ГЕНИЙ И ЗЛОДЕЙСТВО

ГЕНИЙ И ЗЛОДЕЙСТВО

Прерванная цитата имеет продолжение. «Лермонтов выстрелил в воздух, писал Елагин, — а Мартынов подошел и убил его» Московский почт-директор А. Я. Булгаков примерно то же написал в дневнике: «Удивительно, что секунданты допустили Мартынова совершить его зверский поступок. Он поступил против всех правил чести и благородства и справедливости… Мартынов поступил как убийца». Давая свое описание поединка, он утверждал: «Надлежало начинать Лермонтову, он выстрелил на воздух, желая кончить глупую эту ссору дружелюбно».

Оставим версию о тайном стрелке-убийце как возможную, но маловероятную. Если опираться на сведения, которые представляются правдивыми (в отличие от тех, которые писались под воздействием жандарма Кушинникова или имели цель обелить свидетелей дуэли), то вырисовывается такая картина. Лермонтов по обыкновению подтрунивал над «Мартышкой» и нарисовал очередную карикатуру — дружеский шарж — на него: «демонизменно» мрачного, в черкеске, на горшке, с огромным отвисшим до земли кинжалом у пояса.

Неожиданно Мартынов вспылил и вызвал своего приятеля-обидчика на дуэль.

Лермонтов и помыслить не мог, что предстоит смертельный поединок. Убивать Мартынова он не собирался; в подобных случаях принято было либо пойти на мировую, либо чисто формально разрядить пистолет в воздух. Мысли и замыслы Мартынова понять значительно трудней. Прямодушным этот человек никогда не был. Даже при своем недалеком уме он понимал, что Лермонтов — храбрый офицер — примет его вызов, но застрелить товарища ни при каких условиях не пожелает.

Безусловно, Мартышка страдал от шуток Мишеля, а также завидовал ему. Но ведь было очевидно, что убийца поэта будет проклят потомками. Хотя не исключено, что такая геростратова слава устраивала посредственного во всех отношениях — кроме честолюбия и самомнения — Мартынова. И все-таки очень правдоподобно, что Мартынова использовали как исполнителя негласного приговора. Слишком много влиятельных лиц желали смерти Лермонтова. Жандармское управление имело основания подозревать, что он распространяет в офицерской среде вольнодумство и неприятие существующего строя. Недаром же он, сосланный в действующую армию, писал:

Прощай, немытая Россия,

Страна рабов, страна господ,

И вы, мундиры голубые,

И ты, послушный им народ.

Быть может, за хребтом Кавказа

Укроюсь от твоих пашей,

От их всевидящего глаза,

От их всеслышащих ушей.

Нет, не укрылся. И здесь за ним негласно надзирали. И здесь его врагами были не только «хищные горцы», но и — страшней и опасней — скрытые под личиной приятельской смертельные недруги. Одним из них был, по-видимому, князь Васильчиков. Во всяком случае, он сделал все от него зависящее для того, чтобы дуэль состоялась, чтобы подло выстрелил Мартынов и чтобы подлинные обстоятельства убийства поэта были утаены, а убийца избежал наказания.

Дальнейшее происходило скорей всего так. Место дуэли выбрали не вполне по правилам: площадка оказалась неровной, и Лермонтов стоял выше Мартынова. По сигналу противники стали сходиться. Предельная дистанция — 10 шагов позволяла стрелять почти в упор. Лермонтов шел медленно, не поднимая пистолета. Мартынов был мрачен. Кто-то (Глебов?) считал: «Раз… Два…» До счета «три» следовало стрелять. Лермонтов подошел к барьеру. Кто-то (Столыпин? Васильчиков?) крикнул после слова «Три!», когда по правилам инцидент считался исчерпанным: «Стреляйте, или я разведу вас!»

Лермонтов поднял руку с пистолетом и выстрелил в воздух. От отдачи он отклонился назад. Мартынов сделал один или два шага к нему, прицелился и поразил противника наповал. Убедившись, что он мертв, Мартынов тотчас уехал. Потрясенные Глебов и Столыпин только теперь поняли, что совершили глупость (не говоря уж о нарушении дуэльного кодекса), не позаботились о докторе и карете.

Сквозная рана неудивительна: дуэльные пистолеты были дальнобойными, с нарезными стволами, а пуля пробила мягкие ткани, не задев кости. В винтовочном выстреле не было никакой необходимости. Условия поединка и применявшееся оружие были таковы, что убить противника не представляло труда. Но если гениальный поэт не пожелал этого сделать, то бездарный злодей не дрогнувшей рукой совершил убийство. (Вовсе не исключено, что оно было «заказное», специально организованное — убийцу это не оправдывает.) Странная и страшная ирония судьбы: два великих русских поэта-Пушкин и Лермонтов — могли стать убийцами, а стали жертвами, убиенными безвинно. Оправдывается главная идея «Моцарта и Сальери» Пушкина: «Гений и злодейство — две вещи несовместные».