РАЗДЕЛЕНИЕ ТРУДА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

РАЗДЕЛЕНИЕ ТРУДА

Работа в команде очень важна. Она позволяет свалить вину на другого.

Восьмое правило Фингейла

Почувствовав неладное, Рыжков пытался поднять цены на потребительском рынке (на не самые насущные товары, вроде деликатесов). В него со всех сторон вцепились расплодившиеся к тому времени шавки и нардепы, и газеты.

На демократическом «фронте» тогда действовала уйма групп, выглядевших как вполне автономные. Они были и в партии, и в комсомоле, и в других официальных организациях, были и «неформальные» — военные, «солдатские матери», студенческие, женские, национальные, но хуже всего дело было в СМИ. Как многоголовая гидра, они высовывались то с одной, то с другой стороны, разрушая все, что еще оставалось от государства. КГБ ничего не мог сделать, ему ходу не было в партийные органы, а нити управления уходили туда — там назначали редакторов СМИ (Яковлев, Фалин, Игнатенко).

Вот вся эта шатия, распределив роли, как шайка мошенников, и «провернула дельце». Одни под видом «советников по экономике» подсунули «тухлую рыбу», а другие не позволили даже попытаться исправить положение. Виноватым остался Рыжков, и какая-то доля вины на нем лежит — нельзя руководителю быть таким доверчивым и подписывать все, что подсовывают. Подсунула, предположительно, «группа Шаталина».

Удар был нанесен точно. Наши враги давно заметили самое больное место психологии советского человека — чувствительность к виду пустых прилавков. Можно сколько угодно приводить статистические данные о потреблении продуктов, но «брюхо — злодей» — никто не помнит, как и что он ел в 1990 году, а вид очередей помнят все. Поэтому подрывная деятельность против СССР была сосредоточена на развале товарно-денежного обращения, а даже не производства. Оказалось, что для подрыва экономики не надо устраивать диверсии и теракты (хотя многие считают, что и без этого не обошлось — уж слишком плотно шли катастрофы в конце 80-х). Достаточно лишь развалить систему товарно-денежного обращения, и у всех создается впечатление, что в стране ничего нет.

В действительности же, в сфере производства к 1990 году были достигнуты невиданные ранее результаты — никогда ранее не выпускалось и не потреблялось столько продовольствия и прочего — вдвое-трое больше, чем в конце 80-х. Но… Прилавки были пусты. Я помню, как в булочной «выбрасывали» шоколадные ассорти по З р. 60 к. — толпа, крики: «больше пяти не давать» и т. д. Во жили «бедные советские граждане»! Представляете подобное сейчас? А ведь сейчас мы объективно едим в полтора раза меньше, чем в 1990-м году, если считать в среднем.

И обмен банкнот тогда, в 1991 году, даже если бы демократы позволили правительству его провести, на самом деле уже не помог бы — даже тех денег, что лежали в сберкассе, было гораздо больше, чем товаров. А главное — дырка ниже ватерлинии (перелив денег из безналички в наличку) не была заделана.

И помочь уже нельзя было ничем, кроме введения рыночных цен, но пойти на это правительство не то не смогло, не то не захотело. Это привело бы к росту цен в два-три раза, а ведь даже за робкую попытку в этом направлении Рыжков был буквально растерзан СМИ. Тем более что кое-кто лежал на рельсах.

Вообще-то рыночные цены иногда творят чудеса. Вспомним, например, как возникала паника из-за соли — некоторые это еще помнят. При цене 10 копеек за пачку каждый может безболезненно купить хоть сто килограмм, а попробуй на всех паникующих завези в торговлю за несколько дней! А вот при рыночных ценах для торговцев начались бы золотые деньки. Они по случаю паники задрали бы цену рублей до десяти. После этого каждый покупающий пачку соли платит 9 рублей 90 копеек штрафа за глупость, а торговец получает премию за сообразительность, за вычетом дележки с государством, если налоговая система в порядке. И главное, не надо в пот вгонять верблюдов у озера Баскунчак — по 10 рублей соль не стали бы брать мешками. В общем, все это — тривиально, и демократические экономисты все это вполне правильно говорили. Почему в советские времена этого не было сделано? Возможно, начиная с Хрущева, с советской торговлей никто не мог справиться. Она бы продавала по десять рублей, а чек бы пробивала на десять копеек, вот поэтому, для простоты контроля, цены и были фиксированы. А может быть, ситуация постоянного «дефицита» была объективно выгодна правящим кругам, в широком смысле, включая туда и торговых работников.

Вот в такой ситуации и появилось правительство Гайдара, отпустившее цены. Парадокс заключался в том, что вот ему-то СМИ и нардепы это разрешили, да еще и на референдуме 1993 года народ его простил и поддержал. Неспроста разрешили именно Гайдару, видимо, он был нужен для чего-то такого, для чего Рыжков не годился.

Но получилось все совсем не так, как думалось.

Сейчас принято мягко подшучивать над прогнозами Пияшевой и Бунича от 1991 года — что цены немного повысятся, а потом даже упадут — на самом-то деле с 1992 года рост цен пошел в десятки тысяч раз. Но у этих «светочей экономической науки» есть некоторое оправдание — им и в голову не могло прийти, что Гайдар начнет печатать деньги так, как у нас и в гражданскую не печатали. Сейчас денежная масса, оставшаяся от советских времен (она осталась, хотя банкноты и были обменены не один раз) составляет лишь одну десятитысячную от выпущенной реформаторами.

На самом деле рынок сам по себе не приводит к инфляции. В мире полным-полно примеров устойчивых рынков с постоянными и даже снижающимися ценами. Рост денежной массы при Гайдаре не связан с рынком!

Зачем Гайдару понадобилось запускать печатный станок? Сейчас он с умным видом говорит, что это было сделано, чтобы обесценить ничем не обеспеченные денежные накопления, возникшие из-за неправильной политики времен Горбачева. Гайдар выдает нужду за добродетель — эти накопления были бы достаточно обесценены только за счет роста цен — в те самые 2–3 раза.

Так зачем же он еще и начал печатать деньги? Он, возможно, и не хотел, но был вынужден. Произошло это потому, что демократы если и знали западную экономику, то по книжкам, а в книжках не все пишется открытым текстом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.