Баня поднятия лемби

Понятие лемби (севернокарельский вариант – лемпи) и связанный с этим понятием мифоритуальный комплекс обрядов – это самобытное явление карельской традиционной культуры. Карельский термин lembi (lempi) частично соотносится с русским – славутность, но понятие это более объемное, включающее в себя комплекс представлений. Обряды, связанные с понятием лемби, а чаще всего это поднятие лемби (lemmennosto), были наполнены глубоким мифологическим подтекстом и являлись одними из важнейших ритуалов жизненного цикла человека. В соответствии с народными представлениями карелов, лемби – это не только сексуальная привлекательность, не только особая магическая сила, способность очаровывать как можно большее количество представителей противоположного пола. Это и внешняя, и внутренняя красота молодых (в первую очередь) людей, синтез нравственных и физических достоинств, некая изюминка, говоря современным языком, позитивный имидж человека. Это очень ёмкое понятие, включающее в себя и честь, и обаяние, и домовитость, и счастье, и добрую славу, и удачу, и внешнюю привлекательность – то, что в наши дни подразумевают под словами «харизма» и «сексапильность»[465].

На основании имеющихся фольклорно-этнографических источников можно утверждать, что, вопреки устоявшемуся мнению о связи лемби только с биосоциальным статусом девушек, изначально lembi имело непосредственное отношение и к юношам. Лишь с конца XIX в. гендерная сфера применения обрядов поднятия лемби сузилась. Они стали проводиться только для девушек и с того момента, когда они начинали активно посещать беседы и праздники, и только до замужества.

Девушка, имеющая высокую лемби, балансирует на грани. С одной стороны, она целомудренна, с другой – имеет необычную сексуальную притягательность и особую власть над представителями противоположного пола, умеет управлять ими.

Свадьба – это пик обладания лемби как невестой, так и женихом. Именно в этот лиминальный период невеста делится своей лемби с подругами (они моются одной водой с невестой, парятся одним веником, пытаются первой отрезать кусочек щепки от лавки, на которой сидит невеста и т. п.).

Считалось, что после свадьбы слишком большая лемби и не нужна. Сохранились примеры описания обрядов, когда замужним женщинам, которые были неверны своим мужьям, даже «роняли» лемби (sorrettih lembi). По народным представлениям, именно слишком пылкая и высокая лемби была причиной супружеских измен. В то же время без необходимой меры лемби невозможен счастливый брак и продолжение рода. Например, с молодыми мужьями (у которых вследствие порчи или сглаза лемби упала, и поэтому на протяжении нескольких первых ночей они оказывались бессильны на брачном ложе) проводили обряды по поднятию их лемби.

Обряды по поднятию лемби у молодежи (в первую очередь у девушек) были широко распространены среди карелов до первой трети XX века. Самыми действенными и распространенными были ритуалы, проводимые в бане. Они имеют под собой очень древнюю основу, восходящую к культам солнца, огня и растительности. Они объединялись под особым названием lemmennostokyly – баня поднятия лемби. Баню с целью поднятия лемби топили специально и чаще всего для определенной, единственной девушки. Делалось это в пиковый период расцвета природы, во время летних Святок, чаще накануне Иванова дня. В некоторых случаях рекомендовалось проделать ритуал трижды в течение святочной недели. Соотнесенность летних празднеств с огнем и водой объясняет проведение магических любовных ритуалов в бане, где водная и огненная стихии взаимодействуют друг с другом.

Этот сакральный летний период от Иванова до Петрова дня назывался летними Святками или Vi?nd?i, Vi?nd?in aigu. Солнце и растительность в это время находились в зените своего развития. Именно поэтому магические ритуалы поднятия лемби проводились в это сакральное время: молодым людям и в первую очередь девушкам поднимали привлекательность в глазах противоположного пола для того, чтобы они удачно вступили в брак, что и будет залогом дальнейшего продолжения рода.

Если во время зимнего святочного периода (Synnyn aigu на юге Карелии и Vieriss?n keski на севере) на землю приходил особый праздничный дух Сюндю Syndy или Крещенская баба Viriss?n akka, то во время летних Святок появлялся особый дух-властитель этого сакрального временного промежутка – Vi?nd?i. Практически никаких сведений о нем не сохранилось. Но в заговорах поднятия лемби иногда обращаются именно к нему. Причем это делается одновременно с обращением к православным святым, которые постепенно все-таки приходили на смену Vi?nd?i, например, к Святому Ивану Pyh? Iivan. Так же, как на смену архаичным зимним персонажам карелов Сюндю и Крещенской бабе пришел Дед Мороз, прототипом которого считается католический Святой Николай. Хотя большинство карельских заговорных текстов демонстрируют именно синкретизм языческих и христианских верований в народном мировосприятии.

В связи с этим приведем один из обрядов поднятия лемби, в котором обращаются к духу-хозяину летних Святок pyh? vi?nd?i sy?tt?i святому вияндёй-кормильцу. В ночь на Иванов день молодежь шла на перекресток трех дорог и разжигала там костер. В качестве дров использовались разные ненужные предметы, в том числе и банные веники, особенно те, которыми перед этим поднимали лемби в бане. Молодые люди разводили огонь и прыгали через этот костер. При этом произносили особые заговорные формулы. Например, сямозерские карелы говорили:

Kuin t?s tuli levieu,

muga minun lembi levikk?h!

Как здесь огонь разгорается,

Так и моя лемби пусть распространяется!

Или:

Pyh? Iivan, pyh? vi?nd?i sy?tt?i,

kuin t?m? savu yl?h nouzou,

muga miun lembi yl?h nouskah![466]

Святой Иван, святой вияндёй-кормилец,

Как этот дым вверх поднимается,

Так и моя лемби пусть вверх поднимается!

Заговор демонстрирует единую систему представлений – это и культ огня и растительности, и поклонение православным святым.

Иногда «исполнение банного обряда поднятия лемби… приурочивалось к местному храмовому празднику, во время которого происходили игрища молодежи»[467].

Приготовление бани для поднятия лемби lemmennostokyly в некоторых случаях имело профилактическую цель. Тогда ее устраивали просто для подкрепления девичьей славутности, для увеличения количества поклонников и партнеров по танцам. В такой ситуации в бане могло присутствовать одновременно и несколько девушек.

Но обряд lemmennostokyly проводили и как самое сильное средство для тех, кому грозила горькая участь остаться в старых девах. В такую баню обязательно нужно было идти втайне от всех[468].

Ходила девушка в эту баню практически всегда со знахаркой или со знахарем. Сейчас очень сложно определить гендерную прнадлежность карельского колдуна-знахаря. По-карельски его название tiedoiniekku звучит одинаково как по отношению к женскому, так и мужскому полу. Однозначно можно сказать, что знахарями, носителями сакральных знаний, как и сказочниками и рунопевцами, изначально были мужчины. Женщины в этом смысле на первый план стали выходить только в XX веке. Есть единичные записи из Южной Карелии, в которых говорится, что девушка шла в ритуальную баню одна и парила себя сама[469].

Ритуал подкреплялся заклинаниями, именно поэтому нужен был человек, чье слово имело магическую силу. Сакральному слову здесь, как и в любом обряде в древности, придавалось огромное значение. В карельских рунах герой (чаще всего это Вяйнямёйнен) при помощи слова из яйца творит землю, небесные светила и формирует земной рельеф. Слово и «напевание» участвуют и в изготовлении первопредметов (лодки, кантеле). Слово в заговорах равнозначно по своей силе Творцу, это некая эманация Бога (ер. библейское: «В начале было Слово и Слово Было у Бога, и Слово было Бог»), Слово было своеобразным кодом, открывающим вход в мифологическое пространство и включающим механизмы его действия. Ритуальная заговорная формула подкреплялась верой человека. Согласно мнению В. Н. Топорова, древнее ритуальное «слово одновременно было мыслестроительно и действенно»[470]. Заклинания сопровождали весь обряд поднятия лемби. Их произносили, когда носили воду и дрова, ломали веники, парили и мыли в бане – вплоть до самых последних ритуальных действий.

Все, что использовалось в бане для поднятия лемби: и дрова, и вода, и веник – обладало магической силой. Во-первых, очищало от любого «зла», порчи, сглаза, а во-вторых, наделяло девушку продуцирующей силой, усиливая ее притягательность (в том числе и сексуальную).

Пол в бане устилали цветами и ржаными колосьями, принесенными с полей тех семей, где были неженатые парни[471].

Дрова, принесенные для проведения ритуала поднятия лемби в бане, назывались lembihallot – лемби-дрова, или любовные дрова. Для их приготовления использовали совершенно особую древесину: разбитые молнией деревья (культ огня и верховного божества Укко), колосники риги (самые верхние перекладины, на которых сушат снопы). Иногда для растопки откалывали или строгали щепочки от самого дальнего (верхнего) бревна риги, произнося при этом: «Как это последнее бревно ждали (чтобы закончить строительство. – Л. И.), пусть так и меня, Анну, ждут (например, на бесёду. – Л. И.)»[472]. Одной из самых сильных считалась баня, растопленная тремя брусами-лавами от трех борон и сошниками от лесной сохи, служащими для обработки подсеки[473]. Такие предметы, с помощью которых повышали плодородие матушки-земли, способствовали, по народным представлениям, передаче этого качества (чадородия) и девушке[474].

В одном из рассказов говорится, что дрова для ритуальной бани надо взять в ночь перед Ивановым днем с «трех девяти трехствольных сосен» (это девять сосен, у которых из одного корня растет по три ствола), причем только со среднего ствола. Потом взять ветки с девяти берез и сделать из них веник. Из трех родников и трех порогов взять воды и в бане вымыться ею. Остатки воды отнести обратно в пороги и родники, откуда вода была взята[475].

Иногда баню топили специально собранными трижды-девятью сосновыми шишками[476].

Воду (она называлась lembivezi – лемби-вода) для lemmennostokyly тоже готовили особую. Нужно было собрать дождевую воду во время грозы или принести из бурной, порожистой речки. Пригодной считалась также вода из родника, который иногда называли lemmenl?hte родник любви, или особого ключа silmyl?hte. Когда брали воду, обязательно произносили заговор. Заговорные тексты могли быть разными, например: «Не беру есть, Не беру пить, Беру для лемби. В потоке Святого Егория, Для крещеной Анны»[477]. Обливаться рекомендовалось водой, пропущенной через oravanpes? (букв.: – беличье гнездо; по всей видимости, это какое-то растение). Иногда это делали не только в бане, но и под водостоком дома во время восхода солнца[478]. Особые свойства приобретала и вода, взятая «из трех порогов и трех родников». При этом всю воду, оставшуюся после мытья, следовало также «отнести обратно в пороги и родники, откуда вода была взята»[479].

Родник, ключевая вода и обязательное обращение за помощью к духам воды во время обряда поднятия лемби очень часто фигурируют у приладожских карел. Набирая воду, они произносили: «Беру бутыль чистой воды, кувшин воды цвета золота, которой зябличка вымою, крылатую птичку очищу»[480]. Судя по некоторым заговорам, древнекарельское божество любви Лемпи ^[481] было, вероятно, связано с водой:

Nouse, neitonen, norosta,

Hienohelma hettehest?,

Riisu pois riihirievut,

Keskivaattehet karista,

Pane p??lle lempipaita

Lempi? lekuttamah!

Nouse, lempi, liehumah,

Kunnia, kupajamah,

K??te kuu, palate p?iv?,

Niinkuin miehen nuoren mieli![482]

Вставай, дева, из низины,

Тонкоподолая из родника,

Сними рабочее тряпье из риги,

Стряхни лесные одежды,

Надень лемби-рубашку,

Чтобы лемби шевелить!

Поднимайся, лемби, развеваться,

Слава, кровь пускать,

Поверни(?) месяц, разожги солнце,

Как и думу молодого мужчины!

Особое внимание уделяли приготовлению веника, который называли lembivastu (лемби-веник, или любовный веник). Чаще всего его ломали накануне Иванова дня, потому что веник для lemmennostokyly обязательно должен быть свежим. Делать его могли и сама девушка, и мать, и знахарка. Подчеркивалось, что ветки для веника необходимо рвать с особых пород деревьев, чаще всего с наиболее сакральных – березы, ольхи и рябины[483]. В состав лемби-веника иногда входили не только ветки деревьев, но и разнообразные полевые цветы, травы и колосья зерновых.

Особое внимание уделялось локусам, на которых росли деревья, и количеству веток в венике: их должно было быть двадцать семь (то есть девять, умноженное на три; магическая сила цифры девять, согласно народным представлениям, увеличивалась в три раза). Ломали ветки на березе, стоящей рядом с муравейником или прямо в муравейнике[484], или по дороге к муравейнику, когда шли прятать в нем мыло, чтобы оно превратилось в магический предмет lembimuilu, поднимающий лемби[485].

Ветки и цветы собирали также на девяти пригорках, холмах, произнося при этом: «Этот цветок красив, я еще краше. Как это дерево ветер качает, Пусть меня так лемпи укачивает»[486]. У приладожских карел были такие слова: «Я делаю магический веник, Распушаю лемби-веник, Деревья красные, земли синие, Листья цвета лемби!»[487].

Советовали рвать ветки и с деревьев, растущих вдоль дороги с правой стороны, которые касались лиц людей, проходящих мимо[488]. Правая сторона (в отличие от левой и северной) считалась у карелов местом пребывания добрых духов-покровителей, а все остальные детали подчеркивали стремление девушки быть в центре внимания, «на пути» всех парней, не оставаться незамеченной. Олонецкие карелы рекомендовали наломать ветки с девяти различных пород деревьев, растущих вдоль по течению реки.

Иногда искали две березы, растущие с одного корня: с них надо было сорвать девять веток и добавить колосья ржи[489]. Считалось, что девушка, которую парили таким веником, никогда не будет одинока, у нее всегда будет пара, будут женихи.

Рекомендовалось также идти на перекресток трех дорог. На этом сакральном локусе, обеспечивавшем знающему человеку в определенные временные промежутки проникновение в иной мир или общение с духами, традиционно проводилось множество самых разнообразных обрядов. Иногда надо было сходить на три перекрестка и на каждом наломать по девять вершинок берез. К ним следовало добавить девять ржаных колосьев и столько же веток цветущего иван-чая – и магический веник был готов[490].

Материалом для изготовления веника могли служить и сросшиеся в пучок мелкие веточки березы, которые по-карельски назывались tuulenkopra горсть ветра или tuulenpes? гнездо ветра[491]. По народным представлениям, использование такого веника вело к тому, что слава о девушке «с ветром» будет распространяться по всей округе, по всему миру. Сам ветер карелы одухотворяли, считая, что он обладает магической силой, считая, что он способен переносить и насылать на человека и доброе, и злое, вплоть до смертельных болезней и сумасшествия.

Поднимали лемби и с помощью веника, которым сразу после родов парилась женщина, особенно если она родила первым мальчика. Девушке следовало пойти вместе с ней в баню, там роженица хлестала своим веником девушку, которая во время ритуала обязана была стоять[492]. Иногда парить себя таким веником могла и сама девушка.

Запрещалось париться веником, сделанным из веток, на которых куковала кукушка (у таких листьев одна сторона коричневатая)[493].

Во многих текстах рекомендуется перевязывать веник красной нитью. Красный цвет в заговорах – это олицетворение жизненных сил, огня, а в данном случае и любовной страсти.

Зайдя в баню, веник продевали через (под) дверную ручку[494]. Девушку парили такими вениками и обязательно произносили заговор. Иногда он был достаточно невинный: «Поднимайся, лемби, развевайся, Чтобы о славе слышали За девять морей, За половину десятого». Затем крестились, повернувшись на северо-восток: «Как северо-восточная сторона известна, Так и обо мне, Анне, еще больше слышали бы. Дева Похъёлы красива, Я еще краше. Церковный род пусть весь хвалит, Весь народ пусть смотрит. Свой народ пусть радуется За крещеную Анну»[495].

Но и здесь были заклинания с ярко выраженным эротическим характером: «Встань, игральная кость, стой, кузнец, Поднимайся, kokko жеребца, На груди этой девицы, На зад этого зяблика. Сколько листьев, столько лемби, Сколько сережек, столько х…»[496]. Или:

Mi lehtie, se lembie,

Mi varbua, se kozie,

Mi varbua, se kyrbi?.

Nato kyll? kynd?m??,

Kaikkie aizoi katkomaa[497].

Сколько листьев, столько лемби,

Сколько веток, столько женихов.

Сколько веток, столько пенисов

Наталью пахать,

Все оглобли ломать.

Еще один вариант: «Сколько есть неженатых мужчин – все девушку брать! Сколько есть женатых героев – девушку хвалить!»[498].

Аналогичные заговорные формулы были записаны нами несколько лет назад в д. Зашеек Лоухского района.

Лемби-веник был предметом магическим, поэтому его нельзя было просто выбрасывать. Поскольку он обладал всей полнотой лемби, его следовало или уничтожить, или убрать в недоступное для всех место. Таким веником запрещалось подметать пол. Утилизация лемби-веника являлась частью обряда. Чаще всего его уничтожали (или убирали в укромное место) сразу после проведения lemmennostokyly. Иногда это делалось в Петров день[499]. Существовало несколько вариантов утилизации. В одних случаях использованный веник убирали за верхнюю дверную притолоку в бане или забрасывали на крышу бани. В других его можно было сжечь на перекрестке. Пока костер горит, произносили: «Как огонь поднимается, так пусть и лемби поднимается. Как дым распространяется по воздуху, пусть так и лемби распространяется по миру. Пусть ее [имярек] ищут»[500]. В некоторых текстах говорится, что нужно было не только сжечь веник, но и золу, оставшуюся от сожженного веника, развеять вдоль дороги: «Как этот огонь горел, так и моя лемби пусть сверкает. Как этот веник рассыпался, так пусть моя лемби распространяется»[501]. В некоторых рассказах подчеркивается, что сжечь его надо «на костре из ольховых дров на росстанях трех дорог утром в Иванов день, возвращаясь домой с ивановского костра»[502]. Иногда веник

бросали в озеро или реку[503], жертвуя его духам-хозяевам воды. Чаще всего веник рекомендовалось отнести в муравейник. Иногда уточнялось, что он должен находиться за (!) изгородью на стороне леса или у обочины дороги по правую руку, то есть в «иномирном», но благосклонном к человеку (справа!) пространстве. Веник развязывали и втыкали в муравейник верхушками кверху[504]. При этом произносили: «Как муравьи в муравейнике кишат, так и парни пусть вокруг Анны вьются»[505].

Иногда рекомендовалось после проведения банного ритуала унести веник обратно в лес и «вместе с кусочком мыла, коровьего масла, с полотенцем, с старинной серебряной монетой, солью, пясточкою ржаной муки и иногда с лентой с косы» спрятать его в ржаном поле так, чтобы его не нашли подруги, которые вместе с находкой могут перенять и лемби. Все это заворачивалось в холщовую материю, укладывалось в берестяную коробку и лежало в поле в течение летних Святок. В последний вечер девушка так же незаметно забирала это сокровище, наполнившееся сакральной силой, и прятала в каком-нибудь укромном месте в избе, чаще всего в сундуке. Собираясь на праздничное гуляние или на посиделки, девушка умывалась с этим мылом, утиралась полотенцем, намазывала волосы маслом и вплетала в косу ленту – и могла «быть уверенной, что не останется “некко”, т. е. незамеченной парнями»[506].

Часто рекомендовалось забросить веник на крышу бани[507]. Подчеркивалось, что никто не должен наступить ни на сам веник, ни на то место, где он спрятан, иначе им воспользуются недоброжелатели и уронят лемби[508].

Иногда лемби-веник становился ритуальным предметом во время обряда гадания. Веник забрасывали на крышу бани и смотрели, в какую сторону указывает его комель. Оттуда и ждали жениха[509]. Во время зимних Святок в девичьих гаданиях использовался и веник, которым парились в самой обычной бане. Следовало встать рано утром, намочить веник в озере, подмести весь дом, мусор собрать в передник и отнести его на перекресток. Далее смотрели, кто первый наступит на это место. Если парень – к скорому замужеству, если собака – девушку будут ругать, если лошадь – она уедет из дома[510].

Часто подчеркивается, что этот лемби-веник следует убрать так, чтобы он никому не попал в руки. Если, к примеру, недоброжелатель положит его под камень или сожжет, лемби парившейся девушки непоправимо упадет[511]. С такой же целью любовный веник относили в подстилку свиньям и топтали его сверху. Считалось, что этот сглаз rike будет держаться до тех пор, пока не очистят девушку puhdistetaan и не поднимут ее лемби[512].

Всегда подчеркивается, что во время проведения любовного ритуала в бане все волоковые окошки или труба обязательно должны быть открыты, чтобы был «открыт» и путь для распростанения девичей лемби и заговорных слов, произносимых знахарем.

В бане девушку не только хлестали веником, но и проводили иные ритуальные действия, особенно если ей грозило остаться в старых девах. Чтобы очистить девушку от воздействия злых духов, от вероятной порчи или сглаза, ее продевали сквозь рябиновый обруч[513]. Здесь сакральны и сама рябина, и круг-обруч, сделанный из нее[514]. Продевание сквозь рябиновый обруч с целью очищения производили не только в бане, но, например, рядом с родником[515].

В Сямозерье в особых случаях («Pid?vh?i tyt?l lembi loadie j?rilleh libo voimatus on» – «Надо ведь девушке снова лемби сделать или болезнь есть») знахарка брала воду из бурной, порожистой реки со словами, что «берет ее из иорданской реки, из святого потока [для Маши] крещеной; беру не пить, беру не есть, а беру для лемби крещеной» – «Otan vetty joven Jordanas, Pyh?nniemen py?rdies [Masai] risfikanzal; en ota syvv?, en ota juvva, otan risfikanzal lemmekse». Затем сжигала в бане части трех старых борон и сох, которыми обрабатывали пожогу в лесу. После этого она открывала в бане и трубу, и волоковое окно, и дверь. С одной стороны, с помощью этих символических действий как бы открывался вход для всех покровителей, духов-хозяев (и воды, и дома), а с другой – выход для распространения по миру девичьей лемби. Девушка мылась и парилась. Знахарка складывала крест-накрест три головешки (оберег и обращение к культу огня), ставила девушку и обливала принесенной из реки водой. При этом читали заговор:

Kippu kiirehil tylikybenil,

К’ei voidas ristikanzal

Bessuuzennoit, bess??zenn?it

Maata ni istuo,

Syvv? ni juvva,

Aioin piett?s [Masoa] ristikanzoa

Duumil hyvil, ajatuksil parembil;

Kai meng?h n?m?t duumat, ajatukset

Pogostois pogostois,

Linnois da linnois,

Herrois da herroih,

Pappilois da pappiloih,

Saarilois da saariloih,

Brihas da brihan korvah;

Kui t?m? astivu moan murendav,

Nenga ristikanzas t?s

Rikkiet da rikotekset murendakkah;

Kui adru kivet, kannat kaivav,

Moan liikuttav,

Nenga ristikanzas

Rikkiet, rikotekset

Kai kaivakkah e?reh;

Mend?h?s pohjaizil puolil,

Tulemattomil dorogoil,

Tied?m?tt?m?l tiel[516].

Как спешат быстрые огненные искры,

Так и крещеные

Бессуженые, безряженые

Не могли бы ни спать, ни сидеть,

Ни есть, ни пить,

Всегда бы о (Маше) крещеной

Думали хорошо, вспоминали добром;

Пусть все эти думы, молва эта

Идет от погоста к погосту,

От города к городу,

От господ к господам,

От попов к попам,

От острова к острову,

От парней к парням (из уха в ухо);

Как эта борона землю разбивает,

Так бы и среди крещеных этих

Разбивались порчи и сглазы;

Как соха пни и камни корчует,

Землю рыхлит,

Так и от крещеных

Все порчи и сглазы

Выкапывало бы прочь;

Пусть уходят на северную сторону,

На безвозвратные пути,

Незнаемые дороги.

В некоторых архивных записях говорится, что баню обязательно надо истопить «дымную, горькую» kargei. В ней произносили: «Поднимайся, лемби, развевайся, О славе пусть услышат После того, как в этой бане помылась, Дымом бани обкурилась»[517].

Главной целью банного обряда поднятия лемби было добиться того, чтобы девушка вышла замуж. Поэтому после замужества lemmennostokyly уже ни при каких обстоятельствах не топили. Об этом говорят многие информанты: «Баня поднятия лемби только для девушек, а не для женщин». Последней такой баней в жизни девушки можно (но только с некоторой долей условности!) считать невестину баню во время свадебного обряда, о которой мы писали выше. Там невеста, во-первых, делится своей лемби с подругами. Они моются одной водой, парятся одним специально подготовленным веником, получают этот веник в дар от невесты и обязательно развязывают, рассыпают его, подчеркивая прощание невесты с девичьей волей. Во-вторых, в этой ритуальной бане невеста закрепляет свою лемби-любовь уже с одним конкретным парнем, будущим мужем. Она надевает на себя рубашку, которую подарит жениху. А на воде, которой она обливалась, испекут свадебные пироги и сварят кофе для будущего мужа. Таким образом, во время свадебной бани невесты лемби находится на самом пике своего развития.

Ю. Ю. Сурхаско сопоставлял карельскую баню поднятия лемби с особой инициальной обрядовой баней у финнов-саво, которую устраивали для девочки, достигшей двенадцатилетнего возраста. Он согласен с Ю. Луккариненом, который писал, что «в этом обряде сохранилась память о древнем языческом ритуале, которым девушку посвящали в совершеннолетие»[518]. Таким образом, девочка становилась девушкой, и в ее жизни наступал новый этап постепенной подготовки к замужеству.

А. П. Конкка тоже считает, что «обряды поднятия лемпи, вероятнее всего, имеют отношение к возрастной инициации. Переходный период инициации характерен, как известно, тем, что у человека отсутствует дух-хранитель, и он становится уязвим со стороны… Все поведение людей в такие переходные периоды, помимо оберегающих действий, направлено на восстановление статуса – получение или создание нового духа-хранителя, сотворение новой жизненной силы. Поднятие лемпи сопоставимо как раз с подобными магическими приемами»[519].

Известны и более простые обряды поднятия лемби, которые тоже проводили в бане, обращаясь к помощи усопших старейшин рода. Например, в субботу вечером, когда девушка готовила баню уже для омовения всей семьи (девушка всегда стремилась помыться первой), она расчесывала волосы на банном пороге (место наиболее сакральное, так как под ним покоятся первопредки рода), собирала приставшие к порогу волосы и затем парилась. В воскресенье утром эти волосы девушка сжигала в печи, произнося: «Niin minun lempi liehukoon, niin minun auvo astukoon, niin kunniani kuulukoon, kuin t?m? savu ilmassa!» – «Пусть так моя лемпи развевается, пусть так мои мысли разносятся, так слава слышится, как этот дым по воздуху!» [520]

Накануне большого праздника (Пасхи или Троицы) знахарка парила девушку в бане с таким заговором:

Nouse, lempi, liehumah,

Kunnivoni, kuulumah,

Auvoni, astumah

Yheks?n meren ylici,

Meri puolen kymmenici!

Sik?li kunnivoni kuuluoh,

Auvoni astuoh,

Kuni t?m? Jumalan luoma

pruasniekka kuuluu!

Kacottas miehet mielell? hyv?ll?,

Naiset kaikki naurusuulla,

Pojat kaccois miuh kuin sorah,

Muih kuin korah[521].

Поднимайся, лемби, развеваться,

Слава обо мне – слышаться,

Честь – продвигаться

Через девять морей,

Через половину десятого!

Туда слава обо мне пусть доносится,

Честь продвигается,

Пока об этом Божьем празднике слышат!

Пусть мужчины смотрят с добрыми

мыслями,

Все женщины – с улыбающимися ртами!

Парни пусть смотрят на меня, как на зарю,

а на других, как на горе.

В другом тексте говорилось, чтобы лемби слышалась до королей, достигала господ, развевалась до шести церковных родов, до восьми городов, затмевала собой золото и серебро, чтобы женщины улыбались, мужчины помышляли доброе, а парни на коленях вертелись перед этой девушкой[522].

Существовал интересный способ предугадать, выйдет ли девушка в этом году замуж. Во время летних Святок рвут веник на трех сухих пригорках, перевязывают его красной шерстяной нитью (и цвет, и состав нити – эманация энергии, они продуцируют долгую, счастливую жизнь). Вечером накануне Иванова дня топят баню. Обрывают все листья с веника, сжигают их под волоковым окошком, произнося: «Так моя лемпи пусть поднимается, как этот дым». Затем девушка «парится» этим голиком, идет на берег озера с ведром, в котором в воду опущены образок Богородицы, серебряное колечко и серебряная монетка, и обливается этой водой. Если что-то из этих предметов потеряется, она выйдет замуж в этом году[523].

Если девушку не приглашали танцевать на бесёдах, ни разу не приезжали сватать, проводили обряд поднятия лемби, в котором отразились элементы почитания матери-земли, хозяйки воды и банных хозяев, первопредков. Следовало отрезать кусок дерна с трех сторон, с четвертой оставить неповрежденным; приподнять его и посредине сделать четырехугольное отверстие; сходить за ключевой водой, оставив роднику в благодарность жертву: деньги или кусочек олова; воду трижды пропустить через отверстие в дерновом лоскуте: два раза по движению солнца, один – против. После этого топили баню дровами, приготовленными из расщепленных молнией деревьев (при этом надо было быть очень бойкой, расторопной). С трех берез, растущих на сухом месте, рвали веник (притом только с южной стороны дерева), по девять веток с каждой. Этим веником знахарка парила, произнося:

L?hes, lempi, liehumah,

Auvoni, astumah!

Niin miun lempeni

loitokkali kuulukkoh,

Kun Tuarin[524] kuuluvat rahat!

Начинай, лемпи, развеваться,

честь моя продвигаться!

Пусть моя лемпи

так далеко будет слышна,

Как знаменитые деньги царя!

Когда брали воду, закручивали ее посудиной так, чтобы она крутилась по солнцу, при этом нужно было зачерпнуть трижды по девять раз. Это максимальное количество требовалось в самых сложных случаях. По сообщению информанта, именно столько раз потребовалось, чтобы выдать замуж сорока– четырехлетнюю девушку. В воду опускали три серебряных монеты (рубль, полтинник и пятнадцать копеек) и обливали девушку на перекрестке трех дорог[525].

В некоторых обрядах поднятия лемби проявляются признаки шаманства, когда знахарка находится в состоянии особой экзальтации. Она топит баню дровами, приготовленными из трех деревьев, сломанных во время грозы (гроза по-карельски называется именем древнего верховного божества-громовержца Укко – ukkone). Воду берут, стекающую со стрехи во время грозы, а если не окажется такой грозовой воды Укко ukonvezi, ее приносят из самого бурного порога. Девушку парят в бане и поливают этой водой. Затем прыгают (скачут) в экстазе, произнося:

Neitsyt Muarie emoni,

Rakas ?iti armollini!

Tules t?nne tarvitessa,

H?t?hist? huutuassa!

Jos ollet joven takana,

Joutuos joven takoa

T?t? pi?t? pi?st?m?h!

Ukko ylini,

Vuari vanha taivahaini,

Pi?ses t?nne pi?st?j?ksi,

Kerkie keritt?jiksi!

Nousis lempi liehumah,

Auvinkoh astumah

Neijon kuulusan kojista,

Tulis’ viej?t ver?jill?,

Ottajat ovilla,

Tulis’ tuojat tuonnempuata,

Niin kaukuu,

kuin kaukana rahat kuleksiu![526]

Мать-дева Мария,

Любимая матушка единственная!

Приди-ка, здесь ты нужна,

в беде тебя кличут!

Если ты за рекой,

приди из-за реки,

Чтобы эту голову освободить!

Верховный Укко,

Старый небесный дед,

Приди сюда освободителем,

Поторопись развязывающим!

Чтобы поднялась лемби развеваться,

Честь продвигаться,

Из дома известной (славной) девушки.

Чтобы пришли отводящие к калиткам,

Забирающие к дверям.

Чтобы пришли приносящие оттуда

(издалека),

Так далеко,

Как далеко деньги слышны!

К Деве Марии в обрядах поднятия лемби обращаются очень часто. Могут просить помощи у Укко, у верховного бога, у Иисуса и у духов-хозяев воды.

Записано достаточно много разнообразных заклинательных текстов. В некоторых из них ярко выражены солярные мотивы, связанные с солнцем, луной, звездами, с устройством мироздания. Например:

Nouse, lempi, liehumah,

Kunnivo, kuulumah,

Auvo, astumah.

Kuun yli, alta taivon,

Taivon t?htijen tasatsi,

Otavoijen olkap?itsi,

Seitsemen sep?n pajatsi,

Kaheksatsi kammaritsi! [527]

Вставай, лемпи, развеваться,

Слава, слышаться,

Честь, продвигаться.

Выше луны, в поднебесье,

До небесных звезд,

До плеч Большой Медведицы,

До седьмой кузницы кузнеца,

До восьмой комнаты!

В некоторых заговорах перечисляются самые разные сакральные локусы. В одном из текстов даже замужество представляется особой страной Miehola, в которую отправляется невеста. При этом высказывается пожелание, чтобы брак длился до самой смерти, до того момента, когда женщине уже будет предстоять путь в Туонелу, в мир мертвых:

Nousoo t?ll? neitosella

Viel? lempi liehumah,

Nousoo avo astumah,

Kunnivo kuulumah;

T?m? neito mieholah,

Mieholasta Tuonelah.

Kun ei ole t?nnemp?n?,

Niin tulkoo tuonnempoo,

Tulkah venehell? vett?

Eli telik?ll? tiet? my?ten,

Suksella m?kie my?ten!

Kuuluu suolta ruosan roimeh,

Rannasta rejen ratsina:

Tuloo sulhaset suvesta,

Kosjov?ki koillisesta.

Viel? t?st? neitosesta

Juopi suku suuret sarkat,

Heimokunta hempeet pikarit[528].

Поднимется у этой девушки

Еще лемпи развеваться,

Поднимется честь продвигаться,

Слава слышаться;

Эту девушку замуж,

из Замужества – в Туонелу.

Если нет с этой стороны,

приходите с той.

Пусть приходят на лодке по воде,

Или на телеге по дороге,

На лыжах – по горам!

Слышится на болоте скрежет,

На берегу – телеги поскрипывание:

Идут женихи с юга,

Сваты – с северо-востока.

Еще в честь этой девушки

Выпьет род большие чарки,

Родня – сладкие рюмки.

Когда произносили данный заговор, следовало воду принести в баню из ключа или бурлящего порога. Топить баню рекомендовали щепками, настроганными от старого пня, или молодой порослью, поднявшейся у этого пня: «puiden kyljiss? kasvaneita puunliioilla elipoikapuilla sek? kes-unkannoista veistetyill? kotkauksilla»[529].

В заговоре, записанном в Сортавале, можно обнаружить переплетение солярно-огненно-водных мотивов:

Nouse, lempi, liehumahan,

Kunnia, kupajamahan

Piian p– p– p??lle,

Lapsen lantehille;

Nouse ilman nostamatta,

K?y ilman k?skem?tt?,

Kiihu ilman kiihumatta!

Kun et k?y, niin mie k?sken,

Kun et nouse, niin mie nostan.

Tuleepi miehet Turusta,

Yli kuuen kirkkokunnan,

Yli kappelin kaheksan.

Nouse, lempi, lehteest?,

Hieno-helma, hetteest?

Miest? viem?h?n vihille,

Kasvata kulmakarvat kultaset,

Hopeiset kai hiukset,

L?pihitte kuu kumottamahan,

L?pihitte p?iv? paistamahan,

L?pi moan, l?pi manosen,

L?pi repp?n?n yheks?n!

Iski tulta ilman Ukko,

V?l?hytti V?in?m?inen

Kolmella kokon sulalla,

Kirjavalla ke?rmehell?,

Tuo poltti polvet pojilta,

Rikko rinnat tytt?rilt?[530].

Вставай, лемпи, развеваться,

Слава распространяться

На……девушки,

На бедра ребенка;

Поднимайся даже без поднимания,

Продвигайся без повеления,

Кипи без кипячения!

Если не будешь продвигаться, то я велю,

Если не поднимешься, то я подниму.

Придут мужчины из Турку,

Из-за шести церковных приходов,

Через восемь часовенных.

Поднимайся, лемпи, из ключа,

Тонкоподолая – из родника

Мужчину отводить к венцу,

Вырасти золотые брови,

Серебряные волосы,

Чтобы блестящий месяц светил,

Сверкающее солнце сияло,

Через земли, сквозь пространство,

Через девять окон!

Ударил молнией небесный Укко,

Вспыхнул Вяйнямёйнен

Тремя орлиными перьями,

Пестрой змеей,

Обжег колени парням,

Испортил груди девушкам.

В Иванов день можно было опустить в муравейник, стоящий на развилке дорог, пустую бутылку с привязанной к горлышку лентой и воткнуть веник, сделанный по дороге к муравейнику. Накануне Петрова дня эти предметы забирали. По количеству муравьиной кислоты в бутылке и по степени выцветания ленты судили о времени наступления замужества. Получившимся лемби-веником парились в бане в Петрову ночь [531].

Известен и такой вариант обряда. В нем рекомендовалось положить три серебряные монеты в медный таз с водой, поставить его на огонь и частично выкипятить из него воду. Затем устанавливали две железные косы лезвиями навстречу друг к другу, и девушка трижды проходила под ними. При этом знахарка, поднимающая лемби, держала таз над ее головой, капала воду и произносила:

Nouse, lempi, liehumah,

Nouse, auvo, astumah

Kolmessa kokon sulassa,

Kuuvessa kukon sulassa,

Seitsemess? kalan ev?ss?,

Joukeniella neitsy?ll?,

Kuulusaksi kunnivoksi,

Auvoksi astumah,

Lemmeksi liehumah!

Miun on kullat kuulusimmat,

Miun on vaset vaikeimmat,

Tuattoni Turusta tuomat,

Velleni Savosta suamat[532].

Вставай, лемпи, развеваться,

Вставай, честь, продвигаться

В трех орлиных перьях,

В шести петушиных перьях,

В семи рыбьих плавниках,

У Евгении девушки

Чтобы слава была знаменита,

Чтобы честь продвигалась,

Лемби развевалась!

Мое золото самое знаменитое,

Моя медь самая властная,

Батюшкой из Туру принесенная,

Братцем из Саво добытая.

Иногда девушка в ночь на Иванов день сначала парилась в бане особым лемби-веником, затем, обнаженная, каталась по ржаному полю, а после этого прятала свой веник и мыло в берестяной коробочке в том месте, где рожь на поле оставалась не помятой. Делать это надо было в строжайшей тайне и тщательно, чтобы никто ничего не нашел. Иначе вся лемби перейдет девушке, обнаружившей спрятанные предметы. Некоторые занимались такими поисками специально, чтобы обладать удвоенной лемби. Веник и мыло должны были пролежать на поле до Петрова дня. Утром все это девушка забирала, веник сжигала, а мыло убирала за образа и умывалась им только перед беседами. В Ведлозере рассказывали о девушке, сакральные предметы которой кто-то украл. Если раньше во время одного праздника ее водили гулять pitkykizah пятнадцать парней, то после этого случая лемби упала настолько, что количество поклонников сократилось до двух-трех[533].

Для поднятия лемби девушки рвали соцветия ржи, сушили их и брали с собой, идя на беседу, или умывались водой, в которую были положены соцветия. Девушки плели венки из колосьев и цветов и бросали в озеро или реку (к культу растительности добавлялся культ воды), загадывая: если венок уплывет далеко – к скорому замужеству; если остановится у берега – сватов в этом году не жди, да еще и болезни могут прийти; если утонет – к смерти. Ночью или под утро перед Ивановым днем девушки купались в озере. Парни при этом часто прятали их одежду[534]. После этого девушки, например, в Сегозерье, шли в баню поодиночке или все вместе и парились веником из цветов[535].

Считалось, если в ночь перед Ивановым днем выбежать из бани и пробежать нагой через межи нескольких ржаных полей, то на девятом встретишь жениха (или невесту). В Приладожье рассказывали, что, если девушка придет из бани обнаженной в дом к тому, кто ее парил, у нее поднимется лемби. Но, как говорила рассказчица, «это не все девушки осмеливались сделать»[536].

В д. Хиетаярви в конце XIX века записан следующий обряд поднятия лемби. Тесьму для девичей косы привязывают к языку церковного колокола, бьют в него, держась за тесьму, и произносят: «Будь так же моя лемпи знаменита, как знаменит церковный колокол!» После этого обливают колокол и этой водой моют в бане голову девушки и расчесывают волосы. Все это проделывается трижды вечером в четверг на три новолуния. Воду от мытья кропят веником, которым парили девушку в бане, на стены дома, где живут молодые мужчины. При этом произносят заговорную формулу: «Mik? urpia, se kaluja, Mi lehti?, se lempe?!» – «Сколько почек, столько пенисов, Сколько листьев, столько лемпи!»[537]

У северных карелов, в Вокнаволоке, бытовал следующий обряд, который применялся в особо тяжелых случаях. В земле вырезали лоскут дерна с трех сторон, четвертую оставляли нетронутой, чтобы лоскут открывался, как дверца. В этом лоскуте вырезали четырехугольное отверстие. Затем из ключа приносили воду, оставив при этом в качестве оплаты хозяйке воды монету или кусочек олова. Взятую воду пропускали через отверстие в земляном лоскуте: два раза по солнцу, один против солнца. После этого топили баню сломанными грозой деревьями. Рассказчица указывает, что все это следует делать быстро: «olla pit?y ylen topakkana» – «надо быть очень проворной». Ветки для веника рвали с трех молодых березок, растущих на трех сухих пригорках. С каждого деревца брали по девять веток и только с южной стороны. Этим веником парили в бане и читали следующий заговор:

L?hes, lempi, liehumah,

Auvoni, astumah!

Niin miun lempeni loitokkal’i

kuulukkoh,

Kun Tuarin[538] kuuluvat rahat!

Иди-ка, лемпи, развеваться,

Честь, продвигаться!

Пусть моя лемпи будет слышаться так

далеко,

Как знаменитые царские деньги!

Затем девушку на перекрестке трех дорог обливали особой водой. Ее следовало взять с берега того дома, в котором живут молодые парни. При этом следовало посудиной закрутить воду так, чтобы она вращалась по солнцу, и, пока она вращается, успеть зачерпнуть воды три, девять или трижды девять раз. Воду брали только пока она крутится, и двадцать семь зачерпываний были предельным количеством. В нее опускали три серебряные монеты: рубль, полтинник и пятнадцать копеек. Рассказчица говорит, что так она делала для одной сорокалетней девушки, и та вышла замуж[539].

В других случаях рекомендовалось натопить баню дровами, приготовленными из разбитых грозой деревьев. Воду принести дождевую, которая во время грозы стекла со стрехи. Если таковой не окажется, взять ее из бурного порога. В бане знахарь прыгал в исступлении, хлестал девушку веником, поливал приготовленной водой и читал заговор:

Neitsyt Muarie emoni,

Rakas ?iti armollini!

Tules t?nne tarvitessa,

H?t?hist? huutuassa!

Jos ollet joven takana,

Joutuos joven takoa

T?t? pi?t? pi?st?m?h!

Ukko ylini,

vuari vanha taivahaini,

 Pi?ses t?nne pi?st?j?ksi,

Kerkie keritt?j iksi!

Nousis lempi liehumah,

Auvinkoh astumah

Neijon kuulusan kojista,

Tulis’ viej?t ver?jill?,

Ottajat ovilla,

Tulis’ tuojat tuonnempuata,

Niin kaukuu,

kuin kaukana rahat kuleksiu![540]

Мать Дева Мария,

Любимая мать, бесценная!

Приходи, здесь тебя ждут,

В беде призывают!

Если ты за рекой,

Приди из-за реки

Эту голову освобождать!

Укко всевышний,

Старик небесный,

Приходи сюда освобождающим,

Прибудь развязывающим!

Встань, лемби, развеваться,

Честь продвигаться

Девичья слава распространяться,

Чтобы пришли отводящие к дверям,

Забирающие ко входу,

Чтобы прибыли приводящие издали,

Из той дали,

До которой деньги доходят!

Иногда обряд поднятия лемби проводился в избе, но с использованием сакрального банного предмета – лемби-веника. Например, в Поросозере, девушка сначала парилась им в бане, затем приносила его домой и сушила на печи. Мать на следующее утро брала этот веник, срезала ножом щепку с первого порога в избе, произнося: «Беру эту щепку, чтобы об Анне, невинной душе, рабе Божьей, все говорили!» Со второго порога, в сенях, срубала топором: «Эту щепку беру, чтобы ее хвалили!» С третьего порога срезала щепку косой: «С третьего порога, с крыльца, срезаю, чтобы ее сватали!» Затем эти щепки мать крошила топором у печи, звала дочь, срезала у нее концы ленты и еще раз разрубала их вместе с щепками. Дочь вставала лицом на северо-восток, мать бросала щепу с лентами в печь и произносила: «Как эти щепки горят в печи, так пусть пусть и по Анне, невинной душе, рабе Божьей, все горят!» Затем мать трижды крутила над головой дочери банным лемби-веником и бросала его в печь: «Как только эта печь истопится, веник в ней сгорит, как дым от этого веника будет рапространяться по миру, так пусть и слава о чести Анны, невинной души, рабы Божьей, будет распространяться по свету. Как горячо этот веник горит, так горячо и парни пусть по Анне горят!»[541].

Поднимали в бане лемби и парням. Но такие ритуалы вышли из употребления раньше. Про мужскую часть информанты чаще всего говорили, что «парням лемби поднимать не надо, она у них и так большая (высокая)» или «poijan on lembi nossettu kaikella aigua» – «лемби парня поднята в любое время»[542]. Именно поэтому сведений о поднятии лемби юношам сохранилось гораздо меньше. Но такие обряды проводились. В одном из рассказов говорится, что знахарь топил специально баню, делал из соломы обруч, к которому подвешивал берестяные лапти, стоптанные башмаки и женский подъюбник. Затем это сооружение надевалось на шею парню. Его ставили задом к банной двери oven pain pyllyllens? и выстреливали из лука[543].

Таким образом, сложнейшие ритуалы поднятия лемби проводятся на самых сакральных локусах и в первую очередь банном, где возможно контактирование с представителями иных миров. Даже если обряд иногда начинался в иных местах, заканчивался он чаще всего именно в бане. Эта ритуальная баня получила специальное название lemmennos-tokyly. Здесь девушка (реже – юноша) имела шанс очиститься от всего дурного (наветов, сглаза) и получить от первопредков и различных духов-хозяев (бани, воды, земли, огня) покровительство и продуцирующую силу любви, поднять свою лемпи. Особенно ярко ритуальная баня поднятия лемби подчеркивает культы воды, растительности и огня, которые практиковали карелы.