ТАЙНА ЗА СЕМЬЮ ПЕЧАТЯМИ

ТАЙНА ЗА СЕМЬЮ ПЕЧАТЯМИ

Если вы немного поразмыслили над главой «Домашние» фамилии», то, вероятно, заметили, что многие предметы и явления, окружавшие крестьянина, не стали прозвищами, а следовательно, и не вошли в фамилии. Везде и всегда в избах были двери и окна, но Дверевых и Окновых не слыхать. Это еще объяснимо: трудно уподобить человека отверстию, то есть пустоте. Стенины существуют, но происходят они не от слова «стена», а от «Стеня» – уменьшительной формы имени Степан или Степанида. Наши предки явно не любили уподоблять человека строению или его частям. Домовы, Избины, Хатины, Потолковы русской антропонимии не свойственны. Зато Заборовых и особенно Плетневых – довольно много.

Более распространены как прозвища были мелкие предметы домашнего обихода. Но по какой-то причине некоторые из них избегались: Замковых много, а фамилия по смежному предмету – Ключев весьма редка. Мною перечислялись «съедобные» фамилии, но почему же мед, издревле известный как лакомство и напиток, сколько-нибудь распространенную фамилию Медов не образовал?

Репа и свекла исстари выращивались на русских огородах, но Репиных куда больше, чем Свеклиных. Но, допустим, репа была популярнее, в старину она занимала на обеденном столе столь же почетное место, как сегодня картошка.

Никто не будет спорить, что еще тысячу лет назад русский крестьянин посыпал куриное яйцо солью, да и вообще не обходился без соли. Между тем слово «соль» фамилию не образовало: Солины и Солонины пошли от уменьшительных форм христианского имени Соломон. И на «соль» есть объяснение: она принадлежит к существительным третьего склонения, от которых притяжательные прилагательные, какими являются наши фамилии, как правило, не образуются; сравните печь, мышь, рожь (хотя и встречаются Снастины, Рухлядевы, Осеневы, Куделины, Трелины, Грязевы). Но от слова «яйцо» легко образовать фамилию, между тем Яйцовых встретить трудно, тогда как, скажем, Кольцовых – тысячи.

Вот два слова, близких по грамматической форме и обозначающих животных, равно распространенных в России: уж и еж. Между тем, Ежовых куда больше, чем Ужовых. В 1990-е годы в Москве, например, на 4000 Ежовых приходилось всего 30 Ужовых. Таких загадок множество. Почему Болотовы и Рощины обычны, а фамилии Лесов и Лугов непривычны? Сравните такие пары фамилий: Озеров – Рекин, Громов – Молниин, Солнцев – Небов, Огнев – Водин, Ветров – Бурин, Решетов – Ситов, Топоров – Ножов. Не правда ли, вторые фамилии резко отличаются от первых своей надуманностью, необычностью. А ведь для русского языка они были бы вполне естественны и по смыслу, и по форме, если бы народ-языкотворец почему-то их не избегал. В чем же причина?

Несомненно, основания были: одни слова имели для наших предков какое-то дополнительное, магическое значение и становились именами или прозвищами; другие нет. Постепенно «магический смысл» забывался, нам, людям XX века, он непостижим, но языковое чутье сохраняло традицию – мы и сегодня ее чувствуем: современный писатель скорее назовет своего героя Рожиным или Рыловым, чем Лицовым, потому что осознает: Рожин и Рылов – не очень благозвучно, но естественно; Лицов – уж очень необычно, как-то не по-русски, хотя по смыслу гораздо лучше. Вот с какими глубинными тайнами народной психологии приходится иметь дело антропонимии!

Скажу и еще об одном интересном явлении: обратном превращении фамилий в прозвища. Емельяна Пугачева его современники часто называли просто Пугач, что совпадало с именем его родоначальника. Но если пугач, от которого произошла фамилия Пугачев, означало «филин», то Емельян Пугач – это звучало уже погрознее. Чапаева его бойцы звали Чапай, а настоящая фамилия героя Гражданской войны матроса Железняка была Железняков. И в наши дни такое переиначивание не редкость. Популярного футболиста и хоккеиста Боброва болельщики любовно называли Бобер. В любом классе можно слышать, как Комарова называют Комар, Стрельникова – Стрельником, Макарова – Макаром, Шемякина – Шемякой и т.д., не подозревая даже, что тем самым «оживляют» в обращении к своему товарищу имя или прозвище его предка.

В этом нет ничего дурного. Плохо только, когда такого рода сокращения осмысляются неправильно и превращаются в обидные «дразнилки»: ученицу Харину дразнят Харей, не зная, что предок ее называл себя нисколько не предосудительным именем Харя – от Харитон; Паршин, конечно, от «парша», по вовсе не обязательно от болезни: паршой в северорусских говорах называли карася; трусом во многих областях именуют кролика, так что Трусовы – всего-навсего Кроликовы; Крысанов не имеет отношения к крысам: это видоизменение хорошего, но забытого имени Хрисан, Хрисанф.

Отсюда вывод: всем нам надо очень внимательно и бережно относиться не только к фамилиям, но прежде всего к их носителям – нашим товарищам, соученикам, соседям. Искажая, неправильно осмысляя, высмеивая фамилии, мы наносим незаслуженную обиду своим ближним. Даже когда антропонимика в чисто научных целях раскрывает некрасивый смысл той или иной непонятной для современника фамилии, этим ни в коем случае нельзя злоупотреблять. Каждый из нас должен быть прежде всего культурным и воспитанным человеком, помнящим, что любая фамилия может служить предметом изучения, но никак не поводом для издевательства.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.