной свободы и проектирование искусственных систем. Системогенетический подход крайне важен, ведь в нем «снимается» весь предшествующий этап: механицизм (в системности) и органицизм (в генетизме).

Идеи классической науки в области динамики привели к появлению разновидностей теории эволюции и попыткам построить единую эволюционную теорию – Синтетическую Теорию Эволюции, СТЭ.

В XX веке эволюционизм как надсистемно ориентированный подход дополнился подходом генетическим [357]. (Об их различии мы говорим в последней главе.)

Системная генетика трактуется предельно широко и интересует нас постольку, поскольку у нас есть наш особый предмет, включенный в свои надсистемы.

С позиции социогенетики, культура выступает как механизм реализации программы социального наследования [361]. Для общества она аналогична биологической генной программе наследования, которая есть в человеке. Культура обеспечивает воспроизводство общества, его социальной сущности. «Материалом» социального программирования служит человек. Это для нас очень важный подход, потому что в социогенетике впервые функция культуры осмыслена в сопоставлении с другими типами генетик: абиогенетикой, биогенетикой, техногенетикой и антропогенетикой.

С позиции техногенетики, культура обеспечивает наследование не только в человеческом социуме, но и в техническом, инновационная суть которой всегда связывается с рациональным познанием [194].

В культуре, действительно, можно обнаружить научно-техническую ветку. Точнее было бы говорить о связке рационального познания и техноса, иначе эта функция культуры будет выглядеть исторически неравномерной. Техногенез в связи с наукой активизировался локально, причем только в один известный нам период: в западноевропейском обществе Нового времени (хотя потоки открытий и изобретений в античности и в средних веках тоже имели место). Материалом в этом типе генезиса является вещество природы, которое превращается в технические системы (начиная от палки и заканчивая космическими кораблями).

Именно технические системы и их продукты являются несущим основанием всех разновидностей культуры: в науке – книги, в искусстве – и вещественность картины, и техника телевидения и так далее. На начальных этапах истории в качестве таких же технических систем выступал сам человек, и это подробно описано в исследованиях фольклорной линии культуры [363; 394–395].

Принцип деятельности. Наряду с системностью и генетикой в XX веке сформировалась парадигма деятельности. Она имеет, с нашей точки зрения, наибольшую объяснительную мощность в науке, поэтому к ней и обращались ученые весь XX век.

В центре наиболее известных исследований XX века стояли проблемы сочетания социальности и антропного начала. В этих исследованиях изучались коллективные архетипы, ментальность, деятельность, нормы, ценности и т. д. Все они имеют прямой выход в культурологию и специфичны именно для нее. Это подробно освещается во второй главе.

Пределы деятельностной парадигмы (как искусственной) – деятельностная, с социальной доминантой (А.Н. Леонтьев) [218], техно-деятельностная (А.А. Богданов, А.К. Гастев) [40; 246] и деятельностная, с личностной доминантой (прагматизм Д. Дьюи) [107]. Социальное и техническое, как мы уже отмечали, входят в состав общественного. В этом случае парность внутри парадигмы обеспечивается в виде «общественного – личного». Деятельность связывает общество и личность. Поэтому мы говорим не о специальных (социо- и антропо-) парадигмах, а об их динамическом сочетании в ядре деятельности.

Рис. 6. Неклассические парадигмы, относящиеся к принципу деятельности, в науке XX века.

Отметим, что деятельностный подход не исключает системного подхода и даже образует с ним синтезы: системно-деятельностный, функционально-деятельностный, системомыследеятельностный и т. д. Например, в системно-деятельностном подходе Л.А. Зеленова культура получает трактовку в ракурсах ее устройства (система деятельности), процессуальности (процессы деятельности) и сферности (сфера деятельности) [118].

То же касается и соотношения деятельностного и генетического подходов, где возможности только намечены. Но, фиксируя связи, важно четко понимать, какой ракурс преобладает, – от этого зависит исследовательский аппарат. Из сочетания системно-объектного и деятельностного рождается представление о «неклассической парадигме» XX века:

Табл.1. Неклассическая парадигма XX века и ее разновидности:

Данная проблема постоянно освещается в работах А.И. Субетто. Он развивает логику «тотальной неклассичности». В отличие от рациональной классической науки, такая логика декларирует учет иррациональной составляющей. Источником возникновения «неклассичности» А.И. Субетто считает работы Нильса Бора, в которых субъект-объектные отношения приобрели другое понимание. По Бору, субъект оказывает влияние на результаты измерений. Таким образом, основой тотальной неклассичности является антропный принцип. Используемая нами системогенетика – неклассическая наука.

Развертывание всех основных разновидностей неклассической науки XX века и смешанных подходов порождает наиболее известные аспектные взгляды на культуру. Применение понятия «парадигма» дает возможность предельно крупной группировки множества определений культуры: частные определения «накрываются» этими существенными разновидностями – парадигмами.

Заметим, что принцип деятельности уже с некоторой натяжкой можно назвать научной парадигмой. Это именно принцип, не привязанный к предметности.

Проектный менталитет XX века

Наука, субстрат которой – знание, а цель – познание, принадлежит человечеству. Она открывает закономерности, законы, устойчивые детерминанты и дает на этой основе прогнозы. Важнейшая черта науки – ее аналитический характер.

Деление наук по объекту, к которому мы обращались, является наиболее крупным. У науки есть два предельно больших объекта и один пограничный: естественный мир, общество и человек. В развертке – четыре: природа, социум, техника, человек. До недавнего времени любое дифференцирование наук и синтез их ветвей (если не считать ряда междисциплинарных) происходило в этих, объектных, рамках. Философия вплоть до XX века устойчиво обеспечивала наднаучный уровень удержания целого.

Наука способствовала быстрому развитию техники. Научно-техническая революция (НТР) была успешной до тех пор, пока конструирование технических устройств выглядело как экспериментальное приложение знаний, т. е. в рамках классического менталитета Нового времени, сопутствующей ему просветительской пассионарности, с применением экспериментального метода.

Суть состояла в целевом оперировании Природой: она изучалась и на этой основе использовалась в целях людей. В ценностном плане это обозначается связкой Истины и Пользы. Процесс связывания Истины и Пользы в истории шел и раньше, но до запуска научно-технической революции (НТР) он не имел столь взрывного характера, потому что познание и польза существовали подчеркнуто раздельно. Изменения, происшедшие прежде всего в европейском менталитете в самом начале Нового времени, соединили рациональное познание и производство, что привело к индустриализации и последующим «волнам» НТР [359].

В XX веке ситуация изменилась в связи с тем, что чрезвычайно актуализировалось инженерное конструирование и появилось широко понимаемое проектирование. Эти направления деятельности не аналитические, а синтетические, они используют аналитические достижения науки, не являясь наукой, а в ряде случаев могут обходиться без науки вообще. Если «конструирование» поначалу имело дело только с техникой, а затем осваивало и другие объекты, то «проектирование» изначально заявило о себе как тотальное, принципиально не привязанное ни к какому объекту и не связанное генетически ни с каким конкретным предметом.

На место приоритетных возможностей науки (познание и эксперимент) пришли возможности, содержащиеся внутри деятельности. И, хотя сайентизм в качестве мировоззрения преобладал до середины XX века, проектно-деятельностный подход все больше демонстрирует собственный потенциал, не связанный напрямую с наукой. Рассмотреть данный момент истории важно потому, что он имеет решающее значение для понимания сути культуры и предмета культурологии в настоящее время.

Проектирование позволяет реализовать цели субъекта, «Я». За понятием субъекта может стоять и отдельный человек, с его целями, и групповой субъект (иерархия: от личности – до государства и выше). Отсюда – принципиальный прагматизм проектирования, открыто заявленный в философии Д. Дьюи [107]. Поскольку деятельность целесообразна, активность человека проявлена иначе, чем у всего живого, существовавшего до него: человек действует сообразно цели. А цели человека социализированы уже в силу его биосоциальности.

Наука и проектирование различаются их разной ролью в деятельности, особенно – в отношении к будущему.

Наука есть знание об объективных детерминантах, в пределе наука дает прогноз развития. Наука – это знание, внешнее по отношению к деятельности.

Конструирование и проектирование – синтетические разновидности будущетворения. Это означает, например, что проектирование кое в чем уже конкурирует с менталитетом: прагматическая ориентация реализуется как технология и техника деятельности, результаты здесь проект и программа деятельности. Искусственные программы начинают конкурировать с естественными ментальными по своей степени воздействия на людей.

В проектно-прагматическом подходе детерминанты и прогнозы науки, если они точно установлены, могут выступать в качестве проектных (программных) ограничений или «граничных и прочих условий». Однако в реальности такое знание влияет на деятельность лишь косвенно: человек может знать прогноз, но это еще не значит, что он будет учитывать его в деятельности, – иначе человечество не подошло бы вплотную к экологической катастрофе. Превращение знания в мотив деятельности, увы, не носит автоматического характера – иначе половина правовых ограничений была бы просто не нужна человечеству. Такое различение понадобилось потому, что проектный и деятельностный подходы, как мы показали, вообще не имеют отношения к научным парадигмам. И тем не менее в менталитете XX века они выполняли такую же функцию, какую в прошлом выполняли научные парадигмы: это – определенная устойчивая точка зрения на мир, имеющая в своем распоряжении собственный набор идеальных инструментов. Она тоже опирается на знание, только на знание не объектное: это – знание о деятельности. В освещении Д. Дьюи и его продолжателей оно инструментально – позволяет человеку реализовывать его цели с помощью проектов.

Для нас очень важно, что деятельность человека орудийна и может быть рассмотрена все в том же пространстве: между Истиной и Пользой. Поэтому в человеке деятельность имеет основания в виде его потенциальных способностей, что можно представить в развертке его знаний (Истина) и умений (связанных с Пользой). Но линия технологизации орудийной деятельности, повышающая ее эффективность, живет вполне самостоятельно. Связка Знания и Пользы базируется на техническом абиотическом субстрате, и она обратным образом превращает человека в свое орудие – в придаток техники и технологии. Это – острое противоречие современности, о котором мы уже говорили.

Проектирование связано с потенциалом деятельности и рождено внутри деятельностной парадигматики. Деятельность регулируется «нормами», априори социальными, и это – ядро культуры, ее технологическая суть. До XX века культурное нормирование деятельности носило преимущественно «естественный» характер – регулировалось менталитетом наряду с целевыми установками. Проникновение в технологию деятельности превратило и культурные нормы в искусственно управляемые. Накопление опыта, происходящее в культуре внешним образом, было рационализировано.

Причина такого странного противоречия кроется в том, что деятельность человека целесообразна, а цели человека проявляются не в потенциале его способностей, а в актуальном наборе его потребностей. Прежде в истории основным социальным регулятором формирования потребностей была глобальная ментальная программа, а многомерность менталитета обеспечивала историческую непрерывность развития общества. Разрыв начинается с момента, когда человек эпохи демократии реально становится «атомарным», его зависимость от социума иногда доходит почти до нулевой отметки. Свои личные цели в деятельности он начинает ставить на первое место, а технологизация обеспечивает невиданную эффективность их достижения.

Искусственные, спроектированные, рационализированные нормы замещают в западной культуре XX века ранее существовавшие регуляторы менталитета, работавшие как неподвластные человеку естественные нормы и мотивы. Например, писаные правовые нормы на Западе практически полностью подменили мораль. Но ведь еще Кант отметил, что в моральной сфере есть нечто, неподвластное людскому разуму, и его невозможно ограничить сиюминутными соображениями практичности. Говоря системным языком, это – надсистемные регуляторы, находящиеся выше уровня личности и общества (например, Бог). Из культуры Нового времени по мере ее рационализации они постепенно изживались. А там, где это невозможно было сделать, искусственно блокировались.

Для обеспечения социальной устойчивости в «проектном» обществе XX века понадобилось множество компенсаторов, и они все более и более рационализировались. Понимая это, Дьюи поставил данный процесс в американском обществе «на поток», но так же поступили и другие рационалистические проектировщики «общественных машин»: Сталин, Гитлер, Муссолини и др. То, что сделали они, резко отличалось от западного демократического варианта в единственном – в целеполагании. Это – наиболее важный момент всего XX века: если деятельность можно эффективно технологизировать, то формулируемые цели могут принадлежать разным субъектам: и личности (как предполагали создатели западных демократий), и отдельным группам (например, партиям) и большим сообществам (например, религиозным). Русские космисты впервые заговорили о целях человечества, и сегодня именно они дают ориентир, способный повлиять на будущее и изменить ход истории.

Теперь вернемся к главному, ради чего, собственно, эта тема и была затронута. Цели человека в проектном подходе, в прагматизме Дьюи и в инструментализме его последователей не обсуждаются – из них исходят. Данный момент и порождает расхождение в инструментальном понимании культуры как набора регламентирующих норм деятельности: регламентация – процесс искусственный, но откуда берутся цели?

Мотивационную основу деятельности установили в коллективной (групповой) психологии и в социологии групп. Первыми обратили на нее внимание: Э. Дюркгейм (коллективные установки) [108], В. Бехтерев (групповые мотивы поведения) [38], К. Юнг (архетипы коллективного бессознательного) [319; 416]. Тому же посвящены психология народов [63] и историческая психология [404]. Развернувшиеся на этой основе «ментальные исследования» [3–5; 15–16; 22; 63; 72; 74; 81; 106; 293; 309; 368; 375; 383; 400; 404] блестяще решали проблемы реконструкции культуры прошлого и определения движущих мотивов деятельности людей прошлого. Но подобная постановка вопроса в отношении настоящего и будущего требует построения обществоведческой теории, из которой можно было бы получить прогноз. Большинство же ментальных исследований ограничивается герменевтикой, являющейся стержнем экзистенциализма и постмодернизма, выступающей там в качестве метода [404].

Однако достижение понимания и построение детерминант и прогнозов – разные продукты. Для инструментализма этот подход вообще излишен: прогнозы детерминируют то, что можно спроектировать волевым образом. А теории А. Тоффлера [371–374] и других исследователей [212–213; 270; 287; 397; 391] дополняют эту однолинейность глобальными прогнозами на основе единственной линии развития – технологической по основаниям и технократической по ориентации.

Убрать противоречие между искусственной технологически-рациональной западной линией, с доминантой регламентации деятельности, и естественно-ментальной, с доминантой ментальной мотивации деятельности, можно лишь обращением к надсистемному уровню – к уровню человечества, как минимум.

В нем преобладает детерминация деятельности, которая сейчас отображается наукой и проектной аналитикой.

В мотивационной сфере такая детерминация превращается в совокупность «глобальных императивов». Этот путь – искусственный. И в данном отношении все проекты типа «ноосферного общества», «образовательного общества» и т. п. сталкиваются прежде всего на ментально-мотивационном поле. Генерация людей, впитавших мотивы личного обогащения, будет насмерть стоять против всех ноосферных и прочих ограничений – такие люди превосходно понимают, что в любом варианте обогащения они «изымают» что-то у человечества или, иначе говоря, идут против Бога.

Культурологически значимый вывод из данного рассуждения таков: по отношению к деятельности технологическая линия (знания и нормы) задает детерминацию и регламентацию, а ментальная – обеспечивает мотивацию.

Модернизм (постмодернизм), экзистенциализм, прагматизм, инструментализм, проективизм, деятельностный подход предстают как нечто единое в том самом ментально-парадигмальном смысле, который мы уже сформулировали (единая модель мира, устойчивый набор содержащихся в них взглядов). Повторим: это – рациональное мировоззрение, но оно теперь обращено на процессы, а не на объекты, как было в классической науке. Парадигма, которую образуют названные подходы, не научная, как у Т. Куна (сложившаяся внутри научной школы), а ментальная – демонстрирующая совокупность взглядов людей XX века как большого ментального цикла. Это – новая ментальная формация, в которой мы продолжаем жить и сейчас (1920–2020).

Архетипы и парадигмы науки

Все перечисленные подходы одинаково важны для трактовки культуры. Они требуют осмысления на общенаучном уровне, с позиции изложенного в первом параграфе методологического набора (архетипы и их связки). Речь пойдет о содержании ментальных формаций. Каждая из них является ядром мировоззрения своей исторической эпохи.

Единица как архетип цикла. Любое ментальное ядро проживает в истории свой цикл доминирования и живет как актуальная культура. В цикле ядро, бесспорно, модицифируется, но в данном ракурсе это не имеет особого значения потому, что оно остается качественно единым в цикле, – вот что наиболее важно для нас.

Теряя доминирование, т. е. выходя из зоны исторической актуальности, ментальное ядро переходит в потенциальное состояние (начинает существовать как потенциальная культура).

Пара как архетип противоречия. Сочетание модусных разверток по линиям сущности и существования означает применение философского принципа единства исторического и логического. В образной форме этот принцип был выражен у Н.Г. Чернышевского: без теории нет истории, но и без истории нет и не может быть мысли о теории. «Логико-теоретическое» предстает в науке как статическое, а «историческое» – как результат динамического способа исследования того же предмета. Одновременно архетип противоречия дает два взаимосвязанных варианта приведения множественности определений понятия «культура» к единству: статическую целостность и динамическое целое. Следует сказать, что их сочетание так и остается сочетанием: общефилософский принцип единства исторического и логического в науке заявлен во всех подходах: есть теория механизмов, и в ней – динамический раздел; есть системность и генетика систем; есть теория организмов и история их жизни, онтогенез и филогенез.

Общенаучное требование, которого мы здесь придерживаемся, таково: логическое и генетическое должны совпадать и тем самым взаимопроверяться [4, с. 30]. Связь и взаимоотображение этих ракурсов возможны везде, где мы удерживаем и статическую целостность содержания и жизнь культуры.

Тройка как архетип иерархии. В системном мире архетип иерархии обозначает «вертикальное разнобразие».

В качестве пределов удерживает вертикальное разнообразие в актуальном нас разрезе пара: «ИДЕЯ – МАТЕРИЯ». У системной вертикали есть три уровня: НАДМИР – МИР – ПОДМИР.

Эти понятия («надмир, мир, подмир» как связанная системная картина из трех уровней) впервые были введены в системогенетике А.И. Субетто.

Поскольку нас интересует образ, а воплощением образа служит форма, обратимся к понятию «хронотоп». Хронотоп – временная и пространственная экспликации формы, поэтому иерархические уровни модифицируются масштабной пространственной «тройкой» («топос»): «Макро – Мезо – Микро» – и «тройкой» временных модусов («хронос»): «Будущее – Настоящее – Прошлое». Все классические исследователи образа в искусстве основывались на таком наборе параметров.

Представим их в связке:

Рис. 7. Иерархические тройки, характеризующие систему.

Всякое целое предполагает свой способ уровневой группировки, хотя между ними всегда будут существовать параллели. Подобный инструмент – таксономия в широком смысле [362] – является наиболее важной частью аппарата и классической, и современной науки. Уровневое построение иногда носит название «таксономического дерева», что указывает на его иерархическое происхождение.

Таксономическое дерево содержит иерархический аспект – здесь определяются разнокачественные уровни. Чтобы можно было рассуждать о каком-либо уровне, его следует отличить от уровней, лежащих выше и ниже по степени общности. Используя терминологию Л.С. Выготского, мы говорим о нашем предмете как о «культурологии сверху» и о «культурологии снизу» [62]. И здесь существенно следующее обстоятельство: история исследований культуры показала, что определения термина «культура» сплошь и рядом даются на одном иерархическом уровне. Нам представляется очень важным преодоление этого методологического недостатка современной культурологии. Если удастся его преодолеть, возникнет возможность логически (логико-иерархически) упорядочить определения культуры и, быть может, добраться до новых смысловых ядер феномена культуры.

Архетип иерархии наиболее тесно связан с системным понятием структуры, потому что связи, удерживающие целое в системе, всегда имеют иерархический характер. В структуре можно видеть и каузальность (аспект влияния более высокого уровня иерархии), и способ организации состава (закон развертывания более низких, чем система, уровней иерархии). Это – принцип единства управления и организации [356].

Четверка как архетип состава. Всякое определение есть уже определенное (устойчивое) качество в границах меры. Говорить об этом нам позволяет его уровневая определенность, например системная (а не надсистемная или подсистемная).

Уровнем ниже можно развернуть качество в количестве [68], т. е. говорить о неких статических единицах состава. Данный аспект обнаруживает себя во множестве интересующих нас определений [362], которые затем раскрываются как «разнообразие внутри системы», в границах данного качества. При этом мы всегда имеем дело с составом, о каком бы подходе ни шла речь. Различаются лишь трактовки состава в разных ракурсах: «детали механизма» – в технике, «органы» – в органическом подходе, «элементы» – в системном, «фазовые подсистемы» – в системогенетическом, «компоненты» – в деятельностном, «морфологические единицы» – в проектном.

В ряду архетипов взаимосвязанные иерархический и компонентный (качественно-количественный) аспекты связаны с сущностью. Совокупность этих подходов будет особенно продуктивной, если мы в дополнение к ним обозначим цикл – жизнь целостного этапа культуры, культурной целостности, жизнь, зафиксированную в сценарии модусов его существования, то есть применим одновременно все архетипы. Такие целостные процессуальные наборы редко удается построить, а тем более найти готовыми у других исследователей. Повторим: жизнь культурных целостностей обычно описывается в пределах одного уровня, именно поэтому остаются скрытыми отраженные в структуре каузальность и закон развертывания состава.

Вывод. Все сказанное по поводу общенаучных архетипов имеет отношение к любой из основных парадигм (и к смешанным типам – в том числе). Поэтому связь между архетипами (метод) и парадигмами можно свести в матрицу, раскрывающую наш исследовательский метод в плане культуры. Полное культурологическое освещение общенаучного уровня, с нашей точки зрения, должно содержать следующие направления:

Табл. 2. Соотношение архетипов и парадигм в науке:

Предлагаемая матрица охватывает практически все наиболее часто встречающиеся в литературе по культурологии парадигмальные подходы и содержащиеся в них методы исследования. Но принципиально вопрос стоит, в общем-то, не в ее заполнении до полноты перечнем теорий и их аспектов (что могло бы стать темой отдельного исследования). Речь идет о выборе необходимого и обоснованного для наших целей современного пути изучения культуры.

Мы избираем сочетание деятельностного и системогенетического подходов по той причине, что все предшествующие подходы в них «снимаются». Обще научный комплекс системогенетики доказал свою эффективность в биогенетике, психогенетике, техногенетике и социогенетике. Мы применим его в культурогенетике.

Таким образом, наметились два уровня исследования: философский и общенаучный (парадигмальный). Проследуем намеченным путем, избрав в качестве предмета исследования культуру.

Системный ракурс бытия культуры

Системная вертикаль по отношению к культуре. Еще до появления социологии способ представления социума как целого обеспечил органический подход. Техническая и технологическая стороны культуры были больше детализированы в системном. Своеобразным бампером между ними послужил функционализм, если не сводить его к системности в духе 60-х годов XX века. Широко понимаемый функционализм включает в себя органический взгляд на общество и раскрывает культуру как своеобразную функцию организма (общества) [313]. При таком подходе «функция и морфология» становятся понятиями взаимодополняющими, такими же, как их аналоги – в системном подходе (хотя по смыслу они различаются).

Системность как подход к исследованию культуры требует фиксации ее в качестве «системы», чтобы можно было развернуть по отношению к ней следующие ракурсы: «состав», «структура», «цельность», «упорядоченность», «связность» [105].

Первым действием в системном подходе является установление системной иерархии: надсистема – система – подсистема. А для раскрытия способов жизни культуры через набор ее подсистем нужно установить полный (процессуально связанный) набор подсистем культуры. Уточним, что, говоря о культуре на системном уровне (на философском уровне «особенного»), можно направлять свое внимание либо вверх по иерархии (и тогда актуализируются «функции», а общество предстанет как целостность, у которой есть культурная функция), либо вниз по иерархии (и тогда актуализируется «морфология культуры», состав культуры). В науке XX века системный подход к культуре следует признать наиболее разработанным, особенно в статике. При его дополнении генетическим подходом можно учесть все основные ракурсы других подходов. Именно в обогащенном синтезе состоит преимущество общей системогенетики. Здесь уместно вспомнить комментарий ученых по поводу создания эффективных в исследовательском плане теоретических конструкций, платформу которых составляет суммарность отдельных теорий («их авторы зачастую отчужденно относятся к такой – объединяющей их – конструкции»): «цель теоретических построений не синтез ради синтеза, но единый массив систематической теоретической аргументации» (курсив мой – Т.3.) [34, c. 34].

Условным недостатком данного подхода является невозможность увидеть и описать мир экзистенциально, субъектно, ценностно и с позиции всех трех субъектов. Однако этого не дает ни экзистенциализм, ни постмодерн. Проблема сочетания объектности и субъектности до некоторой степени – в стадии решения, но об этом – позже.

А пока вернемся к системности. Системный уровень должен удержать «культуру», причем культуру такой системы, как общество. Основная пара (культура общества – культура личности) раскрывает лишь одну часть иерархии – общественную культуру как систему и человеческую – как подсистему, хотя этого бывает достаточно для решения ряда внутрисистемных проблем, что продемонстрировал А. Моль [267].

Введя исторический предел существования «общества» в виде надсистемы – «человечества», находящегося пока в будущем, – мы вправе говорить о тройке: о культуре человечества, о культуре общества, о культуре личности. Мы обнаруживаем три иерахических уровня описания культуры в системном подходе. Все они проявлены в истории науки о культуре, что подтверждают многочисленные примеры.

Это – примеры системного понимания культуры человечества: «разумная культура» человечества; эвдемонизм как историческая цель культуры Нового времени; культура как область духовной свободы человека, по Г. Гегелю; понятие о родовых сущностных силах у гегельянцев и К. Маркса; надсистемные детерминанты и надсистемное влияние на культуру человечества (роль космоса в мифологии и в ранней протонауке; роль божественного откровения в развитии культуры; идеи космизма, гелиотараксии, ноосферизма и т. д.); культура как социальная память человечества; культура как генетический механизм наследования у человечества.

Это – примеры системного понимания культуры общества: «культура как достояние всех»; культура как моральные основы духа, по И. Канту; культура как социальная память общества; культура как генетический механизм наследования в обществе; культура как «душа» общества, как его неповторимая ментальность.

Это – примеры системного понимания культуры личности: «воспитанность» – в древнегреческой «пайдейе»; культура как признак личного совершенства и соответствие «идеалу», личные заслуги в освоении и созидании культуры в Возрождении; культура как прогресс в области раскрытия способностей ума у И.Т. Гердера; понимание креативизма культуры в персонализме Н.А. Бердяева.

Состав культуры

Состав культуры можно исследовать по отношению ко всем трем обозначенным уровням.

На надсистемном уровне состав культуры человечества не описан (человечества как субъекта еще нет). Данный уровень затрагивает состав общечеловеческой культуры, и его тоже можно представить системно (подсистемы, входящие в состав системы) или органически (морфология). Тем не менее о надсистемном ракурсе стоит говорить хотя бы потому, что в культуре фигурируют «общечеловеческие ценности», памятники культуры мирового значения, общечеловеческие культурные институты (ЮНЕСКО) и т. п. образования. Например, органическая морфология рассматривает не только типы локальных культур в истории (на основе сравнительно-исторического метода А. Гумбольдта), но и закономерность их связанности (сценарий и функции локальных культур в системе целого). Это приводит к кристаллизации основного ракурса: у Н.Я. Данилевского локальные культуры определяются на основе доминирующих видов деятельности, у О. Шпенглера – на основе типов экзистенции («способы переживания жизни»).

На системном уровне анализируется то, из чего состоит культура общества.

Ракурсы – те же. Обратимся к примерам:

• культура как совокупность культурных образцов у Крёбера [401, с. 200];

• культура как совокупность культурных архетипов у Юнга [416–417; 401, с. 577–578];

• культура как совокупность символов, ценностей и идей, например в «социальной аксиологии» [173, с. 178];

• блоки и типы культуры в теории деятельности [118, с. 6–24].

На подсистемном уровне исследуется то, из чего состоит культура личности: блоки и типы культуры личности, ее состав в виде девяти образований.

Система культуры личности – это система социальных образований личности, лежащих в русле дальнейшей эволюции человечества.

Система культуры личности – это тот потенциал, который общество актуализирует в человеке посредством управления.

Говоря о составе в управленческом ракурсе, мы обнаруживаем в культуре общества те же три блока, которые существуют в культуре личности, а именно: информационные, мотивационные и операциональные образования.

Спецификация информационной, операциональной и мотивационной культуры личности осуществляется за счет конкретизации типов, видов, форм, сфер культуры (экономические знания, технические навыки, эстетическое воспитание и т. п.).

Новое время и XX век опирались на единое понимание трех разновидностей культуры: общей культуры, мировоззренческой культуры, профессиональной культуры. Во многом это деление опирается на идеологию Просвещения и гносеологизм: наличие у человека общей культуры позволяет характеризовать его как всесторонне развитого интеллигента. Общая культура – это культура общечеловеческая, существующая вне зависимости от профессиональной или идеологической дифференциации общества. Она имеет значение базисов, так как лишь на ее основе и формируются профессиональная и мировоззренческая области культуры. В соответствии с известными нам составляющими цивилизации можно обозначить и предметный состав этой культуры: естественнонаучную (природа), гуманитарную (человек), обществоведческую (социум) и техническую (технос) культуры общества. Каждая из названных сфер формирует свои знания, умения, установки.

Мировоззренческая культура имеет четко выраженный идеологический характер (знания, умения и установки в системе мировоззрения); она позволяет охарактеризовать человека как социально зрелого гражданина.

Профессиональная культура раскрывается через профессиональные знания, умения и установки; она характеризует личность как специалиста.

Итог можно зафиксировать в виде матрицы:

Табл. 3. Девять модусов культуры общества и культуры личности.

В данной типологии Л.А. Зеленов [118] получил модусы, единицы (развернутые типы) культуры, каждая из которых содержит в себе три блока (знания, умения, установки), в совокупности порождая основные педагогические задачи. Реализация этих задач формирует готовую к деятельности личность. Представленная матрица освоения девяти блоков есть условие готовности человека к деятельности и к жизни в обществе в целом. В ней заложен набор критериев готовности личности: готовность к деятельности на основании сформированных знаний, умений, установок в девяти культурных планах.

Первичной из типов культур является общая культура. Объем общей культуры (всего, что накопило человечество за свою историю) никогда не работает в обществе полностью, а проявляется через актуальное ядро, поэтому иногда говорят о соотношении актуальной и потенциальной культур. Проблема их соотношения напрямую связана с ментальной динамикой.

Напомним: искусственные социальные образования (культура общества) изоморфны культуре личности по составу модусов. Культуру личности характеризуют те же три блока, которые существуют и в культуре общества: информационные, мотивационные и операциональные образования [118].

Сходство состава системного и подсистемного уровней позволяет увидеть изоморфизм состава культуры общества и культуры личности и предположить, что на уровне человечества тоже есть нечто аналогичное.

Структура культуры

На надсистемном уровне теории структуры культуры человечества пока нет. Этот уровень затрагивает лишь теория кросс-культурных взаимодействий, к тому же – косвенно.

На системном уровне структуру культуры раскрывают социальная антропология, культурная антропология.

На подсистемном уровне – структурная антропология (исходящая из воззрения – точки зрения – личности).

Функциональный ракурс бытия культуры

Повторим: функциональный ракурс не сводится к системному: «функция» обычно выступает в качестве дополнения по отношению к «морфологии», как «структура» – к «составу».

Функции культуры – это ее функции в обществе, в надсистеме.

Системно-функциональная трактовка культуры. Обозначим четверку основных функций культуры. Культура выполняет в обществе следующие технические функции: а) сохранения; б) трансляции; в) отражения; г) преобразования [10].

Для взаимодействия общества и культуры это верно. Но в данном ракурсе отсутствует человек, поэтому не фигурирует процесс созидания культуры. Вот почему это именно технические функции культуры.

Если исходить из данного набора функций культуры в обществе, можно выстроить аналогии.

Отражение = Технический социум = Ум = ценность Истины = познание.

Сохранение = Цивилизация = Воля = ценность Добра = ценностное ориентирование.

Трансляция = Культура = Душа = ценность Красоты = коммуникация.

Преобразование = Человеческий социум = Сома = ценность Пользы = производство.

Здесь сохранение и трансляция относятся к ментальной ветке культуры (человеческий социум), отражение и преобразование – к научно-технической ветке (технический социум).

Первая программа культуры в данном функциональном ракурсе выглядит как «сохранение + трансляция», вторая программа культуры – как «отражение + преобразование».

Отнесем сказанное к двум программам:

Рис. 8. Основные функции культуры, ее программы и виды социума.

Такому пониманию соответствует и современное деление философии на «социальную философию» и «философию науки и техники». Нетрудно связать социогенетику (социальное программирование человека) с ментальной, калокагатической, линией истории, а техногенетику – с линией «Истина – Польза», с научно-техническим единством. До некоторой степени такая связанность даже очевидна, ведь техника и есть продукт связки той деятельности, в основании которой лежат Истина и Польза, наука и техника, а менталитет особого влияния на нее как бы не оказывает.

Техника как целостное явление живет по собственным законам, и можно говорить о самостоятельности ее развертывания [207]. Становление техники касается все более сложного преобразования вещества природы, как считается, для блага человека, хотя есть и другие точки зрения, например С. Лема, С.Б. Переслегина [212–213; 280]. Современная техника как средство обеспечивает массовый охват людей (СМИ, СМК) для их программирования со стороны власти и политики.

XX век продемонстрировал: и по отношению к человеку, и по отношению к обществу становятся реально возможными технический подход и прагматическое проектирование. При этом бывшее «естественное» уже трактуется как «искусственное» [406–407]. Две линии, до того существовавшие в определенной степени порознь, в истории XX века скрещиваются: мы наблюдали в XX веке не одну попытку проектного вмешательства в программирование людей помимо менталитета. Например, советская культура, как и культура третьего рейха, была в значительной степени спроектирована и запущена искусственно. Линии, о которых мы говорим, настолько сблизились, что стало заметным и обратное влияние. Этот процесс иллюстрирует модель из двух спиралей истории по типу ДНК [3].

Вторая сторона проективности – управление в социуме – все больше осмысляется и используется технически. После «революции менеджеров», зафиксированной П.А. Сорокиным [343], стали очевидными для всех повсеместное проникновение менеджмента в жизнь общества, усиление роли менеджмента, рост его проективности.

И здесь зарождаются множественные связки, например PR, коммуникативный менеджмент, бренд-менеджмент и т. д.

Таким образом, в самом широком обществоведческом смысле культура участвует в реализации двух программ: социо-ментальной и научно-технической. История этносов (народов) и цивилизаций и история науки и техники – это их проявленность. Их следует рассматривать вместе: как параллельные и взаимовлияющие. В обществоведении, кстати, постоянно фигурируют подобные связки: народ и цивилизация, наука и техника. В системно-функциональном плане они и создают набор из четырех основных функций культуры в обществе: сохранения, трансляции, отражения, преобразования.

Существует еще один ракурс, предложенный В.А. Никитиным, методологом школы Г.П. Щедровицкого: это – ракурс пяти «позиций» в культуре. Исходя из этой искусственно-технической модели системодеятельностного подхода, в культуре признают возможными следующие деятельностные «позиции»:

а) хранитель;

б) распространитель;

в) творец;

г) продавец.

Стоящая над ними позиция управленца накрывает все четыре.

Типологии близки, но лишь поверхностно. В первом случае подразумеваются технические функции культуры в обществе, а во втором – деятельностные позиции людей по отношению к культуре и ее артефактам (повторим, это – методологический подход). Их сопоставление требует особого осмысления, но оно лежит за пределами науки, а потому и вне наших исследовательских целей.

Рассмотрим две наиболее важные функции культуры подробнее.

Функция сохранения. Культура несет на себе функцию социальной памяти. Различают три ее типа: индивидуальный, общественный и техногенный [301]. Ракурс социальной памяти дает возможность говорить о разнообразии социальных генотипов, например о социально-экономическом генотипе.

Реализация этой функции требует обращения к ракурсу организованностей и механизмов культуры: «культурные центры» – в эллинизме; очаги «монастырской культуры» – в средневековье; библиотеки, коллекции, музеи – в барокко и после него; университеты, СМК, проектируемые системы культуры – в XX веке (культурный империализм) и т. п. Можно рассматривать способы жизни этих образований в самом широком плане (австрийская культурно-историческая школа В. Шмидта), постепенно сужая, – и тогда возникнут «культурные круги» (Ф. Гребнер, Л. Фробениус), «культурные потоки», «горизонтальная и вертикальная динамика культуры». Социодинамика культуры обычно к уровню институтов и организаций и сводится, хотя этот уровень далеко не единственный. Можно представить столько у ровней динамики, сколько удается обнаружить их в системной модели.

Функция трансляции. Она возможна лишь при наличии линии преемственности в культуре. Контркультура в XX веке впервые поставила целью прервать преемственность искусственно.

Трансляция невозможна без сохранения. Культура удерживает функцию социальной памяти, а в социальное наследование закладывается «программирование человека» – такова позиция Я.К. Ребане [301]. Эта тема выводит на деятельностный ракурс, требующий привлечения научно-технической линии.

Понимание культуры как процесса и механизма трансляции опыта содержит мысль о движении процесса, о направленности его в обе стороны: от системы (общества) – к подсистеме (человеку) и, наоборот, от подсистемы – к системе. Второе и есть создание культуры человеком.

Понимание функции культурной трансляции (в обе стороны) в общем виде подразумевает взаимодействие. Взаимодействие культуры человечества, культуры общества и культуры личности проявляется в процессах трансляции (переноса) и проявлено в коммуникации. Усиление коммуникативной функции культуры в XX веке связано с проективной ориентацией менталитета в целом. Коммуникация актуализировала тему «Язык (языки) и культура» [19; 30; 215; 242; 285; 327; 407]. Формально это заставило обратить внимание и на эволюцию средств трансляции культуры в обществе, и на их современную компьютерную унификацию (проблема динамичных сетей, сменяющих структурно статичные иерархии).

Можно назвать и другой, близкий, ракурс – сохранение и изменение; их суммирующий вектор – развитие. Изменение, как мы видим, связано с человеком. Сочетание сохранения и изменения отражает процесс взаимодействия человека и общества в культурном плане. Это иначе связывает производство и воспроизводство культуры, но набор ориентиров остается неизменным. Такой поворот темы подводит нас к иному аспекту исследования культуры, и он будет освещен в следующем параграфе.

Выводы из второго параграфа

Мы проследили, как учение о культуре может соотноситься с философией и общенаучным знанием. Введенные различения позволили очертить зоны пересечения и возможные подходы к созданию теории культуры на данном уровне. Для построения теории культуры ведущими избраны ракурсы системности и деятельности, причем и в статическом и в генетическом планах.

Из классических и постклассических парадигм, оставивших свой след в учении о культуре, наиболее известны следующие:

• парадигма механицизма (культура как механизм);

• парадигма органицизма (культурные организмы, организменность устройства и жизни культуры);

• социологическая парадигма (человеческий социум и место культуры в нем);

• технократическая парадигма (культура как машина, как технология и т. д.);

• парадигма системности (культура как система, система культуры);

• парадигма деятельности (культура как порождение деятельности);

• системогенетическая парадигма, развивающая системность в динамике (генезис культурных систем, социогенетика и культурогенетика).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.