Третий рассказ лохматого пса Кеска
Третий рассказ лохматого пса Кеска
Знай, добрый спаситель нашей лесной царицы, что после того, как разгневанный Бинесуб-падишах отрубил подлому европейцу Мавру голову, случилось страшное несчастье.
Начну с начала. Жизнь в нашем лесу шла своим чередом. Птицы перелетали с ветки на ветку, пели свои песни; животные бродили по лесу и растили своих детенышей; змеи, свернувшись в клубок, грелись на солнце; орлы парили высоко в небе; жуки и другие насекомые перелетали с цветка на цветок; муравьи, как всегда, трудились, на зиму запасаясь едой; я же, лохматый пес Кеск, украдкой от колдуньи Эней сторожил избу, где находилась умерщвленная наша златокудрая лесная царица. И вдруг я почуял запах гари. А спустя некоторое время небо над нашим лесом затянуло густым дымом, и на лес стала падать сажа. Если правду сказать, то я, лохматый пес Кеск, испугался, подумал, что наш лес горит. Но тут, на мое счастье, неподалеку от меня сел на дерево орел.
«Эй, орел Сумург-гуш, не знаешь ли ты, где и что горит?» – спросил я, лохматый пес Кеск. «Знаю, – ответил тот, – это дворец солнечного края горит».
Как только я, лохматый пес Кеск, узнал, что это дворец Бинесуб-падишаха горит, тут же пустился туда, желая узнать, в чем там дело. Долго ли я, лохматый пес Кеск, бежал, не помню, но наконец добежал до дворца Бинесуб-падишаха и вижу: даже каменные зубчатые стены дворца и чугунные резные ворота охвачены огнем. Все горит и рушится, а люди то и дело бегают взад-вперед, кричат, не знают, что делать, как погасить разбушевавшийся огонь.
Подошел я, лохматый пес Кеск, к толпе людей и слышу, как одна из женщин говорит другой: «Все из-за блудницы Аер». А та, другая, видимо чужестранка, спрашивает: «А в чем дело?» – «А дело в том, что эта самая злодейка Аер, жена нашего падишаха, втайне от мужа слюбилась с одним европейцем, который служил у нашего правителя предводителем стражи, и даже когда родила дочку, то, боясь потерять любовника, бросила девочку на съедение волкам. Когда об этом узнал Бинесуб-падишах, он приказал отрубить голову своей жене и подлому европейцу. Но об этом узнал младший брат казненного».
«Оказывается, его младший брат, – начала рассказывать третья женщина, – был атаманом сорока разбойников и жил где-то далеко. Когда до него дошли вести о том, что Бинесуб-падишах отрубил его брату голову, он приехал сюда и отомстил нашему правителю».
«Как же удалось разбойникам поджечь дворец? Ведь он не мог не охраняться?!» – спросила опять чужестранка.
«Они обманули Бинесуб-падишаха, – начала та, что говорила первой. – Несколько человек попросились на прием к нашему правителю. Когда тот принял их, то чужестранцы сказали Бинесубу, что они торговцы из какой-то там страны и везут продавать мед. Потом они попросили у Бинесуб-падишаха позволения остановиться на ночь у него во дворце. Всегда радушный Бинесуб-падишах разрешил их каравану остановиться во дворце, а кое-кого из этих людей он пригласил к себе в покои и накрыл в честь гостей стол. Поздно ночью, когда все уже спали, разбойники и подожгли дворец...»
«У них в глиняных сосудах не мед был, а горючая жидкость, -вставила та женщина, которая говорила третьей. – А самому Бинесуб-падишаху отрубили голову и увезли с собой».
«И все это случилось из-за коварной блудницы Аер, – вздохнув, сказала женщина, которая говорила первой. – А он, бедный наш правитель, так ее любил, так ей верил!.. Вот какие беды может сотворить плохая женщина...»
Подслушал я, лохматый пес Кеск, разговоры этих женщин, вспомнил, как когда-то жил в этом дворце, сидел на коленях у доброго Бинесуб-падишаха, посочувствовал всему тому, что случилось, да и поплелся к себе в лес охранять мертвую нашу лесную царицу Сурхесер.
А между тем дворец горел и горел и, наконец, совсем дотла сгорел, золой стал. Вот и вся история и страшная правда о нашей красавице Сурхесер.
... Некоторое время все сидящие в хижине молчали, грустные, исполненные сочувствия. Кто знает, сколько бы они так сидели и печалились, если бы Амелум вдруг не спросил златокудрую Сурхесер:
– Скажи мне, красавица из красавиц, почему ты, когда ожила от моего поцелуя, испуганно кричала: «Надо бежать!.. Эней идет!.. Надо бежать!.. Эней идет!..»?
И вот тут Сурхесер начала рассказывать:
– Сидела я на лужайке и плела венок. Но вдруг увидела, как Эней в образе страшной орлицы с самого неба стрелой падает на меня. Тут я в страхе подумала, что надо бежать. Но не успела даже сделать и шага, как Эней схватила меня своими цепкими когтями и подняла высоко в небо. В воздухе она произнесла какие-то заклятия, и сердце мое тут же остановилось... А твой поцелуй, мой спаситель Амелум, снова заставил его биться... И теперь я должна исполнить любое твое желание, – сказала Сурхесер Амелуму.
Тут охотник Амелум, обращаясь ко всем собравшимся, сказал:
– Согласитесь ли вы, добрые обитатели этого чудесного леса, отдать мне в жены вашу лесную царицу?
Все звери, птицы, змеи и даже жуки, пауки и муравьи, – словом, все-все вопросительно посмотрели в сторону девушки, все существо которой излучало свет, и, поняв, что и она согласна стать женой такому доброму и отважному джигиту, в один голос сказали:
– Да, согласны!
Сурхесер радостно улыбнулась, отчего уста ее стали походить на расцветшую красную розу. Она кокетливо тряхнула своими золотыми кудрями, и в хижине забегали солнечные блики. Затем она, подойдя к Амелуму, обняла его и покорно опустила ему на грудь свою голову, освещая блеском своих волос лицо возлюбленного.
Звери, птицы, змеи, жуки и муравьи – все-все, толкаясь, направились к выходу: они поняли, что сейчас они здесь лишние.
Три дня и три ночи пробыл Амелум вместе со своей невестой. Но на четвертый день вспомнил, зачем он пустился в путь, и, рассказав обо всем Сурхесер, добавил:
– Мне надо ехать!
– Не уходи, мой спаситель! – взмолилась Сурхесер. – Не заставляй меня смотреть на дорогу в ожидании твоего возвращения.
Но Амелум был непреклонен.
– Я должен скакать туда и положить конец жестокостям Хун-хур-падишаха и его коварной дочери, – сказал он. – Сколько там добрых юношей лишились головы, а сколько еще лишатся.
– Ну что ж, как решил, так и поступай, – тяжело вздохнув, согласилась красавица Сурхесер, а у самой слезы на глаза навернулись: так ей не хотелось расставаться со своим добрым спасителем Амелумом. – Вот тебе три волоска с моей головы. Если вдруг будет невмоготу, пусти один из этих волосков по воздуху, и я тут же пришлю на помощь волчицу Рухс. Она доставит тебя к нам, а мы-то здесь все вместе и придумаем, как помочь беде.
Охотник Амелум и красавица Сурхесер поцеловались на прощание и, сказав: «До скорой встречи!» – расстались.
Вскоре Амелум пришел к тому дереву, где три дня назад привязал своего доброго коня. Но странно – конь его стал каменным.
– О, мой верный друг, что с тобой? – взволнованно спросил Амелум коня. – Какой злодей тебя так заколдовал?
И тут конь заговорил человеческим голосом:
– О, добрый мой хозяин, меня заколдовала колдунья этого леса, и зовут это страшилище Эней... Она ударила меня и сказала: «Стань ни мертвым, ни живым». Вот я и стал таким, каким ты меня видишь... Она сказала, что и тебя, о, мой хозяин, заколдует. «Будет, – говорит, -знать, как соваться куда не следует...» Спеши, мой хозяин! Уходи из этого проклятого леса!.. Пропадешь, заколдует тебя злая Эней.
И Амелуму ничего не оставалось делать, как с болью в душе оставить заколдованного коня своего и идти пешком.
Идет он в тревоге час, другой, третий, а лес все не кончается. Когда Амелум был уже далеко от того места, где остался его заколдованный конь, вдруг услышал он за спиной шум и треск. Юноша повернулся и видит, как, издавая стон, падают огромные деревья: это гналась за ним, гремя костями, сама колдунья Эней.
Амелума охватил страх, и он пустился бежать. А Эней, видя, что Амелум убегает, возликовала, выражая свою радость страшным хохотом, и еще быстрее побежала вдогонку. Бежит, хохочет, да так громко, что листья с деревьев осыпаются, ветки трещат...
– Догоню!.. Загрызу!.. – кричит вся взъерошенная Эней.
Но надо же было такому случиться: Амелум от испуга споткнулся о пень и упал в траву. Подбежала ужасная Эней к лежащему Амелуму и, хохоча, схватила его своими страшными когтями за одежду, потрясла несколько раз в воздухе и ударила о землю.
– Ха-ха-ха-а, – хохотала она и приговаривала: – Когда я тебя ни мертвым, ни живым сделаю, тогда будешь знать, как свататься к заколдованной мною Сурхесер... Ишь ты, жених нашелся!.. Я вам покажу еще, как мои чары расколдовывать, двумя своими клыками клянусь!.. По-ка-жу-у!
Злая Эней вся тряслась от злобы и ярости. Она снова и снова хватала Амелума за одежду, трясла в воздухе и бросала на землю.
Разозлился Амелум, и пропал его страх. Собравшись с силами, он вырвался из цепких рук Эней, быстро обнажил свою саблю и разом отсек злодейке голову. Голова, хохоча, упала на землю и тут же превратилась в огромную, большеклювую когтистую орлицу с крученым рогом на голове. Амелум, не раздумывая, бросился к орлице, чтобы убить ее, но она расправила огромные, как черные тучи, крылья и взлетела в воздух, успев при этом схватить когтями Амелума за плечи. Как только бедный Амелум не старался освободиться от цепких когтей злой орлицы, но ему никак не удавалось это сделать: орлица, размахивая своими мощными крылами, взлетала все выше и выше.
– Вот когда я расправлюсь с тобой, негодник, – говорила, шамкая, орлица, набирая высоту. – Вот когда я разобью тебя, как щепку, о скалы или же брошу в море... Ха-ха-ха-а! – хохотала она на все огромное небо.
Амелум посмотрел вниз – под ним все кружилось: и лес, и море, и горы – все-все... Но вдруг молодые глаза Амелума заметили человека, поднявшего в их сторону лук. И вскоре пущенная с земли стрела угодила орлице прямо в голову.
Орлица с жертвой в когтях полетела вниз и упала с распростертыми крыльями на лесную поляну, придавив своей тяжестью Амелума. Амелум напряг все свои силы и, сбросив тяжелую тушу, отошел в сторону, как вдруг изо рта орлицы полилась желчь и выкатилось яйцо. Там, где желчь попала на траву, на цветы, пожухли лесные растения. Вначале Амелум не понял, что происходит, но, вспомнив слова лохматого пса Кеска о том, что смерть колдуньи Эней находится в яйце, тут же схватил его.
– Теперь-то, колдунья, жизнь твоя в моих руках, – сказал Амелум не то колдунье, не то самому себе. Затем он взял свой хурджун, положил в него яйцо и, крепко завязав, зарыл под деревом на краю поляны.
А вскоре к Амелуму подошел тот самый юноша, который пустил в орлицу стрелу и попал в нее.
– Доброго дня тебе и удачи в пути, – сказал этот юноша Амелуму и тут же спросил: – Как ты себя чувствуешь?.. Не ушибся?.. Вижу -орлица несет в когтях человека... Вот я и пустил в нее стрелу.
Амелум ответил ему на приветствие и сказал:
– Да, ты меткий стрелок... Я в долгу у тебя, мой спаситель. Они сели напротив друг друга и стали расспрашивать: кто, откуда, куда путь держит и зачем.
Рассказал Амелум все как есть и попросил своего спасителя рассказать о себе.
– Зовут меня Мушнадар, – начал стрелок, – история моя, охотник Амелум, не так интересна, как твоя. А иду я из страны желтых песков. У меня нет ни жены, ни матери, ни отца, даже собственной крыши нет над головой. Живу как придется. А пустился в путь лишь потому, что решил стать зятем Хун-хур-падишаха. Или зятем стану, или отсекут мне голову... Какой смысл жить бродягой...
– Значит, в страну Хун-хур-падишаха идешь? Хочешь в его жестокой забаве быть очередной жертвой?
– Да, – ответил Мушнадар.
– Вот и я туда иду, – сказал Амелум, – но затем, чтобы покончить с жестокой игрой Хун-хур-падишаха и его дочери Дерд-Мурджан... Хватит лишать голов добрых, но безрассудных по молодости юношей!
– Вот здорово! – воскликнул Мушнадар. – Значит, вместе идти, друзьями быть!
Вскоре Амелум и Мушнадар уже шли по дороге, ведущей в далекую страну Хун-хур-падишаха.
Много дней и ночей провели друзья в пути. Много раз устраивали привал, много рек оставили позади, и наконец пришли они, куда путь держали. Когда Амелум и Мушнадар приблизились к высоким зубчатым стенам Хун-хур-падишахского дворца, то увидели на дворцовой площади столбы, на которых торчали головы юношей, здесь же толпился народ. Одни рыдали и били себя в грудь, оплакивая казненных; другие осуждали их отчаянный поступок.
– Безрассудного и дурака одна дорога ждет: горе и беда, – говорили они.
Амелум и Мушнадар постояли в толпе, посмотрели на отрубленные головы, и им стало страшно, но оба понимали, что настоящий джигит глаза на чарыки не опускает.
– Ну что, – сказал Амелум, – надо объявить дочери Хун-хур-падишаха о нашем желании принять участие в придуманной ею игре.
Через некоторое время на хейвун вышла сама Дерд-Мурджан в своих драгоценных нарядах. Она кокетливо, как и всегда, откинула с лица вуаль и предстала перед Амелумом и Мушнадаром во всей своей красоте. Когда Мушнадар увидел своими глазами эту красавицу, тут же на время лишился дара речи: хотел ей признаться в любви, но так и не смог молвить ни слова. Но по глазам его было видно, что он готов на все, только бы она стала его женой. Но Амелум, увидев воочию поистине достойную преклонения красоту Дерд-Мурджан, не проявил к ней никаких чувств: у него было перед кем преклоняться, кого боготворить.
– Кто там еще хочет испытать свое счастье?! – крикнула сверху Дерд-Мурджан, холодно улыбаясь.
– Мы, – ответили Мушнадар и Амелум.
Дерд-Мурджан злорадно, как это она делала всегда, рассмеялась:
– Надеюсь, условия вам известны?
– Да! – ответили друзья.
– Кто же будет первым прятаться? – спросила Дерд-Мурджан.
Друзья переглянулись.
– Охотник Амелум, позволь мне прятаться первым, – попросил Мушнадар. – Мне терять нечего... Что суждено, тому не миновать.
Амелум одобрительно кивнул головой. И тогда Мушнадар крикнул вверх Дерд-Мурджан:
– Я, красавица, буду первым прятаться.
– Смотри, юноша, найду тебя три раза, отрублю голову и на столб воткну, – предупредила его дочь Хун-хур-падишаха.
Друзья обнялись на прощание. Амелум пожелал своему спасителю удачи и пошел в караван-сарай отдыхать.
А Мушнадар тем временем побежал к одному человеку, умеющему мастерить сундуки, и попросил сколотить ему сундук, в который бы он мог вместиться.
Ремесленник этот сколотил сундук и отдал Мушнадару. Тот отнес его к реке, спустил на воду, привязал к корню дерева, что росло у самой воды, а сам спрятался в дупле этого дерева. Сидит он в этом укрытии и радуется, что своей выдумкой обманет коварную красавицу. А та между тем приказала принести из волшебного бассейна чашу с водой.
Сказано – сделано. Принесли служанки чашу с волшебной водой и поставили перед своей госпожой. Посмотрела Дерд-Мурджан на запад – нет; посмотрела на восток – нет; посмотрела на юг – нет; посмотрела на север – нет; заглянула во все подвалы и колодцы, дома и башни; все леса и горы проверила – нет нигде; в небесные и подводные царства посмотрела – тоже нет... Словом, везде посмотрела, везде заглянула, – и вдруг видит: в одной речке на воде сундук качается, а плыть не плывет. Заглянула она внутрь сундука -пустой. Но случилось так, что она увидела веревку, что тянулась от сундука к корню дерева, росшего у самой реки. Посмотрела она внимательно в свою волшебную воду, и надо же – в дупле сидит, скорчившись, не кто иной, как сам Мушнадар. Сидит он там ни живой, ни мертвый, боится даже глазами повести.
– Э-гей-гей!.. Мушнадар!.. Вижу! – победно крикнула Дерд-Мурджан. – У реки в дупле дерева сидишь. А к корню дерева сундук привязан... Выходи...
Ничего не оставалось делать Мушнадару. Пришел он снова под хейвун красавицы и сказал, что второй раз будет прятаться.
На этот раз он отправился в небольшой лес в горах. Поджег его со всех сторон, а сам спрятался в одной из пещер этого леса.
«Ни за что не догадается, что среди огня можно прятаться», -думал Мушнадар.
А Дерд-Мурджан тем временем приказала принести из волшебного бассейна чашу с водой и стала искать. Искать пришлось недолго. Вдруг на глади волшебной воды увидела она горящий лес. «Не влюбленный ли безумец поджег и спрятался там?» – подумала Дерд-Мурджан. Стала она смотреть в чашу с волшебной водой и видит: в огне и дыму горящего леса пещерка, а в пещерке Мушнадар сидит, задыхаясь от дыма.
– Э-гей-гей, безумец, вижу, – победно крикнула она. – Ты поджег лес, а сам спрятался в пещерке, что в горе, на которой лес растет... Выходи!
Мушнадар переждал, когда потухнет огонь, и с поникшей головой явился под хейвун жестокой красавицы. Здесь его встретил Амелум.
– Друг мой, подожди прятаться в третий раз. Жестокая Дерд-Мурджан все равно тебя найдет... Лучше дай я попробую спрятаться, – сказал Амелум.
Мушнадар согласился.
Тогда Амелум крикнул дочери Хун-хур-падишаха:
– Красавица, позволь мне теперь прятаться...
А Дерд-Мурджан спрашивает:
– А тот юноша больше не будет прятаться?
– Будет, только после меня... Он заболел, – ответил Амелум.
Дерд-Мурджан улыбнулась, обнажая свои мышиные зубки, и сказала:
– Ну что ж, прячься, если твоя башка тебе не дорога!
Отправился в этот день Амелум на окраину города, достал из-за пазухи золотые волосинки с головы своей невесты и один из них пустил на воздух. Волосок поднялся высоко в небо и вскоре совсем исчез из глаз.
В это мгновение к нему примчалась волчица Рухс.
– Амелум, садись верхом на меня, да держись покрепче! – сказала она.
Амелум сел верхом на волчицу, и та мигом доставила его к златокудрой красавице Сурхесер. Обрадовались они встрече, заключили друг друга в объятия. Лишь потом уже Амелум рассказал ей о том, как он встретился с Эней, как она хотела убить его, как один юноша по имени Мушнадар спас его от явной смерти, которую уготовила ему колдунья... Рассказал также обо всем увиденном и услышанном в Хун-хур-падишахстве; поведал, как его спасителю уже грозит казнь и что теперь вот его, Амелума, очередь настала прятаться.
– Прекрасная моя Сурхесер, если правду сказать, то я даже не знаю, где же мне прятаться, чтобы жестокая Дерд-Мурджан не смогла найти. Если она все три раза найдет меня, то торчать моей голове на столбе против ее дворца.
Сурхесер вырвала со своей головы один волосок, дунула на него. Волосок поднялся к самому потолку и тут же исчез.
Вскоре в хижину прибежали все лесные звери, прилетели все птицы, приползли змеи, даже жуки и муравьи, – словом, все-все явились.
– Чем можем служить?.. Приказывай, наша лесная царица, -говорил каждый, кто переступал порог хижины.
Когда все звери, птицы, змеи, жуки и муравьи были в сборе, красавица Сурхесер рассказала им обо всем, что услышала от Амелума; рассказала, что грозит ее жениху, если ему не удастся спрятаться от бездушной Дерд-Мурджан – дочери Хун-хур-падишаха. В конце она попросила своих лесных друзей помочь спрятать Амелума так, чтобы Дерд-Мурджан не смогла с помощью волшебной воды найти.
– Царица наша, позволь мне спрятать нашего Амелума, – предложил орел Сумург-гуш, который прилетел сюда из-за моря.
– А как же ты будешь прятать его? – спросила Сурхесер.
– Он сядет мне на спину, и я подниму его высоко в небо. Думаю, что никакая волшебная вода Дерд-Мурджан не сможет на такой высоте увидеть нас, – сказал орел Сумург-гуш.
Вскоре Амелум попрощался со своими лесными друзьями, нежно обнял свою любимую, поцеловал ее волосы и вышел из хижины. На дворе орел Сумург-гуш сказал:
– Амелум, садись ко мне на спину, только привяжись покрепче поясом.
Амелум уселся птице на спину, уперся ногами в распростертые могучие крылья и привязал себя поясом к самому большому перу. Орел Сумург-гуш с шумом взлетел и стал делать в небе круги, набирая высоту. Вскоре он уже был так высоко, что превратился в малюсенькую движущуюся точку.
Амелум на спине орла в небе летает, а жестокая Дерд-Мурджан ищет его на земле, под землей, на воде и под водой – везде и всюду, но найти никак не может. В который раз она смотрит на запад – нет Амелума; на восток – нет; на юг – нет; на север – опять нет. В который раз она заглядывает в подвалы и колодцы, в дома и башни, леса и горы, в небесные и подводные владения, но нигде не может найти Амелума.
Разгневалась жестокая Дерд-Мурджан, покраснела от злости: не знает, куда же еще смотреть. Тут к ней подошла одна из ее служанок и спрашивает:
– Нигде не видно?
– Нет, не видно, – зло отвечает Дерд-Мурджан. – Везде посмотрела, нигде нет и не видно.
– И намека нигде нет? – спрашивает служанка.
– Видела высоко в небе одного орла, но человека на нем не видно.
– А ты получше посмотри, может быть, на орле сидит, – посоветовала служанка и вскоре ушла.
Жестокая Дерд-Мурджан снова стала следить за парящим высоко в небе орлом. И надо же случиться такому: когда орел слегка наклонился, чтобы сделать круг, Дерд-Мурджан вдруг увидела на спине юношу да как крикнет:
– Вижу!.. Вижу!.. Ну и бесстрашный ты юноша, коль на спине орла так высоко мог подняться... Спускайся и прячься вторично!
Услышал Амелум ее слова и велел орлу спуститься на землю. Когда орел Сумург-гуш спустился, он тут же пришел под хейвун и сказал, что будет прятаться вторично.
– Прячься, бесстрашный юноша. Только не вздумай еще раз так высоко подниматься... Все равно найду, – сказала Дерд-Мурджан и ушла с хейвуна.
Посмотрел Амелум на столбы, на которых торчали окровавленные головы таких же, как он сам, юношей, и подумал, что скоро и его голова будет рядом.
Всякие страшные и тоскливые мысли приходили ему в голову, а легкий ветерок трепал пряди его черных кудрей. Когда же Амелум добрался до окраины города, достал из-за пазухи оставшиеся золотые волоски с головы своей невесты и один из них пустил по ветру; волосок поднялся высоко в небо и вскоре совсем исчез из глаз.
В это самое мгновение к нему примчалась волчица Рухс.
– Амелум, садись на меня, да держись покрепче! – сказала она.
Сел Амелум верхом на волчицу, и она тут же доставила его к Сурхесер.
– Видно, и моей голове быть отрубленной, – сказал он с грустью.
– Не надо так говорить, – рассердилась Сурхесер и обняла своего жениха. – Мы сейчас сходим к берегу моря и попросим кита Сердара, чтобы он спрятал тебя под водой... Под водой жестокая Дерд-Мурджан никогда не найдет.
Пришли они к берегу моря. Сурхесер вырвала из головы один волосок, бросила в воду, и они стали ждать.
Вскоре из воды показался огромный кит Сердар.
– Слушаюсь и повинуюсь, царица, – сказал он. – Чем могу служить?
Сурхесер рассказала киту Сердару обо всем и попросила спрятать ее жениха под водой.
– Это мы можем, – сказал кит Сердар. – Прыгай в мою пасть и прячься под моим языком.
Амелум поцеловал свою златокудрую невесту и прыгнул киту в пасть. Кит Сердар быстро исчез под водой, спустился на самое дно и зарылся в песок.
С утра до полудня, с полудня до вечера искала жестокая Дерд-Мурджан юношу и даже про еду и отдых забыла.
В который раз она смотрела в чашу с волшебной водой в надежде найти того, кого искала. Ни на востоке, ни на западе, ни на юге, ни на севере не было места, куда бы не смотрела Дерд-Мурджан. Все горы и леса, реки и озера, небеса и подводные царства – везде и всюду заглянула, но нигде не смогла найти Амелума. Дерд-Мурджан уже стала злиться, кричать на своих служанок, будто они были всему виной.
– Неужели нигде не видно? – спросила одна из служанок.
– Нет, нигде не видно, – отвечала Дерд-Мурджан. – Везде смотрела, нигде его нет... Видно, я проиграла.
– И намека нигде нет? – опять спросила служанка.
– Видела я на самом дне моря кита одного, зарывшегося в песок. Вот уже целый день он так лежит и не двигается... Больше ничего такого не видно.
– А ты, госпожа, наберись терпения и не спускай с этого кита глаз, – посоветовала служанка и вскоре ушла, путаясь ногами в подоле халата.
Стала Дерд-Мурджан не спуская глаз смотреть за этим китом. Долго она так смотрела. Но вдруг случилось так, что киту захотелось зевнуть. Кит раскрыл свою пасть, и тут жестокая Дерд-Мурджан увидела под языком кита Амелума.
– Вот хитрый сын вдовы, – зло сказала она и крикнула громко-громко: – Э-ге-гей!.. Вижу!.. Вижу!.. В пасти у кита на дне моря прячешься... Выходи!..
Услышал Амелум крик Дерд-Мурджан и велел киту Сердару доставить его на берег. Пришел юноша под хейвун жестокой Дерд-Мурджан и попросил разрешения прятаться в последний раз.
– Прячься! Прячься! Да получше... Видно, и твоей голове торчать на столбе, – сказала Дерд-Мурджан, ехидно хохоча.
Загрустил Амелум. Теперь-то он никакого выхода не видел и уже смирился с тем, что и ему отсекут голову. Но любовь к златокудрой невесте заставила его прийти на окраину города. Ему очень захотелось в последний раз, хоть на мгновение, увидеть свою возлюбленную. Достал он из-за пазухи последний волосок с ее головы, пустил его по ветру и стал ждать.
Вскоре примчалась добрая волчица Рухс и приказала жениху их лесной царицы садиться верхом на нее.
Сел Амелум на волчицу и тут же был доставлен к своей златокудрой Сурхесер. Увидела Сурхесер опечаленное лицо жениха, да и сама пригорюнилась. Долго сидели они в этот раз вместе, много всяких дум передумали, но ничего толком так и не смогли придумать.
– Неужто и наша Лисонька-Лиса нам не подскажет, как быть? Она всегда своей хитростью поражала всех, – наконец промолвила златокудрая красавица.
Вырвала она со своей головы волосок, дунула на него, волосок коснулся потолка и тут же исчез.
Вскоре к ним сбежались все лесные обитатели. Пришла и Лисонька-Лиса. Поведала лесная царица обо всем своим друзьям, сказала и о том, что если и на этот раз жестокая Дерд-Мурджан найдет ее жениха, то ему отсекут голову и наденут ее на столб у дворца.
– Лисонька-Лиса, может быть, ты нам что присоветуешь? – чуть не плача, сказала Сурхесер, обращаясь к ней.
Лиса важно повертела своим пушистым хвостом и ответила:
– Все мои хитрости в хвосте моем... Сейчас посоветуюсь с ним... Может, что и придумаем. – Лиса приложила к уху свой пушистый хвост, как бы слушая, что он посоветует, и, обращаясь ко всем, кто был в хижине, сказала:
– Приду-у-мала!.. Нужно просто-напросто сделать так, чтобы вода в бассейне потеряла свою волшебную силу.
– Это невозможно... Бассейн день и ночь охраняют сорок до зубов вооруженных стражей. Кто подходит без разрешения Дерд-Мурджан к бассейну, тому тут же отсекают голову, – сказал Амелум.
Лисонька-Лиса посмотрела на юношу и спокойно продолжала:
– А мы это дело поручим нашей ласточке Парустек. Она быстро пролетит над бассейном и бросит в него то, что я ей дам.
С этими словами Лисонька-Лиса попрыгала на месте, наскребла щепотку земли, плюнула в эту щепотку, попросила плюнуть туда же и Сурхесер, и Амелума, и лохматого пса Кеска, и волчицу Рухс, и все скатала в шарик. Затем этот шарик положила в клюв ласточки Парустек и сказала:
– Вот и все... Теперь лети в страну Хун-хур-падишаха и все сделай так, как я сказала.
Быстрокрылая ласточка Парустек помчалась во дворец и, пролетая над волшебным бассейном, бросила туда комок глины, который ей положила в клюв Лисонька-Лиса, а затем вернулась в хижину, где ее все ждали, и особенно Амелум и его златокудрая невеста.
– Ну как? – спросила первой Лисонька-Лиса.
– Все как надо! – ответила ласточка Парустек.
И вот тут Лисонька-Лиса сказала Амелуму:
– Теперь можешь быть спокойным. Никогда и никого больше не сможет найти жестокая Дерд-Мурджан... Вода в бассейне теперь не волшебная.
– А что же делать дальше? – спросил Амелум.
Лисонька-Лиса усмехнулась и ответила:
– А дальше вот что. Мы с тобой придем под ее хейвун и будем смотреть, как она, глядя в свою волшебную воду, будет злиться.
Как решили, так и сделали. Пришли темной ночью Лисонька-Лиса и Амелум под хейвун жестокой Дерд-Мурджан и стали ждать, что же будет она теперь делать.
Долго стояли они внизу и ожидали, что же будет дальше. И вдруг до них донеслись крики самой Дерд-Мурджан.
– Ничего не видно... Эта вода не из нашего бассейна... Что случилось? – кричала разгневанная злая дочь Хун-хур-падишаха на своих служанок, а те в страхе снова и снова бегали к бассейну и приносили ей в чаше воду. Но вода так и не проявляла своих волшебных свойств, от чего еще более злилась и ругалась Дерд-Мурджан.
– Вот бы увидеть своими глазами, как она беснуется, – сказал Амелум.
Лисонька-Лиса усмехнулась, посмотрела уголками своих хитрых глаз на Амелума и ответила:
– Это можно. На тебе кукурузное зерно... Посади его под балконом.
Амелум взял зерно, посадил и с удивлением посмотрел на Лисоньку-Лису. Та три раза плюнула, дунула на то место, где только что посадили зерно, и на этом месте тут же до самого хейвуна вырос толстый кукурузный стебель с несколькими огромными початками.
– Влезай по нему, спрячься в початке и смотри себе сколько хочешь... Я тебе больше не нужна... До скорой встречи в нашем лесу.
Сказала так Лисонька-Лиса и убежала. А Амелум спрятался в кукурузном початке и стал смотреть через открытую дверь в комнату Дерд-Мурджан. Отсюда ему было видно все: вот, путаясь ногами в полах халата, вбежала в комнату служанка и, дрожа от страха перед гневом госпожи, передала в который раз чашу с водой.
– Из самой глубины бассейна зачерпнула, – волнуясь, говорила она.
И видит Амелум, как Дерд-Мурджан со всем усердием уставилась в чашу с водой в надежде что-то увидеть, разглядеть в ней. Долго смотрела она, не моргая, не дыша, но вода больше ничего не отражала. Сильно разгневалась дочь Хун-хур-падишаха и, выплеснув из чаши воду, гневно кликнула служанку. И когда та прибежала и хотела броситься в ноги повелительнице, Дерд-Мурджан ударила бедную девушку по голове тяжелой чашей и оглушила ее.
Увидев это, в комнату вбежали сразу семь служанок, пали ниц у ног своей госпожи и со страхом в голосе все вместе воскликнули:
– Да быть нам твоей жертвой, госпожа, но что нам делать? Вода в бассейне уже не волшебная.
Не стала дочь Хун-хур-падишаха более слушать оправданий своих служанок, приказала каждой из них принести из бассейна по чаше воды. Мигом исполнили они ее приказ. Смотрит она в одну чашу -ничего в воде не отражается. Смотрит во вторую – то же самое. Смотрит в третью – тоже ничего не видно... Во все чаши посмотрела, но ничего не смогла в них рассмотреть.
– Измена! – в бешенстве крикнула она и бегом помчалась к волшебному бассейну. Стража, увидав разгневанную дочь Хун-хур-падишаха, тут же расступилась перед ней. Она зачерпнула чашей воду и так же быстро вернулась в свою комнату. Стала она снова смотреть в чашу, но так ничего и не увидела. Поняла она, что кто-то и вправду лишил воду в бассейне волшебной силы. Она в ярости выскочила на хейвун и стала кричать:
– Палачи!.. Сюда!.. Сюда!..
Палачи строем выстроились под балконом и хором по команде ответили:
– Приказывай, красавица!
– Отсеките головы всем охранникам моего волшебного бассейна... Они предатели! – властно крикнула она, указывая на испуганную стражу.
Палачи все разом обнажили свои кривые мечи и, приблизившись к дрожащим от ужаса охранникам, отвели их до исполнения приговора в зиндан.
Дерд-Мурджан вбежала в свои покои, трясясь от злости, схватилась руками за голову и свалилась обессиленная на тахту. Ей было дурно, и она чувствовала себя так, будто кто-то ее поколотил палками. Она плакала навзрыд, горюя о своем поражении.
Но время близилось к ночи, и жестокая красавица должна была смириться с поражением и выполнить свое обещание: стать женой того, кто победил ее.
Наконец, со слезами обиды на глазах, она сказала:
– Выходи, юноша, из своего укрытия. Ты выиграл, и я согласна быть твоей женой.
А Амелуму того и надо было.
– Красавица, я не выйду из своего укрытия до тех пор, пока ты не позовешь отца своего и его советников. Они должны видеть, как ты вынуждена будешь написать о том, что ты проиграла мне и потому согласна стать верной и любящей женой, – сказал Амелум.
Ничего не оставалось делать Дерд-Мурджан; она позвала отца и его советников и, поведав им о своем поражении, подписала договор, где подтверждалось, что она согласна стать верной и любящей женой юноши, сумевшего спрятаться от нее.
– О, юноша, я от усталости даже забыла, как зовут тебя. Скажи мне свое имя, я запишу его в договор, – учтиво сказала Дерд-Мурджан.
И вот тут-то Амелум назвал имя, но не свое, а имя своего друга Мушнадара. Вписала Дерд-Мурджан в договор это имя и сказала:
– Выходи теперь, юноша, из своего укрытия. Я твоя, а ты мой.
– О нет, красавица, я не могу верить договору без печати и подписи отца твоего, – сказал Амелум.
Попросила дочь отца своего поставить на договор печать и подпись. Сказано – сделано: поставил Хун-хур-падишах печать и подпись, передал дочери договор и в сопровождении советников удалился в свои покои. А дочь, держа в руках договор, говорит:
– Все сделано, как ты пожелал. Выходи!
А Амелум ей и говорит:
– Сверни договор в свиток и брось мне с хейвуна, чтобы я мог своими глазами видеть.
Свернула Дерд-Мурджан договор и бросила вниз, а Амелум схватил свиток и со всех ног пустился к караван-сараю, где в это время пребывал его друг Мушнадар. Вбежал он в караван-сарай, крепко обнял Мушнадара и передал ему договор.
– Поздравляю! – сказал Амелум другу. – Теперь ты законный жених красавицы Дерд-Мурджан... Спеши к невесте... Теперь она, похоже, подобрела и готова быть покорной женой своего мужа.
Прочел Мушнадар, не поверил, вновь стал читать договор, где написано, что отныне она, дочь Хун-хур-падишаха, обещает быть верной женой того, кто смог укротить в ней жестокий характер.
– Поздравляю, Мушнадар! – еще раз сказал Амелум и добавил: – Будешь правителем, не забывай любить народ своей страны. Не причиняй никому зла, как Хун-хур-падишах, а делай добро. И первое: освободи из-под стражи охранников бассейна. Второе: предай земле головы и тела казненных юношей, а родным их раздай из казны Хун-хур-падишаха милостыню в утешение.
Мушнадар поклялся другу, что он будет справедливым и верным народу правителем.
– Душой солнца клянусь, – сказал Мушнадар. – Я сам из простого народа и народу буду честно служить.
Вскоре они подошли к падишахскому дворцу. Стража широко распахнула перед ними большие расписные ворота, и друзья вошли в прекрасный, утопающий в зелени дворец. Навстречу им вышел сам Хун-хур-падишах со своими советниками и слугами. Все они поклонились смелому жениху и провели его и Амелума в покои красавицы невесты.
Предстали жених и невеста друг перед другом, оба красивые, молодые, в глазах любовь и радость сияют, да так, что все вокруг озаряют этим светом, радуя и самого Хун-хур-падишаха, и его советников и слуг, а особенно Амелума: ведь как-никак зло и коварство наконец-то стараниями добрых сил были укрощены и направлены на служение добру.
На следующий день Хун-хур-падишах устроил по такому случаю богатую свадьбу. Семь дней и ночей не смолкала музыка во дворце, и семь дней приходили и уходили гости. На восьмой день Амелум попрощался со своим другом и с его женой и, пожелав им счастья, любви и рождения сыновей, направился в сторону того самого леса, где с нетерпением дожидалась его невеста – златокудрая красавица Сурхесер.
Как никогда долгой казалась Амелуму дорога. Недаром же говорится в народе: «Со спешкой в душе и короткая дорога длинной делается». Так случилось на этот раз и с Амелумом. Много дней и ночей шел он то по большим дорогам, то по лесным тропинкам, но томительной дороге не было конца. От этого его бросало то в жар, то в холод; он много раз спотыкался, ибо не видел ничего под ногами от своей спешки. «Когда спешишь – и на ровной дороге споткнешься», – говорится в народе. Но как бы то ни было, душой и сердцем он уже был рядом со своей прекрасной невестой, хотя ноги все еще находились в пути. Сколько дней и ночей еще идти ему, Амелум и сам не знал.
Но случилось так, что вдруг навстречу ему вышла добрая волчица Рухс. Она словно из-под земли выросла и встала перед ним.
– Амелум, садись на меня, да держись покрепче, – сказала она, – наша лесная царица заждалась тебя... Спеши!.. К свадьбе все готово!
Сел Амелум на волчицу Рухс и мигом очутился в лесу, где жила его любимая Сурхесер. Когда волчица Рухс доставила его к краю леса, что выходит к берегу моря, то он увидел поистине сказочное зрелище. Семь змей на головах своих держали сплетенный из разноцветных прутьев паланкин, который весь был усыпан множеством разных цветов и трав. На паланкине стояла улыбающаяся, нарядная, в одеянии из трав и листьев, его невеста Сурхесер. Ее золотые распущенные волосы водопадом струились по плечам до самой земли. Множество других змей танцевали вокруг своей лесной царицы величественный и грациозный танец. Они, извиваясь, поднимались из травы и с шипением все выше и выше вздымали над землей свои головы, сверкая маленькими зрачками зеленых глаз. При этом змеи качали головами, похожими на крупные груши. То плавно поднимаясь, то опускаясь в такт музыке, которую создавали своим пением множество птиц, змеи сливались с землей и, вытянувшись во всю длину, замирали на мгновение, а затем снова поднимались из травы и с шипением все выше и выше тянулись над землей. По одну сторону паланкина важно выступал лохматый пес Кеск, по другую – Лисонька-Лиса, а орел Сумург-гуш парил сверху. Зайцы, жуки, муравьи и другие обитатели леса тоже плясали, но каждый на свой лад: зайцы на задних лапках, хлопая длинными ушами и виляя короткими бойкими хвостиками; жуки, раскрыв прозрачные крылышки, с жужжанием кружились над благоухающими цветами; муравьи же, пританцовывая в такт лесной музыке, не переставали трудиться, таская в свой огромный муравейник всякие коренья.
Амелум увидел здесь и незнакомых ему животных – это были гости: пятнистые с длинными шеями жирафы; рядом с ними красавцы олени с ветвистыми золотыми рогами. Они были приглашены из далеких чужих лесов и потому стояли, как и подобает гостям, совсем близко к невесте и, улыбаясь восторженно, топали копытами в такт музыке, как бы подбадривая танцующих змей.
А из воды показался и кит Сердар. Он радостно улыбался и, широко раскрыв глаза, смотрел на все здесь происходящее. Вокруг кита Сердара кувыркалось в воде множество серебристых рыб, в эти минуты они походили на серебряное покрывало, плывущее по морским волнам. Короче говоря, все: и море, переливающееся под лучами ласкового и доброго летнего солнца, и лес, щедро дарящий прохладу и тень, и высокое голубое небо, – словом, все жило и дышало радостью и весельем.
Но, как ни странно, среди всех веселившихся на этой свадьбе не было косолапого медведя Ай-Аюв.
Амелум, удивленный таким неописуемым зрелищем, не знал, как ему быть. Он сидел на волчице Рухс с застывшими от изумления глазами. Но на выручку пришла одна из танцующих змей. Она вытянулась у ног Амелума и сказала:
– Наш добрый царь Амелум, встань мне на голову.
Змея, радостно сверкая глазами, вытянулась и, танцуя, понесла жениха к паланкину, где стояла невеста. Здесь змея вытянулась во весь рост и плавно опустила Амелума на паланкин.
И вот тут-то началось самое главное.
Птицы стали громче и звонче петь. А змеи, зайцы и все другие обитатели этого леса предались веселым танцам. Знатные гости начали подносить свои дорогие подарки. Лани снимали со своих голов золотые ветвистые рога и клали у ног жениха и невесты. А пятнистые жирафы стряхивали с себя свои круглые желтые пятна, и пятна эти, касаясь земли, тут же превращались в золотые монеты. А рыбы то и дело ныряли до самого дна моря и, достав оттуда блестящие жемчуга, бросали на берег, отчего весь берег был усыпан драгоценностями.
Откуда-то тут же нашли зурну – трубку из камыша, а вместо бубна раздобыли какую-то бочку, обтянутую бараньей кожей, нашлись и искусные музыканты, и все вокруг наполнилось дробными звуками бубна и переливчатыми трелями зурны. И вот тут-то жених плавно и стремительно пронесся по кругу и, став на одно колено перед своей златокудрой невестой, пригласил ее на танец.
Долго и красиво танцевали они этот огненный танец горцев, называемый лезгинкой. Амелум, широко раскинув руки, ходил на носках, а златокудрая Сурхесер, вскинув руки над головой, грациозной ланью плыла впереди жениха своего. Иногда она плавно кружилась на одном месте под вытянутой рукой своего любимого. А все гости и лесные друзья их восторженно хлопали в ладоши в такт музыке и кричали: «Арса!.. Арса!..»
В самый разгар танца из лесной просеки появился косолапый медведь Ай-Аюв. Он катил впереди себя огромную бочку с медом и широко улыбался. Все, увидев его, на время перестали танцевать.
– Дорогие гости и друзья, по нашим обычаям в день такого веселья положено угощаться медом из рук невесты, – пробасил медведь Ай-Аюв, выкатив бочку на середину лужайки. Затем он легко открыл крышку бочки и, сунув в нее правую руку златокудрой Сурхесер, сказал: – Кто первый?
Первым подошел и лизнул лохматый пес Кеск.
– Мои милые, – сказал он, обращаясь к жениху и невесте, целуя их в лоб, – жить вам в вечной любви!
Второй подошла волчица Рухс.
– Пусть молоко, которым я вскормила тебя, наша лесная царица, вечную молодость и красоту твою сохранит, – сказала она и, слизнув с руки невесты мед, поцеловала жениха и невесту и добавила: – Я была тебе верной и любящей матерью.
Волчица Рухс даже прослезилась.
Затем к сладкой руке златокудрой красавицы Сурхесер потянулись и Лисонька-Лиса, и орел Сумург-гуш, и кит Сердар, и знатные гости, и зайцы, и жуки, и змеи, и муравьи... Все-все одаривали молодоженов добрыми пожеланиями и снова продолжали свое веселье.
Вдруг Амелум посмотрел в глаза своей невесте и заметил в них какую-то тревогу.
– Милая моя, о чем ты думаешь в эту минуту? – спросил он.
– О счастье, о нас и о том, где мы будем жить, – ответила она.
Не успела она закончить свою речь, как кит Сердар с шумом ушел на дно моря – только круги разошлись по глади воды. Вскоре так же с шумом всплыл кит Сердар, неся на спине огромный дворец, который так сверкал, переливался под лучами солнца, что глаза не могли долго на него смотреть.
Да, да! Это был великолепный дворец. Стены его были мраморными, а крыша – из разноцветных алмазов, колонны – из серебра и золота. Во дворце оказалось сорок комнат с хейвунами, и все заставлены всевозможными расписными шкафами и столами, устланы дорогими коврами, сотканными умелыми руками искусных мастериц древности. Глядя на узоры ковров и утвари, можно было бы рассказать множество забавных историй.
– Это мой скромный подарок, – сказал кит Сердар, обращаясь к жениху и невесте, и легко бросил на песок свой дар. – Когда-то очень давно злая Эней заколдовала этот дворец и спустила на дно моря. Амелум победил злую колдунью, и теперь вы владельцы этого дворца. Живите в нем на счастье друг другу, на радость нам всем.
Когда кит Сердар закончил свою речь, к Сурхесер и Амелуму подползли змеи, держа на головах паланкин. Молодые встали на него, и змеи в сопровождении всех здесь присутствующих, в такт вновь ожившей музыке, внесли их по хрустальным круговым лестницам внутрь дворца и понесли по комнатам, показывая жениху и невесте, где они будут жить. Все здесь присутствующие шли вслед им и восторженно восхищались невиданной красотой дворцовых покоев.
Но нет, не радовали Амелума в эту минуту красота и богатство. В глазах его таилась какая-то грусть. Чуткая Сурхесер заметила это и спросила:
– Любимый, скажи мне, о чем ты думаешь в эту минуту?
И Амелум ответил:
– Вспомнил мать свою, оставленную в далеком горном ауле. Вот бы она, бедная, увидела все это... Так бы радовалась за нас...
Не успел Амелум закончить свою речь, как орел Сумург-гуш с шумом вылетел в открытое окно и взметнулся высоко в небо. Вскоре он вернулся, неся на спине старушку-мать Амелума, влетел в залу, где шла свадьба, и сел у ног жениха и златокудрой невесты.
– Вот, теперь все собрались вместе, – сказал орел Сумург-гуш.
Сколько тут было взаимных радостей и объятий! Это надо было видеть собственными глазами.
До самого рассвета не смолкала свадебная лесная музыка. Все вокруг веселились, плясали, угощались медом и вкусными кореньями. Разве только вокруг или во всем лесу?! О нет!.. И на небе все весельем полнилось: луна и ее вечные спутники – звезды тоже устроили свой хоровод. А море тоже жило в этот вечер весельем.
Но как бы то ни было, всякое начало, всякий путь, всякое время имеет свой конец. С рассветом веселая, шумная свадьба постепенно затихла. Гости отправились в свои далекие леса, обитатели этих мест занялись своими делами, а влюбленные нежно заключили друг друга в объятия и говорили друг другу самые ласковые слова. А мать Амелума смотрела на них и радовалась, отчего ее морщинистое, старческое лицо стало молодым и гладким. Ведь недаром говорят: «Радость детей и старых родителей молодыми делает».
Но спустя несколько дней, проведенных в свадебных торжествах, Амелум вспомнил о своем добром коне, которого заколдовала злая Эней, и решил освободить его. Взял он свою саблю и пошел к тому месту, где когда-то зарыл хурджун с яйцом, в котором находилась жизнь злой и жестокой колдуньи. Пришел он туда, откопал хурджун и достал яйцо – душу колдуньи.
– Вот теперь-то и пришло время навсегда покончить с тобой, злая колдунья, – сказал он, обращаясь к яйцу.
А яйцо ему отвечает:
– Пожелай чего хочешь, все исполню, но только не губи мою душу.
Попросил Амелум, чтобы злая колдунья Эней расколдовала его доброго коня и к нему привела. Яйцо произнесло какие-то заклинания, и вмиг перед Амелумом встал его добрый конь, живой и невредимый.
– Слушаюсь и повинуюсь, мой хозяин, – сказал конь и сильносильно от радости заржал на весь лес, да так, что на ржание это сбежались, слетелись, приползли все обитатели леса, приехала сюда верхом на волчице Рухс и сама Сурхесер.
– Что здесь происходит? – спросили они встревоженно.
Амелум рассказал им обо всем, как было. Но тут яйцо и говорит:
– Пожелай!.. Все, что хочешь, все исполню, только не лишай меня жизни, не губи мою душу. – Яйцо даже захныкало.
Амелуму жалко стало Эней, и он хотел было и впрямь оставить ее в живых, но все обитатели этого леса в один голос сказали:
Данный текст является ознакомительным фрагментом.