Мара Мустафина. Секреты и тайны: дело харбинцев

Мара Мустафина. Секреты и тайны: дело харбинцев

Mara Moustafine. Secrets and Spies: The Harbin Files. A Vintage Book Published by Random House, Australia, 2002, 468 p.

Книга «Дело харбинцев: секреты и тайны» рассказывает о четырех поколениях харбинской семьи. Очень личная по замыслу, книга выросла в хорошо документированную повесть о политике трех стран. Мара Мустафина, автор и действующее лицо книги, родилась в Китае у еврейско-татаро-русских родителей, тоже родившихся в Китае. С детства она живет в Австралии, окончила факультет международных отношений, много лет находилась на дипломатической службе в странах южной Азии, а в настоящее время является генеральным директором австралийского отделения Амнести интернэшэнл (Amnesty International). Она ездила в Москву, Ригу, Нижний Новгород, Хабаровск, Владивосток, Харбин, чтобы почувствовать время и место своих героев и узнать о них правду. Она изучила тысячи страниц их дел, выбрала из их показаний ненужные следователям 1938 года, но важные для истины сведения, нашла им подтверждения-опровержения-объяснения. Она разыскала в Австралии, Америке, Бразилии, Израиле бывших харбинцев, знавших ее родных, и уговорила их записать или наговорить воспоминания о минувших днях. Кроме того, она оказалась еще и незаурядным рассказчиком, динамичным и неболтливым, остроумным и наблюдательным.

Прадеды автора по материнской линии Гирш и Чесна Оникуль приехали в Харбин в 1909 году с двухлетним сыном и двухмесячной дочерью. В Китае родились их младшие дочь и сын. В 1931 году в начале японской оккупации Маньчжурии старший сын исчез, но вскоре дал о себе знать из Советского Союза, куда в 1936 году от японцев и безработицы подались и младшие дети. Они устроились работать на Горьковском автозаводе. Старший сын тем временем учился в Хабаровском университете на китайском отделении и работал выездным переводчиком на границе. Письма детей были такими радостными, что родители тоже подались в Горький. В Харбине осталась только старшая замужняя дочь Гита. С 1938 года переписка прекратилась. Но в 1956 году прабабушка Чесна приехала по гостевой визе к дочери в Харбин и только тогда та узнала, что ее отца и сестру расстреляли в 1938 году, что старший брат погиб в лагере, а младший брат, отсидев лагерный срок, после хрущевской реабилитации поселился в Риге, что мама ее отмыкала пятнадцатилетнюю казахстанскую ссылку. А дочь в свою очередь расказывала матери о харбинских родных, арестованных и погибших за годы японской оккупации. Нежданной радостью для гостьи из СССР была встреча с двухлетней правнучкой Марой.

В середине 1950-х годов начался последний исход русских из Китая; одни репатриировались в СССР поднимать целину, другие – в Австралию, Бразилию, Израиль, Канаду, США. Родители Мары выбрали Австралию. Работать над книгой о «харбинском деле» она начала только в 1992 году, приехав в Ригу к вдове бабушкиного брата. Вдова передала ей бумаги, среди которых оказались три «справки» о посмертной реабилитации. Вооруженная «справками», Мара явилась на Лубянку с запросом о судьбе погибших родственников. И получила в ответ три однотипных письма: о прадеде и его дочери из Нижнего Новгорода, о старшем сыне – из города Хабаровска. Письма оказались подробнее справок пятидесятых годов. В них указывались год и место рождения осужденного, время возвращения из Китая, место жительства и работы, дата ареста, инкриминированное преступление (у всех одинаковое – «японские шпионы», статья 58.6), мера наказания, место исполнения, место захоронения, постановление коллегии Верховного суда о посмертной реабилитации. Но Маре хочется дойти в своих поисках до самой сути. И чем бы она ни занималась, в какой бы стране ни работала, она всегда помнит, что ее поиск только начался. И за это судьба подбрасывает ей везения: в Сиднее она сталкивается с губернатором Нижнего Новгорода; в Москве – с харбинцем, приятельствующим с активистом хабаровского Мемориала; в Бангкоке – с китайским ученым, занимающимся русско-еврейскими общинами Китая. И все обещают ей помощь и сдерживают слово. В 2000 году в Хабаровске ей сделали фотокопии дела Абрама Оникуля, да еще нашли и дела ее дедов, харбинских дореволюционных старожилов, заведенные японцами во время оккупации Маньчжурии и вывезенные советской армией в 1945 году. Она вернулась в Хабаровск через полгода, чтобы установить мемориальный диск (491-й по счету) на стене памяти жертвам коммунистических репрессий.

Дважды побывала Мара Мустафина и в архивах «русского» Харбина, навестила считанных оставшихся в Харбине русских стариков (многие из них с началом «культурной революции» отбыли разные сроки в китайских тюрьмах). Нынешние китайские власти считают город Харбин ярким доказательством захватнических интересов царской России, хотя и не скрывают вклада россиян в развитие города, они даже восстановили церковь Святой Софии и разместили в ней историко-архитектурную экспозицию «русского» Харбина. Старое еврейское кладбище (более восьмисот могил) городские власти перенесли на новое место и реставрировали (при финансовой поддержке разъехавшихся по свету харбинцев). В Китае не скрывают меркантильных планов – привлечь в Харбин ищущих генеалогических корней туристов.

Встречи с настоящим помогают автору восстановить жизнь русских вдоль Китайско-Восточной железной Дороги (КВЖД) в первой половине XX века. В 1896 году Китай, потерпев поражение в войне с Японией, заключил оборонное соглашение с Россией. Россия получила право на строительство КВЖД с последующим восьмидесятилетним сроком ее эксплуатации. С началом строительства в 1898 году железной дороги в эти края потянулись искатели счастья, очень скоро обжившие и «столичный» Харбин, и многочисленные поселения вдоль железной дороги. Завлекая на КВЖД переселенцев, царское правительство предоставляло особые льготы национальным меньшинствам, и к 1913 году они составили половину жителей пятидесятитысячного Харбина. Первые харбинские евреи были из осевших в Сибири кантонистов. За ними последовали переселенцы из черты оседлости. После русско-японской войны 1904–1905 гг. к ним прибавились демобилизованные из Маньчжурской армии солдаты-евреи и воссоединившиеся с ними семьи. В середине двадцатых годов еврейская община Харбина насчитывала тринадцать тысяч членов. Прадеды Мары Мустафиной по материнской линии перебрались в Маньчжурию из Могилевской губернии и осели в небольшом городке Хайларе. Край развивался динамично, и в 1920-е годы в Харбине работали театры, вузы, училища, казенные и частные школы. Октябрьская революция 1917 года во многом изменила мирную композицию края, став приютом и воинствующим казачьим отрядам, совершавшим набеги в советскую Сибирь, и тайным агентам ЧК и ОГПУ, и будущей партии русских фашистов. Первый удар пришелся на 1924 год, когда Китай признал советскую власть и новую администрацию КВЖД. Советская администрация тут же объявила, что отныне работать, учиться и лечиться смогут только китайские подданные и советские граждане. Почти двадцать тысяч русских зарегистрировались в советском консульстве, в шутку называя себя «редисками» – сверху «красный», внутри – «белый», и получили советские «паспорта», не дававшие права на выезд за пределы КВЖД – ни в СССР, ни в другие страны. Аполитичные Марины прадеды тоже заменили старый вид на жительство новым. Считанные россияне приняли китайское подданство. Многие (и в их числе татарский дедушка и русская бабушка автора с отцовской стороны) предпочли остаться безработными беженцами, верными несуществующей России, но дела с советскими не иметь.

Второй переворот последовал в начале 1929 года, когда власть в Китае перешла к правительству Чан Кайши, которое тут же прибрало к рукам КВЖД, поувольняло держателей советских паспортов, заменив их беспаспортными эмигрантами, и закрыло многие советские учреждения. С полгода длились «перестройка» и пограничные стычки, но в ноябре 1929 года советская армия восстановила статус-кво. По воспоминаниям очевидцев, впервые увидевших советских солдат, были они не очень вороватыми, много маршировали и пели хором, искали среди местного населения сочувствующих, вербовали их в осведомители, разгромили белоказачью станицу и депортировали в СССР несколько десятков белоэмигрантов.

Третья смена власти произошла в 1931 году, когда территорию КВЖД захватили японцы, объявили ее «независимым» государством Маньчжоу-го и поставили во главе его «правителя-регента» Пу И, последнего маньчжурского императора, отказавшегося от престола в 1912 году. В 1935 году СССР продал железную дорогу Японии. Русскоязычный край превратился в японскую колонию строгого режима с обязательной регистрацией местного населения, военно-полицейским управлением и особым Бюро по делам российских эмигрантов (БРЭМ). Состав служащих на железной дороге и в других общественных учреждениях вновь сменился: держатели советских паспортов стали безработными и гонимыми, их места заняли «эмигранты», из среды которых вербовали осведомителей.

В 1935 году первый исход «харбинцев» достиг своего апогея. Одни старались выбраться из Китая в «белые» страны или хотя бы перебраться в Шанхай, где были еще западные концессии, другие устремились «домой». Было их несколько десятков тысяч. Среди них пятеро Оникулей, о судьбе которых рассказывает книга. Все связи с «возвращенцами» прекратились после 20 сентября 1937 года, когда в СССР вышло постановление об аресте вернувшихся из Маньчжурии. Всех арестованных требовалось разделить на две категории – очень активных и менее активных; первых – немедленно расстрелять, вторых – подвергнуть тюремному заключению, лагерному исправительному труду и ссылке сроком до десяти лет. Об исполнении приказа докладывать лично Ежову каждые пять дней. Операцию завершить к 25 декабря 1937 года. Но харбинцев оказалось так много, что операцию пришлось продлить на год. По данным российского Мемориала, из 48133 арестованных по СССР «харбинцев» 30992 расстреляли. Родственники Мары Мустафиной подошли подо все категории – расстрел, лагерь, ссылку.

А по другую сторону границы – в Маньчжоу-го – оккупанты тоже считали харбинцев врагами и тоже делили их на две категории: очень плохих – «советских» и менее плохих – «эмигрантов». «Советским» запрещалось работать у «эмигрантов», их детей не допускали в эмигрантские школы, а единственная советская школа в Харбине закрылась в 1937 году. Многие «советские» не выдерживали такой осады и меняли свой статус на «эмигрантский». В начале сороковых БРЭМ обязал всех жителей носить нагрудные знаки (японский солнечный круг): русских «эмигрантов» – белого цвета, «эмигрантов» других национальностей – желтого. «Советские» нагрудных знаков не имели, что делало их изгоями. Но труднее всего было переносить вдруг вспыхнувший антисемитизм, доносительство, аресты с допросами, избиениями и тюремным заключением, пытки, массовые расстрелы и безымянные захоронения, концлагеря, где испытывалось бактериологическое оружие.

В апреле 1945 года СССР объявил войну Японии. В ожидании советского наступления японские власти арестовали в Харбине всех «советских»: женщин и детей держали взаперти, мужчин отправили рыть рвы, а в маленьких городках повально расстреляли все мужское население. Среди харбинских родных автора книги пятеро погибли от рук японских оккупантов. Едва советская армия заняла Харбин, как СМЕРШ начал охоту на японских коллаборантов, в чем ему охотно помогали руководители «эмигрантского» БРЭМ. С их помощью СМЕРШ арестовал и активных «белоэмигрантов» – атамана Семенова, генерала Бакшеева, и тех, кто сотрудничал с японской военной миссией, и членов русской фашистской партии, и тех «советских», которые уживались с властями. Всех их вывезли на Архипелаг ГУЛаг. Оставшееся русское население Харбина отныне должно было стать советским. В знак доверия правительство СССР начало с 1954 года зазывать харбинцев «поднимать целину» в Казахстане и промышленность в Сибири. И тысячи репатриантов вновь устремились домой. Этих уже не сажали. К середине 1960-х годов русского Харбина не стало.

Жизнь харбинцев подверглась всем перепадам времени: претерпела революцию и гражданскую войну, две репатриации (в 1930-е и 1950-е годы), три оккупации (японскую, советскую и китайскую), две депортации (1924 и 1945 гг.), две китаизации (чан-кайшистскую и маоистскую). Чтобы читателю было легче преодолеть повесть длиною в век, Мара Мустафина предлагает список сокращений, перечень ключевых событий и исторических фигур времени, карту КВЖД, генеалогическое древо своей семьи и примечания к каждой главе. Она приводит полный текст ежовского постановления 1937 года о «харбинцах», предлагает список литературы о Харбине и Маньчжурии, в том числе книги и статьи, изданные в 1990-х годах в России, включает много интересных фотографий из частных собраний. Жаль, правда, что она упустила из виду воспоминания репрессированных харбинцев и сотрудников хабаровского УНКВД из архивов Мемориала. У книги только один недостаток. Она еще не переведена на русский язык.

Опубликовано:“Новый Журнал”, № 232, 2003.

От составителя:

1. Книга Mara Moustafine. Secrets and Spies: The Harbin Files вышла в 2012 г. в электронном формате e-book.

2. Книга Mara Moustafine. Secrets and Spies: The Harbin Files выйдет в русском переводе в конце 2014 – начале 2015 гг.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.