Дионис (Вакх)

Дионис (Вакх)

История Диониса очень отличается от истории Деметры. Из всех богов Дионис пришел на Олимп последним. Гомер не знает его. Какие-либо ранние сведения о жизни Диониса отсутствуют – за исключением кратких намеков у Гесиода, которые относятся к IX или VIII в. до н. э. Последний гомеровский гимн, написанный, быть может даже, в IV в. до н. э., содержит эпизод с пиратским кораблем, а судьба Пенфея излагается в последней пьесе Еврипида, наиболее близкого к современности из всех греческих поэтов.

Дионис, сын Зевса и царевны Семелы, родился в Фивах. Он был единственным из богов, родитель которого был простым смертным.

Только в Фивах смертные женщины могут

Бессмертных богов порождать.

Виной тому, что Семела была самой несчастной женщиной из всех тех, в кого влюблялся Зевс, как всегда, была Гера. Он был безумно влюблен в царевну и обещал ей выполнить любое желание, при этом поклявшись рекой Стикс. Эту клятву даже он не осмелился бы нарушить. Она же заявила ему, что больше всего хотела бы увидеть его во всем могуществе, при всех атрибутах царя богов и повелителя громов и молний. Это желание было вложено в ее сердце Герой. Зевс знал, что ни один смертный не в состоянии увидеть его в таком обличье и остаться в живых, но поделать он уже ничего не мог. Ведь он поклялся Стиксом. Зевс явился именно в том обличье, о котором просила Семела, но, увидев этот апофеоз всесожигающего огня, она умерла. Зевс успел выхватить из огня ребенка, который уже должен был вот-вот родиться, и тайком от Геры зашил в собственное бедро, где тот пробыл, пока ему не пришло время появиться на свет. После этого Гермес препоручил его заботам нимф Нисской долины, самой прелестной долины на земле. Правда, никто никогда ее не видел и не может сказать, где она находится. По одной из версий этими нимфами были Гиады, которых Зевс впоследствии поместил на небе в виде созвездия, которое предвещает дождь, если находится низко над горизонтом.

Таким образом, бог вина был рожден в огне и обихожен дождями – огненная жара, нужная для вызревания винограда, и влага, поддерживающая жизнь в лозе.

Достигнув зрелости, Дионис постранствовал по разным удивительным местам. В частности, ему пришлось путешествовать

По Лидии златообильной, по Фригии тоже.

По выжженной солнцем Персиде,

Вдоль стен величавых бактрийских,

По землям мидян, продуваемым всеми ветрами,

И по Аравии благословенной.

Он повсюду учил людей виноградарству, а также мистериям, которые следует устраивать в его честь, и везде, куда он приходил, его встречали как бога. Так продолжалось до тех пор, пока он не подошел к пределам родной страны.

Однажды невдалеке от берегов Греции проходил пиратский корабль. На высоком мысу пираты заметили красивого юношу. Его густые темные волосы свисали на пурпурный плащ, прикрывавший сильные плечи. Он выглядел как царевич, и его родители, вероятно, могли заплатить за него богатый выкуп. В восторге пираты попрыгали на берег и схватили юношу. На корабле они достали крепкие веревки, чтобы связать пленника, но, к большому их удивлению, не смогли этого сделать: веревки не держались и падали, едва коснувшись его рук или ног. А он сидел и с улыбкой смотрел на них, прищурив черные глаза.

Из всех пиратов только один кормщик понял, в чем дело, и тотчас же закричал, что это, должно быть, бог и его следует тотчас же освободить, иначе всех их постигнет смертельная беда. Но капитан назвал его глупцом и приказал команде немедленно поднять парус.

Ветер наполнил его, но корабль не трогался с места. А потом чудеса начали следовать одно за другим. По палубе потоками потекло ароматное вино, над парусом протянулась виноградная лоза со множеством гроздьев, а темно-зеленый плющ обвился вокруг мачты подобно гирлянде, из которой свешивались цветы и чудесные плоды. В страхе пираты приказали кормщику направляться к берегу. Но было слишком поздно – их пленник превратился в свирепо ревущего льва. При виде его пираты начали прыгать за борт и в мгновение ока превращались в дельфинов. Этого превращения избежал только благоразумный кормщик. Бог пожалел его, удержав на корабле, и приказал не бояться, поскольку он сумел понравиться богу Дионису, рожденному от союза Зевса и Семелы.

Проходя по пути в Грецию через Фракию, Дионис повстречал одного из фракийских царей, Ликурга, нанесшего ему оскорбление тем, что строжайше запрещал вводить культ нового божества. Дионису пришлось отступить и даже искать убежища в морских глубинах. Но потом он вернулся, одолел Ликурга и наказал его за злонравие, хотя и сравнительно мягко,

Заточив его в горах в пещеру мрачную

До тех пор, пока его ярость не угасла,

До тех пор, пока злодей не понял,

Что имеет дело он с бессмертным богом.

Но другие боги не отличались такой же мягкостью. Зевс поразил Ликурга слепотой, после чего тот вскоре умер. Кто поступает против воли богов, не живет долго.

В своих странствиях Дионис однажды наткнулся на критскую царевну Ариадну, пребывавшую в полном одиночестве на острове Наксос, будучи брошенной афинским царевичем Тесеем, которому она спасла жизнь^{14}. Дионис почувствовал к ней сострадание. Он влюбился в Ариадну и увез ее. Когда она умерла, он взял ее диадему и поместил среди звезд.

Он не забыл и мать, которую никогда не видел. Ему так сильно хотелось ее увидеть, что, наконец, он решил спуститься в подземный мир и поискать ее там. Найдя Семелу, он стал оспаривать право демона Смерти удерживать ее в Аиде вдали от него. И Танат уступил. Дионис вывел свою мать из Аида, но не для того, чтобы она продолжала жить на земле. Он поселил ее на Олимпе, причем боги согласились принять ее в своем кругу как равную, хотя и смертную, но породившую бога и поэтому достойную жить среди богов.

Бог вина был добрым, благодетельствовал людям. Но он мог быть жестоким и вынуждать их совершать поистине страшные поступки. Менадами или Вакханками назывались его спутницы, доводимые вином до исступления. С дикими криками они носились по лесам и горам, размахивая жезлами, украшенными на конце сосновыми шишечками. Они пребывали в состоянии неописуемого, свирепого экстаза, и ничто не могло их остановить. Они раздирали на части встреченных ими диких зверей и с радостью поедали куски окровавленного мяса. При этом они безумными голосами неустанно распевали песни о прелестях своей дикой жизни.

О, как радостно на горах

Петь, и плясать, и кружиться,

В танце безумном несясь!

О, как чудно, припав к земле,

Бросившись быстрым скачком,

За дикой козою погнаться!

Как же сладостно пить ее кровь

И мясо на части рвать!

Боги Олимпа любили красоту, торжественность и порядок при жертвоприношениях, производимых в их храмах. У полубезумных менад храмов не было. Почтить божество они убегали в глухие места, в самые дикие горы, в самые глухие чащобы, как будто возрождая обычаи древних времен, когда люди еще не додумались до постройки жилищ для своих богов. Они устремлялись из пропыленных, перенаселенных городов назад к первозданной чистоте холмов и лесных чащ с их нетоптаными тропинками.

Там Дионис предоставлял им пищу: травы, коренья, молоко дикой козы. Их постелями служили травы медовых лугов; они могли спать под густыми деревьями, под соснами, почву под кронами которых год за годом усыпали иголки. Они обретали ощущение умиротворенности, небесной свежести; купаться они ходили к чистым, прозрачным источникам. В этом служении божеству под открытым небом было столько доброго, милого и очищающего; оно вносило экстатическую радость в дикую красоту мира. И с этой радостью соседствовали ужасные кровавые пиршества!

Культ Диониса базировался именно на этих двух очень далеких друг от друга идеях – идее свободы и экстатической радости и идеи дикой брутальности. Своим почитателям Дионис мог предложить и то и другое. На протяжении всего своего земного пути он становился для человека как благословением, так и причиной его гибели. Из всех ужасных событий, лежащих на его совести, самое ужасное произошло в Фивах, родном городе его матери.

В Фивы Дионис пришел, чтобы установить там свой культ. Как обычно, его сопровождала свита женщин, одетых в шкуры молодых оленей, пляшущих, распевающих гимны в его честь и размахивающих увитыми плющом жезлами. Казалось, они были вне себя от переполняющей их радости.

Вершись, Вакханалия,

Дерзко вершись!

Славу Дионису пой

Под громко звучащий бубен!

С радостью славь его,

Того, кто сам радость нам дарит.

Священные звуки кимвалов несутся

Вверх по холмам.

Вперед, Вакханалия,

Скорая на ногу,

Вперед, все вперед!

Фиванский царь Пенфей был сыном сестры Семелы. Однако ему и в голову не приходило, что предводитель этой компании возбужденных и по меньшей мере странно ведущих себя женщин – его собственный двоюродный брат. Он не знал, что, когда Семела умерла, Зевс спас ее младенца. Буйные пляски, громкие песни да и вообще не вполне нормальное поведение незваных гостей представлялись ему предосудительными, и их следовало немедленно прекратить. Пенфей тотчас же приказал страже схватить и бросить в темницу всех пришельцев и в первую очередь их предводителя, «этого фокусничающего лидийского мошенника с физиономией, налитой кровью от выпитого вина». Однако, когда Пенфей отдавал страже этот приказ, он неожиданно услышал за своей спиной строгие слова предупреждения: «Тот, кого ты хочешь отвергнуть, – новый бог. Он сын Семелы, спасенный Зевсом. Здесь, на земле, он вместе с великой Деметрой – самые главные боги». Этот голос принадлежал старому и слепому пророку Тересию, которого почитали в Фивах как святого и который, как никто другой, прозревал волю богов. Но когда Пенфей обернулся, чтобы ответить ему, он увидел, что тот наряжен как вакханка: венок из плюща на седых волосах, старые дряхлые плечи покрыты оленьей шкурой, кривая палка с набалдашником из сосновой шишки в трясущейся руке. Насмешливо расхохотавшись, Пенфей с презрением приказал ему убираться с глаз долой. Этим поступком он навлек на себя гнев судьбы: он не расслышал, как с ним говорили боги.

Затем его воины привели к нему Диониса. Они рассказали, что тот не пытался ни бежать, ни сопротивляться, но, наоборот, делал все, чтобы им было легче его задержать и доставить в темницу, пока они не устыдились и не напомнили ему, что действуют не по своей воле, а по царскому приказу. Они также сообщили, что все девицы, которых они посадили под замок, бежали в горы. Путы на них не держались, а двери раскрывались сами. «Этот человек, – заявили они, – уже совершил в Фивах немало чудес…»

Но в этот момент Пенфея не занимало ничто, кроме его гнева и презрения. Он грубо поговорил с Дионисом, который со своей стороны, казалось, старался добраться до настоящего «я» Пенфея и открыть ему глаза на то, что в данный момент он стоит лицом к лицу с богом. Дионис объяснил ему, что он не сможет удерживать его в тюрьме, потому что «его освободит бог».

– Бог? – с усмешкой переспросил Пенфей.

– Да, – отвечал Дионис. – Он здесь, и он зрит мои страдания.

– Но мои глаза его не видят, – парировал Пенфей.

– Он там, где нахожусь я, – продолжал Дионис. – Ты его видеть не можешь, потому что ты нечист.

Разгневанный Пенфей приказал связать Диониса и снова бросить его в тюрьму, и тот ушел, бросив на прощание:

– Обиды, которые ты причиняешь мне, на самом деле ты причиняешь богам.

Тюремные стены, естественно, не могли удержать Диониса. Он ушел из тюрьмы и, придя к Пенфею, пытался убедить его уступить обстоятельствам, о божественном характере которых свидетельствовали явленные им чудеса, и принять культ нового, великого бога. Поскольку же Пенфей продолжал лишь наносить ему оскорбления и угрожать, Дионис предоставил его своей судьбе. Это было самое ужасное, что только могло произойти с Пенфеем.

Пенфей отправился схватить последовательниц Диониса среди холмов, куда они бежали, освободившись из тюрьмы. К ним присоединилось множество фиванских женщин; среди них были также и мать Пенфея, и ее сестры. И здесь Дионис явил себя с самой страшной стороны: всех, кто там ни был, он превратил в сумасшедших. Женщины приняли Пенфея за дикого зверя, горного льва, и бросились на него, чтобы убить. И первой среди них была его мать. Когда они напали на него, Пенфей наконец понял, что он пытался бороться с богом и должен заплатить за это жизнью. Женщины отрывали от его тела кусок за куском, и лишь тогда бог вернул им разум, и его мать поняла, какое преступление совершила. Глядя на то, как она страдает, вакханки, наконец отрезвев, прекратили и плясать, и петь, и дико размахивать своими жезлами, и одна из них обратилась к другой со следующими словами:

В различных обличьях приходят бессмертные к людям,

И много чудных дел богами в мире свершено,

И то, что смертный ожидал увидеть,

Свершалося порой совсем иным путем.

Бессмертный находил для нас такие тропы,

Которые увидеть мы сами б не смогли.

* * *

Точки зрения на Диониса, положенные в основу этих очень различных сказаний о его деяниях, на первый взгляд противоречивы. Согласно одной из них, он – бог, воплощающий радость.

Локоны бога повязкой златой перетянуты.

О, Вакх краснощекий,

Покровитель менад,

Радости факел вздымающих.

Согласно другой точке зрения, он – бог бессердечный, дикий, брутальный. Тогда он -

Тот, кто с насмешкой во взоре

Травит добычу свою и

Гонит в ловушку, пока не загонит до смерти

С толпою вакханок.

Истина же состоит в том, что обе точки зрения очень просто и вполне резонно объясняются тем фактом, что он – бог вина, а вино, как известно, производит как позитивные, так и негативные эффекты. Оно веселит и согревает сердца людей, но оно же делает их пьяными. Древние греки были народом, который видел факты очень четко. Они не могли закрывать глаза на отвратительную сторону винопийства, приводящую к деградации человеческой личности, и видеть только его другую сторону, которой, пожалуй, можно и восторгаться. Итак, Дионис был богом Вина, то есть располагал властью, которая подчас могла вынуждать людей совершать страшные, омерзительные поступки. Никто не сможет их защитить, да никто и не будет особенно жалеть Пенфея за понесенное им наказание. Но, говорили греки друг другу, подобные вещи случаются только тогда, когда люди не знают меры в питье. Но эта истина не ослепляла их настолько, чтобы не видеть другую истину: вино – родник радости, оно облегчает людские сердца, дает ощущение беззаботной легкости, приносит удовлетворение и веселость.

Льется напиток Диониса,

И от сердца каждого смертного

Заботы его отступают.

Тогда отправляемся мы

В дальние страны,

Которых не видел никто.

Там бедный становится Крезом,

Богатый же – великодушным.

Ведь только Вакховы стрелы

Способны весь мир покорить.

Причина того, что Дионис так по-разному проявляет себя при разных обстоятельствах, коренится именно в двойной природе вина и соответственно бога вина. Он может облагодетельствовать человека, но может его и погубить.

Как благодетель человека, он не только бог, который может его развеселить. Ведь его кубок

И жизнь дает, и исцеляет каждую болезнь.

Кубок прибавляет храбрости, по меньшей мере на данный момент. Он поднимает его почитателей над собой; он заставляет чувствовать, что они могут совершить то, чего, по собственным представлениям, сделать не способны. Все это ощущение счастливой раскованности и уверенности в себе, конечно, проходило, когда они трезвели или, напротив, становились пьяными, но пока оно длилось, им казалось, что ими овладела сила более могучая, чем они сами. Таким образом, в связи с образом Диониса у людей возникали чувства, которых не испытывали, представляя других богов. Он существовал не только вне их – скорее пребывая в них самих. Он мог преобразовать их в сущности, подобные себе самому. Преходящее чувство ликования от осознания собственной силы, которое может дать вино, было только знаком, показывающим людям, что внутри их есть нечто большее того, что было им уже известно. «Они могли сами становиться божествами».

Мыслить в таком роде означало очень далеко отойти от старого представления о служении богу, как о процессе выпивания вина в количестве, достаточном для того, чтобы развеселиться или почувствовать себя свободным от забот или же просто напиться пьяным. Ведь существовали поклонники Диониса, никогда вина не пившие. Неизвестно, когда же произошел великий переворот, поднявший бога, дающего людям на какой-то момент свободу путем опьянения, до уровня бога, дающего людям свободу, внушая им вдохновение. Тем не менее один очень важный результат этого переворота на все будущие века сделал Диониса самым значительным из богов Греции.

Элевсинские мистерии, которые всегда были посвящены в основном Деметре, имели действительно очень большое значение. В течение столетий они помогали людям, как отмечал Цицерон, «жить с радостью и умирать с надеждой». Но их влияние не сохранилось надолго, весьма вероятно потому, что никому не дозволялось открыто проповедовать их идеологические основы или писать о них. В конце концов о них остались довольно темные воспоминания. С Дионисом дела обстояли совсем иначе. Все, что происходило на торжественных празднествах в его честь, было открыто для всего мира и продолжает оказывать влияние и в наши дни. Ни один из проходивших в Греции праздников не мог с ним сравниться. Он проводился весной, когда начинает давать побеги виноградная лоза, и длился пять дней. Это были дни, исполненные совершенного мира и радости. Все бытовые заботы исключались. Ни одного человека нельзя было посадить в тюрьму; заключенных даже выпускали для того, чтобы они могли принять участие в общем ликовании. Место, где почитатели Диониса собирались оказать должное своему богу, вовсе не было какой-нибудь дикой пустыней, ужасающей страшными или кровавыми деяниями, которые когда-либо там происходили. Это даже не был храмовый двор, где приносились бы положенные жертвы и жрецы совершали бы надлежащие церемонии. Этим местом был театр, а церемонией – театральная постановка. Наилучшие стихи в Греции, которые включают в число лучших в мире, были написаны для Диониса. Поэты, писавшие пьесы, занятые в них актеры и певцы – все рассматривались как служители бога. Постановки пьес считались священнодействием; зрители наряду с авторами пьес и исполнителями тоже были участниками акта почитания бога. Предполагалось, что на спектакле присутствует сам Дионис; его жрец восседал на почетном месте.

Отсюда со всей очевидностью вытекает, что идея бога – носителя вдохновения, который мог передавать людям свой душевный настрой, лад, в результате чего они оказывались в состоянии сочинять и представлять великолепные пьесы, приобрела гораздо большую важность, чем все прежние представления о нем. В театре Диониса ставились первые трагические пьесы, которые относятся к числу лучших в мире и не превзойдены никем, за исключением Шекспира. В этом театре ставились и комедии, но они значительно уступали трагедиям, и тому есть причина.

Этот удивительный бог, веселый повеса, жестокий преследователь и вдохновитель на великие дела, был также и страдальцем. Как и Деметра, он был охвачен страданием, но не за кого-то другого, как она, а за себя самого. Ведь он – виноградная лоза, которую подрезают, как никакое другое растение, способное приносить плоды; при этом удаляется каждая ветка и остается один только голый ствол. Зимою лоза кажется омертвевшим куском дерева, старым искривленным обрубком, видимо даже не способным дать новые побеги. Как и Персефона, с наступлением холодов Дионис каждый год умирал. Но в отличие от нее его смерть была ужасной: он был разорван на части, по одной версии, титанами, по другой – по приказу Геры. Каждый раз возвращался к жизни, умирал и снова воскресал. В его театре, собственно, и праздновалось его радостное воскрешение, но память о страшных деяниях, совершенных по отношению к нему или, наоборот, под его влиянием, слишком тесно связана с его образом, чтобы быть забытой. Он был больше чем просто страдающий бог. Других таких не было.

В его культе была и еще одна сторона. Его история была гарантией того, что смерть не может длиться вечно. Последователи полагали, что, как показывают его смерть и воскрешение, покинув мертвое тело, душа живет вечно. Утверждение этой веры было частью и Элевсинских мистерий. Первоначально оно было связано с именем Персефоны, которая также каждую весну восставала из смерти. Но в качестве владычицы мрачного подземного царства она даже в светлом верхнем мире сохраняла чуждый этому миру жутковатый налет. Действительно, как это она, всегда и всюду распространявшая воспоминание о смерти уже одним своим появлением, может быть символом воскрешения, победы над смертью? Дионис же, напротив, никогда не мыслился силой из царства мертвых. О Персефоне, как владычице этого царства, известно немало сказаний; о Дионисе же известно только одно, в котором он выводит из Аида свою мать. В своем воскрешении он – воплощение жизни, которая оказывается сильнее, чем смерть. Он, а не Персефона, оказался центральной фигурой веры в бессмертие.

Около 80 г. н. э. великий греческий писатель Плутарх, находясь вдалеке от дома, получил известие, что умерла его дочь – ребенок, как он отмечает, очень мягкий и нежный. В своем письме жене он пишет: «Насчет того, что, как ты слышала, дорогая супруга, душа, отделенная от тела, перестает существовать и не чувствует ничего, мне известно, что ты не веришь этим заверениям из-за священных и правдивых обетов, которые даются во время мистерий Вакха и которые ведомы нам, как лицам, принадлежащим к этому религиозному сообществу. Мы твердо считаем несомненной истиной, что наша душа нетленна и бессмертна. Мы должны думать [о мертвых], что они переходят в более хорошее место и в более счастливые условия. Давай вести себя соответственно, подстраивая наши жизни под внешние обстоятельства, но внутри нас все должно быть чище, мудрее, нетленнее».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.