«Джентльмен — не более, ЧЕМ ТЕРПЕЛИВЫЙ ВОЛК»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Джентльмен — не более,

ЧЕМ ТЕРПЕЛИВЫЙ ВОЛК»

Ничего подобного! — сверкнул зелеными глазами мой Чеширский приятель. — Джентльмен — не более чем хорошо воспитанный кот. Он умеет и убаюкивающе мурлыкать, создавая иллюзию покорности и доброжелательности, и зашипеть и вцепиться в руку зубами и всей четверкой растопыренных когтей. Джентльмен, как и любой Чеширский Кот, живет в своем измерении, его мир непознаваем и совсем не похож на мир простых смертных.

Я догадывался об этом и осторожно двигался к познанию души Джентльмена[49]. Дрожит рука и бьется сердце перед великим открытием, — наверное, точно так же чувствовал себя Джеймс Уатт, увидевший, как выбивается пар из-под крышки кипящей кастрюли…

Осмелюсь заявить, что основное, что накладывает отпечаток абсолютно на все черты английского национального характера, — это СДЕРЖАННОСТЬ и НЕДОГОВОРЕННОСТЬ (reserve, understatement), они делают округлыми все углы, они — словно некое вязкое вещество, склеивающее воедино отдельные элементы характера, куда ни ткнись — всюду немного резервации, всюду немного выдержки, как в хорошем вине.

И патриотизм, и ненависть, и практичность, и божество, и вдохновенье, и смех, и слезы, и любовь — всё окрашено сдержанными тонами.

— Боже мой, какой ты хвастун! — промяукал Кот. — Разве ты это открыл? Вспомни Кэрролла: «Она, конечно, горяча… — пробормотал он и взглянул на Королеву. — Ты разве горяча, душечка? — Ну что ты, я необычайно сдержанна, — ответила Королева и швырнула чернильницу в крошку Билля… «Рубить сплеча…» — прочитал Король и снова взглянул на Королеву. — Разве ты когда-нибудь рубишь сплеча, душечка? — Никогда, — сказала Королева. И, отвернувшись, закричала, указывая пальцем на бедного Билля: — Рубите ему голову! Голову с плеч! — A-а, понимаю, — произнес Король. — Ты рубишь с плеч, а не сплеча!»

В свое время Александр Герцен приводил слова англичанина, объяснявшего французу разницу между двумя национальностями: «Видите ли, вы с жаром едите вашу холодную телятину, а мы хладнокровно съедаем наш горячий бифштекс».

Хладнокровие в уничтожении бифштекса отнюдь не означает равнодушие к наслаждениям и тем более аскетизм, — это не в английской крови, если, конечно, не брать в расчет импотентов-викариев и слабонервных гувернанток. Как пишет Голдсмит, «призывы обуздывать наши желания, довольствоваться малым и удовлетворять самые насущные телесные потребности — одно краснобайство, и не лучше ли находить радость в удовлетворении невинных и разумных желаний, нежели подавлять их?».

Так что английская сдержанность прекрасно соседствует с несдержанностью (как мне постыла диалектика!), одно не мешает другому, и все же СДЕРЖАННОСТЬ доминирует в национальном характере: англичанин снисходительно, но сдержанно относится к иностранцам, англичанин гордится собою, но сдержанно, англичанин рвется перегрызть горло ближнему (о, боже!), но сдержанно…

НЕДОГОВОРЕННОСТЬ приводит к неопределенности в выражении суждения и может привести к вольной интерпретации, особенно если речь изобилует любимыми английскими словами «возможно» или «может быть». Не случайно говорят, что англичанам свойствен пробализм[50], или по-простецки — витиеватость. «Да» или «нет» — слишком категоричны для англичанина, и это зачастую вводит в заблуждение иностранца, не случайна шутка, что англичанин никогда не заявит, что «дважды два четыре», а скорее скажет: «дважды два, возможно, четыре».

Давай пожмем друг другу руки

По свидетельству Б. Такман, решение Германии о начале войны с Россией в 1914 году в известной степени было вызвано неверной интерпретацией позиции Англии германским послом в Лондоне Лихновским, имевшим встречу с «великим пробалистом», министром иностранных дел Англии Эдуардом Греем. Немец вынес из беседы впечатление, что Англия намерена оставаться нейтральной в конфликте вокруг Сербии. Правда, не исключено, что и сам Грей совсем не желал вступления в войну, а просто привык витиевато излагать свое мнение.

Прирожденная СДЕРЖАННОСТЬ англичан часто принимается иностранцами за ВЫСОКОМЕРИЕ, ХОЛОДНОСТЬ, СНОБИЗМ, РАВНОДУШИЕ.

Вот что пишет наш друг Н. Карамзин: «Холодный характер их мне совсем не нравится. «Это волкан, покрытый льдом», — сказал мне один французский эмигрант. Но я стою, гляжу, пламени не вижу, а между тем зябну… Если бы одним словом надлежало означить народное свойство англичан, — я назвал бы их угрюмыми так, как французов — легкомысленными, итальянцев — коварными».

Помнится, в разведшколе наши отставники-преподаватели потешались над английской сдержанностью, рассказывая случай с ученым Кинлейком, который после окончания Кембриджа пустился в путешествие через Сирийскую пустыню на верблюде. На пути ему повстречался всадник, тоже на верблюде, в охотничьем костюме (!) и с европейским лицом. «Когда мы сблизились, у меня возник вопрос: должны ли мы разговаривать? Я подумал, что незнакомец, скорее всего, обратится ко мне, и решил в этом случае показать себя общительным и разговорчивым человеком; однако я не знал, что именно ему сказать… и не испытывал большого желания остановиться и заговорить, как утренний визитер среди этого бескрайнего покоя».

Незнакомец оказался английским офицером, направлявшимся на родные острова из Индии, и, наверное, тоже мучительно соображал, что ему делать в столь критической ситуации. Наконец — о, роковой момент! — они поравнялись. У обоих путников нашлись силы, чтобы помахать друг другу рукой, но никто не произнес ни слова. Некоторое время они двигались в одну сторону, пока не сблизились более общительные верблюды, дав путешественникам предлог заговорить. Из этой жуткой по абсурду истории наши преподаватели делали оперативный вывод: заговорить с англичанином в метро или в поезде — чуть ли не преступление против королевы.

А вот я часами топал по ялтинской набережной за соплеменницами — местными барышнями, для храбрости приняв стаканчик алжирского вина из передвижной цистерны (они одно время спасали отдыхающих в курортных городках), заигрывал с ними, бросая в спину мелкие гальки, заговаривал, предлагая сердце и ресторан, а они фыркали и, словно стайка молодых антилоп, мчались дальше. Обидно, но потом я увидел их в компании грубоватых парней, и они дружно гоготали над их шутками явно не из Оскара Уайльда (между прочим, я пытался завлечь ялтинок его афоризмом: «Самое лучшее средство отделаться от искушения — это поддаться ему»).

Этот печальный опыт я учел в шпионской работе в Лондоне, стараясь при знакомстве не блистать эрудицией и быть попроще. Однажды в пабе сосед по стойке поперхнулся пивом, когда я с ним заговорил (хорошо, что не рыбьей костью!), и очень удивился, когда пару раз я хлопнул его ладонью по спине, дабы привести в чувство. Однако, несмотря на сдержанность, большинство англичан реагировали вполне нормально на мою инициативу знакомства под хорошим предлогом, например, при имитации поломки автомобиля. Это в нашей стране гражданин пройдет с улыбкой мимо, а в Англии уважающий себя джентльмен сразу же начнет толкать машину и в любом случае предложит помощь.

Англичане не очень общительны, но более контактабельны, чем ялтинские барышни, так и не ставшие моей добычей, — еще один великий закон, который мне удалось открыть.

— Ты так растекся мыслью по древу насчет сдержанности, что передо мной уже не англичанин, а нечто, соединяющее в себе кучера и лошадь: последняя постоянно прет вперед, а первый только и натягивает постромки! Это же сумасшествие все время сдерживаться и не вцепиться когтями в мышь!

Кот совершенно прав: англичане не испытывают нужду в постромках, сдержанность они ощущают в виде застенчивости. Тут приоткрыл завесу лорд Честерфилд, писавший сыну, что французы умеют ловко прикрыть свои пороки приветливостью и приятностью, а вот бедные англичане напрягаются изо всех сил и проявляют лишь «неловкую застенчивость, робость и грубость», которые лорд с болью называл «английской коростой».

Как пишет Самуэль Смайле: «Строгий, неуклюжий, или, как выражаются французы, опутанный англичанин, без сомнения, есть человек, первая встреча с которым положительно не совсем приятна. Он имеет вид человека, проглотившего аршин. Он сам робок и наводит робость на других. Он чопорен не от гордости, но вследствие своей застенчивости, стряхнуть которую он не в силах, если бы даже и захотел… Застенчивые люди, при встрече друг с другом, похожи на ледяные сосульки… каждый застенчивый англичанин, придя обедать, непременно садится за отдельный, никем не занятый стол. Такая необщительность — не что иное, как застенчивость, которая составляет характерную национальную черту англичан»[51].

Сдержанность приучила не спешить с оценками. Как учил Френсис Бэкон, «всегда необходимо тщательно взвешивать, пришло ли время для данного дела или нет; и вообще хорошо вверять начало всех значительных дел стоглазому Аргусу, а окончание — сторукому Бриарею; вначале наблюдать, а потом торопиться».

— А лучше всего доверять дела десятизадому Шалтай-Болтаю! — вдруг ляпнул Кот. — Если зад крепок и велик, он пересидит на ограде кого угодно, даже самого Френсиса Бэкона. А висеть на стене и сваливаться во сне он способен целый год без всякой остановки…

Тем не менее ВЫДЕРЖКА, и еще раз выдержка! Сразу идет на ум англичанин в пробковом шлеме, шагающий по раскаленной пустыне. Он застегнут на все пуговицы и умирает от жары, но на лице его лишь непоколебимое равнодушие, словно он прогуливается по Гайд-парку с кокер-спаниелем. Затяжные переговоры, безучастные физиономии английских дипломатов, перемалывание одних и тех же требований, видимость уступчивости и компромисса — это Англия всегда умела и частенько переигрывала своих партнеров. Например, на Венском конгрессе 1814–1815 годов. «Сдержанные англичане» тихо и незаметно прихватили многие колонии, а в 90-х годах XIX века терпеливый лорд Солсбери очень ловко обошел полного кипучей энергии «железного канцлера» Бисмарка, который стремился втянуть Англию в конфликт с Россией. После Первой мировой войны по Версальскому договору английская дипломатия вырвала для себя много уступок за счет германских колоний, а вот после разгрома Германии в 1945 году пришлось ограничиться лишь некоторыми преимуществами: у союзников были острые зубы, но Сталин не давал спуску.

— При чем тут выдержка? Какая там еще дипломатия! — снова встрял Кот. — Просто за спиной у товарища Сталина стояла могущественная Красная Армия, готовая покорить всю Европу! Ее и страшились Рузвельт и Черчилль и поэтому прокакали всю Восточную Европу…

Конечно, внешнюю политику наивно объяснять лишь национальным характером, но политика «блестящей изоляции» или «баланса сил» соответствует английским особенностям. По этому поводу насмешников хватало, вот Александр Поп о балансе в Европе:

В Европе годы мира настают.

Уравновесятся весов военных чаши.

Когда всех наших ваши перебьют,

А ваших наши.

Не верю в сдержанность англичан в любви, хотя, по подсчетам социологов (они, видимо, провели полжизни, держа свечки над постелями), фраза «Я люблю вас» является в диалоги влюбленных англичан весьма редко, больше в ходу сдержанное «Вы мне нравитесь!». Что тут сказать? Одним везет, другим нет. Любовь — это такое королевство, в котором так просто не сориентироваться, можно лишь согласиться, что страстность, как любая крайность, слабо вписывается в английский национальный характер. Впрочем, любой пудинг, как известно, требуется вначале съесть. Я лично не испытал этого счастья английской любви, в молодости — из страха, что преступный акт засечет британская контрразведка, в зрелые годы — из боязни оконфузиться перед иностранкой и подорвать этим престиж Отечества. А может, срабатывал «ялтинский синдром»?

В ВЕЖЛИВОСТИ англичанам не отказать, и можно вполне считать ее национальной чертой, которая превосходно сочетается с несоблюдением этикета, о котором с таким придыханием писал Федор Михайлович. Сколько я видел англичан, которые не приходили на банкеты в смокинге, как было строго указано в приглашении, а шастали по залам в мятых вельветовых штанах и пуловерах! И вместо гвоздик для милой хозяйки дома — пару бутылок вина.

Конечно, за столом не рекомендуется вытирать руки о штаны (или о шелковую юбку дамы по соседству); не стоит сморкаться в руку, издавая победный звук горна; желательно громко не пукать, особенно если рядом нет немцев, на которых легко это свалить; не надо брызгать слюной во время жаркой беседы, не стоит лямзить чайные ложки. И главное: не появляйтесь в королевской ложе в «Ковент-Гардене» в трусах! Все остальное дозволено!

Однажды я явился в гости к своему соседу по улице Вейланду Янгу, потом лорду Кеннету, известному участнику Пагуошских конференций и специалисту по разоружению. Естественно, как истинный джентльмен, я прихватил букет гвоздик, но одет был в обычный костюм, купленный в дешевом магазине «Вулворт», именуемом в нашей колонии ласково «пенсовкой». Каково же было мое изумление, когда я увидел сидевшего на полу Веджвуда Бенна, пэра и интеллектуала, звезду лейбористской партии! Причем без галстука и в пуловере. Конечно, из любого правила есть исключения, особенно в официальном протоколе, но английские манеры все же дышат свободой, важнейшим компонентом национального характера, в них присутствует и чувство собственного достоинства. Мне не довелось видеть, чтобы высокопоставленный англичанин разговаривал со своим подчиненным сверху вниз, со стороны это уважительная беседа двух равноправных членов общества. То же самое относится и к секретарю, и к официанту, и к уборщице — есть чему поучиться! Как долго и серьезно может беседовать банкир с бродягой-шелапутом! И виду не покажет, что этот полупьяный, болтливый тип ему до безумия осточертел, наоборот, он внимательно ловит каждое слово собеседника, словно это Шекспир, и одобрительно кивает головой.

Весь мир потешается над умением англичан подробно и со вкусом поговорить о погоде:

— Чудесный денек, правда?

— Просто великолепный!

— Восхитительный, правда?

— Так мило, так тепло…

— Лично я предпочитаю жару.

— Она мне всегда по сердцу. А вам?

— Конечно! Но вчера было хмуро…

— Ужасный был день, правда?

— Просто отвратительный!

— Ох, этот дождь… я его ненавижу…

— Мне он тоже неприятен…

— Представьте такой день летом. Дождь утром. Потом на миг выглянет солнце, и снова дождь!

— Если мне не изменяет память, такая погода была летом в 1960 году.

— О да! я помню!

— Или в 1950 году?

— Кажется. Тогда было плохое лето.

Казалось бы, весь разговор носит фантастически идиотский характер, особенно если происходит между знакомыми людьми. О нет, этот сугубо английский феномен гораздо сложнее и тоньше, чем кажется поверхностному наблюдателю: это не просто вежливость, а создание удобоваримой атмосферы, стремление перебросить мостик и как-то заполнить неловкую паузу, это культура общения — не обсуждать же с ходу детали гибели принцессы Дианы или внешность певца Элтона Джона? Великая тема погоды захватывает всех: и водопроводчика, пришедшего в дом починить кран, и хозяина колбасной лавки, и таксиста, который везет вас через лондонские «пробки».

Милая погодка

Англичане обычно пожимают руку при первом знакомстве, они не склонны на банкете или вечеринке обходить всех и представляться, и вообще они не рукосуи, как американцы. И уходят тихо и незаметно, не разрушая единства веселящейся компании, не прощаясь со всеми, — разве это не вежливость королей? Двое англичан поспорили: чем отличается вежливость от такта, и решили осведомиться об этом у прохожего. Им оказался лондонский трубочист, который поведал: «Однажды я чистил камин и провалился. Вылезаю — роскошная гостиная, открываю первую дверь — спальня, вторую — кабинет, третью — ванная, а в ней обнаженная леди. Я сказал: «Простите, сэр!» — и закрыл дверь. Первое было — вежливость, второе — такт»[52].

Ну а что сказать о «спасибо» во всех случаях жизни? О том же сослагательном наклонении, бесконечных «возможно» и «наверное», придающих речи витиеватость? Английская вежливость проявляется во многом и по-разному: вы пропускаете спутника вперед, он проходит в дверь и говорит «извините!». Мужчина непременно встанет, если с ним заводит разговор другой человек (не обязательно дама), не принято громко разговаривать (хотя бывает — и это следствие всепоглощающей демократии), жестикулировать, отвлекаться и отвлекать от разговора, проявлять запальчивость в споре и вообще обострять спор, принято слушать и не перебивать…

— Ты банален и скучен, как баобаб! — захохотал Чеширский Кот. — Любое приличное животное, даже самый захудалый кот, прекрасно знает все эти правила и отнюдь не считает их специфически английскими.

Будь вежлив с каждым воробьем,

Не будь заносчив с муравьем,

А в обществе курином

Не заикайся о своем

Пристрастии к перинам!

Английская привычка во время беседы не отрывать взгляд от собеседника и не поворачивать шеи, даже если рядом, как угорь на сковородке, вьется жаждущий влезть в разговор импозантный советский дипломат, меня всегда приводила в ярость. Но что делать? Нужно терпеливо ожидать своей очереди и не совать рыло, нарушая знаменитое privacy! О привеси один умник писал: если сказать англичанину, что он уронил горящий пепел на брюки, тот может ответить: «Вот уже десять минут, как горят спички в кармане вашего пиджака, но я не счел возможным вмешиваться в ваши дела!»

Ох уже это privacy! Англичане не поощряют вмешательства в их личную жизнь, вопросы о доходах, генеалогии, болезнях — всё это святое дело, и бестактно влезать в чужие секреты. Заборы и частоколы — это отнюдь не только русская национальная страсть, и иногда поражаешься, увидев в Англии колючую проволоку вокруг частного владения, словно это Освенцим.

Трогательное единство русской и английской душ!

Вежливость особенно приятна, когда совершаешь преступные деяния. Однажды поздно ночью в Сохо я мчался на своей «газели» и чуть не потерял сознание, когда меня остановил строгий «бобби» в своем впечатляющем шлеме. Навеки запуганный московскими гаишниками, я суетливо выскочил из машины и сервильно заглянул полицейскому в глаза: что же я, извините, нарушил? «Бобби» снисходительно улыбнулся: «Извините, сэр, была бы неплохая идея, если бы вы, сэр, включили фары». Как вам нравится это сослагательное наклонение? Это не просто вежливость (уверен, что он кипел от гнева), это выдержка, недоговоренность — гордость английского характера. Сослагательное наклонение, наверное, изобрели англичане — певцы недоговоренности: оно блестяще делает обтекаемой любую мысль, придает ей неопределенность и как бы смягчает смысл, добавляя толику юмора.

Леди с дочкой пришли в зоопарк полюбоваться обезьянками, и вдруг прямо в клетке они предались любви! Леди попыталась оттащить девочку от клетки, но та увлеклась зрелищем и упиралась. Тогда разгневанная леди повернула голову к сторожу, находившемуся рядом. «Извините, сэр, если бы я дала этим милым созданиям немного орешков, они прекратили бы свою любовную игру?» Сторож немного помолчал. «А вы прекратили бы, мадам?»

Мудро.

Не менее яркий эпизод с недоговоренностью произошел у меня во время исполнения своих служебных функций. За скромным ланчем в клубе на Сент-Джеймс-стрит ведущий обозреватель «Санди телеграф» Перри Уорстхорн, которому я обязан своему приобщению к коктейлю «Драй мартини», промолвил: «Недавно я встречался с вашим послом, и у нас состоялся очень интересный разговор!» Тогда я еще не был искушен в английской недоговоренности (understatement), не понимал, что нужно додумывать и домысливать, и, приехав в посольство, тут же радостно бросился в кабинет посла. Там, плавясь от подхалимства, словно жареный сулугуни, я интерпретировал слово «интересный» как характеристику тонкости и дипломатического искусства посла. Последний чуть напрягся, видимо вспоминая вершины всех своих дипломатических взлетов. «Интересный? Я сказал, что его газета полное говно!» С тех пор я панически боюсь слова «интересный» из английских уст, в него можно заложить всё что угодно, кроме истинного его значения.

Услышав о страшном землетрясении, англичанин не выпучит глаза, не раскроет рот от удивления и тем более не начнет рвать на себе волосы. Скорее всего, он заметит: «Неужели это действительно так? Неприятная история, правда?» Редкий англичанин прямо бросит в лицо: «Вы лжете!», а скажет: «Ваша информация не совсем точна, сэр!»

Беда в том, что английская недоговоренность и сдержанность иногда порождают неопределенность, которую русская открытая душа (как считаем мы и некоторые дураки иностранцы) уяснить не в состоянии: ведь мы привыкли к «да» или «нет», а вот как понимать хлопанье глазами, переход на другую тему, загадочную улыбку, комплимент, «может быть» или «блестящая идея»? «В принципе я согласен!» — говорит англичанин, и тут можно допить свой джин с тоником и сделать ясный вывод: англичанин категорически не согласен.

— А разве это так уж плохо? — ожила Улыбка Чеширского Кота. — Я тоже часто, нажравшись «Вискас», делаю кислую морду, когда меня спрашивают: «Тебе понравилось?» Позволю себе заметить, что мы в Англии считаем, что неопределенность — это признак хорошего воспитания. Зачем портить человеку настроение категорическим отказом или несогласием?

— Вот эта неопределенность, эта уклончивость и претит русской душе! — вскричал я и ухватил Кота за хвост — он взвыл, и это было совершенно определенно.

Даже старая лицемерка Маргарет Тэтчер изволила выразиться так: «Не следует беззастенчиво лгать, но иногда необходима уклончивость».

Вот мы и подошли к лицемерию.

Лорд или работяга?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.