Девушка с веслом

Девушка с веслом

В революционные годы многим казалось: новый социальный строй вызовет глубокие перемены в отношениях между полами, искоренит все человеческие несовершенства и даже изменит представление о красоте. Долой изнеженную хрупкость, долой купеческую пышность! Женщина и мужчина должны были стать в равной мере спортивными, здоровыми, сильными – как иначе коммунизм построишь? Известный сексолог И. С. Кон утверждает: «Советский тоталитаризм, как и всякий иной, был по своей сути мужской культурой». Доказательства этому легко найти в эпохе 1930-х годов, которая отличается «обилием обнаженной мужской плоти» – парады с участием полуобнаженных гимнастов, многочисленные скульптуры спортсменов, расцвет спортивной фотографии. Не построенный культовый Дворец Советов должны были украшать гигантские фигуры обнаженных мужчин, марширующих с развевающимися флагами в руках.

Исследователь отмечает: «В отличие от нацистского, в советском искусстве гениталии всегда закрыты, его телесный эталон больше напоминает унисекс. Но этот "унисекс", как в эстетике, так и в педагогике, был сильно маскулинизирован». Советское «равенство полов» молчаливо предполагало адаптацию женского тела к традиционному мужскому стандарту. Иначе не могло быть: все одинаково работают, все готовятся к обороне, никаких особых женских проблем и т. д. Это отразилось и на канонах изображения женщин в советском искусстве. Сегодня мы назвали бы знаменитую парковую «девушку с веслом» мужеподобной. Скульпторы и художники, изображая женщин, акцентировали внимание на широких плечах, выступающих мускулах, крепких руках и ногах. Равенство полов вело к их сходству. Взгляните на широкие улыбки, уверенные лица этих крестьянок и спортсменок – никакой женской робости, застенчивости, уступчивости. Эти труженицы словно говорят: «Будем как мужчины».

Однако все не так просто: «гипертрофия одних "маскулинных" ценностей (коллективизм, дисциплина, самоотверженность), – рассуждает И. С. Кон, – достигалась за счет атрофии других, не менее важных черт – энергии, инициативы, независимости и самостоятельности». Это, наряду с безотцовщиной послевоенных лет, превалированием женщин-учительниц в школе, обернулось подавлением мужского начала в нашей стране. Мальчики начали чувствовать себя подавленными и затерянными в бабьем царстве, тем более что женщины вокруг были все как на подбор – доминирующего типа, сильные, уверенные в своей правоте – ну, словом, воспитанные как мужчины.

Проблема «феминизации мужчин» и «маскулинизации женщин» появилась на страницах советской массовой прессы в 1970-х годах, начиная со статей И. С. Кона в «Литературной газете». С тех пор споры не затихают.

Немногочисленны варианты компенсации мужчинами своей слабой маскулинности: желание выглядеть сильным и агрессивным мужиком, утверждение себя в пьянстве, драках, жестокости, практике социального и сексуального насилия.

Оборотная сторона покорности и покладистости в общественной жизни – жестокая тирания дома, в семье, по отношению к жене и детям.

Социальная пассивность и связанная с нею выученная беспомощность компенсировалась отказом от личной ответственности и бегством в беззаботный игровой мир вечного мальчишества. Такие мужчины навсегда отказываются от личной независимости, а вместе с нею – от ответственности, передоверяя социальную ответственность начальству, а семейную – жене.

В итоге недовольны оба пола. Женщины патетически вопрошают «Где найти настоящего мужчину?», а мужчины сетуют на исчезновение истинных женщин.

Русские кинематографические истории любви семидесятых – восьмидесятых годов XX века изобилуют образами непутевых мужчин и сильных женщин. Пьяницу-сантехника («Афоня») спасает любящая медсестра. Герой фильма «Полеты во сне и наяву» мыкается в поисках спасения. Немолодой безвольный переводчик мечется между двумя женщинами («Осенний марафон»). Персонаж, сыгранный Виталием Соломиным в «Зимней вишне», постоянно не оправдывает надежд своей возлюбленной.

В то же время никого не удивляет, что героини любят этих «неправильных» мужчин. Фильмы поздней советской эпохи в один голос воспевают иррациональность чувства. Любовь, показанная в этих кинолентах, неизменно усложняет жизнь. Чувство мятежно, оно не подчиняется никаким законам, прежде всего – законам логики, и потому вполне безобидные лав-стори казались в то время слегка диссидентскими. Подвыпивший романтик Женя Лукашин торжествует над практичным и серьезным женихом Ипполитом («Ирония судьбы»). Обаятельный и безответственный герой Виталия Соломина одерживал верх над положительным и обеспеченным иностранцем в исполнении Ивара Калныньша («Зимняя вишня»). Апогея эта тема достигает в «Забытой мелодии для флейты» Эльдара Рязанова. Влюбленность чиновника-героя в медсестру оборачивается бунтом против системы. Потому что любовь – территория свободы. Ну-ну...

Данный текст является ознакомительным фрагментом.