Паленке
Паленке
Тикаль был лишь одной из многих столиц тысячелетнего царства майя. На северо-запад от него находился другой известный город классического времени — Паленке.
Его руины находятся в северной части штата Чьяпас (Мексика), близ штата Табаско. Плоские и болотистые земли последнего постепенно повышаются к югу, до тех пор, пока не переходят в первые отроги Чьяпасских гор, образующих здесь естественное плато около 70 м высотой. К северу с плато открывается широкий вид на бесконечные равнины, реки, озера и болота, вплоть до побережья Мексиканского залива. Южнее за ним стеной возвышаются высокие, поросшие тропическим лесом горные хребты. На этом плато и был построен древний город. Паленке — один из наиболее изученных памятников майя. Раскопки ведутся здесь с XVIII в.
Однако как и в большинстве других майяских поселений, работы затронули только самый центр города, на площади примерно 19,4 га. Общие же размеры теменоса составляют здесь свыше 30 га. К западу на 6 км и к востоку на 2 км от ритуально-административного ядра расположены другие, меньшие по размерам постройки, главным образом остатки жилищ. По мнению некоторых исследователей, Паленке занимал территорию не менее 16 кв. км, что ставит его по величине в один ряд с Тикалем. Таким образом, перед нами несомненно крупный городской центр с многотысячным населением. Легко понять, почему именно здесь выбрали майя место для строительства города. Стратегически выгодное положение, у края обрывистого плато, позволяло Паленке господствовать над лежащей внизу плодородной лесной равниной, которая тянется почти на 80 км к северу, до Мексиканского залива. Территорию города пересекает несколько ручьев и небольших речушек, что наряду с сильно изрезанным местным рельефом создавало немало трудностей для древних строителей. Они вынуждены были осуществить значительные земляные работы по выравниванию поверхности, с тем чтобы внести какое-то подобие порядка и организации в общий план города. Большим их достижением можно считать заключение ручья Отолум в длинную каменную трубу, что избавило обитателей центральной части Паленке от многих неудобств, таких, как паводки, грязь и т. п.
В Паленке древнейшие археологические материалы — в виде отдельных обломков керамики, не связанной с архитектурными сооружениями, — относятся к позднеархаическому времени, то есть к концу I тысячелетия до н. э. Однако вполне осязаемые признаки крупного и динамичного городского центра относятся здесь только к позднеклассическому этапу. Первая датированная надпись из зоны города соответствует 638 г. К VII—VIII вв. относятся и все наиболее яркие образцы местной архитектуры. Последняя календарная дата, обнаруженная здесь, — 785 г.
Паленке представляет собой четко выраженный региональный культурный центр, со специфическим архитектурным и скульптурным стилем. Ядро города состоит из нескольких хорошо выделяемых групп построек, связанных так или иначе с основным элементом всего местного архитектурного ансамбля — обширным комплексом дворца, который занимает доминирующее положение на Главной площади. Близ западного угла дворца находится Храм Надписей на продолговатой ступенчатой пирамиде, в значительной мере высеченной в скалистом грунте естественного холма. К северу и северо-западу от дворца на прямоугольных террасах расположено несколько других групп каменных построек, практически еще не исследованных (Храм Графа, Северные Холмы и т. д.). Этот участок города заканчивается крутым обрывом. К юго-востоку от Главной площади, на специальной высокой террасе, расположена в виде треугольника группа из трех изящных храмов, по праву считающихся жемчужиной местной архитектуры. Храм Солнца, Храм Креста и Храм Лиственного Креста. На различном удалении от этих зданий видны платформы и террасы с бесчисленными руинами храмов, святилищ, резиденций жрецов и знати.
Безусловно, наиболее значительным сооружением Паленке является дворец. Он возник в результате многих изменений и перестроек и в настоящем своем виде представляет собой трапециевидную в плане гигантскую платформу примерно 100 м длиной и 75 м шириной. Высота ее — от 6 до 9 м. На платформе последовательно возводились дворцовые помещения, разбитые вокруг внутренних прямоугольных двориков. Перекрытия дворца сделаны с использованием ступенчатого свода; стены снаружи и изнутри, а также квадратные колонны обильно украшены фигурной лепкой и резьбою по слою стука и, видимо, были когда-то раскрашены в разные цвета — в ряде случаев сохранились следы краски. Наиболее уникальным элементом дворцового комплекса является четырехэтажная, квадратная в плане башня в юго-восточном дворике. Аналогий ей нет ни в одном другом городе майя. Это сооружение было, видимо, прежде всего оборонительным, господствуя над всем городом, хотя не исключено его использование и для астрономических наблюдений. В одном из внутренних двориков дворца были установлены ряды каменных плит с изображениями пленников или побежденных.
Надо сказать, что, в отличие от дворцовых построек Тикаля, Пьедрас-Неграса, Вашактуна и других, дворцовый комплекс в Паленке пышно украшен резными и скульптурными изображениями, орнаментами и надписями, которые по своей тематике находят полную аналогию среди каменных монументов и рельефов указанных городов: основной сюжет — правитель и его деяния (правитель на троне и со знаками власти, в сценах культа и т. д.). Полихром-ные росписи и иероглифы, наносившиеся на поверхности столбов-колонн и стен, временами обновлялись, там в ряде мест обнаружены многие слои такой росписи. Это напоминает практику обновления дворцов, включающую замазывание старых росписей и нанесение новых после смерти правителя.
Не менее интересные материалы дают в этом отношении и основные храмы Паленке. Все они так ИЛИ иначе связаны с царским культом. Об этом свидетельствуют изображения правителя на декоративных гребнях храмов (правитель на троне и т. д.), скульптурные изображения внутри и, наконец, наличие в некоторых из храмов богатых захоронении с особо пышным ритуалом.
Храмовая архитектура Паленке отличается особым изяществом и совершенством. Наиболее типичным ее образцом можно считать ныне реставрированный Храм Солнца, который был построен в середине VII в. Он стоит на невысокой ступенчатой платформе, имеющей с фасада всего лишь одну лестницу. Его крышу венчает длинный декоративный гребень. Сам храм состоит из двух небольших помещений. Напротив задней стены внутренней комнаты находится «святилище», или «часовенка», — миниатюрная копия всего храма, в которую древние мастера поместили замечательную алебастровую плиту с резным текстом. На плите вырезана маска солнечного божества и два скрещенных копья под ней.
Совершенно уникальным явлением, резко отличающим Паленке от других классических центров майя аналогичного ранга, представляется почти полное отсутствие каменных резных стел и алтарей в этом городе (здесь известно всего две стелы). Причины этого остаются пока неизвестными. Однако отсутствие скульптурных монументов во многом компенсируется обилием функционально близких им изобразительных сюжетов в виде резьбы и лепки по стуку и алебастру в храмах и дворцах города.
В Паленке мы находим и наиболее яркие образцы заупокойного царского культа — гробницы правителей высокого ранга, с особым ритуалом и богатыми украшениями, расположенные точно под пирамидальными основаниями храмов и часто непосредственно связанные с ними либо с помощью специальных лестниц, либо с помощью «каналов для души» — каменных труб. Именно в Паленке впервые удалось доказать, что после сооружения пышной гробницы над ней сразу же строили храм, игравший, таким образом, подчиненную роль по отношению к погребенному: гробница 3 в Храме XVIП-А, гробницы в Храме Льва, или в Храме Прекрасного Рельефа, или в Храме Креста и т. д.
Но самым значительным среди находок подобного рода явилось открытие мексиканского археолога Альберто Рус-Луилье. В 1952 г., после четырех лет работы но расчистке руин древнего Храма Надписей в центре Паленке, он обнаружил под основанием двадцатиметровой пирамиды абсолютно нетронутую царскую гробницу. У входа в нее, в некоем подобии каменного ящика, лежали скелеты пяти юношей и одной девушки, явно погибших насильственной смертью. Искусственно деформированная лобная часть черепа и следы инкрустаций на зубах говорят о том, что это не рабы, а представители знатных майяских фамилий, принесенные в жертву по какому-то особенно важному и торжественному случаю, — вероятно, во время похорон правителя города. Рабочие сдвинули с места каменную «дверь», и археологи с волнением вступили под своды подземного склепа, таившего в себе множество неожиданных находок и сюрпризов. Это было просторное (9 м в длину и 4м в ширину), сложенное из камня помещение. Его высокий сводчатый потолок уходил вверх, теряясь в сумраке, которого никак не мог рассеять слабый свет фонарей.
На стенах гробницы сквозь причудливую завесу сталактитов и сталагмитов проступали очертания девяти больших человеческих фигур, сделанных из стука. Все они облачены в пышные костюмы, удивительно похожие друг на друга: головной убор из длинных перьев птицы кецаль, причудливая маска, плащ из перьев и нефритовых пластин, юбочка или набедренная повязка с поясом, который украшен тремя человеческими головками, сандалии из кожаных ремешков. Шея, грудь, кисти рук и ног изображенных унизаны различными драгоценными украшениями. Все они выставляют напоказ символы и атрибуты своего высокого социального положения: скипетры с фигурой божка и с рукоятью в виде головы змеи, маски бога дождя и круглый щит с ликом бога солнца.
По мнению Альберто Рус-Луилье, на стенах открытой им гробницы запечатлены девять Владык Мрака — правителей девяти подземных миров, или ярусов царства смерти, по мифологии майя.
Посредине склепа стоял большой каменный саркофаг, закрытый сверху плоской прямоугольной плитой, сплошь испещренной барельефами. Возле саркофага, прямо на полу, были найдены две алебастровые головы, отбитые когда-то от больших статуй, сделанных почти в человеческий рост. То, что эти головы отбили от туловищ и поместили в качестве ритуальных приношений внутри гробницы, означало, вероятно, симуляцию обряда человеческих жертвоприношений путем обезглавливания, который иногда практиковался у древних майя во время земледельческих праздников, связанных с культом маиса.
Резная каменная плита, служившая верхней крышкой саркофага, имела размеры 3,8x2,2 м и весила без малого пять тонн. На боковых ее гранях вырезана полоса иероглифических знаков, из которых до сих пор удалось прочесть лишь несколько календарных дат, соответствующих, скорее всего, середине VII в. На плоской наружной поверхности плиты резцом древнего мастера запечатлена какая-то глубоко символическая сцена. В нижней части мы видим страшную маску, одним своим видом напоминающую о смерти: лишенные тканей и мышц челюсти и нос, большие клыки, огромные пустые глазницы. Это не что иное, как стилизованное изображение чудовища — божества земли; у большинства народов доколумбовой Америки божество земли выступало как некое страшное чудовище, питающееся живыми существами, поскольку все живое возвращается в конце концов в землю. Его голову увеличивают четыре предмета, два из которых служат у майя символами смерти — раковина и знак, напоминающий наш знак % (процента), а другие, напротив, ассоциируются с рождением и жизнью — зерно и цветок маиса, или маисовый початок.
На маске чудовища сидит, слегка откинувшись назад, красивый юноша в богатой одежде. Тело юноши обвивают побеги фантастического растения, выходящие из пасти чудовища. Он пристально глядит вверх, на крестообразный предмет, олицетворяющий собой у древних майя «древо жизни», или, точнее, «источник жизни» — стилизованный росток маиса. На перекладине «креста» извивается гибкое тело змеи с двумя головами. Из пасти этих голов выглядывают маленькие и смешные человечки в масках бога дождя. По поверьям майя, змея связана с небом, с небесной водой — дождем: тучи молчаливо и плавно, словно змеи, скользят по небу, а грозовая молния есть не что иное, как огненная змея.
На верхушке «креста» — маиса — сидит священная птица ке-цаль, длинные изумрудные перья которой служили достойным украшением для головных уборов царей и верховных жрецов. Птица тоже облачена в маску бога дождя, а чуть ниже ее видны знаки, символизирующие воду, и два щита с личиной бога солнца.
Если бы речь шла о европейской гробнице эпохи Возрождения, то мы бы сказали, что высеченная на плите фигура юноши наверняка изображает погребенного под ней. Но в искусстве майя почти не было места изображению индивидуальной личности, индивидуального человека. Там безраздельно царила религиозная символика и условность в передаче образов. Вот почему и в нашем случае можно говорить просто о человеке, то есть о роде человеческом, но также и о боге маиса, которого часто изображали в образе красивого юноши.
С помощью автомобильных домкратов и бревен тяжелая скульптурная плита была наконец поднята, и под ней показался массивный каменный блок со странной выемкой, напоминающей на первый взгляд рыбу. Выемку плотно закрывала специальная крышка, в точности повторяющая се форму. Б хвостовой части крышки имелось два отверстия, заткнутых каменными пробками.
Когда была удалена и эта, самая последняя, преграда, перед исследователями предстала фантастическая картина: внутри саркофага лежал густо посыпанный пурпурной яркой краской скелет рослого человека, почти не видимый из-за бесчисленных нефритовых украшений. Ученым удалось определить, что скелет принадлежал мужчине в возрасте около сорока-пятидесяти лет. Череп оказался разбитым, и поэтому решить, был ли он искусственно деформирован, сейчас просто невозможно.
Человек был погребен вместе с украшениями из зеленовато-голубого нефрита. А одна нефритовая бусина была даже положена ему в рот — как плата за вход в подземный мир, царство мрака и смерти. На черепе находились остатки диадемы, сделанной из маленьких нефритовых дисков и пластин. Изящные тонкие трубочки из того же минерала служили в свое время для разделения длинных волос умершего на отдельные пряди. По обеим сторонам от черепа лежали массивные нефритовые «серьги», напоминающие собой большие катушки. Вокруг шеи извивалось длинное, в несколько рядов, ожерелье из нефритовых же бусинок. На запястьях рук было найдено по браслету из двухсот бусинок каждый. Возле ступней ног лежала нефритовая статуэтка, изображающая бога солнца. Мельчайшие остатки мозаики из нефритовых пластинок и раковин наряду с древесным тленом, обнаруженным на черепе, позволили буквально из праха реконструировать погребальную мозаичную маску, видимо, служившую точным портретом умершего.
Наконец, массивные каменные ножки саркофага тоже были затейливо украшены барельефными изображениями. Сказочные персонажи в богатых одеждах словно «вырастали» из земли, показанной чисто символически — полосой и особым иероглифическим знаком. А рядом с ними видны побеги растений, увешанные плодами какао, тыквы и гуайявы.
Кто же был погребен в глубинах пирамиды Храма Надписей? Сложный ребус из скульптурных изображений, запечатленных на верхней крышке саркофага, еще не расшифрован до конца.
«Юноша, сидящий на маске чудовища земли, — писал А. Рус-Луилье, — вероятно, одновременно олицетворяет собой и человека, которому суждено в один прекрасный день вернуться в лоно земли, и маис, зерно которого, чтобы прорасти, прежде должно быть погребено в землю. Крест, на который пристально смотрит этот человек, опять-таки символизирует маис — растение, появляющееся из земли на свет с помощью человека и природы, чтобы служить затем в свою очередь пищей для людей. С идеей воскрешения маиса у майя была тесно связана и идея собственного воскрешения человека...»[36]. В целом этот сюжет напоминает нам хорошо известные древневосточные мифы об умирающих и воскресающих божествах (Осирис в Египте, Думузи в Месопотамии).
Многочисленные атрибуты власти, положенные в гробницу вместе с умершим (скипетр, маска, щит с изображением бога солнца), определенно свидетельствуют о том, что перед нами погребение «халач-виника» — верховного правителя государства у древних майя, причем обожествленного еще при жизни.
Но Паленке был не только городом грозных богов и могущественных царей. Это был еще и столичный центр довольно значительного государства (нома), в состав которого входило до двух десятков больших и малых селений. Его земельная площадь, судя по расчетам некоторых зарубежных археологов, составляла не менее 300 кв. км. Видимо, в сферу его политического влияния входили и некоторые соседние города-государства меньших размеров, такие, как Тортугеро, Хонута, Мирафлорес и др.