Пей! И дьявол тебя доведет до конца…
Пей! И дьявол тебя доведет до конца…
Карамзин поражался, какие жуткие пьянчуги англичане — в отличие от русских. «Корабельный мастер выпил стакана четыре водки; не приметил флага, поставленного на мели для предостережения мореплавателей, — и Капитан увидел беду в ту самую минуту, когда мы были уже в нескольких саженях от подводных камней». Или: «Мущины пьют, женщины говорят между собою потихоньку и скоро оставляют нас одних; снимают скатерть, кладут на стол какие-то пестрыя салфетки и ставят множество бутылок; снова пить — тосты, здоровья! Это, говорят, весело! По крайней мере не мне».
История английского пьянства уходит корнями в седую древность, не забудем, что римляне баловались итальянскими и греческими винами. Отец английской литературы Чосер, сын виноторговца, живший в XIV веке, писал о распространенности сухого красного вина (кларета), которое стоило в пабах не больше, чем в стране-производителе Франции. Народ уважал десертные: мальвазию (тогда ее ввозили из Кипра, теперь из Мадеры) и вернаж из Флоренции. Джон Гей, автор «Оперы нищих» и поэмы в честь вина, в 1708 году с нежностью истинного алкаша обрисовывает круг виноградников: Лузитания, Тенерифе, Пальма, Ферро, Прованс, он упоминает шампанские, бургундские и флорентийские вина, старый рейнвейн (Hock), вина из Лиссабона, Бордо и испанского Аликанте.
Чосер опаздывает на экскурсию в Кентерберри
А на черта было захватывать колонии? Разве не для приобщения к божественным напиткам, отсутствующим в безвиноградной Англии? В XVIII–XIX веках в большом ходу было шерри, то бишь херес, его пили и пьют и как аперитив, и на десерт (кстати, его начал славить еще Фальстаф). Королева Виктория во время трапезы любила дуть одно шерри (представляю, как она надиралась!). Доктор Самуэль Джонсон, великий пьяница и жизнелюб, писал: «Кларет — это напиток для мальчиков; порт — для мужчин; но тот, кто хочет стать героем, должен пить бренди». А вот король моды, денди Браммелл презирал портвейн, считая его напитком низших классов, правда, после смерти в его подвале нашли большие запасы порта.
— Ты забыл добавить, что бренди раньше разбавляли теплой или холодной водой, — сказал Кот. — А в сочельник бросали в бренди изюминки и леденцы, зажигали и таким образом развлекались. В чести был и грог — подслащенная смесь бренди с кипятком. Пили светлое пиво (эль) и темное пиво (стаут), а у Диккенса известный прощелыга Сэм Уэллер наставлял сына за кружкой эля: «Прекрасно умеешь присасываться, Сэмми. Из тебя получилась бы на редкость способная устрица, Сэмми, если бы ты родился на этом жизненном посту». Почитали ром (помните, у Стивенсона: «Йо-хо-хо — и бутылка рома!»), а у Байрона в «Дон-Жуане» есть- строчки о том, что дух поднимают только ром и истинная религия.
Пьянство в современной Англии? Ха-ха! По некоторым подсчетам, англичане потребляют в три раза меньше алкоголя, чем французы, а мы, русские, давно вырвали пальму первенства у всех, и в тех лондонских ресторанах, где знают нашего брата, на стол сразу выставляют бутылку водки, подразумевая, что это только начало.
Где вы, английские алкаши, сосущие портвейны и шерри? Где короли, любившие поплавать в огромных бочках мальвазии, иногда идя ко дну? Современные англичане пьют по рюмке-другой, а хлебают по-настоящему лишь отдельные выдающиеся личности вроде…
Из скромности помолчим.
Я не уверен, что англичане хорошо разбираются в сухих винах (ныне они продаются даже в пабах), и всегда вспоминаю дискуссию о марках вина между министром продовольствия и его заместителем: «Боттичелли» — это не вино. «Боттичелли» — это сыр!»
Спасает репутацию Англии сэр Уинстон: «Я извлек из выпивки больше, чем выпивка из меня», а также слухи о любви сэра к армянскому коньяку, точнее бренди, подаренному Сталиным.
— А что ты молчишь о виски?! — взорвался Кот. — Разве можно представить англичан без виски?[76]
Нельзя, хотя это шотландский или ирландский продукт гордых потомков кельтов. Не случайно завистливый америкашка Уильям Фолкнер писал: «Плохого виски не бывает, Просто некоторые сорта виски лучше других».
«Как хорошо с приятелем вдвоем
Сидеть и пить простой шотландский виски», —
пел Вертинский.
Виски — «он»? «оно»? «они»? В любом варианте напиток волшебен, если понимать в нем толк. А если не понимать, то следует учиться понимать, учиться, учиться и учиться! На это можно потратить целую жизнь, и все равно без толку. Что есть виски? — это вопрос поважнее, чем «быть или не быть».
Вдумчивая селекция ржи, овса и пшеницы, солод, бродивший многие годы, затем пропускают через дымовые фильтры, выдерживают напиток в дубовых бочках из-под хереса и разбавляют родниковой водой…
Сразу признаюсь, что в процессе долгих и мучительных исканий я остановился на шотландском, а американский «Бурбон» или канадский «Canadian Club» считаю ужасным пойлом и готов биться с их любителями до последней капли. Но я не настолько кровожаден, чтобы выливать бочки ненависти на адептов «Бурбона» и публично ставить их к позорному столбу — среди них порой попадаются приличные люди. Например, начальник контрразведывательной службы ЦРУ Джек Энглтон, коллекционер орхидей и поклонник поэта Т.-С. Элиота, обожал «Бурбон» до такой степени, что запрятывал бутылки «Джек Дэниэлс» на дно озера с помощью грузила. Рыбача в тех местах на своей лодке, он порой откладывал в сторону спиннинг и поднимал заветные бутылки, избавляя себя от утомительной беготни в город за дозаправкой. Канадский виски я возненавидел не из идейных соображений: им и только им торговали с дипломатической скидкой в посольском «сельпо» в Лондоне (шотландский продавался в городе и стоил раза в три дороже). О, проклятая нужда! О, бедность и желание накупить шмоток про запас! И разве не ниже человеческого достоинства, выпив умопомрачительного scotch whisky на приеме в иностранном посольстве, хлебать дома мерзкий канадский?! Но хлебал, и как! Утречком, если еще нет инфаркта, неплохо хряпнуть чашку ирландского кофе, только не вливать в кофе чайную ложку ирландского виски, а бодренько, по-нашему: хаф — хаф.
«Свобода и скотч шагают рядом», — писал Роберт Бернс.
Для нашей страны победившей демократии этот лозунг особенно актуален, правда, возникает вопрос: не протянут ли ноги российские потребители виски, если демократические реформы победят окончательно и бесповоротно?
Тут я на миг предам любимую Англию и двинусь туда, где рядом с живописными деревушками притаились заводики, там текут форелевые речки и рябит озеро с обитающим в глубинах древним чудовищем Несси. Заводики эти специализируются на скотчах, сделанных из определенного вида чистого солода (malt! — меня в жар бросает, когда я вижу это слово на этикетке), запах молта бьет в ноздри остро и резко, неискушенных простаков от него мутит, и они хрипло шепчут «самогон!». Молт-виски бывает обычно от 12 до 30 и более лет выдержки, основные сорта: «Glenlivet», «Glenmorangie», «Glenfiddich», «Highland Park» и многие другие, на этикетках обычно стоит «single» или «pure» malt, впрочем, совсем недавно, купив в киоске бутылку со всеми вроде бы истинно шотландскими опознавательными знаками, я ощутил все запахи отечественного одеколона «Шипр».
Небольшой ликбез: когда несколько молтов соединяют хитроумными способами вместе, то, грубо говоря, получается смешанный (blended) виски, которым наслаждается большинство пьющего человечества, по годам этот виски тоже разный. Конечно, чем больше годков у смешанного виски, тем утонченнее наслаждение, держу пари, что только дегустатор отличит одну марку обыкновенного шестилетнего виски от другой. Очень редко даже умудренные опытом алкаши приобщаются к виски с первого раза, роман обычно начинается трудно, развивается медленно, зато потом перерастает во всепоглощающую страсть, которая держит до гроба и в загробной жизни. Разбавлять или не разбавлять? Вполне можно разбавить водой, пить со льдом и в первозданном виде. Лапотники-янки разбавляют виски содовой, но истинный джентльмен, не отравленный американской цивилизацией, пользует только обыкновенную воду: минералка или газировка моментально меняют неповторимый вкус скотча. Считается дурным тоном бросать лед в солодовый виски: молт хрупок, как душа поэта, и даже невинная льдинка способна подорвать ауру родника. Джентльменам противопоказано хряпать виски одним залпом из водочной рюмки — это все равно что слушать, pardon, задницей Прелюды Шопена, — желательно цедить из специального стаканчика с тяжелым дном, медленно и вдумчиво, воображая себя Шерлоком Холмсом, разгадывающим очередное преступление. Так пьют англичане, но русский характер — что там говорить! — посильнее любых сухих теорий, поэтому порой неожиданно видишь соотечественника, который опустошает бутылку виски на подоконнике в подъезде, закусывая ржавой килькой, или выдувает ее «на троих» в проходном дворе…
Пожалуй, ни один напиток не требует такого учета места и времени, такой тщательной продуманности каждой детали в общей картине. Прекрасен вид англичан в строгих полосатых костюмах, трепетно сжимающих стаканы со скотчем, в которых призывно позванивает ледок. К сожалению, на шумной тусовке эти респектабельные джентльмены, расталкивая друг друга локтями, вдруг бросаются на растерзание несчастного лосося на столе, — вся эта суета подрывает ауру скотча!
Но истинный вискоман предпочитает домашнюю обстановку: краснокожее кресло «Честерфилд», в котором можно откинуться и вытянуть ноги к догорающему камину (тут хороши вельветовые брюки и замшевые, светлые туфли), низкий столик, где фарфоровая доска с сыром «Стилтон» и крекерами, — драгоценный бокал отменно чувствует себя в этой обстановке. Взгляд пьющего должен слегка блуждать, с трудом отрываясь от прелестей напитка, останавливаться на картинах Уистлера или Гейнсборо, задерживаться на свечах, мерцающих в бронзовых канделябрах, переходить на задумчивый лик любимой в черной шали. Особый изыск — это увлечь возлюбленную на ковер (желательно персидский, а не дешевый палас), поставить бокал скотча рядом, положить по соседству кота и попросить его помурлыкать…
— Никогда не дождешься! — вскричал Чеширский Кот. — Ты тут распространялся о вельветовых брюках, Гейнсборо и канделябрах, но ведь твоя Россия совершенно другая, и большинство самозабвенно глушит водку и откровенно презирает виски. Русский человек и виски несовместны, как гений и злодейство.
— Врешь! — вскричал я гневно, болея за Родину.
Я слушал Кота и думал: сколько живет в этом мире ненавистников виски! Прежде всего, я весьма сомневаюсь, что к скотчу привержен прекрасный пол и в Англии, и в России, то есть нельзя сказать, что дамы совсем его не пьют, но и нельзя сказать, что пьют. Исключение составляют лишь жены любителей виски, которых мужья в течение многих лет ловко втянули в питие. Они верны напитку, как своим мужьям, и всегда на их поминках выставляют на стол виски.
А что делать джентльмену, если он сидит у камина с совершенно сногсшибательной красоткой, которая морщит нос, взглянув на скотч, а «Мумм брют» под рукой отсутствует (и фунтов, между прочим, в обрез) — форс-мажорная ситуация! Джин, конечно же, джин! Увы, его почему-то изобрели не англичане, а голландцы, причем всё началось с лекарств, настоянных на можжевельнике. Джин — самый легкий и демократический напиток, удобный почти в любых ситуациях, дамы порой обожают джин гораздо больше, чем мужчин. Разумеется, со льдом, с тоником, или биттерсом, или с оранжадом. Некоторые самоубийцы перед решающим шагом принимают полстакана теплого джина, разумеется, чистого. Джин неприхотлив, он славно пьется и в сарафане, и в норковой шубе, и во фланелевом костюме в полоску, при галстуке и без. И все-таки лучше всего он идет летом, и особенно приятно его пить нагишом.
— Позволь, — прервал мои размышления Чеширский Кот, читавший мысли без всякого труда. — Но мы удалились от сногсшибательной английской кошки, категорически не пьющей виски… Что делать, если она напряжена, часто выбегает в туалет и мажет губы, а у тебя трясутся лапы от робости, заплетается язык и холодеет кончик хвоста? Как преодолеть этот страшный барьер?
Из своей многогранной шпионской практики могу посоветовать напиток, которым прославленный английский бабник Джеймс Бонд одурманивал головы своим ворогам-соблазнительницам, используя их слабость к джину. Это коктейль «Драй мартини»: одна треть стандартного стаканчика вышеупомянутого итальянского вермута, обязательно экстра сухого, 2/3 джина, прыснуть биттерс, повесить на стаканчик дольку лимона и положить сверху зеленую оливку. Англичанки выдерживают не больше трех доз и сразу после этого валятся, как подкошенные, в койку; русским бабам, которые и коня остановят, и в горящую избу войдут, потребуется пять-шесть доз…
Тут долг чести похвастаться, что меня приобщил к «Драй мартини» очень серьезный журналист «Санди телеграф» сэр Перегрин Уорстхорн, у него на домашнем банкете я прилично надрался этой дьявольской смесью, не смог сдержать свою русскую чувственность и уволок к себе в машину одну гостью, не представляющую никакого оперативного интереса, но зато смазливую. Вот как все выглядит в мемуарах сэра Перегрина: «Любимов был популярным гостем, завлекавшим некоторых леди, в частности, Пэт Гейл, которая прибыла в ресторан, где мы ужинали после банкета, и красочно рассказала о «десяти футах русского языка, пытавшегося набросить лассо на мои гланды».» Вот вам и природная сдержанность англичан! Хорошо, что я уже в отставке, а представьте, какое впечатление произвел бы такой пассаж на отдел кадров… Но все равно я тайно горжусь и длиной, и толщиной своего языка и понимаю восхищение нежных гланд Пэт Гейл, которую я совершенно не помню.
Искусство разведки трудно представить без пьянства, в технике шпионажа бокал спиртного и обаятельная улыбка — самое важное оружие. Наверное, и Ева, прежде чем соблазнить Адама яблоком, подсунула ему немного спиртного. Я сам однажды тащил из ресторана в номер пьяного в дрезину английского агента-консерватора, который прибыл в Москву по нашему приглашению, почувствовал себя как дома и расслабился. Бывали у нас и агенты-алкоголики. В 30-е годы шифровальщик Форин-офиса (и алкоголик) по кличке «Арно» работал с нашим разведчиком Быстролетовым, выступавшим как венгерский граф. Вот что пишет Быстролетов в своем донесении: «Немытый, растрепанный, с ввалившимися глазами и осунувшимся лицом, он производил впечатление вконец опустившегося алкоголика. Я тряс его за плечи и в конце концов разбудил, и что же? Не открывая глаза, он протянул руку, нащупал бутылку вина, выпил и, видимо приняв меня за жену, сказал: «Пошла вон, старая сука», и снова заснул». Наш знаменитый агент Дональд Маклин, работавший дипломатом в Каире вскоре после войны, так нажрался на банкете, что объявил о своей работе на советскую разведку (естественно, никто из коллег ему не поверил, сочтя это «черным юмором»), а потом бросился в резиденцию американского посла и раздолбал там всю мебель, выкрикивая антиамериканские лозунги.
В нашем шпионском деле без выпивки нельзя, но не верьте ветеранам, вспоминающим, как при приеме в разведку их заставляли выпить пару бутылок водки (Петр I при направлении за границу проверял бояр на целом ведре). Все это ерунда, хотя на умение пить постоянно обращают внимание и тех, кто надирается, быстренько отчисляют. Помнится, на выпускном вечере в разведшколе отличник-слушатель после пары рюмок водки вдруг схватил на руки и начал подбрасывать под потолок преподавательницу английского языка — в загранкомандировку дальше Мытищ он не уехал. Другой разведчик, попахивая утренним перегаром, доложил резиденту, что английский парламентарий, с которым он накануне имел счастье отужинать, согласился на конспиративное сотрудничество. Резидент чуть не разрыдался от счастья, расцеловал подчиненного в обе щеки и пообещал ходатайствовать об ордене. А потом оказалось: оба так налимонились, что депутат парламента согласился в случае Третьей мировой войны взорвать мост Ватерлоо.
Английский писатель Кингсли Эмис: «Когда мы выпили польского спирта, я говорил только дважды. Первый раз я произнес: «Прекратите смеяться, на вас еще не подействовало», а чуть позже добавил: «Пойду-ка я спать, пожалуй»».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.