«ДОМ-СКАЗКА»

«ДОМ-СКАЗКА»

В конце 1907 года петербургские газеты восторженно писали о том, что на большом земельном участке, расположенном на углу Офицерской улицы и Английского проспекта, возведен необычный жилой дом, «выделяющийся оригинальной композицией и изысканным рисунком фасада. Поражает яркость и оригинальность архитектурных деталей нового здания, его броская красота. Жители нашей столицы специально приезжают сюда, чтобы полюбоваться этим сказочным домом.».

До 1905 года участком владела вдова подполковника Мария Ивановна Маслова, ей принадлежал доходный четырехэтажный жилой дом № 60, построенный в середине XIX века.

Офицерская ул., 60. Фото начала 1900-х гг.

В 1881–1882 годах в этом доме некоторое время жил композитор П.И. Чайковский. Он вернулся тогда в Петербург из-за границы для встречи с больной сестрой, Александрой Ильиничной, приехавшей в столицу, чтобы проконсультироваться у медицинских светил. 30 марта 1881 года Петр Ильич сообщал об этом в письме Надежде Филаретовне фон Мекк: «Вот уже пятый день, что я в Петербурге, милый друг мой! Все впечатления в высшей степени грустные… Общее настроение жителей какое-то подавленное; у всех на лицах написан страх и беспокойство за будущее. Я нашел здесь сестру и старшую племянницу Таню. Обе они больны, и еще Бог знает, когда им можно будет тронуться в путь, а я не уеду, пока они снова не поправятся. Пишу Вам. из дома моей кузины, где сестра и племянница остановились».

Кузиной композитора была Амалия Литке, она в то время снимала квартиру в доме Масловой на Офицерской улице.

П.И. Чайковский

Петр Ильич приехал в столицу в довольно печальное и смутное время – Россия носила траур по убиенному «царю-освободителю» Александру II. На кровавый террор революционеров-народовольцев правительство ответило не менее жестокими мерами, получив право предавать любого мятежника военно-полевому суду без предварительного следствия. Казни приводились в исполнение немедленно, без рассмотрения кассаций о помиловании, направляемых на имя нового императора. В городе свирепствовал департамент полиции, заменивший III отделение. Почти всех членов исполкома партии «Народной воли» арестовали и передали в руки военно-полевого суда. Обстановка в столице накалилась до предела. Обер-прокурор Синода К.П. Победоносцев получил от нового императора Александра III разрешение беспощадно карать революционеров и право применять «штыки и пули».

В эти смутные дни Петр Ильич все же находит в себе силы и здесь, в доме № 60, работает над новой оперой с глубоко драматическим содержанием – «Мазепа». К середине сентября 1882 года Чайковский практически завершает работу над оперой и ведет переговоры с главным дирижером Мариинского театра Э.Ф. Направником о возможности совместной работы над клавиром «Мазепы».

В 1905 году богатый золотопромышленник и гласный городской думы Петр Иванович Кольцов приобретает у дочери М.И. Масловой обширный земельный участок с находящимся на нем старым домом № 60.

В конце 1907 года на расчищенном от строений месте, на углу Английского проспекта и Офицерской улицы, как в сказке, возникло непривычно броско оформленное жилое здание, названное вначале по фамилии его владельца «домом Кольцова».

Архитектура нового строения отличалась своей оригинальностью и эффектностью, в то же время она вполне типична для начала столетия – времени широкого распространения эклектики и псевдорусского стиля. Разработку проекта нового дома осуществил архитектор департамента народного просвещения и преподаватель высших архитектурных курсов Аркадий Аркадьевич Бернардацци, сторонник необычного и столь оригинального оформления фасадов зданий.

Всех действительно поражали своеобразие и вызывающая яркость архитектурных деталей нового дома, их необычная форма и броская красота. Непривычно выглядели окна и балконы причудливой формы, красивая угловая башня, облицовка стен природным камнем и огромными майоликовыми панно, воспроизведенными по эскизам самого М.А. Врубеля. Угловой эркер дома завершался изображением птицы Феникс – популярного персонажа русских лубочных картинок. Скульптурные украшения для фасада дома, как, впрочем, и фигуру птицы феникс, изготовил из серого гранита знаменитый петербургский ваятель барон К.К. Рауш фон Траубенберг. Широко расправив двухметровые крылья, птица красиво смотрелась с вершины фасада дома, который благодаря своим причудливым архитектурным деталям и ярким мозаичным панно со сказочно-былинными сюжетами получил свое второе название – «дом-сказка».

Люди специально приезжали издалека полюбоваться красотой и пышностью необычного строения.

Справедливости ради следует отметить, что этот дом получил широкую известность в городе не только благодаря своему необычному внешнему виду. В разные годы здесь жили многие талантливые и знаменитые люди: артисты, композиторы, музыканты, деятели отечественной науки.

Вскоре после возведения «дома Кольцова» петербургские балетоманы нарекли его «домом Анны Павловой», русской балерины, «единственной и неповторимой», поселившейся здесь в 1907 году. Да, это действительно была великая артистка, чье творчество отложилось в духовном опыте ее поколения и далеко за рубежами родины, прославило русское балетное искусство. Со времени Марии Тальони мир не знал другой такой же великой артистки в балете.

Балерина Н.В. Трухановская вспоминала: «Секрет превосходства и отличия от других заключался в ее неповторимой индивидуальности. Природа наделила ее этим великим даром. Воздушная, неземная, летящая по сцене, как пух, растворяющаяся в танце, как облако, она была небольшого роста и прекрасного идеального сложения. В группах, т. н. полетах, она постоянно ужасала своих партнеров, кидаясь им на руки в стремительном беге из глубины сцены и даже с довольно высокого дерева в балете „Жизель“. Павлова дебютировала на сцене петербургского Императорского балета в 1899 году. Достигнув высокой славы, она осталась такой же, какой она была в начале своей карьеры – типичной балериной „Императорского петербургского балета“».

А. Павлова в костюме 1830-х гг.

Анна Павлова – ученица Павла Андреевича Гердта, он при обучении сохранял у балерин так называемую «французскую манеру», видя достоинство женского танца в грации, мягкости и благородстве.

Если в биографии П.И. Чайковского дом № 60 связан лишь с небольшим эпизодом в его жизни, то для великой балерины Анны Павловой – с блистательным началом карьеры и с самым плодотворным периодом в ее творчестве. Квартиру в «доме Кольцова» снял для нее родовитый балетоман, покровитель, а впоследствии ее муж Виктор Эммануилович Дандре.

А. Павлова (в центре) с балеринами Мариинского театра. Фото 1904 г.

В октябре 1907 года «Петербургская газета» писала:

«Наши балетные артистки позволяют себе роскошь, которой не знали прежние балерины: госпожа Павлова устраивает у себя на квартире танцевальный зал со всеми приспособлениями для практических занятий. До сих пор артистка занималась в театральном училище у Е.П. Соколовой, а теперь обзаводится собственным залом с необходимыми для этого зеркалами.

А. Павлова в репетиционном зале своей квартиры на

Офицерской ул. Фото 1906 г.

Мало того, балерина добилась, чтобы знаменитый маэстро Чегетти стал ее постоянным наставником в репетиционном зале огромной комфортабельной квартиры „дома-сказки“.

Давно забыта убогая квартирка на Коломенской улице, 3. Выбран недавно отстроенный дом на Офицерской улице, 60. Место, отдаленное от центра города, но почему-то здесь селятся талантливые и интересные люди».

И действительно, сквозь стекла промчавшегося экипажа вдруг промелькнет знакомый профиль с прядью падающих на лицо волос: это знаменитая Комиссаржевская, в то же время, что и Анна Павлова, едет в театр.

Осенним сырым вечером пронзительный ветер с залива и Пряжки раскачивает фонарь, и в его неверном свете внезапно осветится фигура стройного Блока, спешащего к себе на Офицерскую, 57. Этому старому кварталу, расположенному на задах глухих стен Литовского замка, со временем суждено было стать заповедным местом расцвета талантов Александра Блока, Анны Павловой и Веры Комиссаржевской.

Газета была права, квартира действительно оказалась роскошной, в ней даже оборудовали превосходный «белый зал для танцевального класса», где и родился бессмертный концертный номер «Умирающий лебедь» на музыку Сен-Санса.

В новом «собственном» репетиционном зале Павловой с кафельной печью, расписанной «ампирными» веночками, с фризом танцующих нимф под высоким потолком, известный реформатор балетного искусства М.М. Фокин поставил для Анны Павловой знаменитого «Лебедя». Свидетелем рождения этого шедевра стал «придворный» наставник балерины, знаменитый маэстро Чекетти. Добродушного живого старика буквально потрясло увиденное. Павлова плыла на пальцах, проверяя в зеркале взмахи рук. Фокин шел рядом, шепотом подсказывая движения. Маленький маэстро Чекетти, примостившись в углу зала на стуле, с удовольствием и восхищением взирал на рождение нового танца. Его маслянисто-черные глаза восторженно блестели и следовали за всеми выразительными движениями танцовщицы.

М.М. Фокин.

Фото 1907 г.

Впоследствии Михаил Михайлович вспоминал: «Для постановки танца потребовалось всего несколько минут. Это была почти импровизация. Я танцевал перед ней, а она тут же позади меня. Потом она стала танцевать одна. Этот танец стал символом русского балета».

Концертный номер «Умирающий лебедь» в исполнении Павловой получил всемирную

известность, и его единодушно признали высшим достижением хореографии XX века. Зрители многих стран находили самые восторженные слова для передачи своих эмоций, вызываемых танцем этой великой артистки балета. И дело не в технической виртуозности, а скорее в одушевлении танца во всех его технических деталях драматическим огнем, который заставлял забывать условность всех антраша, арабесков и фуэте.

Фокин поставил танец-монолог, танец-мелодекламацию. «Умирающего лебедя» в исполнении Анны Павловой показали зрителям 22 декабря 1907 года на одном из благотворительных концертов. Афиша извещала, что спектакль состоится «в Мариинском театре, для усиления средств благотворительного общества ее Императорского Высочества великой княгини Ольги Александровны в пользу новорожденных детей и бедных матерей при императорском родовспомогательном заведении (Надеждинская, 5)».

Павлова выступала одна, без кордебалета. Сцена непривычно пустынна. Вспыхнул резкий, «концертный» свет. Танцовщица стояла в дальнем углу, опустив голову, уронив скрещенные руки. Все казалось странным при обычном балетном костюме – лебяжий пух на лифе, прилегающие к вискам белые перья Одетты из «Лебединого озера». После первых звуков арфы балерина поднялась на пальцы и тихо «поплыла» через сцену. Балерина виртуозно воспроизводила на сцене движения благороднейшей из птиц. Перед зрителями изящно плыл лебедь. Руки-крылья приоткрывались, расправлялись, вторя мелодии виолончели. Чуть заметный перебор ног полностью имитировал вьющиеся струи воды по озерной глади позади скользящего лебедя. При последних аккордах белая птица опустилась в изнеможении наземь и спрятала голову под крыло.

Павлова передала в танце жизнь человеческого духа. Каждый вечер балерина дарила танец зрителям. Проникая в миллионы душ, танец вбирал в себя их отклик. Постепенно лирика окрашивалась трагизмом. Движения оставались неизменными – менялся их смысл. Поступь нервных ног становилась все напряженнее, резче обозначались контрастные повороты головы и тела. Руки-крылья поднимались, падали, вдруг приникали к груди, где теперь в белом оперении кроваво пылал рубин. На поднятые кисти рук, на стрельчато сплетенные пальцы склонялось лицо. И не «спящая заводь», не «вечер отгорающий», да и не прочий заунывный антураж «Лебедя» Бальмонта, а совсем другой образ возникал здесь:

На гладях бесконечных вод,

Закатом в пурпур облаченных,

Она вещает и поет

Не в силах крыл поднять смятенных…

Роскошные апартаменты в доме № 60 на Офицерской улице не принесли счастья балерине и ее поклоннику Виктору Дандре. Представитель старинного обрусевшего французского аристократического рода, человек прекрасно воспитанный, он владел иностранными языками и занимал достаточно высокий государственный пост председателя ревизионной комиссии и гласного городской думы. В свои 40 лет Дандре сумел сделать блестящую карьеру.

Страстный балетоман, влюбленный в Анну Павлову, это он в пику ее знатной конкурентке – Матильде Кшесинской – устроил возлюбленной в новом доме на Офицерской улице упоминавшуюся выше роскошную квартиру с огромным репетиционным залом. Он тратил на балерину гигантские суммы, залезая при этом в долги. Пытаясь их ликвидировать, поступал несообразно со своим служебным положением. В 1912 году Дандре изобличили в служебных злоупотреблениях и предали суду. Процесс получил широкую огласку и громко обсуждался столичными газетами.

27 февраля 1911 года журнал «Рампа и жизнь» опубликовал заметку в рубрике «Мелочи театральной жизни»: «В скором времени состоится допрос сенатором Нейдгартом известной балерины Павловой в связи с ревизией городской управы. Артистка специально для этого возвращается из Америки».

28 февраля Виктора Эмильевича Дандре арестовали по делу постройки Охтинского моста, детища городской управы.

9 октября 1912 года в особом присутствии судебной палаты под председательством В.Д. Олышева открылось судебное заседание по уголовному делу бывшего председателя городской ревизионной комиссии В.Э. Дандре. Ему предъявлялось обвинение в том, что он получал взятки за содействие при сдаче подряда на постройку Охтинского моста Варшавской строительной фирмой Рудзского, а также за помощь при сдаче строительного подряда по переводу городской железной дороги на электрическую тягу, выполняемого правлением русского электрического общества «Вестингауз», срывавшим сроки строительных работ. В итоге суд признал Виктора Дандре «виновным в простом мздоимстве, без нарушения служебного долга». Факт вымогательства денег со строительных компаний суд не подтвердил. Обвиняемого приговорили к отречению от должности и к уплате денежного штрафа в размере 36 тысяч рублей. До выплаты штрафа Дандре заключили в долговую тюрьму, так как подобной суммой он не располагал.

Балерина, внешне казавшаяся все это время равнодушной, сразу же после суда уехала за границу, где вынуждена была подписать очень дорогой, но кабальный по своим жестким условиям контракт с менеджером лондонского агентства «Брафф». Ей требовались деньги для высвобождения В.Э. Дандре из тюрьмы.

Анна Павлова обязывалась в течение целого года, без перерыва, танцевать ежедневно по два раза в день. Спектакли проходили не в театрах первого разряда, а в мюзик-холлах, на которые популярные артисты Императорских театров смотрели с презрением. Великая Анна Павлова выступала вперемежку с акробатами, клоунами, куплетистами и другими представителями легкого жанра. Она работала на износ, боясь нарушить жесткие условия контракта, ибо размер неустойки при его нарушении во много раз превышал сумму ее заработка. Все думали, что при ее взбалмошном и капризном характере она не сможет довести контракт до конца и порвет со своими хозяевами. Однако Павлова его выдержала до последнего спектакля, не уплатив ни одной неустойки даже за малейшее нарушение контрактных условий.

Спустя много лет балерина признается Н.В. Трухановской, что она обожала Дандре. Именно так, не любила, а обожала, и это было мукой для них обоих. Она сознавала, что многим обязана своему поклоннику, что он во многом способствовал ее восхождению на мировой олимп. Анна Павлова считала своим долгом не только отблагодарить, но и помочь ему в трудную минуту жизни. Уже из полученного от агентства аванса за работу по кабальному контракту балерина внесла залог, требовавшийся для вызволения Дандре из тюрьмы, и оплатила все расходы по его переезду из России в Англию. Дандре стал менеджером Павловой и спутником ее жизни. Великая русская балерина и ее возлюбленный навсегда покинули Россию.

В 1913 году В.Э. Дандре, по сути, распоряжался всеми делами павловской труппы. Он добывал деньги, необходимые на содержание балерин и оркестра, для оплаты композиторам, балетмейстерам и художникам, оформлявшим новые спектакли.

В труппе Павловой Дандре побаивались и уважали. Он всегда был вежлив, аккуратно выплачивал жалованье, вникал в проблемы каждого члена театрального коллектива и деликатно улаживал конфликты и споры.

Актеров всегда удивляло, что же связывало Анну Павлову с этим человеком. Доверив ему все дела, постоянно советуясь с ним, проявляя к Дандре дружелюбие и представляя его на официальных приемах как мужа, балерина могла вдруг по пустяковому поводу разразиться потоком слез и обрушить на Виктора Эмильевича массу обидных слов и упреков.

«Вы могли бы пощадить меня, Анна, хотя бы при посторонних», – цедил он сквозь зубы, переждав высшую точку вспышки внезапной бури.

Павлова убегала, хлопнув дверью, а потом, как будто ничего не случилось, становилась вновь мила, добра и уступчива к своему верному распорядителю и советчику.

Отношение Павловой к Дандре носило необычный характер. Обожая его, она обращалась с ним отвратительно. Балерина Трухановская свидетельствовала, что Анна Павлова, как капризный ребенок, ругала его, придиралась, доводила до слез отчаяния. Потом сама впадала в истерику и валялась перед закрытой на ключ дверью его кабинета, умоляя впустить ее. Добившись прощения, начинала новую сцену, кричала, что оскорблена и никогда не простит его, что она заболела от горя. Подобные сцены составляли большую часть жизни этих обожавших друг друга людей, располагавших всем, что могло бы составить их полное семейное счастье и прекрасную жизнь в любви и радости. Жизнь Дандре с Анной Павловой – подвиг самопожертвования и культ любви. Он обеспечивал ей «райскую» жизнь, вел хозяйство, ее театральные предприятия, скромно оставаясь в тени.

Как менеджер Дандре оказался блестящим специалистом, находя для Павловой дорогие контракты и создавая балерине надлежащие условия для работы.

Искусство и жизнь танцовщицы недолговечны. Великая и неповторимая Анна Павлова скончалась в Гааге.

Биограф писал: «Около полуночи она открыла глаза и подняла с усилием руку, как будто чтоб перекреститься. В половине первого ночи, 23 января 1931 года, Павловой не стало. Ее последними словами были: „Принесите мой костюм Лебедя“…».

После смерти Павловой ее балетная труппа распалась. От ликвидации всего имущества балерины осталось около миллиона франков. Их Дандре посвятил культу ее памяти: он создал «Общество памяти Анны Павловой».

В 1933 году в Берлине вышла в свет прекрасная книга «Анна Павлова». Автор ее, Виктор Дандре, писал в предисловии: «Я беру на себя смелость писать эту книгу об Анне Павловой по двум причинам. Первое, что в течение всей театральной жизни Анны Павловой я, будучи ее мужем, был ее ближайшим сотрудником…».

Сразу же после возведения необычного по своей архитектуре жилого дома золотопромышленника и гласного городской думы П.И. Кольцова в здании вплоть до 1917 года находился один из крупнейших столичных банков, принадлежавший знаменитой династии крупнейших финансистов и промышленников, входивших в банкирский дом братьев Варшавских.

В 1919 году на Офицерской улице в доме № 60 появился другой балетоман – завсегдатай Мариинского театра, поклонник не только великой Анны Павловой, но и ученицы М.М. Фокина, балерины Елены Михайловны Люком. Это был Александр Федорович Кларк.

В «доме-сказке» в тяжелые годы Гражданской войны Александр Федорович на собственные средства открыл балетную школу. На первом этаже здания, в помещении бывшей лавки купца Кольцова, обустроили удобный репетиционный балетный класс. Сам А.Ф. Кларк также жил в этом доме и занимал квартиру 14.

Преподавателем-репетитором в школу пригласили московскую балерину Н.Д. Данилову, подругу солистки Большого театра Е. Гельцер. Постановка балетных студийных спектаклей осуществлялась бывшими солистами Мариинского театра А.А. Матятиным и П.А. Маржецким, обладавших богатейшим опытом сценической работы.

В 1995 году журнал «Музыкальная жизнь» (№ 1) опубликовал очерк о замечательной балерине Марине Николаевне Матвеевой, ученице балетной школы Кларка и партнерше будущего драматического актера Николая Константиновича Черкасова. Да, Николай Черкасов, оказывается, учился балетному искусству в школе на Офицерской улице и серьезно мечтал о карьере солиста балета. В 1923 году при поступлении в Институт сценических искусств в анкете, приложенной к заявлению о приеме, в графе «основная профессия» он указал: «Артист балета, стаж – четыре года». Навыки балетного мастерства и амплуа характерного танцовщика Черкасов приобрел в молодости у известных педагогов и признанных мастеров танца. В хореографическую школу А.Ф. Кларка Николай Константинович пришел, имея за плечами «опыт» работы в Мариинском театре, где он некоторое время в паре с Евгением Мравинским выполнял обязанности внештатного мимиста. При поступлении в балетную школу будущего главного дирижера и художественного руководителя симфонического оркестра Ленинградской филармонии зачислили только аккомпаниатором, а будущая краса и гордость советского драматического театра и кино, будущий народный артист СССР Николай Черкасов стал учащимся балетных классов.

Н. Черкасов, учащийся балетной школы А.Ф. Кларка.

Фото 1920 г.

Уже в первых ученических хореографических постановках проявился незаурядный артистический талант Николая Константиновича. Природная музыкальность молодого человека, прекрасная пластика тела и тонкое чувство ритма органично вплетались в сложный рисунок балетного танца. Его постоянная партнерша в школе, Марина Николаевна Матвеева, всегда с удовольствием выступала в паре с Черкасовым. Вспоминая годы учебы, балерина отмечала: «молодой танцовщик поражал всех своей энергией, работоспособностью, тактом и тончайшим чувством юмора. Преподаватель балетной школы П.Я. Маржецкий готовил из Черкасова характерного танцовщика и занимал тогда его почти во всех спектаклях».

В балете Минкуса «Баядерка» Николай Константинович исполнял партию раджи Дугманта. У его партнерши Марины Матвеевой в домашнем архиве сохранилась фотография актера в этой роли с дарственной надписью: «Дорогой Мариночке, талантливейшей. На воспоминание о совместной работе и о длинноногом человечке, который всегда будет любить и вспоминать славную деточку Марину. Ник. Черкасов».

В балете «Тайна клада» на музыку Э. Грига артист танцевал партию богатого жениха, а Матвеева – дочери старого рыбака. В комическом балете «Арлекинада» юноша Черкасов перевоплощался в Пьеро, а его прелестная партнерша – в Коломбину.

В 1922 году балетная школа А.Ф. Кларка подготовила новый учебный спектакль «Лебединое озеро». Молодой Черкасов выступил в нем в роли «Злого гения». На первом просмотре этой балетной постановки присутствовали А.Я. Ваганова, М.Ф. Романова и В.А. Семенов, пришедшие в балетную школу с определенной целью – отобрать талантливых учеников для поступления на курсы при Хореографическом училище, созданном в то время по инициативе солиста Мариинского театра И.Ф. Кшесинского.

Талант Черкасова сомнений не вызвал, однако всех смущал его рост, при котором все прыжки танцовщика носили невольно пародийный характер. Правда, в репертуаре Николая Константиновича уже тогда были роли и балетные номера, где именно его рост способствовал раскрытию сложных театральных образов. Угадав главную тему всей жизни великого артиста, Маржецкий специально для Черкасова поставил в школе Кларка балет Минкуса «Дон Кихот». Огромный успех у зрителей имела также комическая полька, поставленная на контрасте роста Черкасова и его миниатюрной партнерши Л. Гальслебен. Позднее гром аплодисментов каждый раз сопровождал блестящий номер, с которым неоднократно выступал Н.К. Черкасов, «Пат, Паташон и Чарли Чаплин».

Следует сказать, что все спектакли в балетной школе Кларка проходили под прекрасный аккомпанемент Евгения Мравинского, знавшего наизусть мелодии всех балетных партий. В то время юноша и представить себе не мог, что наступит момент, когда он длительное время будет управлять знаменитым симфоническим оркестром Филармонии. Нередко после репетиций в зале на первом этаже дома № 60 усталые студийцы поднимались в квартиру 14, где Александр Федорович Кларк согревал их горячим чаем с сухарями и развлекал рассказами о балете и его легендарных солистах.

В 1941 году, на второй день войны, в Ленинграде все же состоялся юбилейный концерт, посвященный 50-летию талантливой русской балерины Елены Михайловны Люком. Николай Константинович Черкасов, тогда уже народный артист СССР, в буквальном смысле поразил зрителей, выступив в балетном спектакле и с блеском исполнив в паре с виновницей торжества партию Дон Кихота в одноименном балете Л. Минкуса. Отточенное в школе А.Ф. Кларка мастерство характерного танцовщика стало сюрпризом для всех, кто присутствовал на этом концерте.

Балетная школа Кларка просуществовала до начала войны. После пожара в доме зимой 1942 года занятия в ней прекратились. В голодную блокадную зиму почти вся семья Кларков и он сам погибли от голода.

«Дом-сказка» связан также с именами других известных деятелей отечественной культуры и науки. Одну из его квартир занимал создатель советской школы арабистики, исследователь-востоковед, автор широко известной книги «Над арабскими рукописями», академик Игнатий Юлианович Крачковский. Его трудами в стране организовано издание литературы по истории культуры арабов в средние века и в новое время.

Другую квартиру в доме № 60 занимала замечательная русская певица и педагог, профессор Ленинградской консерватории имени Н.А. Римского-Корсакова Е.А. Бронская.

В 1930 году в доме поселился видный советский скульптор Матвей Генрихович Манизер, вице-президент Академии художеств СССР и создатель памятников «Жертвам 9 января 1905 года», М.М. Володарскому в Ленинграде, Т.Г. Шевченко в Харькове, В.И. Ленину в Ульяновске и скульптурного портрета Зои Космодемьянской в Московском парке Победы.

Отсюда в первые дни войны ушел на фронт и погиб в 1942 году в битве под Москвой известный композитор и пианист М.А. Браиловский.

В тяжелые годы блокады Ленинграда из насквозь промороженного «дома-сказки» регулярно уходил на репетиции и концерты солист Театра оперы и балета им. С.М. Кирова A.С. Лыжин.

Все пережил этот петербургский дом – бомбежки, артиллерийские обстрелы дальнобойных немецких орудий, он являлся свидетелем гибели от голода его жильцов.

Лютой морозной зимой 1942 года в «доме-сказке» вспыхнул пожар. Несколько дней полуживые от голода жильцы дома и ленинградские пожарные вели битву с огнем. Под бомбежкой и обстрелом люди с трудом тянули шланги к проруби, сделанной во льду речки Пряжки. Вода замерзала в шлангах, но люди продолжали бороться с огнем. Дом горел несколько дней. Удалось отстоять лишь дворовую часть жилого здания. Украшенный мозаикой фасад рухнул. Красота погибла. Полностью выгорела квартира профессора B.М. Догадова, внесшего большой вклад в развитие отечественной юридической науки.

На дверях одной из квартир чудо-дома уцелела бронзовая дощечка с надписью: «С.М. Майкапор». Не одно поколение начинающих пианистов обращалось к сборнику музыкальных пьес этого замечательного композитора. Здесь же находилась квартира, где долгие годы жила педагог по вокалу М.Г. Фитингоф. К ней, первой своей наставнице в вокальном искусстве, приходила в этот дом будущая народная артистка СССР И.П. Богачева.

Руины «Дома сказки» после пожара 1943 г. Фото 1943 г.

Во время пожара в огне погибли уникальная библиотека и коллекция редких минералов, которую долгие года собирал профессор Горного института Т.А. Оболдуев – один из основателей отечественной школы цветной металлургии и автор проектов первых отечественных металлургических заводов-гигантов.

Жильцы дома № 60, вернувшись в город из эвакуации, увидели, что от здания осталась лишь обгорелая коробка. На опаленном огнем фасаде кое-где сохранились куски мозаики и вычурные балкончики. Вероятно, следовало бы этот удивительный петербургский дом восстановить. Люди верили символу «дома-сказки» – птице феникс, она, по древним преданиям, в старости сжигала себя и возрождалась из пепла молодой и обновленной. Нет, этого не случилось. Пригнали тягачи и при помощи тросов стали разрывать чудо-дом на части. Он отчаянно сопротивлялся – строили раньше на века. Пришлось прибегнуть к взрывным работам. Позже на месте сказочного дома возвели новое жилое строение, современного сдержанного стиля, даже отдаленно ничем не напоминающее прежнее сказочное чудо.

В 1990 году в редакцию газеты «Ленинградская правда» пришло возмущенное письмо от жильцов нынешнего дома № 60. Они называли его теперь «домом страшной сказки». В здании прохудилась сантехника, обветшала электропроводка, вышли из строя газовые колонки. Домовая котельная зимой регулярно отключалась, вынуждая людей находиться в квартирах в пальто. В крайне запущенном состоянии тогда находилось и все дворовое хозяйство нового жилого строения. Жильцы жаловались, что их обращения в различные инстанции ни к чему не приводили. Красивая сказка обернулась худой былью!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.