Три товарища

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Три товарища

Алкогольное выражение «соображать на троих» напоминает нам о героическом коллективе, подобном тому, что выведен Александром Дюма в романе «Три мушкетера», или Ремарком в «Трех товарищах», или, наконец, Васнецовым в «Богатырях». А. Аверченко в рассказе «Чад» воспроизводит традиционную композицию этого сюжета. Двое, как правило, полны решимости пренебречь повседневными заботами и все силы бросают на «перевоспитание» случайно забредшего в их алкогольный союз одиночки. Следуют всевозможные увещевания: «Да выпей!» Попытка возразить («Мне вообще пить запретили. С почками неладно») сталкивается с неопровержимыми доводами: «Глупости, какие там еще почки». Звучат сомнительные комплименты: «Молодец!.. За что я тебя люблю: за то, что никогда ты от рюмки не откажешься». Через некоторое время – после третьей рюмки – наступает гармония, восторг, и воодушевление охватывает собравшихся.

В кругу собутыльников воцаряется свобода, искренность и сентиментальное настроение, наступает момент каяться и раскрепощать чувства. «Вы меня не любите, – восклицает страдающий во хмелю Прекрасновкусов, герой чеховского рассказа "Закуска", – а я вот вас... люблю! Честное и блаародное слово, ллюблю! Я куроцап, волк, коршун, птица хищная, но во мне все-таки есть настолько чувств и ума, чтоб понимать, что меня не следует любить». Вдруг осознается радостный факт, что один из присутствующих, оказывается, «променял общество тупиц на двух друзей... которые его искренне любят»; за этим открытием следует воодушевленный призыв: «Поцелуемся!» Пьяные бросаются в объятьи друг к другу, и начинаются любовные признания и клятвы. Всем хватит любви, а временная ревность только усилит радость осознания неожиданно открывшейся истины, что более близких людей судьба вряд ли кому даровала. Поцелуй вместе с требованием перейти на «ты» удостоверяет равенство и почти родственные отношения пирующих.

Бодлер писал: «Мудрый не может смеяться, не содрогаясь». Сейчас мы вам объясним очевидное. Кстати, Бодлера мы упомянули лишь для красного словца. Но зато мысль какая! Эту мысль хорошо произносить, когда выпиваешь на троих. Она звучит очень глубокомысленно. Кстати, почему в России пьют именно на троих? Сначала в подъездах, а потом где придется, особенно «в скверу, где детские грибочки». На троих – это философский сюжет отечественной гастрономии: умыкание и торжество. Умыкание: каждый день советская жена выдавала трудящемуся мужу рубль на обед. Сумма не сказать что бы плачевная. Мог гражданин на этот рубль позволить себе немало: 20 раз прокатиться на метро или 33 раза – на трамвае или пообедать: стакан сметаны, салат, борщ, второе и компот. Так вот, преодолевая досаду и неловкость, наш супруг не ходил обедать, а искал коллектив. Торжество: «на троих» – это три сэкономленных «обеденных» рубля. Водка тогда 2 руб. 75 коп. стоила. Хватало не только на бутылку, но еще на пару сырков плавленых и полбуханки бородинского. Обязательно бородинского! Там тмин всякий, пахучесть – словом, полезно и Родиной пахнет.

А потом, когда водка стала стоить 3 руб. 62 коп., пришлось потуже затянуть ремни экономии. Кто начал из семейного бюджета поворовывать, а кто рукастый – там-сям рублик всегда умел заработать. Традиция алкогольного триумвирата сохранилась.

Водка как эквивалент трапезы проявляется не только в жанре триумвирата. Советских социологов статистика часто ставила в тупик. Но все секреты рано или поздно раскрываются. Вот, к примеру, такая история. Во время исследования семейного бюджета социологи с удивлением обнаружили, что одна семья ежедневно съедала килограмм масла. Потом догадались: масло стоило столько же (3 руб. 60 коп.), сколько бутылка водки (3 руб. 62 коп.). Просто в этой семье папаша крепко бухал, а признаться в этом его домашние стыдились, вот и подменили один продукт питания на другой.

А если денег на водку не хватало, начиналось вынужденное гурманство – на пару рублей можно было купить полтора литра портвейна. Цеплял он здорово, особенно на голодный желудок. Его девчонки очень любили, интеллектуалки, не посвященные в тайны винопития, привыкшие к бокалу шампанского в новогоднюю ночь.

Портвейн, кстати, пользовался популярностью не только у девушек-филологинь, но и у бывших зэков. Алексей Герман рассказывает, как после амнистии пятьдесят третьего стали возвращаться из лагерей бывшие зэки: «Они садились вдоль стены на корточки, потому что такая выработалась в лагерях привычка отдыхать, и родители бегали не за водкой – за портвейном, потому что разбавленный спирт водился и в неволе, а вот портвейн казался пришельцам из зоны истинным напитком аристократов и богов».

Между прочим, нигде так не сказывается русская идея соборности, как в решительном осуждении пьянства в одиночку. Изображенный Высоцким пролетарий гордо заявляет: «А я ведь, Зин, не пью один!»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.