Баня в обрядах гадания

Баня являлась и местом для проведения мантических ритуалов. Все они были строго регламентированы и состояли из трех этапов: подготовка к гаданиям, сам процесс гадания и толкование увиденного или услышанного. Следует отметить, что в старину это мероприятие ни в коей мере не было развлекательным. Старшее поколение требовало от молодежи подходить к этому ответственно. Одно из основных условий, которое требовалось строго соблюдать в день гадания, – все время бодрствования должно быть проведено в тишине, покое, без смеха, ругани и крика, чтобы и самой настроиться на серьезный лад и не рассердить духов, от которых ждали ответа на волнующие вопросы. Так как в этих обрядах участвовала чаще всего молодежь и в основном девушки, целью гаданий было узнать будущую судьбу и в первую очередь своего суженого. Маркеры могли быть визуальными, акустическими и предсказаниями по жребию. В мантических ритуалах использовались различные бытовые предметы, имеющие символическое значение в традиционной культуре. В обрядах, которые проводились на перекрестке дорог, у проруби, на невспаханном или засеянном зерновыми поле, общение или виртуальный вход в иномирное пространство духов-предсказателей чаще происходили через посредника, который произносил определенные заговорные формулы и имел при себе предметы-обереги, обладающие, согласно народным представлениям, магической силой. Они часто были металлическими и были связаны с покровительственной стихией огня и дома. Но примечательно, что в сакральном локусе бани ни посредник, ни магические обереги были не нужны.

Хотя, с другой стороны, банный локус считался одним из самых опасных для таких действий, так как вход в него в ночное время был запрещен для человека. В некоторых рассказах подчеркивается, что осмеливались прийти сюда только парни.

В обрядах гадания строго соблюдались и темпоральные границы. Только в определенные сакральные временные промежутки, в «пороговое» время суток и года (полночь или раннее утро, еще до рассвета; зимние и летние Святки), молодежь шла в баню узнать свою судьбу.

В бане судьбу гадающих предопределял баенник, хотя его роль, по мнению Н. А. Криничной, была опосредованной, завуалированной[433]. Это подтверждается тем, что, согласно материалам, собранным в XIX веке у повенецких карелов, прежде чем в бане смотреться в зеркало с целью увидеть суженого, необходимо разломать банную каменку[434], то есть потревожить духа-хозяина бани. Гаданий, связанных с банным локусом, особенно много было у тверских карелов.

О будущей жизни можно было узнать, просунув руку в банное окошко. Как известно, в доме «через окно осуществляется символическая связь с миром мертвых»[435]. Реже во время гаданий засовывали руку в банную каменку. Последнее считалось гораздо более опасным. Если в ответ хватали мохнатой лапой (рукой) – год будет удачным или жених богатым. Если голой или холодной – жди бедного жениха, болезней или даже смерти[436]. Когда в подобных гаданиях участвовали несколько девушек, такие поочередные действия в какой-то степени напоминали жребий.

Этому сюжету посвящено много антибыличек. Они возникали, когда вера в банных духов-хозяев уже утрачивалась и парни подшучивали над подругами и друзьями, разыгрывая и пугая их именно таким образом. В таких случаях они выступали в роли демонических существ, к которым апеллируют гадающие. Вот как об этом рассказывали тверские карелы: «Во время Святок обычно ворожили, ворожили и по баням ходили. Пойдут, в бане мусор подметут и на улицу берут и там ворожат, что слышится… Сестра Пелагея рассказывала, что девушки пошли в баню, а парни узнали, что пойдут в баню туда ворожить и из окошка руку высовывать, кому что даст, голую руку или что. А там удалые парни. Одной так с тулупом и дал: о-о-о, у меня будет богатый жених, шерстистая. И вторая руку высунула: и у меня будет богатый, мохнатая, с полой тулупа вот так руку щупает. Третья высунула, у третьей схватили, а она караул стала кричать, все испугались, побежали, а девушке еле руку отпустили. И девушка испугалась»[437].

Здесь можно провести параллель с былинками о похищении ребенка в бане и женитьбе парня на «банной девушке», которые восходят к ритуалам инициации. Некоторые исследователи считают, что подобные мифологические рассказы «не только описывают определенные способы узнавания судьбы», но и «задают определенные стереотипы поведения неженатой молодежи во время ворожбы и посиделочных игр»[438].

В Тверской Карелии описан обряд гадания, который начинался в бане и был связан с акустическими маркерами. Девушки «идут в баню, баню подметают, а мусор тот берут и ссыпают под стреху. Ногами встают на него, слушают, откуда слышится. В какую сторону замуж выйду, оттуда и начнут говорить или петь. В какую сторону я замуж вышла, с той стороны и парень пел, на мусоре стояла, так и насвистывал. Я так и сказала, что куда я замуж выйду, оттуда пусть и запоют»[439].

Иногда в бане южные карелы слушали предсказания Сюндю[440], а северные – Крещенской бабы[441]. В первом персонаже нашли отражение отголоски культа первопредков, а во втором – культа духов воды. В почитании хозяев бани, как считается, соединились оба эти культа. Для этого следовало встать или под дверью бани, или на то место рядом с баней, где палили свиную тушу.

Мифологические рассказы о подобных гаданиях были распространены у карелов-ливвиков[442]. Ефим Попов записал в Сямозерье в тридцатые годы XX века такую былинку: «На Святки Synnynmoanaigu ходят слушать Сюндю под дверью бани, где палили тушу свиньи. Только туда надо идти – надо иметь сердце, как камень. Там, когда слушают, то из бани разговаривают со слушающим и расскажут ему, что с ним в будущем случится. Только когда с ним разговариваешь, надо помнить первое (сказанное) слово и сказать его последним. Кто помнит то слово, с которого завел разговор, тот сможет уйти прочь, а если не сможешь сказать, то там и останешься (пропадешь)»[443].

Процесс такого гадания в бане мыслится как переход границы, разделяющей мир мертвых и живых. Сюндю приходит в мир человека, и, если тот не соблюдает все установленные табу и условия, он будет уведен в мир Маналы (Туонелы). Главное условие благополучного возвращения домой: защитный вербальный круг должен быть замкнут. Обращение за предсказанием к Сюндю здесь мыслится как обращение к первопредкам. В одном из карельских заговоров поднятия лемби, записанном в п. Тунгозеро, говорится, что одно из самых сакральных мест в бане, полки, сделаны pyh? synty святым предком:

Puhastelen pulmuistani,

Pesettelen peipostani

N?ill? luovuila lauvoila,

Pyh?n synnyn si?t?milla[444]

Я начищаю пуночку,

Намываю зябличка

На этих гладких полках,

Созданных святым предком,

Сами полки являются локусом пребывания как банных духов, так и первопредков, выступающих в быличке в роли предсказателя, а в заговоре – в роли целителя.

В качестве акустического предсказателя во время зимних Святок часто выступала собачка мифологического персонажа Сюндю synnyn koiraine[445]. Ее чаще всего слушали на перекрестках дорог, иногда на сметенном мусоре. Причем мусор собирали, подметая пол в избе поперек половиц или от двери к красному углу, что в обычные дни делать запрещалось. В начале обряда следовало обратиться к собачке:

Tulin omuani ozua opittelomah

Haukuz, haukkuz, koirazeni,

Hyv?ss? talossa

Paksun paccahan juuressa.

Haukkuz, haukkuz, koirazeni,

Sano miulani pravda,

Kunne pain mie miehell? m?nen[446].

Пришла свою судьбу узнать.

Полай, полай, собачка,

Из хорошего дома

От основания толстого столба.

Полай, полай, собачка,

Скажи мне правду,

В какую сторону я замуж выйду.

Иногда, например, в Сегозерье, подчеркивалось, что данную заговорную формулу следовало произнести трижды[447]. Приход жениха в предстоящем году предвещал или лай собачки, или песня, или звон свадебных бубенцов.

В Тверской Карелии описан следующий акустический обряд гадания, который начинался в бане: «Идут в баню, баню подметают, а мусор тот берут и ссыпают под стреху. Ногами встают на него, слушают, откуда слышится. В какую сторону замуж выйду, оттуда и начнут говорить или петь. В какую сторону я замуж вышла, с той стороны и парень пел, на мусоре стояла, так и насвистывал. Я так и сказала, что куда я замуж выйду, оттуда пусть и запоют»[448].

Сегозерские карелы рассказывали, что в пятницу накануне Рождества надо было прийти в баню, раздеться догола, сесть на лосиную шкуру, повернутую шерстью кверху, и слушать предсказания Сюндю. Считалось, откуда будет лаять собачка Сюндю Synnyn koiraine, оттуда и приедут женихи[449].

В Северной Карелии святочный период был связан с появлением Крещенской бабы. Ее представляли в образе неприятной на вид взлохмаченной женщины, которая накануне Рождества поднимается из проруби и выходит на землю. В «риге она молотит зерновые, в хлеву гладит коров, в кладовых крышкой ларя гремит, в бане неслышно передвигается и тихонько парится, а в избе под столом хоронится». Крещенскую бабу северные карелы считали главной предсказательницей будущего. Чаще всего ходили гадать к проруби, где она и живет, или на перекресток. Но, сидя под столом, спрятавшись за концами скатерти, можно было услышать, что будет с домочадцами. Стук в риге или кладовой предвещал голодный год, в хлеву – падеж скота. Если, подойдя к банной двери, слышали оханье и стоны в бане, это было плохим предзнаменованием, например, грядущей болезни[450].

Были распространены и гадания с зеркалами. Особенно много таких рассказов записано в Тверской Карелии: «Sv?tka-aigah k?vym? z’ir’aloh kaccomah. M?n’im? kylyh, slozima z’irkalot, n?gyw kaksitoista z’irkaluo siel?. Kaksi z’irkaluo vassakkeh, i lampua n?gyw ves’ma ?ij?. I rubein mie kaccomah z’ikaloloih. Tulou briha. Valgie, ves’ma briha soma. Pinzakko olgup?ill?. I z’irkaloh tulou ed?h?d?, nagol’e i peityTd?y z’irkalon tagah, tuas tulou, tuas peityTd?u, ?to tuttava on, n’iin ei ozuttuace. A ol’i hi?n milma vanhembi. Mie yl’en en h?nenkena i paissun, en mie voinun i tunnustua h?nda. A konza tukiin miehell?, n’in siioin mie jo i keksiin, ?to hi?n ol’i z’irkaloloissa» – «Во время Святок мы ходили в зеркало смотреть. Шли в баню, устанавливали зеркала, виделось двенадцать зеркал там. Два зеркала напротив друг друга, и ламп виделось очень много. И стала я смотреть в зеркала. Идет парень. Светлый, очень парень красивый. Пиджак на плече. И в зеркала идет вдали, все прячется за зеркало, опять идет, опять прячется, что знакомый, так не показывается. А был он меня старше. Я очень с ним и не говорила, не могла я узнать его. А когда оказалась замужем, так тогда я уже и догадалась, что он был в зеркалах» [451].

Участвовали в гаданиях с зеркалами чаще всего девушки, но иногда ходили узнавать свое будущее и парни. Причем, как видно из рассказа, будущие события во время гаданий не всем виделись и слышались одинаково отчетливо и ярко, только некоторым участникам это удавалось особенно хорошо и правдиво: «Вот кому слышится, кому не слышится. Вот кому что»[452]. «Парень ходил гадать, на службу ему надо было идти…

В зеркало ходили смотреть, так сидит в очень хорошем картузе писарь за столом, ему это и привиделось. Пришел домой и говорит: ну такой если картуз будет на службе, так будет очень красивый картуз. И писарем был на службе. Ему очень хорошо слышалось всегда. Слышалось и виделось»[453].

Во время некоторых обрядов гадания прямо говорится, что в баню может прийти черт. В Сортавале рассказывали, что «в ночь накануне Нового года идут одни в баню. С собой берут свечу, зеркала, Библию и Псалтырь. Свечу ставят на окно, рядом зеркало и книги по обе стороны. В полночь с шумом приходит черт piru. В зеркале видно его изображение. Зеркало надо повернуть другой стороной, прежде чем черт сможет его схватить. У черта можно все спрашивать. Нельзя бояться и оглядываться назад»[454].

Достаточно широко практиковали гадания на мусоре, в том числе и банном. В мифологических рассказах о Сюндю говорится, что так, стоя на мусоре, слушают именно его предсказания. Тверские карелы использовали банный мусор, а ливвики, людики и северные карелы чаще всего стояли на мусоре, принесенном в переднике из избы.

Тверские карелы рассказывали: «Во время Святок гадают, гадают. Идут в баню, баню подметают, а мусор тот берут, приносят, под стреху кладут. Ногами становятся на него и слушают, в какой стороне говорит. В какой стороне замужем буду, в той стороне и будут разговаривать и петь… В какой стороне я замужем, с той стороны парень пел, на мусоре стояла я так, и насвистывал. Я так и сказала, что в какой стороне я буду, там и пойте»[455].

В некоторых мантических ритуалах в качестве магических атрибутов выступают банный веник и сметенный мусор. В деревнях карелов-людиков девушка вставала рано утром, мочила в озере веник, которым она пользовалась в обычной бане, подметала всю избу, мусор собирала в передник, шла на перекресток и высыпала его там. Через некоторое время смотрели, кто первым наступит на этот мусор. Если видели мужской след – к скорому замужеству, если след был лошадиный – ее увезут из дома, увидеть след собаки было менее желательно, он означал, что девушку будут ругать[456].

В Приладожской Карелии в обряде гадания использовали камень из банной каменки. «Sv’atkoin v?lil azetettih riehtilan pi?le kylys otettu kivi, riehtilah valettih vetty da pelvaspivo pandih kiven pi?le palamah. Sen j?lles pandih raudupada kumalleh niil?in pi?le. Ku vezi pi?sti porahtajan i?nen, tuli riidelii anoppi; ku ei puan ualp?i kuulunuh nimid? i?ndy, tuli hyv? anoppi»[457] – «В Святки на сковороду клали взятый из бани камень, в сковороду наливали воду, а сверху на камне поджигали пучок льняного волокна. Потом поверх всего этого устанавливали перевернутый вверх дном чугунок. Если вода издавала звук, как при бурлении, то свекровь будет сварливая; если из-под чугунка ничего не было слышно, свекровь будет хорошая».

Многие мантические обряды были связаны с водой и проводились в бане или с использованием банных предметов, в первую очередь веника. Веник в карельских былинках является эманацией духа-хозяина бани, а в карельских загадках прослеживается его связь с водной стихией. Про использованный для паренья, а затем ополоснутый в озере и принесенный в избу для подметания пола веник загадывали следующую загадку: «Vetehisen akka pirtiss?, vaatteet kaikki paikkoissa» – «Жена водяного в избе, одежда вся в заплатах[458] [одежда во всех местах – Л.И.]». В этой связи становится понятным использование веника в ритуалах гадания: веник связан с потусторонним миром и поэтому может передавать некие знаки-предсказания. Например, во время летних Святок, «попарившись в бане, бросали веник в озеро: если пойдет на дно, тогда умереть в этом году, а если не утонет, тогда выйти замуж или другое что хорошее будет»[459]. После ритуала поднятия лемби девушки забрасывали лемби-веник на крышу бани и смотрели, в какую сторону будет показывать его комель. Оттуда в наступающем году и женихов ждали[460]. В Куркиёки так же гадали девушки в ночь на Рождество[461].

Часто в обрядах гадания использовали и цветочный веник, причем цветы для него можно было собирать только после Иванова дня. До этого траве надо было дать «вырасти в покое, тогда она наберет полную силу в Иванову ночь»[462], то есть приобретет магические свойства. Именно поэтому веники для поднятия лемби, составленные из березовых веток, стеблей ржи, тимофеевки, иван-чая и других цветов, делали именно в сакральный промежуток летних Святок. И. Ф. Лесков следующим образом описывал обряд, проводимый в южной Карелии: «Накануне Иванова дня девушки собирают цветы и делают из них веники (это делают и некоторые парни), парятся в бане и бросают в воду: у которой утонет, той не быть скоро замужем или она скоро умрет в этот год, а у которой уплывет далеко и не затонет – ту скоро возьмут замуж или она не умрет в этот год»[463].

Таким образом, баня, являясь, с одной стороны, самым тихим, укромным местом, с другой – локусом сакральным, иномирным, полностью подходила для проведения различных ритуалов гадания, во время которых молодые люди (чаще всего) узнавали свое будущее. Порой в мантических ритуалах использовались лишь атрибуты, связанные с банным пространством (веник, мусор). Следует подчеркнуть, что любые обряды гаданий критиковались и запрещались священнослужителями, так как были связаны с древними языческими представлениями народа. Осуждались и гадающие, так как «гадания следовало проводить без нательного креста и пояса, с распущенными волосами, притом во время святочных гаданий девицы не молились»[464].