Игорь Свинаренко С КРАСНЫМ ЗНАМЕНЕМ ЦВЕТА ОДНОГО

Игорь Свинаренко

С КРАСНЫМ ЗНАМЕНЕМ ЦВЕТА ОДНОГО

В 1916 году один романтически настроенный парень задумал написать сказочную историю. Красивую, лирическую, пафосную. Про то, что бывает счастье, только надо для этого сильно напрячься и откинуть весь здравый смысл. И делать только то, что невыгодно. И не противоречит абстрактному человеколюбию. Личная, типа, польза – ничто, а надо служить только другим, посторонним.

Понятно, что такой множеству наивных русских мечтателей и виделась социальная революция до того, как она разыгралась на просторах России. До 1917-го можно было иметь прекраснодушное настроение в России, а на Западе – до разоблачительной антисталинской речи Хрущева на XX съезде.

Вот человек начал работать над текстом. Он писал долго – уже и революция произошла, и Гражданская война началась и закончилась… Как закончилась, так он и дописал свою книгу, в 1921 году. И издал ее. Ну что, книга как книга, в духе модного тогда символизма… Но сквозь придуманные образы просвечивается все, что романтический революционный автор хотел сказать: ненависть к лавочникам, презрение к деньгам, люди, которые их считают и беспокоятся из-за них – чистые черви… Какой смысл работать, когда можно надеяться на чудо и всерьез верить, что каждому будет дадено по потребностям? Что вдруг ниоткуда все само собой возникнет?

В книге подробно выдумывается всякая ерунда насчет того, а откуда вдруг возьмется чудо. У главного персонажа появляется безумная идея. Его спрашивают:

– Как это вам пришло в голову?

– Как удар топора…

Топор, как известно, – символ революции, народного гнева; топором собирались вырубить из тела страны некую счастливую фигуру. Думали, что это реально.

Вообще же главный герой из добропорядочной семьи. Все у него было для его личного благополучия, но вот хотелось ему большего, размаха какого-нибудь… Фамилию этому парню автор дал подчеркнуто нерусскую, как бы намекая этим на то, что в революцию пошло огромное количество евреев. А на что еще можно было тут намекать?

Короче, там разворачивалась тема мистического соединения революционеров и страны. Последняя изображалась наивной дурочкой, у которой голова забита всякой ерундой, не имеющей отношения к действительности. И вот революционер, еврей из хорошей семьи, который сходил в народ и опростился, выведал мысли одной красивой дурочки и охмурил ее что твой брачный аферист. Который так увлекся игрой, что сам уже поверил, что он богат и реально влюблен. Короче, он заполучил эту дурочку и устремился с ней куда-то в совершенно неизвестном направлении. Что было со страной дальше, в 1921 году – когда у книги появились первые читатели, – уже можно было экстраполировать. А мы так знаем это в точности и в подробностях. Не зря автор мудро обрывает повествование на этом, воздержавшись от описания того, что последовало дальше. Он дал в своем тексте столько описаний тканей красного цвета, что от этой революционной символики начинает тошнить.

На этом месте, когда я вот это писал, мне позвонил знаменитый юморист Лев Новоженов, и мы стали непринужденно болтать на еврейские темы. Я, кстати, заметил, что вот буквально только что обнаружил в русской литературе еще одного еврея по фамилии Грей, который намекает на роль избранного народа в революции. Лев живо откликнулся на это и сказал, что алые паруса (он сразу догадался, какую книгу я обозреваю) – это то же самое красное знамя, которое якобы окрашено кровью рабочих, а на самом деле может быть и простыней после первой брачной ночи. Далее он увлекся темой и дал такую мысль: менструация считается очищением – точно так же, как и революция… С позволения Новоженова я вам тут его процитировал.

Еще про Александра Грина. Он оборвал свое повествование именно утром после первой ночи двух голубков. Дальше старые романисты не знали, что писать. Дальше уже рутина и вполне себе скука. С революцией та же история – ее делают романтические юноши, а потом старые циничные чиновники начинают пилить ресурсы…