Ведуны, ведьмы, упыри и оборотни

Ведуны, ведьмы, упыри и оборотни

Народные предания ставят ведуна и ведьму в весьма близкое и несомненное сродство с теми мифическими существами, которыми фантазия издревле населяла воздушные области. Но есть и существенное между ними различие: все стихийные духи более или менее удалены от человека, более или менее представляются ему в таинственной недоступности; напротив, ведуны и ведьмы живут между людьми и с виду ничем не отличаются от обыкновенных смертных, кроме небольшого, тщательно скрываемого хвостика. Простолюдин ищет их в собственной среде; он даже укажет на известных лиц своей деревни как на ведуна или ведьму и посоветует их остерегаться. Еще недавно почти всякая местность имела своего колдуна, и на Украине до сих пор убеждены, что нет деревни, в которой не было бы ведьмы. К ним прибегают в нужде, просят их помощи и советов; на них же обращается и ответственность за все общественные и частные бедствия.

Ведун и ведьма (ведунья, вещица - от корня вед, вещ) означают вещих людей, наделенных духом предвидения и пророчества, поэтическим даром и искусством целить болезни. Названия эти совершенно тождественны со словами «знахарь» и «знахарка», указывающими на то же высшее ведение [62 - Нем. hexe Я. Гримм объясняет скандинавским hagr - dexter, artifi ciosus; следовательно, hexe - то же, что лат. saga, т. е. хитрая, мудрая (вещая) жена.]. Областные говоры, летописи и другие старинные памятники предлагают несколько синонимов для обозначения ведуна и ведуньи, называют их колдунами, чародеями, кудесниками и волхвами, вещими женками, колдуньями, чаровницами, бабами-кудесницами и волхвитками.

Чары- это те суеверные, таинственные обряды, какие совершаются, с одной стороны, для отклонения различных напастей, для изгнания нечистой силы, врачевания болезней, водворения семейного счастия и довольства, а с другой - для того, чтобы наслать на своих врагов всевозможные беды и предать их во власть злобных, мучительных демонов. Чаровник, чародеец [63 - Слово, встречающееся в Святославовом Изборнике и у митрополита Кирилла.] - тот, кто умеет совершать подобные обряды, кому ведомы и доступны заклятия, свойства трав, корений и различных снадобий; очарованный -заклятый, заколдованный, сделавшийся жертвою волшебных чар. Кудесник, по объяснению Памвы Берынды, чаровник; в Рязанской губернии окудник - колдун; кудесить - колдовать, ворожить, кудеса - в Новгородской и Вологодской губерниях: святочные игрища и гадания, а в Тульской - чара, совершаемая колдуном с целию умилостивить разгневанного домового и состоящая в обрядовом заклании петуха (остаток древней жертвы пенатам). Стоглав замечает, что когда соперники выходят на судебный поединок, «и в те поры волхвы и чародейники от бесовских научений пособие им творят, кудесы бьют».

В основе приведенных слов лежит корень куд (чуд); старочеш. c?diti - очищать, zuatocudna - вода, то есть очистительная, cudar - судья (по связи древнего суда с религиозными очистительными обрядами). Профессор Срезневский указывает, что глагол кудити употребляется чехами в смысле заговаривать; у нас прокуда - хитрый, лукавый человек [64 - Прокудливая берёза = чтимая язычниками.]. Корень чуд вполне совпадает по значению с див (светить, сиять); как от последнего образовались слова «диво», «дивный», «дивиться», так от первого - «чудо» (множ. чудеса = кудеса), «чудный», «чудесный» (в Новгородской губернии- кудесный), «чудиться», как с словом «кудеса» соединяется понятие о чародействе, так тот же самый смысл присваивают древние памятники и речению дивы. В Святославовом Изборнике (1073 г.) читаем: «. дане будеть влхвуяй влшьбы, или вражай и чяродсиць, или баяй [65 - От баяти - заговаривать.] и дивы творяй и тробьный влхв»; Кормчая книга запрещает творить коби [66 - Кобь - в старинных рукописях: волшебство, а в совр. языке (в Пермск. губ.): худое дело, зло.] и дивы. Сверх того, дивами издревле назывались облачные духи - великаны и лешие (дивии люди и дивожены); согласно с этим, и словам «чудо», «чудовище» давалось и дается значение исполина, владыки небесных источников и лесов.

Таким образом, язык ясно свидетельствует о древнейшей связи чародеев и кудесников с тученосными демонами - великанами и лешими; связь эта подтверждается и сканд. troll, которое служит общим названием и для тех, и для других. Слово «колдун» в коренном его значении доселе остается неразъясненным. По мнению г. Срезневского, колдуном (славянский корень клъд - колб или калд - клуб - куд) в старое время называли того, кто совершал жертвенные приношения; в хорутанском наречии калдовати- приносить жертву, калдо ванц - жрец, калдовница и калдовише - жертвенник.

В словаре Даля колдовать истолковано как ворожить, гадать, творить чары («чем он колдует? снадобьями, наговорами»). Наконец, волхв - название, известное из древних рукописей и доныне уцелевшее в лубочных сказках и областных говорах: у Нестора слова «волхв» и «кудесник» употребляются как однозначащие, в переводе Евангелия: «се волсви от восток приидоше во Иерусалим» (Матф. II, 1); в троянской истории о Колхасе сказано: «влхов и кобник хитр», в Вологодской губернии волхат (волхит) - колдун, волхатка (волхвитка) - ворожея, в Новгородской волх- колдун, угадчик, прорицатель, в Калужской валхвить - предугадывать, предузнавать, малорус, волшити - хитрить; производные волшебный, волшебство пользуются гражданством и в литературной речи; у болгар волхв, вохв- прорицатель, волшина- брань, хорв. вухвец, вуховец - python и вухвица - pythonissa, у Вацерада: phytones, sagapetae = wlchwec, wlchwico.

Сверх дара прорицаний волхвам приписывается и врачебное искусство. Рядом с мужскою формою «волхв» встречаем женскую «влхва», которой в скандинавском соответствует v?lva (valva, v?la, vala) - колдунья, пророчица - и притом, по свидетельству древней Эдды (см. Voluspa), существо вполне мифическое. Г. Буслаев сближает с этими речениями и фин. volho, velho - колдун; «как сканд. volva, - говорит он, - является в сжатой форме vola, так и фин. v?lho, velho - колдун; «как сканд. v?lva, - говорит он, -является в сжатой форме v?la, так и фин. v?lho изменяется в v?llo. По свойству славянского языка гласный звук перед плавным переходит по другую сторону плавного, например helm - шлем; потому v?lva, v?lho является в Остромировом Евангелии в древнеславянской форме влхв, а русский язык ставит гласный звук и перед плавным и после, например шелом: следовательно, волхв или волхов (у Нестора: волсви), собственно, русская форма». Корень для слова «волхв» г. Буслаев указывает в санскр. валг - светить, блистать, подобно тому, как жрец происходит от жреть, гореть [67 - Связь колдовства с жертвоприношениями подтверждается и свидетельствами немецкого языка: fornaeskja - колдовство и form - жертва; zoupar, др. - верхненем. zepar, англосакс. teafor и tifer роднят оба эти понятия.] и старинное поучительное слово принимает имена «волхв» и «жрец» за тождественные по значению.

Итак, обзор названий, присваивавшихся ведунам и ведьмам, наводит нас на понятия высшей, сверхъестественной мудрости, предвидения, поэтического творчества, знания священных заклятий, жертвенных и очистительных обрядов, умения совершать гадания, давать предвещания и врачевать недуги.

Все исчисленные дарования исстари признавались за существенные, необходимые признаки божественных и демонических существ, управлявших дождевыми тучами, ветрами и грозою. Как возжигатель молниеносного пламени, как устроитель семейного очага, бог-громовник почитался верховным жрецом; с тем же жреческим характером должны были представляться и сопутствующие ему духи и нимфы. Как обладатели небесных источников, духи эти и нимфы пили «живую воду» и в ней обретали силу поэтического вдохновения, мудрости, пророчества и целений - словом, становились вещими: ведунами и ведьмами. Но те же самые прозвания были приличны и людям, одаренным особенными талантами и сведениями в деле вероучения и культа; таковы служители богов, гадатели, ворожеи, врачи, лекарки и поэты, как хранители мифических сказаний.

В отдаленную эпоху язычества ведение понималось как чудесный дар, ниспосылаемый человеку свыше; оно по преимуществу заключалось в умении понимать таинственный язык обожествленной природы, наблюдать и истолковывать ее явления и приметы, молить и заклинать ее стихийных деятелей; на всех знаниях, доступных язычнику, лежало религиозное освящение: и древний суд, и медицина, и поэзия - все это принадлежало религии и вместе с нею составляло единое целое. «Волсви и еретицы и богомерские бабы-кудесницы и иная множайшая волшебствуют», - замечает одна старинная рукопись, исчислив разнообразные суеверия.

Колдуны и колдуньи, знахари и знахарки до сих пор еще занимаются по деревням и селам врачеваниями. Болезнь рассматривается народом как злой дух, который после очищения огнем и водою покидает свою добычу и спешит удалиться. Народное лечение главнейшим образом основывается на окуривании, сбрызгивании и умывании, с произнесением на болезнь страшных заклятий. По общему убеждению, знахари и знахарки заживляют раны, останавливают кровь, выгоняют червей, помогают от укушения змеи и бешеной собаки, вылечивают ушибы, вывихи, переломы костей и всякие другие недуги [68 - Во многих местах коновалы считаются за колдунов.]; они знают свойства как спасительных, так и зловредных (ядовитых) трав и кореньев, умеют приготовлять целебные мази и снадобья, почему в церковном уставе Ярослава наряду с чародейками поставлена зеленица (от зелье - злак, трава, лекарство, озелить- обворожить, околдовать, стар, зелейничество - волшебство); в областном словаре: травовед - колдун (Калужская губ.), травница и кореныцица - знахарка, колдунья (Нижегородская губ.).

В травах, по народному поверью, скрывается могучая сила, ведомая только чародеям; травы и цветы могут говорить, но понимать их дано одним знахарям, которым и открывают, на что бывают пригодны и против каких болезней обладают целебными свойствами. Колдуны и ведьмы бродят по полям и лесам, собирают травы, копают коренья и потом употребляют их частию на лекарства, частию для иных целей; некоторые зелья помогают им при розыске кладов, другие наделяют их способностью предвидения, третьи необходимы для совершения волшебных чар. Сбор трав и корений главным образом совершается в середине лета, на Ивановскую ночь, когда невидимо зреют в них целебные и ядовитые свойства. Грамота игумена Памфила 1505 года восстает против этого обычая в следующих выражениях: «.исходят обавници, мужи и жены-чаровници по лугам и по болотам, в пути же ив дубравы, ищуще смертные травы и привета чревоотравного зелиа, на пагубу человечеству и скотом; ту же и дивиа копают корениа на потворение и на безумие мужем; сиа вся творят с приговоры действом дияволим».

Заговоры и заклятия, эти обломки древнеязыческих молитвенных возношений, доныне составляют тайную науку колдунов, знахарей и знахарок; силою заповедного слова они насылают и прогоняют болезни, соделывают тело неуязвимым для неприятельского оружия, изменяют злобу врагов на кроткое чувство любви, умиряют сердечную тоску, ревность и гнев и, наоборот, разжигают самые пылкие страсти - словом, овладевают всем нравственным миром человека.

Лечебные заговоры большею частью произносятся над болящим шепотом, почему глагол шептать получил значение колдовать; шептун - колдун, наговорщик, шептунья, или шептуха, - колдунья, у южных славян лекарь называется «мумлавец» от мумлати -нашептывать; в некоторых деревнях на Руси слово «ворожея» употребляется в смысле лекарки, ворожиться- лечиться, приворожа- таинственные заклятия, произносимые знахарями, ворожбит- колдун, знахарь [69 - У чехов лечением недугов заведовали vestci, hovorici, zaklinaci, carodejnici, hadaci.]. В народной медицине и волшебных чарах играют значительную роль наузы, узлы, навязки- амулеты. Старинный проповедник, исчисляя мытарства, по которым шествует грешная душа по смерти, говорит: «Тринадцатое мытарство - волхование, потворы, наузы».

Софийская летопись под 1044 годом рассказывает о Всеславе: «.матери бо родивши его, бе ему на главе знамя язвено - яма на главе его; рекоша волсви матери его: се язвеио, навяжи нань, да носить ё (наузу) до живота своего на себе». По свидетельству Святославова Изборника, «проклят бо имей надеждж на человека: егда бо ти детищь болить, то ты чародеиць иштеши и облишьная писания на выя детьм налагавши».

В вопросах Кирика, обращенных к новгородскому епископу Нифонту, упоминается о женах, которые приносили больных детей к волхвам, «а не к попови на молитву». В слове о злых дусех, приписанном святому Кириллу, читаем: «. а мы суще истинные христиане прельщены есмы скверными бабами. оны прокляты и скверны и злокозньны (бабы) наузы (наузами) много верные прельщают: начнеть на дети наузы класти, смеривати, плююще на землю, рекше - беса проклинасть, а она его боле призываеть творится, дети врачующе»- и несколько ниже: «.а мы ныня хотя мало поболим, или жена, или детя, то оставлыпе Бога- ищем проклятых баб-чародеиць, наузов и слов прелестных слушаем».

В Азбуковнике, или Алфавите, сказано: «.а бесовска нарицапия толкованы сего ради, понеже мнози от человек приходя щи к волхвам и чародеем, и приемлют от них некакая бесовская обояния наюзы и носят их на собе; а иная бесовская имена призываху волхвы и чародеи над ествою и над питием и дают вкушати простой чади, и тем губят душа человеческая; и того ради та зде писаны, да всякому православному христианину яве будет имя волчье, да нехто неведы имя волчие вместо агнечя при и мет неразумием, мня то агнечье быти» [70 - По другим спискам это место читается так: «.отпадшая же, рекша бесовская имена на обличение волхвом и чародеем зде написахом толковании; повеже чародеи и волхвы, написуще бесовская имена, дают их простым людям, повелевающе им тая имена носити; иногда же и на ядь какову написующе или над питием именующе -дают та снедати простой чади. Сего ради зде объявихом имена сатанинская, да никто же от простой чади волчье имя приимет, и вместо света тму удержав, неразумия ради душу свою погубит». «Понеже бо злочестивии волхвы и чародеи в различных их мнимых заговорных молитвах пишут иностранною речью бесовская имена, так о же творят и над питием, шепчюще призывают та злая имена и дают ту ядь и питие болным вкушати, овем же с теми злыми имены наюзы на персех дают носити».].

Митрополит Фотий в послании своем к новгородцам (1410 г.) дает такое наставление церковным властям: «.учите (прихожан), чтобы басней не слушали, лихих баб не приимали, ни узлов, ни примовленья, ни зелиа, ни вороженья». Но обычай был сильнее этих запретов, и долго еще «мнози от человек, приходя щи к волхвам и чародеям, принимали от них некая бесовская наюзы и носили их на себе». В рукописных сборниках поучительных слов XVI столетия встречаем упреки: «.немощ волшбою лечат и назы чаровании и бесом требы приносят, и беса, глаголемаго трясцю (лихорадку) творят(ся) отгоняющи. Се есть проклято. Того деля многи казни от Бога за неправды наши находят; не рече бо Бог лечитися чаровании и наузы, ни в стречу, ни в по лаз, ни в чех веровати, то есть поганско дело».

Царская окружная грамота 1648 года замечает: «.а иные люди тех чародеев и волхвов и богомерских баб в дом к себе призывают и к малым детем, и те волхвы над больными и над младенцы чинят всякое бесовское волхование» [71 - В житие Зосимы и Савватия занесен рассказ о новгородском госте Алексее Курнекове, который обращался к волхвам, испрашивая у них помощи своему болящему сыну «и ничтоже успеше».]. Болгарская рукопись позднейшего письма осуждает жен, «кои завезують зверове (вар. скоти) и мечки, и гледать на воду, и завезують деца малечки» (детей). Знахарям, занимавшимся навязыванием таких амулетов, давались названия наузника и узольника, как видно из одной рукописи Санкт-Петербургской публичной библиотеки, где признаны достойными отлучения от святого причастия: обавник, чародей, скоморох и узольник.

Наузы состояли из различных привязок, надеваемых на шею: большею частию это были травы, коренья и иные снадобья (уголь, соль, сера, засушенное крыло летучей мыши, змеиные головки, змеиная или ужовая кожа и проч.), которым суеверие приписывало целебную силу от той или другой болезни; смотря по роду немощи, могли меняться и самые снадобья [72 - Наузы (чеш. navusi, navasy; navasovati - колдовать) в употреблении и между другими славянскими племенами.]. Иногда, вместо всяких целительных средств, зашивалась в лоскут бумажка с написанным на ней заговором и привешивалась к шейному кресту. У германских племен привязывались на шею, руку или другую часть тела руны (тайные письмена) для излечения от болезни и противодействия злому колдовству, и амулеты эти назывались ligaturae (в Средние века) и angehenke.

В христианскую эпоху употребление в наузах ладана (который получил особенно важное значение, потому что возжигается в храмах) до того усилилось, что все привязки стали называться ладанками - даже и тогда, когда в них не было ладану. Ладанки до сих пор играют важную роль в простонародье: отправляясь в дальнюю дорогу, путники надевают их на шею в предохранение от бед и порчи. В XVII веке был приведен в приказную избу и наказан батогами крестьянин Игнашка за то, что имел при себе «корешок невелик, да травки немного завязано в узлишки у (шейного) креста».

Навешивая на себя лекарственные снадобья или клятвенные, заговорные письмена, силою которых прогоняются нечистые духи болезней, предки наши были убеждены, что в этих наузах они обретали предохранительный талисман против сглаза, порчи и влияния демонов и тем самым привязывали, прикрепляли к себе здравие. Подобными же наузами девы судьбы привязывали новорожденным младенцам дары счастия - телесные и душевные совершенства, здоровье, долголетие, жизненные радости и проч.

Народные сказания смешивают дев судьбы с вещими чародейками и возлагают на тех и других одинаковые обязанности; так, скандинавские вельвы отождествляются с норнами: присутствуют и помогают при родах и предсказывают будущую судьбу младенца. В той же роли выступали у славян вещие женки, волхвицы; на это указывает, с одной стороны, обычай приносить детей к волхвам, которые и налагали на них наузы, а с другой стороны-областной словарь, в котором повитуха, помощница при родах, называется «бабка», глагол же бабкать означает нашептывать, ворожить.

Но приведенное нами объяснение далеко не исчерпывает всех поводов и побуждений, какими руководствовались в старину при наложении науз. Речения связывать, делать узлы, опутывать могут служить для указания различных оттенков мысли и, смотря по применению, получают в народных преданиях и обрядах разнообразное значение. В заговорах на неприятельское оружие выражения эти означают то же, что запереть, забить вражеские ружья и тулы, чтоб они не могли вредить ратнику: «.завяжу я, раб Божий, по пяти узлов всякому стрельцу немирному, неверному на пищалях, луках и всяком ратном оружии. Вы, узлы, заградите стрельцам все пути и дороги, замкните все пищали, опутайте все луки, повяжите все ратные оружия; и стрельцы бы из пищалей меня не били, стрелы бы их до меня не долетали, все ратные оружия меня не побивали. В моих узлах сила могуча змеиная сокрыта - от змея двунадесятьглавого».

По сходству ползучей, извивающейся змеи и ужа с веревкою и поясом, сходству, отразившемуся в языке (ужище - веревка = гуж и уж; в народной загадке пояс метафорически назван ужом), чародейным узлам заговора дастся та же могучая сила, какая приписывается мифическому многоглавому змею. В старину верили, что некоторые из ратных людей умели так «завязывать» чужое оружие, что их не брали ни сабли, ни стрелы, ни пули. Такое мнение имели современники о Стеньке Разине.

Увидевши первый цвет на огурцах, тыквах, арбузах или дынях, хозяйка перевязывает огудину красною ниткою из пояса и произносит: «Як густо сей пояс вязався, щоб так и мои огурочкы густо вязались у пупянкы в огудини». Здесь высказывается желание, чтобы не было пустоцвета; цвет, зарождающий плод, называется завязью, и на этом слове создались самый заговор и сопровождающий его обряд. Того, кто сажал в печь свадебный каравай, подвязывают утиральником и сажают на покутье, чтоб каравай не разошелся, не расплылся.

Чтобы ребенок стал скорее ходить, для этого на Руси разрезывают ножом промеж его ног те невидимые путы, которые задерживают его ходу. Подобных поверий и обрядов много обращается в среде поселян. Относительно болезней и вообще всякого зловредного влияния нечистой силы речение связывать стало употребляться, во-первых, в значении заповедного слова, связывающего мучительных демонов и тем самым подчиняющего их воле заклинателя. Апокрифическое слово о кресте честне (по болгарской рукописи) заставляет Соломона заклинать демонов принести ему третье древо этой формулой: «Завязую вас аз печатаю Господнею». Припомним, что печать в старину привешивалась на завязанном шнуре [73 - Печать- эмблема излагаемых уз: запечатать кому уста- все равно что «завязать кому рот», т. е. заставить молчать. Особенно важную роль играет это слово в заговорах на становление крови («запечатать рану»), вследствие сродства его с выражением «кровь или рана запеклась».]. Тою же формулой действует заговор и против злых колдунов и ведьм: «Завяжи, Господи, колдуну и колдунье, ведуну и ведунье и упирцу (уста и язык) на раба Божия (имярек) зла не мыслити».

Завязать получило в устах народа такой смысл воспрепятствовать, не допустить: «мини як завязано» (малоросс.) - мне ничто не удается. Заговорные слова, означавшие победу заклинателя над нечистыми духами болезней и смерти, опутывание их, словно пленников, цепями и узами (по необходимому закону древнейшего развития, когда все воплощалось в наглядный обряд) вызвали действительное завязывание узлов; узлы эти завязывались на теле больного, так как, по древнему воззрению, демон болезни вселялся в самого человека.

До сих пор еще наузы нередко состоят из простой нитки или бечевки с узлами; так, от лихорадки носят на руках и ногах повязки из красной шерсти или тесьмы; девять ниток такой шерсти, навязанные на шею ребенка, предохраняют его от скарлатины (краснухи); от глистов употребляют то же навязывание пряжи на детей [74 - Красная повязка оберегает ребенка от порчи.]. Красный цвет нити указывает в ней символическое представление молнии, прогоняющей всякую демонскую силу. В Тверской губернии для охраны стада от зверей вешают на шею передовой [75 - Корова, которая ходит впереди стада.] коровы сумку с каким-то снадобьем; сумка эта называется «вязло», и значение чары состоит в том, что она связывает пасть дикого зверя.

При весеннем выгоне лошадей в поле крестьяне берут висячий замок и, то запирая его, то отмыкая, обходят трижды кругом стада и причитают: «Замыкаю я сим булатным замком серым волкам уста от моего табуна». За третьим обходом запирают замок окончательно и кладут его в воротах, через которые выгоняют лошадей, после того подымают замок и прячут где-нибудь, оставляя замкнутым до поздней осени, пока табун гуляет в поле. Крепкое слово заговора, словно ключом, замыкает уста волков.

Подобным образом болгары думают сберечь свои стада суеверным обрядом, основанным на выражении зашить волчьи уши, очи и уста. Вечером баба берет иголку с ниткою и начинает зашивать полу своей одежды, а какой-нибудь мальчик ее спрашивает: «Что шиеш, бабо?» - «Зашивам, сынко, на влъцыте уши-те, да не чуят овце-те, козы-те, свинете и теленца-та». Мальчик повторяет свой вопрос и получает ответ: «Зашивам, сынко, на влъцы-те очите, да не видят овце-те» ит. д. В третий раз баба говорит: «Зашивам на влъцы-те устате, да не едят» овец, коз, свиней и телят» [76 - В Смоленской губернии, выгоняя скот на Юрьев день в поле, читают следующее заклятие: «Глухой, глухой! ци слышишь? - Не слышу! - Когда б дал Бог, чтоб волк не слыхал нашего скота. Хромой, хромой! ци дойдзешь? - Не дойду! - Когда б дал Бог - не дошел волк до нашего скота. Слепой, слепой! ци видзишь? - Не вижу! - Дай Бог, чтоб волк не видал нашего скота».]. Во-вторых, науза рассматривалась как крепкий запор, налагаемый на человека с целию преградить (замкнуть, завязать) доступ к его телу.

Нить или бечева с наглухо затянутыми узлами или еще лучше- сеть (потому что нигде нет столько узлов, как на ней) почитаются охранительными средствами против нечистой силы, колдунов и ведьм. Чтобы поймать ведьму, должно спрятаться под осиновую борону и ловить ее уздою; под бороною она не может повредить человеку, так как верхняя часть бороны делается из свитых (сплетенных) вместе лоз. В некоторых местах, наряжая невесту к венцу, накидывают на нее бредень (рыболовную сеть) или, навязав на длинной нитке как можно более узелков, подвязывают ею невесту, делается это с намерением противодействовать порче. Точно так же и жених и самые поезжане опоясываются сеткою или вязаным поясом - в том убеждении, что колдун ничего злого не в силах сделать до тех пор, пока не распутает бесчисленных узлов сети или пока не удастся ему снять с человека его пояс [77 - Кто желает добыть шапку-невидимку или неразменный червонец от нечистого, тот, по народному поверью, может выменять у него эти диковинки на черную кошку, но непременно должен обвязать ее сетью или ниткою с узелками, а то беда неминучая! Сказанное же средство спасает от несчастья, потому что нечистый до тех пор связан в своих злобных действиях, пока не распутает всех узлов.].

Некоторые крестьяне думают, что ходить без пояса грешно. В-третьих, с наузою соединялось понятие целебного средства, связующего и скрепляющего разбитые члены больного. Если разовьется рука, то есть заболит связка ручной кисти [78 - То место, где кисть руки соединяется с костью, идущей от локтя, крестьяне называют: «заве(и)ть».], то на Руси принято обвязывать ее красной пряжею. Такое симпатическое лечение известно и у немцев. Кроме того, на Vogelsberg’e от лома в костях носят железные кольца, выкованные из такого гвоздя или крюка, на котором кто-нибудь повесился. Чтобы избавиться от головной боли, немцы обвязывают виски веревкой, на которой был повешен преступник; во Франции же такую веревку носят для отвращения зубной боли: эта повязка должна закрепить и череп, и зубы.

В случае вывиха или перелома и у нас, ив Германии поселяне отыскивают дерево, которое, разделившись на две ветви, потом снова срослось в один ствол, и в образовавшееся от того отверстие протаскивают больных детей; иногда нарочно раскалывают молодое зеленое дерево (преимущественно дуб) надвое, протаскивают больного сквозь расщепленные половины и потом связывают их веревкою: пусть так же срастется поломанная кость, как срастается связанное дерево.

Наконец, есть еще обычай, в силу которого снимают с больного пояс и бросают на дороге; кто его подымет и наденет на себя, тот и заболеет, то есть к тому болезнь и привяжется, а хворый выздоровеет.

Вещие мужи и женки призываются для унятия разгневанного домового, кикимор и разных враждебных духов, овладевших жильем человека; они обмывают притолки от лихорадок, объезжают с особенными обрядами поля, чтобы очистить их от вредных насекомых и гадов; когда на хлебные растения нападает червь, то нарочно приглашенная знахарка три зори выходит в поле, нашептывает заклятия и делает при концах загонов узлы на колосьях, это называется «заламывать червей», то есть преграждать им путь на зеленеющие нивы.

Колдун - необходимое лицо на свадьбах, на него возлагается обязанность оберегать молодую чету и всех поезжан от порчи. В Пермской губернии при невесте всегда находится знахарка, а при женихе - знахарь. Этот последний едет впереди свадебного поезда с озабоченным лицом, озираясь по сторонам и нашептывая: по народному объяснению, он борется тогда с нечистою силою, которая следует за новобрачными и строит им козни. Вообще в затруднительных обстоятельствах жизни: нападает ли на сердце кручина, приключится ли в доме покража или другая беда, отгуляет ли лошадь, угрожает ли мщение врага и так далее - во всех этих случаях крестьяне прибегают к колдунам и колдуньям и просят их помощи и советов. Так ведется исстари. По свидетельству «Слова о злых дусех», «когда людям кака-либо казнь найдеть, или от князя пограбление, или в дому пакость, или болезнь, или скоту их погуба, то они текуть к волхвом, в тех бо собе помощи ишуть».

В Святославовом Изборнике замечено: «.аште и сн (сон) тя смоутить, к сньноуоумоу сказателю течеши; аште и погоубиши (потеряешь) что, то к влхвоу течеши». Колдуны и ведуньи тотчас обличают вора и находят потерянную вещь; они обладают способностью проникать в чужие мысли, знают все былое, настоящее и грядущее; для них достаточно посмотреть человеку в очи или прислушаться к его голосу, чтобы в ту же минуту овладеть его тайною.

От глубокой древности и до наших дней их считают призванными совершать гадания, ворожить и давать предвещания. Великий князь Олег обращался к волхвам с вопросом, какая суждена ему смерть, и получил в ответ: «Князь! ты умрешь от любимого коня». Рассказавши о том, как сбылось это предвещание, летописец прибавляет: «Се же дивно есть, от волхования сбывается чародейством». По указанию Краледворской рукописи, Кублай собирал чародеев и те гадали ему, на чью сторону должна склониться победа. Те же вещие дарования нераздельны и с понятием жречества.

Везде, где только были жрецы и жрицы, на них возлагались обязанности творить суд, совершать гадания, предсказывать будущее, произносить заклятия и врачевать недуги [79 - У литовцев, например, жрецы давали прорицания, гадали по крику птиц, лечили болезни, заживляли раны, останавливали кровь, навязывали амулеты и проч.; верховный жрец назывался у них «кривее кривейте» - судья судей. По чешскому преданию, у Крока были три вещие дочери, из которых одна знала силу трав, умела целить болезни и ведала все, о чем вы бы ее ни спросили, вторая была жрицею, научила чехов поклоняться богам и приносить им жертвы, а третьей, Любуше, принадлежали суд и управа.]; с водворением же христианства некоторые из этих обязанностей были усвоены служителями новой религии. Не останавливаясь на так называемых Божьих судах и заклинательных молитвах, наполняющих старинные служебники, заметим одно, что во все продолжение Средних веков духовенство предлагало свою врачебную помощь, пользовалось для этого частию религиозными обрядами, частию средствами, наследованными от незапамятной старины [80 - ПСРЛ, I, 81: «.аще кто коли принесяше детищь болен. ли свершен человек, каем-либо недугом одержим, приходящее в манастырь к слаженному Феодосью - повслеваше сему Демьяну молитву створити болящему; и абье створяше молитву и маслом помазаше и приимаху и(с)целенье приходящие к нему».]. Наделяя вещих жен и мужей теми же эпитетами и названиями, какие употреблялись для обозначения облачных духов, присваивая тем и другим тождественные признаки, естественно было породнить и смешать их: за первыми признать стихийные свойства, а последних низвести на землю и поставить в условия человеческой жизни.

Большая часть народных поверий о ведунах и ведьмах представляет такие яркие, знаменательные черты древнейших воззрений на природу, которые не оставляют ни малейшего сомнения, что первоначально они могли относиться только к демонам облачного мира. Таковы поверья:

a) о наслании ведунами и ведьмами грозовых туч, бурных вихрей и града;

b) о скрадывании ими росы, дождей и небесных светил;

c) о их полетах в воздушных пространствах;

d) о сборищах на Лысой горе, неистовых плясках и нечестивых оргиях;

e) о доении ведьмами коров;

f) о влиянии колдовства на земное плодородие и, наконец,

g) о волшебной силе оборотничества.

В Германии ведьмам даются названия: wettermacherin, wetlerhexe, nebelhexe, sirahlhexc, blitzhexe, zessenmacherin (от стар, zessa - sturm, буря, гроза), что, во-первых, роднит их с валькириями, которые носятся на облачных конях и сотрясают на землю росу, во-вторых -сближает их с сербскими вилами, собирательницами облаков, и в-третьих- напоминает ????.?????????? - один из эпитетов Зевса. Славянская «Кормчая» (по списку 1282 г.) и «Домострой» называют чародеев облако-прогонниками; митрополит Даниил советует налагать запрещение на «глаголемых облакопрогонников и чаровников и паузников и волшебников».

В Западной Европе существует глубоко укорененное верование, что колдуны и ведьмы могут носиться в тучах, производить грозы, напутать бури, дождевые ливни и град. Верование это идет из отдаленной древности. Фессалийские волшебницы обвинялись, между прочим, и во всех бедствиях, причиняемых опустошительными бурями. В средневековых памятниках (VIII-IX вв.) чародеи именуются tempestarii, immissores tempestalum, и это основывалось на общем убеждении, что «homo malus vel diabolus tempestatem facial, lapides grandinum spergat, agros devastet, fulgura mitlat». Скандинавская сага говорит о двух полубогинях-получародейках Ирпе и Торгерде (Yrpa и Thorgerd), которые производили ненастье, бури и град.

Из преданий, сохраненных германскими племенами, узнаем, что колдуны и ведьмы употребляют для этого кружки или чаши. Подобно тому как древние боги и богини проливали из небесных урн дожди и росу, так точно колдуны и ведьмы, уносясь в воздушные выси, посылают из свои кружек разрушительную бурю; опрокидывая одну кружку, они творят гром и молнии, из другой пускают град и метели, из третьей - суровые ветры и ливни.

Облака и тучи, содержащие в своих недрах дождь, град и снег, в поэтических сказаниях старины представлялись сосудами, котлами и бочками, в которых изготовлялся и хранился волшебный напиток, или небесными родниками и колодцами. На этих давно позабытых метафорах основаны многие из народных поверий. Так, о ведьмах рассказывают, что, погружая в воду горшки и взбалтывая ее, они вызывают ненастье; с тою же целью они потрясают котлом или вздымают пыль против солнечного заката; сверх того, в своих котлах и горшках они стряпают (варят) непогоду, проливные дожди и град; рассказывают еще, что ведьмы пускают по воде синие огоньки, бросают в воздух кремневые камни (то есть возжигают в дождевых источниках молнии и мечут «громовые стрелки») и катают бочки, разрыв которых производит грозу и бурю.

По немецким актам XVI и XVII столетий, ведьмы собирались около озер и источников, били по воде хлыстами и, когда от летящих брызг поднимался туман, сгущали его в черные тучи; на этих тучах ездили они по воздушным пространствам, направляя их бег в ту сторону, где хотели произвести опустошение. Бросая в колодцы и пруды камни, чародеи могут вызывать грозы, дождин град: поверье, общее германцам с кельтами и финнами. И лоза, и камень - символы молнии. В Греции совершался следующий обряд: когда наступала засуха, Зевсов жрец шел к источнику, посвященному нимфе, творил там жертвоприношение: дубовою веткою касался поверхности вод; думали, что вследствие этого обряда непременно должны подняться туманы, собраться в облака и напоить землю дождем.

Немецкая сага рассказывает о ведьме, которая из маленького облачка создала большую грозовую тучу и, носясь в ней, словно в воздушном корабле, воздвигла сильную бурю; на ту пору шел по дороге охотник; застигнутый ненастьем, он зарядил свое ружье освященной пулею и выстрелил в самую середину черной тучи, где мрак был сгущен всего больше, и вслед за выстрелом перед ним упала убитая голая женщина; в то же мгновение буря затихла и небо стало проясняться. Сказание это известно и словенцам; смысл его - тот, что облачная жена гибнет от громовой стрелы дикого охотника (Одина).

В Каринтии поселяне стреляют в грозовые тучи, чтобы разогнать злых духов, собирающихся в надземной области держать совет и уготовлять беды. Ветры, сопровождающие полет туч, заставили уподобить эти последние раздувательным мехам.

О норвежских чародейках сохранилось предание, что они заключали ветры в мешок (windsack) и завязывали его узлами, а в случае надобности разрешали эти узлы, произнося заклятие: «Wind, ins teufels namen!», ив ту же минуту подымался бурный вихрь, опустошал землю, волновал море и разбивал корабли.

Норманны и вообще жители северных поморий верили, что колдуны могли продавать ветры морякам, давая им кожаные мешки с волшебными узлами: когда развязывали один узел - начинали дуть тихие и благоприятные ветры, развязывали другой - ветры крепчали, а вслед за разрешением третьего узла - наставала страшная буря. Напомним, что с дующими ветрами фантазия сочетала представление о буйных, неистовых существах, которым удалось вырваться на свободу; в тихое же время они сидят в заключении, окованные и связанные своим владыкою.

Управляя ветрами, колдуны и ведьмы могут не только собирать, скучивать облака, но и прогонять их с небосклона и производить бездождие и засуху, не менее гибельные для жатв, как и безвременные ливни и все истребляющий град [81 - Фритиоф-сага предлагает следующее свидетельство: сыновья конунга Бели послали за двумя ведьмами, заплатили им деньги и заставили на погибель Фритиофа возбудить морскую бурю. Ведьмы приготовили пары и, взобравшись на утес, вызвали заклинаниями буйные ветры. Море запенилось, заклубилось, и пловцов окружила непроницаемая тьма.]. В Испании простолюдины убеждены, что ведьмы как только захотят - тотчас же добудут ветра, потому что им сам черт поддувает.

То же воззрение на колдовство разделялось и славянскими племенами. По их рассказам, ведуны и ведьмы могут по своему произволу и насылать и отвращать бури, грозы, дожди и град; могут морочить (затуманивать или отводить очи), то есть застилать окрестные места и предметы туманом, и, придавая им обманчивые образы, заставлять человека видеть совсем не то, что есть на самом деле.

В Малороссии ведьму называют «маара», а словом «заморока» обозначается и чаровница, и темнота ночная. Оба названия указывают на мрак, производимый наплывом черных туч. Эта связь с тучами и вихрями, в которых издревле рисовались народному воображению великаны, змеи и другие нечистые духи, враждебные светлым богам неба, наложила на колдунов и ведьм демонический характер.

В народных сказках колдун и ведьма нередко заступают место дракона или черта и, подобно им, налетают грозовою тучею, ударяют громом и сверкают молниями. Отсюда возник целый ряд суеверных преданий, по свидетельству которых чародеи и чародейки предаются дьяволу, заключают с ним договоры и действуют его именем, направляя свои вещие дарования не столько на пользу, сколько во вред и на пагубу человеческого рода [82 - Поэтому и в народных заклятиях испрашивают защиты «от бабьих зазор, от хитрого чернокнижника, от заговорного кудесника, от ярого волхва, от слепого знахаря, от старухи-ведуньи, от ведьмы киевской и злой сестры ее - муромской».]. В Южной России существует любопытный рассказ о знахаре, который по собственному желанию мог располагать и дождем, и градом. Бывало, во время жатвы надвинется на небо дождевая туча, все бросятся складывать снопы, станут убираться домой, а ему и горя мало! «Не будет дождя!» - скажет он - и туча пройдет мимо. Раз как-то собралась страшная гроза, все небо почернело, но знахарь объявил, что дождя не будет, и продолжал работать на своей ниве. Вдруг откуда ни возьмись скачет к нему черный человек на черном коне. «Пусти!» - умоляет он знахаря. «Ни, не пущу, - отвечает тот, - було не набирать так богато!» Черный ездок исчез, тучи посизели, побледнели, и мужики стали ожидать граду. Несется к знахарю другой ездок - весь белый и на белом коне. «Пусти, сделай милость!»-«Не пущу!» - «Эй, пусти- не выдержу!» Знахарь приподнял голову и сказал: «Ну, вже ступай, да тилько у той байрак, що за нивою». И вслед за тем град зашумел по байраку.

Чехи передают этот рассказ в такой форме: завидя градовую тучу, заклинатель решился отвести ее от засеянных полей на дальние пустынные горы, но из средины тучи раздался голос: «Пусти меня! я не в силах сдерживать больше». Заклинатель бросился к соседу своему - судье, выпросил у него позволение провезти груз через его владения, и через несколько минут все судейские поля были побиты градом; прочие же окрестные поля остались нетронутыми.

В бурных, стремительных ветрах поселяне усматривают полет колдуна или ведьмы. По немецкому выражению, колдун ездит на хвосту ветра, как скоро ему понадобится перенестись в дальнюю сторону. Ветер приглашает его: «Selz dich auf meinen schwanz!»

На Руси существует поверье, что на Благовещение, когда повеет весна, черти проветривают колдунов и с этою целью подымают их на воздух и держат головами вниз. От малорусов можно услышать следующее предание: работал мужик в поле, глядь- прямо на него летит вихрь, мужик выхватил из-за пояса секиру и бросил в самую средину вертящегося столба пыли. Вихрь понесся дальше и увлек за собою топор, вонзившийся в него, словно в дерево. Вскоре случилось этому мужику остановиться на ночлег в одной деревушке; было поздно, когда он вошел в хату, в которой еще светился огонь. В хате лежал больной, и на вопрос пришельца домашние сказали: «То наш батька скалечил себя секирою!» Располагаясь спать, мужик ненароком заглянул под лавку и увидел там свой собственный топор; тотчас узнал он, что ранил колдуна, и в страхе, чтобы не попасться ему на глаза, поспешил из хаты вон.

Таким образом, колдун, увлекаемый буйным ветром, подвергается удару топора- точно так же, как в вышеприведенной саге выстрел охотника поражает ведьму, несущуюся в бурной туче. О крутящемся вихре крестьяне наши думают, что это вертится нечистый дух, что это - свадебная пляска, которой предается он вместе с ведьмою; чехи о том же явлении выражаются: baby carujou, то есть ведьмы чаруют, подымают вихрь. Чтобы напугать путников, ведьма нередко превращается пыльным столбом и мчится к ним навстречу с неудержимою быстротою.

По народному поверью, если в столб пыли, поднятый вихрем, бросить острый нож, то можно поранить черта или ведьму и нож упадет на землю весь окровавленный [83 - Когда ведьма летит, должно воткнуть в землю нож, освященный на Светлое Христово Воскресенье, и она непременно опустится наземь.]. Канцлер Радзивилл, описывая в своих мемуарах страшную бурю, которая была 5 мая 1643 года, утверждает, что ее произвели ведьмы: так глубоко проникли в народное убеждение заветы старины, что и самые образованные люди XVII века не теряли к ним доверия. Отсюда становится понятною примета, по которой ни одна баба не должна присутствовать при отправлении рыбаков в море; особенно стараются, чтобы она не видела, как забирают и кладут в лодку рыболовные и мореходные снасти, не то ожидай большой беды.

Примета эта возникла из боязни морской бури, которую может наслать тайная колдунья, если только сведает про отъезд рыбаков. Желая произвести засуху, ведьма- как скоро покажется дождевая туча - машет на нее своим передником, и туча удаляется с горизонта. С помощью «громовых стрелок» чародейки могут низводить с неба молнии, зажигать дома и поражать людей; словенские вештицы, подобно вилам, владеют губительными стрелами.

В Малороссии рассказывают, что ведьмы скрадывают с неба дождь и росу, унося их в завязанных кринках или мешках (в облачных сосудах и мехах) и запрятывая в своих хатах и коморах (кладовых). В старые годы похитила ведьма дождь, и во все лето не упало его ни единой капли. Раз она ушла в поле, а дома оставила наймичку и строго наказала ей не дотрагиваться до горшка, что стоял под покутом. Мучимая любопытством, наймичка достала горшок, развязала его, смотрит - внутри не видать ничего, только слышится исходящий оттуда неведомый голос: «Вот будет дождь! вот будет дождь!» Испуганная наймичка выскочила в сени, а дождь уже льется словно из ведра! Скоро прибежала хозяйка, бросилась к горшку, накрыла его - и дождь перестал; после того принялась бранить наймичку. «Если б еще немного оставался горшок непокрытым, - сказала она, -то затопило бы всю деревню». Рассказ этот передается и с некоторыми отменами: ведьма запретила наймичке входить в одну из своих кладовых, где стояли завязанные кадки; та нарушила запрет, развязала кадки и нашла в них жаб, ужей, лягушек и других гадов; гады подняли страшный гам и расползлись в разные стороны. И что же? То было ясно, тихо, безоблачно, а тут откуда что взялось - понадвинулась черная-черная туча, подули ветры и полился дождь. Ведьма поскорей домой, посбирала гадин, сложила в кадки, завязала, и только это сделала, как дождь перестал идти.

Принимая дожденосные облака за небесные источники, озера и реки, фантазия древнего человека населила их теми же гадами, какие обитают в водах низменного мира: жабами, лягвами и ужами. Если припомним, что сверкающие в тучах молнии уподоблялись змеям и ужам, что самые тучи олицетворялись демоническими змеями (гидрами, драконами) и что исстари представления эти были распространяемы и на других водяных гадов, то для нас будет понятно, почему змеи, ужи, лягушки и жабы признаны были созданием нечистой силы, сокрывателями и проводниками дождей, а их шипенье и кваканье -знамением небесных громов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.