Споры вокруг года начала переселения

Надо отметить, что относительно года первого переселения корейцев на российскую территорию среди исследователей имеются разногласия. И.П. Надаров, Н.М. Пржевальский и А.Я. Максимов, как мы уже видели, считают таким рубежом 1863 год. В.И. Вагин, автор обширной, очень информативной и откровенной работы «Корейцы на Амуре» (1875 год), Н.А. Насекин в историческом очерке «Корейцы Приамурского края» (1896 год) и В.В. Граве в обстоятельном отчете «Китайцы, корейцы и японцы в Приамурье» (1912 год) также называют 1863 год. Следующий, 1864 год как дата основания первого поселения корейцев на русской территории упоминается в докладной записке полковника Ольденбурга от 25 сентября 1864 года (будет полностью приведена ниже), а также в работах 1899 года чиновника особых поручений Переселенческого управления А.А. Риттиха (Переселенческое и крестьянское дело в Южно-Уссурийском крае) и делопроизводителя канцелярии Приамурского генерал-губернатора Е.Т. Смирнова (Приамурский край на Амурско-Приморской выставке 1899 года в г. Хабаровске). Что касается современных авторов, то в упомянутых монографиях Б.Д. Пака и А.И. Петрова также приводятся разные даты: у первого 1863-й, а у второго 1864 год. Возможно, причиной расхождения в столь, казалось бы, очевидном вопросе является неясное (или излишне широкое) толкование понятия «начало переселения». Если таковым считать первый достаточно организованный переход корейцев через границу, то правомерно называть 1863 год; если же брать за точку отсчета образование первого корейского поселения на российской территории, то это, несомненно, 1864 год.

М.П. Пуцилло, занимавшийся расселением корейцев в России в 1870–1871 годах, о чем будет более подробно рассказано ниже, в предисловии к составленному им русско-корейскому словарю писал: «В 1863 году первые выходцы в числе 12 семейств, поселившись в пограничных русских владениях, заняли хорошие участки земли…». Однако тут же он делает важное примечание: «По официальным сведениям, первоначальное переселение возникло в 1864 году, когда перешло 60 душ обоего пола, поселившихся на р. Тизен-хэ».

Здесь для нас имеет значение такое различие: М.П. Пуцилло вполне уверенно заявляет, что первое переселение датируется 1863 годом, но «по официальным сведениям» (выделено нами) оно произошло на год позже. На этом вопрос о времени первого переселения можно считать закрытым…

Обратимся к работе Б.Д. Пака. Упомянув, что начальник Новгородского поста И.Ф. Черкавский «сумел привлечь к себе корейцев», а последние предлагали ему «свои услуги в части нахождения «новых охотников для переселения», автор продолжает: «Капитан Чернявский (правильно Черкавский) не решался удовлетворить просьбу корейцев, но сменивший его в 1863 году поручик Резанов разрешил одному корейцу, жившему уже несколько лет в тех местах, перевезти не только свое семейство, но и других соотечественников, которых поселили в долине реки Тизинхэ» (Б.Д. Пак. Корейцы в Российской империи…). Источник таких сведений автор не указывает.

И еще одна цитата из книги Б.Д. Пака: «Беря на себя ответственность за последствия такого разрешения, Резанов основывался на «Правилах для поселения русских и инородцев (правильно «иностранцев») в Амурской и Приморской областях», по которым разрешено было селиться в этих областях всем русским и иностранцам, имеющим увольнительные свидетельства от своих правительств. С корейцев же нельзя было требовать таких свидетельств, поскольку между Россией и Кореей тогда еще не было установлено дипломатических отношений» (там же).

Действительно, 27 апреля 1861 года императором Александром II был высочайше одобрен законопроект под названием «О правилах для поселения русских и иностранцев в Амурской и Приморской областях Восточной Сибири». Суть его сводилась к следующему: «Государь Император по положению Сибирского Комитета Высочайше соизволил повелеть, для поселения в областях Амурской и Приморской Восточной Сибири, постановить следующие правила: 1. В сих областях дозволяется селиться всем вообще желающим, как русским, так и иностранцам, но с соблюдением условий, ниже изложенных…». Далее документ содержал еще 12 статей, в которых излагались условия поселения и разъяснялись даваемые переселенцам льготы, и в их числе – освобождение навсегда от уплаты подушных податей и на 20 лет от поземельной подати. Амурская и Приморская области были объявлены правительством открытыми для заселения «крестьянами, не имеющими земли, и предприимчивыми людьми всех сословий, желающими переселиться за свой счет».

Поскольку Б.Д. Пак не ссылается на какие-либо документальные источники, возникает несколько вопросов к его авторскому тексту. Во-первых, очень сомнительным представляется тот факт, что на руках у Резанова был этот документ. Может быть, он слышал о нем или имел соответствующее распоряжение высшего начальства, но архивы, к сожалению, не сохранили таких свидетельств. Во-вторых, вряд ли начальник поста в чине поручика мог юридически грамотно толковать закон. И, в-третьих: Резанов лично, разумеется, не мог разрешить корейцам поселиться на русской территории – у него просто не было таких прав по должности. Что и подтверждается следующими документами из Российского государственного исторического архива Дальнего Востока.

30 ноября 1863 года начальник Новгородского поста, командующий 4-й ротой 3-го линейного батальона Восточной Сибири поручик Резанов (инициалы его неизвестны) в рапорте военному губернатору Приморской области П.В. Козакевичу (П.В. Козакевич или Казакевич, контр-адмирал, первый военный губернатор Приморской области Восточной Сибири в 1856–1865 годах) доложил, что к нему «обращались уже с просьбой несколько корейцев о позволении им селиться в числе 20 семейств по речке Тизинхе (теперь река Виноградная) в 15 верстах от поста, где в настоящее время построено ими 5 или 6 фанз». При этом корейцы заявили, что они переселятся туда только «с тем условием, чтобы на месте их поселения выстроить русский дом для помещения хотя бы пяти человек солдат, которые могли бы служить обеспечением их безопасности от манджуров, без чего манджуры будут их убивать, несмотря на то, что они находятся в русских границах». Если русскими будет обеспечена их безопасность, уверяли корейцы, «тогда они готовы переселиться еще в числе ста семейств». П.В. Козакевич счел возможным удовлетворить просьбу корейцев о поселении на российской территории и в мае 1864 года предписал поручику Резанову выстроить караульный дом в месте их расположения для защиты от возможных нападений маньчжуров. Заметим, что, судя по ответу, военный губернатор Приморской области по своей должности имел такие полномочия – в отличие от начальника поста, спрашивавшего официального разрешения начальства. А по дате ответного письма – через пять месяцев после рапорта Резанова! – можно предположить, что и военный губернатор обращался с этим вопросом в вышестоящие инстанции (чему документальных подтверждений, впрочем, не найдено). В том же предписании от 4 мая 1864 года П.В. Козакевич велел Резанову принять «самые энергичные меры к ограждению их безопасности и спокойствия», поскольку корейцы, переселившиеся в российские пределы, «могут пользоваться полною свободою и покровительством русских законов».

Это предписание было получено Резановым, когда само переселение фактически уже произошло: более 60 корейцев, перешедших границу по сути самовольно, жили на реке Тизинхэ в выстроенных ими восьми фанзах, имея огороды, пашни и даже скот. Начальнику военного поста оставалось только констатировать свершившийся факт, что он и сделал в очередном рапорте.

«21 сентября 1864 года начальник Новгородского поста (поручик Резанов) донес военному губернатору, что корейцы поселились на р. Тизинхэ и прилежно занимаются хлебопашеством, и просил разрешения открыть им сбыт хлеба, преимущественно гречихи, в казну; построить мельницу и оказать денежное пособие, уплатив их долг, 200 руб., китайцу Ли за семена и продовольствие во время зимы. Представление это было охотно уважено. Генерал-губернатор Карсаков (М.С. Карсаков или Корсаков, генерал-лейтенант, генерал-губернатор Восточной Сибири в 1861–1871 годах), по дошедшим до него сведениям, письмом от 16 ноября 1864 года за № 581 просил адмирала Козакевича, ввиду особой важности заселения края, оказывать «туземцам», желающим «прочно поселиться» в наших пределах, покровительство и пособие продуктами, на первое время лишь в самом необходимом размере, из экстраординарных сумм» (Н.А. Насекин. Корейцы Приамурского края. Краткий исторический очерк переселения корейцев в Южно-Уссурийский край, с картою. Труды Приамурского отдела ИРГО. Хабаровск, 1896). О такой реакции М.С. Карсакова позже – уже в историческом плане – сообщала и хабаровская официозная газета «Приамурские ведомости» (приложение к № 83 газеты «Приамурские ведомости» за 1895 г., с. 1).

Заметим, что генерал-губернатору доложил об этом, очевидно, военный губернатор Приморской области (предположительно никак не позже сентября, а скорее всего еще весной или летом 1864 года). И.П. Надаров в работе «Инородческое население Уссурийской страны…» без ссылки на источник упоминает о таком факте: «В 1864 году военный губернатор Приморской области контр-адмирал Казакевич представил на разрешение генерал-губернатору Восточной Сибири генералу Корсакову вопрос о подданстве переселяющихся к нам корейцев. В то время генерал-лейтенант Корсаков дал по этому поводу самые неопределенные указания». Однако в тексте «Всеподданнейшего отчета по управлению Восточной Сибирью за 1864 год» М.С. Карсаков, подводя первые итоги переселения корейцев на российскую территорию, отмечал: «Эти корейцы в первый же год посеяли и собрали столько хлеба, что могли обойтись без всяких с нашей стороны пособий… Есть слух, что по примеру их намерены переселиться к нам еще до ста семейств корейцев, каковое переселение, в видах скорейшего в Приморской области развития хлебопашества и обеспечения ее через то собственным хлебом, весьма желательно, так как известно, что люди эти отличаются необыкновенным трудолюбием и склонностью к земледелию».

Примерно в это же время в Новгородской бухте побывал полковник Ольденбург (инициалы неизвестны – В.П.), исправляющий должность инспектора линейных батальонов Восточной Сибири, расположенных в Приморской области. 25 сентября 1864 года, вернувшись в г. Николаевск, он пишет обстоятельную докладную записку военному губернатору Приморской области. Приводим ее полностью.

«При осмотре мною 4-й роты линейного 3-го батальона Восточной Сибири, расположенной в гавани Новгородской, командующий этой ротой мне доложил, что четырнадцать семейств в числе шестидесяти пяти душ обоего пола перешли из Кореи в январе месяце сего года в Приморскую область, построили фанзы в верстах 15 от поста Новгородского, успешно занимаются огородничеством, земледелием и обещают по своему трудолюбию быть вполне полезными хозяевами. Это заявление породило во мне желание увидеть быт этих переселенцев на месте их жительства и я отправился в падь Тизирах (т. е. на реку Тизинхэ – В.П.), где они поселены. Действительно нашел 8 фанз, очень чисто отстроенных, большие хорошо устроенные огороды, земли, засеянной будою, ячменем, гречихой и кукурузой, до 15 десятин. Такие результаты труда, произведенные менее чем в один год, обещают действительную пользу для края от подобных переселенцев и посему я считаю своим долгом донести об этом до сведения вашего превосходительства, тем более, что, по словам поручика Резанова, около 100 семейств изъявили желание поселиться на наших землях, но опасаются выдачи обратно в Корею, где они по существующим там законам за выселение будут подвергнуты смертной казни. При этом считаю не лишним присовокупить, что при заселении корейцев на наших землях особенных расходов на них не предвидится, они имеют довольно значительное число рабочего скота, все земледельческие орудия и, если потребуют помощи, то только в выдаче им до первого урожая заимообразно на пропитание буды (вид проса – В.П.), которую довольно дешево можно приобресть от маньчжур в пограничном городе Хунчун; для того же, чтобы приохотить корейцев сеять рожь, ярицу и овес, достаточно будет дать им бесплатно на первый раз семена».

Это была самая первая из относительно организованных групп корейских переселенцев, которая в 1864 году основала деревню Тизинхэ, переименованную в 1865 году П.В. Козакевичем в слободу Резаново. «Резанов выдал корейцам взаимообразно из интендантского провианта роты около ста пудов муки с тем, чтобы все они при первом же урожае вернули долги. Кроме того, среди корейских домиков был построен небольшой пост, в котором поселили четырех солдат для охраны корейцев» (Б.Д. Пак. Корейцы в Российской империи…).

По данным из работы полковника А. Рагозы, в 1864 году корейские переселенцы жили в основном в селениях Тизинхэ – 8 дворов, 44 человека и Новая Деревня – 9 дворов, 53 человека (согласно Н.А. Насекину, «Новая деревня» – по-корейски Чурихэ, расположена в долине речки того же наименования, впадающей в Бухту Экспедиции и находится в 2 вер. от Хунчунского караула, следовательно, почти в таком же расстоянии от китайской границы. Основана она… выходцами из Тизинхэ и Янчи-хэ), а также по одной семье в Адими и Фаташи (предположительно совр. Пойма и Камышовый Хасанского района – В.П.). С 1865 года корейцы стали расселяться по рекам Сидими, Янчи-хэ и Монгугай (теперь соответственно Нарва, Цукановка и Барабашевка в современном Хасанском районе – В.П.), где впоследствии появились одноименные поселения.

По данным из работ Б.Б. Граве и Н.А. Насекина, в 1864 году в Россию перешло 60 семей корейцев в количестве 308 человек и заняли 227 десятин «казенной земли», в 1865 году – 65 семей (343 человека), в 1866 – 90 семей (546 человек). Надо заметить, что эти цифры, взятые из разных источников, несколько отличаются друг от друга, но одно несомненно – так началось корейское семейное переселение в Россию.

Согласно первой переписи корейского населения в Южно-Уссурийском крае, произведенной Ф.Ф. Буссе, чиновником особых поручений при генерал-губернаторе Восточной Сибири, на 1 января 1867 года корейских переселенцев насчитывалось 999 человек в составе 185 семей (мужчин – 553, женщин – 446). В слободе Резаново по реке Тизинхэ постоянно жил 661 человек, временно – 249; на реке Сидими – 54 человека, на реке Монгугай – 35 человек. Автор также приводит данные о количестве скота (всего 166 голов рогатого скота и 11 лошадей на все корейское население) и площади обработанных земель – на одного человека приходилось в среднем около полдесятины, а также показатели долгов: примерно по 44 копейки и по 1.5 пуда чумизы на человека. Подчитанные Ф.Ф. Буссе цифровые индексы говорят о том, что экономическое положение корейских переселенцев было крайне слабым.

Действительно, основную массу составляли бедные крестьяне, хотя в целом состав переселенцев был весьма неоднородным. «В пособие им выдавались: чумиза, покупавшаяся по 35 коп. за пуд и быки с коровами, купленные средней ценой по 12 руб. у манчжур. За первые 3 года выдано было корейцам из сумм Морского Министерства: чумизы на 1032 руб. 40 к. и скота на 286 р. С 1865 года стали появляться у нас зажиточные эмигранты, между коими нашелся даже один дворянин – чиновник (Нямбони-Цой) Ингуго Хан, явившийся с 3-мя женами и 17 рабами, которые, разумеется, были освобождены нашим правительством, с обязательством с их стороны отработать своему хозяину ту сумму, за которую они были куплены» (Н.А. Насекин. Корейцы Приамурского края…). Заметим, что позже этот дворянин был переводчиком на русской службе, и его (под разными вариантами имени) упоминали многие очевидцы событий того времени.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.