А паразиты никогда

А паразиты никогда

Есть такой анекдот. Едет новый русский в мерседесе и видит, что по тротуару старушка идет, а перед ней люк открытый, сейчас она упадет. Новый русский высовывается из окна и дружелюбно кричит: Бабка! Это… типа… опа!

Так называемые слова-паразиты человек употребляет, когда ему не хватает обычных слов, как в песне из фильма «Карнавальная ночь»: Я не знаю, как начать, / В общем, значит, так сказать… Но действительно ли эти слова лишние в языке?

Наша обычная речь — спонтанная, то есть неподготовленная. Мы одновременно говорим и думаем. Человек не всегда успевает сформулировать свою мысль, ему приходится останавливаться, чтобы подумать или подыскать подходящее слово. Конечно, вы можете замолчать и держать паузу до тех пор, пока не придумаете абсолютно гладкую фразу. Но тогда собеседник будет сомневаться: то ли вы все еще формулируете, то ли уже заснули или отвлеклись. Вот тут и приходят на помощь всевозможные эээ, мэээ, ну, это и так далее. Это своего рода сигналы: я здесь, я на связи, сейчас уже скажу, ждите ответа. Кроме того, в режиме цейтнота не всегда удается найти самое подходящее слово и приходится удовлетворяться более или менее подходящим. Многие слова-паразиты: вроде, типа, как бы и так далее — имеют именно такую функцию: мол, слово, может, и не совсем подходящее, но другое что-то пока в голову не приходит.

Соответственно, наличие в речи слов-паразитов — это своего рода знак естественности, неподготовленности речи. У Грибоедова о Чацком: И говорит как пишет! — но хорошо ли принимаются его пламенные монологи? Часто собеседник гораздо лучше вас воспринимает, если вы прямо на его глазах и вместе с ним формулируете мысль, ищете слово. Этот эффект знаком любому преподавателю. Бывает, объясняешь что-то, что объяснял уже тысячу раз, и точно знаешь, что надо сказать и какими словами. Но если просто отбарабанить готовый текст, никто ничего не усвоит. Гораздо лучше, если слегка имитировать спонтанность: остановиться, призадуматься, как бы поискать слово: ученик тогда будет думать вместе с вами, тоже искать это слово — и поймет и запомнит вашу мысль гораздо лучше. Замечательны в этом отношении телевизионные лекции ныне покойного профессора Тартуского университета Ю. М. Лотмана о русской культуре. Речь Лотмана никак нельзя назвать гладкой: он экает, хмыкает, хихикает. Но слушать его — истинное наслаждение: полная иллюзия, что он только что поговорил лично, например, с Чаадаевым, а теперь говорит лично с вами. Причем говорить с вами ему страшно интересно, он вот как раз нечто увлекательное узнал или придумал и спешит поделиться. Возможно, если экать начнет другой человек, который не умеет так замечательно рассказывать, — это только испортит его речь. Но в случае с Лотманом, как поется в песенке Окуджавы, «мне это ничуть не мешает и даже меня возвышает».

Любое из, на первый взгляд, бессмысленных слов-паразитов на самом деле имеет свой особый смысл, и все они друг от друга отличаются. Кажется, что неважно, пересыпает ли человек свою речь бесконечными так сказать или предпочитает это, типа или как бы. В действительности это совсем разные люди.

Например, человек, который через слово говорит это, это человек, которому вообще каждое слово дается с трудом, это тугодум, или, как теперь говорят, тормоз. Напротив того, так сказать — точнее обычно тскать — часто говорят люди, которые за словом в карман не лезут, говорят очень быстро и с помощью этого тскать пытаются расчленить свою речь на отрезки, чтобы облегчить слушателю понимание.

Особая история со словом как бы. Оно приобрело популярность, по-моему, в позднесоветский период как интеллигентское словцо. Первоначально в нем была даже некоторая фронда, поскольку постоянное как бы означало демонстративный отказ от категоричности суждений, присущей официальным текстам. Не исключено, что мода на как бы тогда была связана с интересом интеллигенции к Достоевскому: известно, что как бы — одно из особенно любимых им слов. Потом, как это происходит со многими культурными явлениями, как бы опустилось в более низкие социальные слои, растеряв при этом большую часть своего содержания. Теперь вечное как бы стало проявлением простого жеманства. Характерно оно в основном для женской речи.

Другая, даже отчасти противоположная судьба у слова-паразита типа. Мода на него пришла из речи братвы. Внимательный к деталям тележурналист Леонид Парфенов в одной из своих передач даже говорил о произносимом со специфическим прононсом типаа как об особой примете середины 90-х годов XX в. Потом, однако, типа замелькало и в речи интеллигенции, потеснив утратившее свое обаяние как бы. Этим типа, произносимым уже без всякого особого «прононса», пока еще чуть ироничным и цитатным, человек показывает, что он не какой-нибудь кабинетный червь, ему не чужды современные общественные процессы, а может быть, он даже и сам крутой. — А ты здесь типа работаешь? — Да типа того. Так теперь разговаривают многие интеллектуалы.