Глава 11 Кабинет

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 11

Кабинет

I

В 1897 году молодой торговец скобяными изделиями из Лидса Джеймс Генри Аткинсон взял маленький кусок дерева и толстую проволоку и создал одно из величайших приспособлений в истории — мышеловку. Она входит в ряд полезных предметов (вместе со скрепкой для бумаги, застежкой-молнией и английской булавкой), изобретенных в конце XIX века и настолько совершенных, что им практически не пришлось меняться с момента их появления на свет. Аткинсон продал свой патент за 1000 фунтов — по тем временам весьма внушительную сумму — и принялся изобретать другие предметы, однако не придумал ничего, что снискало бы ему большие деньги и славу.

Его мышеловка, выпускавшаяся под патентованным названием «Тисочки», продается десятками миллионов штук по всему миру и до сих пор продолжает быстро и с жестокой эффективностью расправляться с мышами. У нас у самих дома есть несколько мышеловок, и мы слышим роковой хлопок гораздо чаще, чем хотелось бы. Зимой два-три раза в неделю мы ловим мышь почти всегда в одном и том же месте, в мрачной маленькой каморке в глубине дома.

Слово «кабинет», конечно, звучит внушительно, но на самом-то деле это просто кладовка, такая темная и холодная (даже летом!), что задерживаться в ней никогда не возникает желания. Это еще одна комната, которой нет на первоначальных чертежах Эдварда Талла.

Скорее всего, мистер Маршем добавил ее, потому что ему нужен был кабинет, где бы он мог писать свои проповеди и принимать прихожан — особенно самых бедных, приходивших к нему в грязной обуви. Жену местного помещика почти наверняка приглашали в более уютную гостиную. В наше время этот кабинет является последним приютом для старой мебели и картин, которые нравятся одному члену семьи, а другой спит и видит, как бы их сжечь на костре. Сейчас мы ходим туда лишь затем, чтобы проверить мышеловки.

Мыши — непростые существа. Прежде всего поражает их удивительная доверчивость. Ведь они легко учатся находить дорогу в лабораторных лабиринтах, почему же грозящий бедой кусочек арахисового масла, выложенный на деревянную дощечку, вызывает у них столь непреодолимое искушение?

Что касается нашего дома, то здесь не менее загадочно их пристрастие и, я бы даже сказал, решимость принять смерть именно здесь, в этой комнате, в этом кабинете — не только самом холодном, но и самом далеком от кухни помещении. А кухню, где всегда можно найти на полу крошки от бисквитов, случайно просыпавшиеся рисовые зернышки и прочие лакомства, мыши обходят стороной (возможно, дело в том, что в кухне спят наши собаки), и мышеловки, поставленные там даже с самой обильной наживкой, не ловят ничего, кроме пыли. Наших мышей почему-то неизменно тянет в роковой кабинет, вот почему я решил именно здесь поговорить о некоторых многочисленных живых существах, которые обитают бок о бок с нами.

Рис. 11. Чертеж к патенту мышеловки «Тисочки» Джеймса Генри Аткинсона, 1899 г.

Где бы ни жили люди, мыши всегда тут как тут. Ни одно животное не способно выжить в большем количестве помещений, чем мы и они. Домовая мышь, или, как ее называют ученые, Mus musculus, удивительно хорошо приспосабливается к среде обитания. Мышей порой можно обнаружить в морозильных камерах мясного цеха, где средняя температура ?10 °C. Они почти всеядны, и их практически невозможно выгнать из дома: взрослая особь обычных размеров способна просочиться в отверстие диаметром всего в десять миллиметров (или три восьмых дюйма) — вы наверняка захотите поспорить на деньги, что ни одна взрослая мышь не сможет этого сделать… и проиграете! Они не просто могут, они очень часто это делают.

Попав в дом, мышь начинает плодиться. В оптимальных условиях (а в большинстве домов условия редко бывают иными) самка мыши производит на свет свой первый помет через шесть-восемь недель после рождения и далее — ежемесячно. Обычно в помете бывает от шести до восьми мышат, поэтому число мышей очень быстро прибывает. Теоретически две мыши могут дать жизнь миллионному потомству. Слава богу, в нашем доме такого не бывает, но очень часто количество мышей и впрямь совершенно выходит из-под контроля.

В Австралии, например, в 1917 году случилось знаменитое нашествие этих мелких грызунов. После необычайно теплой зимы город Ласселлс в Западной Виктории был буквально наводнен мышами. В течение короткого, но приснопамятного периода мыши так густо оккупировали Ласселлс, что любая горизонтальная поверхность являла собой кишащую массу их юрких маленьких тел. Горожанам некуда было сесть, кровати были непригодны для сна. «Люди спят на столах, чтобы избежать встречи с мышами, — сообщали газеты. — Женщины пребывают в постоянном страхе, а мужчины то и дело стряхивают с себя мышей, которые норовят забраться за воротники их пальто». Чтобы подавить это восстание грызунов, пришлось уничтожить свыше 1500 тонн мышей — примерно сто миллионов особей.

Даже в относительно небольших количествах мыши могут нанести много вреда, особенно в местах хранения пищевых продуктов. Мыши и другие грызуны уничтожают примерно одну десятую часть американских ежегодных запасов зерна — поразительная цифра! При этом каждая мышь оставляет примерно пятьдесят фекальных шариков в сутки, что тоже приводит к сильному загрязнению. Из-за невозможности добиться идеальных условий хранения в большинстве стран мира гигиенические нормы допускают до двух фекальных шариков на пинту зерна — вспомните об этом, когда в следующий раз увидите перед собой буханку хлеба из цельного зерна.

Мыши — разносчики опасных заболеваний. С этими грызунами и их фекалиями в первую очередь связаны хантавирусные инфекции (пневмонии и геморрагические лихорадки), которые часто протекают тяжело, а иногда даже кончаются летальным исходом (термин «ханта» происходит от названия реки в Корее, где это заболевание было впервые диагностировано американцами во время Корейской войны).

По счастью, хантавирусные инфекции — довольно редкие заболевания, поскольку немногим из нас случается вдыхать испарения мышиных фекалий, но если вы встанете на четвереньки вблизи от них — например, вам придется ползать на коленях по чердаку или ставить мышеловку в кухонном шкафу, — то во многих странах, где существует эта инфекция, у вас будет риск заражения. В Великобритании, что радует, это заболевание еще ни разу не было зарегистрировано.

Мыши также способствуют распространению сальмонеллеза, лептоспироза, туляремии, чумы, гепатита, сыпного тифа и прочих заболеваний. Словом, есть все основания не принимать мышей у себя дома.

Почти все, что можно сказать про мышей, относится (и в гораздо большей степени) к их сородичам, крысам. Крысы более распространены в наших домах и их окрестностях, чем можно было бы подумать. В современном мире существует две основные разновидности крыс: Rattus rattus (они же черные крысы) и Rattus norvegicus, или норвежская крыса[69].

Черные крысы любят селиться повыше — в основном на чердаках, — поэтому копошение, которое вы слышите над вашей спальней поздно ночью, увы, скорее всего, не безобидная мышиная возня. По счастью, черные крысы гораздо скромней норвежских. Последние живут в норах, и именно их можно увидеть рыщущими вокруг мусорных баков в безлюдных закоулках и в канализационных системах.

Мы привыкли ассоциировать крыс с нищетой, но крысы — умные животные, они предпочитают обеспеченные дома бедным. Более того, современные дома — это прекрасная среда для крыс. «Высокое содержание белка (а продукты с высоким содержанием этого вещества чаще покупают состоятельные люди) особенно привлекательно для крыс», — написал несколько лет назад Джеймс М. Клинтон, автор отчета для Министерства здравоохранения США. Этот отчет остается одним из самых интересных, хоть и неприятных наблюдений за поведением домашних крыс.

Дело не только в том, что в современных домах полно пищевых продуктов, но и в том, что жители выбрасывают объедки таким образом, что грызуны просто не могут пройти мимо. По словам Клинтона, «нынешний мусор представляет собой обильную и хорошо сбалансированную еду для крыс». Он также подтвердил, что одна из старейших городских страшилок (гласящая, что крысы попадают в дома через туалеты) на самом деле соответствует действительности. Один раз в Атланте, во время крысиного нашествия, эти мерзкие грызуны заполонили несколько домов в богатом квартале и покусали немало людей. «В некоторых случаях, — отмечает Клинтон, — живых крыс находили в закрытых крышкой унитазах». Неплохой повод всегда закрывать за собой крышку!

Попадая в домашнюю среду, крысы обычно не выказывают страха и «даже нарочно входят в контакт с неподвижными людьми». Они особенно наглеют в присутствии детей и стариков. «В одном известном мне случае крысы напали на беспомощную женщину, пока та спала, — отмечает Клинтон и продолжает: — Жертва, пожилая дама, частично парализованная, истекла кровью от многочисленных крысиных укусов и умерла, несмотря на срочную госпитализацию. Ее 17-летняя внучка, которая в это время спала в той же комнате, осталась невредимой».

Цифры, отображающие количество крысиных укусов, скорее всего, преуменьшены, так как отчеты описывают только самые серьезные случаи, но даже если оперировать самыми скромными цифрами, то в Соединенных Штатах по крайней мере 14 000 человек ежегодно подвергаются нападению крыс. У крыс очень острые зубы; загнанные в угол, они могут стать агрессивными и кусают «жестоко и слепо, как бешеные собаки» — по словам одного специалиста. Разозленная крыса может подпрыгнуть в высоту на три фута — представьте, что она приближается к вам такими скачками и при этом находится не в лучшем расположении духа…

Обычная защита от крыс — это яд. Любопытно, что крысы не срыгивают пищу и ядовитые вещества остаются в их организмах (тогда как другие животные — к примеру, собаки и кошки — с помощью рвоты быстро выводят их наружу). Также часто используют антикоагулянты, но исследования доказывают, что у крыс вырабатывается к ним иммунитет.

Кроме того, крысы — умные существа и часто действуют сообща. Однажды на несуществующем уже рынке на Генсвурт-стрит в квартале Гринвич-Вилледж работники санитарно-эпидемиологического контроля никак не могли понять, каким образом крысы воруют яйца, не разбивая их, и однажды ночью любопытный ученый уселся в укромном месте и стал наблюдать. Что же он увидел? А увидел он вот что: одна крыса обхватывает куриное яйцо всеми четырьмя лапами, потом перекатывается на спину. Затем вторая крыса подтягивает первую за хвост к норе, где они спокойно делят добычу.

Похожая история была на одном мясокомбинате: работники обнаружили, что куски мяса, висящие на крюках, каждую ночь кто-то сбрасывает на пол и пожирает. Скоро нашли и разгадку: стая крыс строит «пирамиду» под куском мяса; одна крыса забирается на самую вершину этой пирамиды, запрыгивает оттуда на мясо, взбирается по нему наверх, обгрызает мясо вокруг крюка, и в конце концов кусок падает на пол; в ту же секунду сотни голодных крыс с жадностью на него набрасываются.

Крысы крайне прожорливы, однако при необходимости могут довольствоваться очень малым. Взрослая особь может прожить меньше чем на унцию пищи и всего на половину унции воды в сутки. Ко всему прочему, крысам нравится перегрызать провода — трудно сказать почему, ведь провода совсем непитательны, к тому же смертельно опасны, если они под напряжением. Но крысы не в силах сдержаться. Считается, что примерно в четверти пожаров, причина которых не установлена, виновна крыса, перегрызшая электрический провод.

Когда крысы не едят, они, скорее всего, спариваются. Крысы делают это часто — до двадцати раз в сутки. Если самец не может найти себе самку, он охотно совершит копуляцию и с самцом. Самки очень плодовиты. Средняя самка норвежской крысы производит по 35,7 детеныша в год, пометами по шесть-десять крысят.

Впрочем, в хороших условиях самка крысы может каждые три недели производить по двадцать детенышей. Теоретически пара крыс, самец и самка, способны породить 15 000 новых крыс в год. На практике этого не случается, потому что крысы часто погибают, ежегодный уровень смертности достигает 95 %.

Профессиональная дератизация обычно снижает крысиную популяцию примерно на 75 %, но как только кампания прекращается, популяция восстанавливается меньше чем за полгода. Короче говоря, одна отдельно взятая крыса не имеет больших перспектив в жизни, но род ее неистребим.

В большинстве случаев, однако, крысы невероятно ленивы. Они спят по двадцать часов в сутки, просыпаясь только затем, чтобы отправиться на поиски еды. Они редко отходят от своих нор дальше чем на 150 футов, если на то нет крайней необходимости. Вероятно, это часть алгоритма выживания, ведь уровень смертности крыс резко возрастает во время миграции.

Если крысы упоминаются в историческом контексте, значит, сейчас речь пойдет о чуме. Это не вполне справедливо. Прежде всего, сами по себе крысы не заражают нас чумой. Они переносят на себе блох (которые переносят на себе бактерии), а те уже распространяют заболевание. Чума убивает крыс так же энергично, как и нас — и многих других тварей. Чума — это непременно множество трупов собак, кошек, коров и других животных. Блохи предпочитают кровь покрытых мехом млекопитающих и обращают на людей внимание, только когда нет ничего лучше. По этой причине в местах, где чума до сих пор распространена — в основном в некоторых регионах Африки и Азии, — эпидемиологи не слишком активно истребляют крыс и других грызунов во время эпидемий. Помимо крыс в распространении этой страшной болезни участвуют свыше семидесяти других видов животных, в том числе кролики, мыши-полевки, сурки, белки и мыши.

Более того, крысы не имели никакого отношения к самым серьезным эпидемиям чумы в истории, во всяком случае в Англии. Задолго до печально известной «Черной смерти» XIV века еще более яростная чума опустошила Европу в VI веке. В некоторых районах вымерло почти все население. Беда Достопочтенный в своей истории Англии, написанной через сто с лишним лет, говорит, что, когда эпидемия достигла его монастыря в Джарроу, погибли все, кроме аббата и еще одного мальчика, — то есть уровень смертности значительно превысил 90 %. Мы не знаем, каков был источник распространения чумы, но явно не крысы. Крысиных костей VI века в Британии не нашли, хотя искали очень тщательно! В одном археологическом раскопе в Саутхэмптоне было найдено пятьдесят тысяч костей животных, но ни одна из них не была крысиной.

Случались также вспышки массовых заболеваний, которые сначала принимали за эпидемии чумы, но на самом деле это был эрготизм, отравление спорыньей (грибком, паразитирующим на злаковых растениях). Чума не заглядывала и на многие холодные северные территории: Исландия совсем избежала этой участи, как и большая часть Норвегии, Швеции и Финляндии — хотя в тех местах тоже были крысы. Между тем нашествие чумы почти повсеместно связывают с особо дождливыми годами — подобные же обстоятельства приводят и к распространению эрготизма. У этой теории есть одно слабое место: симптомы эрготизма не слишком похожи на симптомы чумы.

Всего несколько десятилетий назад количество крыс в городах значительно превышало нынешнее. В 1944 году The New Yorker сообщил, что бригада дератизаторов, работавшая в знаменитом отеле на Манхэттене (имя его деликатно не было названо), за три ночи обнаружила в подвальных и полуподвальных помещениях 236 крыс. Примерно в то же время крысы практически оккупировали вышеупомянутый рынок домашней птицы на Генсвурт-стрит. Они наводнили его в таких количествах, что клерки в офисе рынка иногда обнаруживали крыс, когда те выпрыгивали из выдвижных ящиков письменных столов. На помощь были призваны дератизаторы, которые за считаные дни уничтожили четыре тысячи крыс, но не смогли полностью очистить рынок от этих навязчивых грызунов. В конце концов рынок закрыли.

Обычно пишут, будто на каждого жителя мегаполиса приходится по одной крысе, но это все же преувеличение. Более реальная цифра — одна крыса на каждые 30–35 человек. К сожалению, это все равно слишком много: например, это значит, что в Нью-Йорке живет приблизительно четверть миллиона крыс.

II

Но в наших домах обитают существа и гораздо меньшего размера. Их крошечные армии патрулируют бесконечный лес волокон вашего ковра, летают среди пылинок, крадутся ночью по постельному белью, чтобы попировать на обширных просторах вашего тела!

Этих созданий так много, что трудно даже представить. Одна ваша кровать — средней степени чистоты, среднего возраста, средних габаритов — и матрац, который практически никогда не переворачивают, скорее всего, дает приют примерно двум миллионам клещей — таких мелких, что их не увидишь невооруженным взглядом, но они, несомненно, там есть. Подсчитано, что если вашей подушке шесть лет (а именно таков средний возраст британской подушки), то одну десятую ее веса наверняка составляют частички вашей кожи, живые и мертвые клещи и их экскременты.

В наше время среди ползающих постельных насекомых вполне могут оказаться вши, казавшиеся некогда полностью истребленными. Как и крысы, вши делятся на два основных подвида: головная вошь (Pediculus capitas) и платяная вошь (Pediculus corporis). Последняя — относительно новый вид животных, он эволюционировал в течение последние 50 000 лет из головных вшей.

Из этих двух видов головные вши гораздо меньше (размером где-то с кунжутное семя и выглядят очень на него похоже), поэтому их трудней обнаружить. Взрослая особь головной вши откладывает от трех до шести яиц в сутки. Каждая вошь живет в течение тридцати дней. Пустая оболочка яиц вшей называется гнида. Вши вырабатывают иммунитет к пестицидам, и в частности их иммунитет развивается из-за нашей привычки стирать при низкой температуре в стиральных машинах. Как заметил доктор Джон Мондер из Британского медицинского энтомологического центра: «Если вы постираете завшивленную одежду при низкой температуре, то не получите ничего нового, за исключением очень чистых вшей».

Исторически грозой спален были постельные клопы — Cimex lectularius. Постельные клопы очень заботятся о том, чтобы вы никогда не спали в одиночестве, — и нередко они доводили людей, желающих от них избавиться, до настоящего безумия.

Когда Джейн Карлейль обнаружила, что клопы наводнили кровать ее экономки, она разобрала кровать на части и вынесла в сад, где каждую деталь вымыли хлорной известью, а потом замочили в растворе хлорной извести на два дня, чтобы уж наверняка утопить всех клопов, выживших после дезинфекции. Тем временем постельное белье несколько раз обработали дезинфицирующим порошком, чтобы убить всех оставшихся там клопов. Только потом кровать и постельные принадлежности собрали воедино, и экономка снова стала нормально спать ночью — в кровати, которая теперь была примерно так же токсична для нее самой, как и для любого насекомого, которое посмело бы туда заползти.

Даже если кровати не были заражены, обычно их разбирали по меньшей мере раз в году и для профилактики смазывали дезинфицирующими веществами или лаком. Производители часто специально подчеркивали в рекламе, как быстро и просто разбираются их кровати для ежегодной чистки. В XIX веке стали популярны медные кровати — и не потому, что медь вдруг стала считаться модным металлом, а потому что в ней не заводились постельные клопы.

Как и вши, клопы имеют обыкновение возвращаться. На протяжении XX века практически все они вымерли на большей части Европы и Америки благодаря появлению новых инсектицидов, но в последние годы количество этих кровососущих вновь существенно возросло. Никто не знает почему. Возможно, все дело в развитии международного туризма: люди привозят их домой в своих чемоданах и других вещах — а может, они выработали иммунитет к тем ядовитым веществам, которыми мы их опрыскиваем.

Как бы то ни было, вши и клопы вдруг опять появились в нашей жизни. «Они есть в некоторых лучших отелях Нью-Йорка», — цитирует The New York Times некоего специалиста, сообщившего эту неприятную новость в докладе 2005 года. Далее Times отмечает, что поскольку большинство людей не имеет опыта борьбы с клопами и не знает, как можно обнаружить их присутствие, то зачастую печальные новости доходят до человека только тогда, когда он просыпается и видит, что лежит в куче кишащих насекомых.

При наличии нужного оборудования и острого желания вы можете найти бессчетные миллионы других мелких тварей, живущих рядом с вами, — это обширные племена изоподов, плеоподов, губоногих и прочих невидимых существ. Некоторые из них практически неистребимы. Обнаружено, что насекомое, имеющее латинское название Niptus hololeucus, может выживать в кайенском перце и даже в пробках от пузырьков с цианидом. Некоторые, например мучной и сырный клещи, регулярно обедают вместе с вами.

Переходим к следующему уровню живых существ, миру микробов, и тут их количество становится неисчислимым. Только ваша кожа дает приют триллиону бактерий. Внутри вас находится еще много тысяч триллионов, многие из них заняты необходимым и полезным делом, например перерабатывают пищу в кишечнике. Всего в вашем теле содержится около сотни квадриллионов бактериальных клеток. Если извлечь их на свет и взвесить, то окажется, что они все вместе взятые весят около четырех фунтов.

Микробы вездесущи; мы легко забываем, что в современном доме полно тяжелых металлических предметов — холодильников, посудомоечных и стиральных машин, которые существуют исключительно для того, чтобы убивать или подавлять их развитие. Изгонять микробов из нашей жизни — это своего рода повседневная задача для большинства из нас.

Самый знаменитый микробиолог мира — конечно же, доктор Чарльз П. Герба из Аризонского университета, который настолько предан своей науке, что дал одной из своих дочерей среднее имя Эшерихия, в честь бактерии Escherichia coli. Несколько лет назад доктор Герба установил, что самое большое количество микробов в доме скапливается не там, где вы думаете. В ходе одного исследования он измерил содержание бактерий в различных комнатах различных домов и обнаружил, что обычно самой чистой поверхностью в среднестатистическом доме является сиденье унитаза. Это объясняется тем, что сиденье протирают с применением дезинфицирующих средств гораздо чаще, чем все остальные поверхности. А вот на рабочем столе живет в пять раз больше бактерий, чем на сиденье унитаза.

Одна из самых грязных вещей в доме — это кухонная раковина, вслед за ней идет кухонная рабочая поверхность, но отвратительней всего кухонные тряпки. Большинство из них просто пропитаны бактериями, и использовать их для протирания столов, тарелок, хлебниц, засаленных подбородков или каких-то других поверхностей значит просто переносить микробов из одного места в другое, предоставляя им новые возможности для размножения и распространения.

Второй самый эффективный способ распространения микробов, по словам Гербы, — это спустить воду в туалете при открытой крышке унитаза. Миллиарды микробов буквально взвиваются в воздух, и многие остаются парить там до двух часов, как крошечные мыльные пузыри, а мы их вдыхаем; другие оседают на разных предметах — например, зубных щетках. И снова веская причина всегда закрывать крышку!

Пожалуй, самым впечатляющим открытием за последние годы в этой области стало исследование предприимчивой ученицы средних классов одной флоридской школы, которая сравнила качество воды в туалетах местных ресторанов быстрого питания с качеством льда в безалкогольных напитках и обнаружила, что в 70 % случаев туалетная вода оказалась чище, чем лед.

Возможно, самое примечательное во всем многообразии этих форм жизни — это то, как мало мы подчас о них знаем и насколько недавно мы узнали то, что все же знаем о них.

Такое же абсолютное неведение распространялось долгое время и на более крупных существ, главные из которых — летучие мыши. Вряд ли многим из вас нравятся летучие мыши, обычно мы питаем к ним отвращение, а зря: от них гораздо больше пользы, чем вреда. Они поедают бессчетное количество насекомых, к выгоде сельскохозяйственных культур и людей. Летучие мыши-кожаны, весьма распространенные в Америке, поглощают до шестисот комаров в час. Мелкие летучие мыши — нетопыри, которые могут весить не больше мелкой монеты, пожирают по три тысячи насекомых за время ночных полетов.

Без летучих мышей в Шотландии было бы гораздо больше мошкары, в Северной Америке — клещей, а в тропиках — переносчиков лихорадки. Лесные деревья были бы полностью обглоданы, сельскохозяйственные культуры нуждались бы в большем количестве пестицидов, мир дикой природы стал бы очень неприятным местом. Летучие мыши также нужны для опыления и распространения семян множества растений. Крошечный очковый листонос в Южной Америке съедает до шести тысяч мелких семян за ночь. Благодаря распределению семян в единственной колонии таких мышей, насчитывающей около четырехсот летучих мышей, появляется девять миллионов сеянцев новых фруктовых деревьев в год. Без летучих мышей этих деревьев просто не было бы. Летучие мыши также необходимы для роста диких авокадо, бальзы, бананов, хлебного дерева, ореха кешью, гвоздичного дерева, финиковой пальмы, инжира, гуавы, манго, персиков и прочих растений.

В мире гораздо больше летучих мышей, чем думает большинство людей. Фактически примерно четверть всех видов млекопитающих — около 1100 — составляют летучие мыши. Они бывают разные — от крошечных летучих мышей-шмелей, которые и впрямь не больше шмеля и являются самыми мелкими из всех млекопитающих, до великолепных летучих лисиц в Австралии и Южной Азии, размах крыльев которых достигает шести футов.

Иногда в прошлом люди предпринимали попытки обратить особые свойства летучих мышей себе на пользу. Во время Второй мировой войны американские военные потратили немало времени и денег на необычный проект оснащения летучих мышей крошечными зажигательными бомбочками. Мышей собирались выпускать массово — по миллиону за раз — с самолетов над Японией. Идея состояла в том, что летучие мыши усядутся на здания, вскоре после этого сработают крошечные детонаторы с часовым механизмом — и вот в логове врага уже полыхают тысячи пожаров.

Для того чтобы создать крошечные бомбочки и часовые механизмы, потребовалось множество экспериментов и немалая изобретательность, но в конце концов весной 1943 года были проведены испытания на базе Лейк Мюрок в Калифорнии. План с треском провалился. Летучих мышей снабдили бомбами и выпустили. Однако мыши приземлились вовсе не на те объекты, которые были для них предназначены, а разрушили все ангары и большинство складов на базе, вдобавок взорвав автомобиль генерала армии. Интересно было бы почитать доклад генерала о событиях того дня… Как бы то ни было, вскоре после этого проект закрыли.

Гораздо менее нелепый, но в конечном счете такой же безуспешный план по использованию летучих мышей был придуман доктором Чарльзом А. Р. Кемпбеллом с медицинского факультета Тулейнского университета. Идея Кемпбелла состояла в том, чтобы построить гигантские «башни для летучих мышей», где эти млекопитающие будут селиться и размножаться, а затем летать по окрестностям и поедать комаров. Кемпбелл полагал, что это значительно снизит распространение малярии, а также даст приличное количество гуано. Было построено несколько таких башен, некоторые стоят до сих пор (хоть и пришли в полное запустение), однако эксперимент опять-таки не удался: летучим мышам не очень нравится, когда им указывают, где жить.

В Америке летучие мыши в течение многих лет преследовались медицинскими властями из-за раздутых и подчас несправедливых страхов, что эти млекопитающие являются разносчиками бешенства. История берет начало в октябре 1951 года, когда некая женщина из Западного Техаса, жена хлопкового фермера, увидела летучую мышь на дороге перед собственным домом. Женщина думала, что мышь дохлая, но, когда она нагнулась, чтобы рассмотреть ее поближе, мышь неожиданно подпрыгнула и укусила ее за руку.

Это было крайне необычно. Все американские летучие мыши питаются насекомыми; еще ни разу они не кусали людей. Женщина с помощью мужа продезинфицировала и забинтовала маленькую ранку и забыла о ней. Три недели спустя женщину увезли в больницу Далласа в невменяемом состоянии. Она была крайне возбуждена и не могла ни говорить, ни глотать. Помочь ей врачи уже не смогли. Бешенство успешно лечится, но только если начать лечение сразу. Когда начинают проявляться симптомы, лечить уже поздно. Через четыре дня невыразимых страданий женщина впала в кому и умерла.

Потом начали появляться сообщения о все новых случаях укусов человека бешеными летучими мышами в других местах — два раза в Пенсильвании, по одному во Флориде, Массачусетсе и Калифорнии, еще два в Техасе. Все эти случаи были зарегистрированы на протяжении четырех лет, так что их вряд ли можно назвать угрожающими, но они и впрямь вызывали опасения.

Наконец, в день Нового 1956 года доктор Джордж С. Мензис, официальный представитель общественного здравоохранения в Техасе, был госпитализирован в больницу Остина с симптомами бешенства. Мензис исследовал пещеры Центрального Техаса, чтобы найти там летучих мышей — переносчиков бешенства, но, насколько было известно, он не был ни укушен, ни как-либо еще травмирован этими самыми мышами. И все-таки каким-то образом он был инфицирован и всего через два дня лечения умер в муках, с вытаращенными от страха глазами.

Этот случай получил широкую огласку и вылился в своего рода истерию мщения. Было решено немедленно истребить летучих мышей. В Америке эти животные были объявлены вне закона. И за несколько лет популяция летучих мышей резко сократились. В самой большой колонии летучих мышей в мире в Аризоне число особей снизилось с тридцати миллионов до трех тысяч.

Мерлин Д. Таттл, ведущий американский специалист по летучим мышам и основатель благотворительного Международного общества защиты летучих мышей, пересказывает историю, описанную в журнале The New Yorker в 1988 году. Представители общественного здравоохранения в Техасе сказали одному фермеру, что если он не убьет летучих мышей, живущих в пещере на его земле, то ему, его родственникам и его скоту грозит серьезная опасность заражения бешенством. Действуя в соответствии с их указаниями, фермер залил пещеру керосином и поджег ее.

В огне погибло около четверти миллиона летучих мышей. Когда позже Таттл беседовал с этим фермером, он спросил его, сколько времени его семья владеет этим участком. Примерно сто лет, ответил фермер.

— И за все это время, — продолжал Таттл, — никто из вас не болел бешенством?

— Нет, — ответил фермер.

«Когда я объяснил ему ценность летучих мышей и последствия его действий, он сильно расстроился и даже заплакал, — вспоминает Таттл. — На самом деле больше людей ежегодно погибает на церковных пикниках, чем погибло за всю историю человечества из-за контакта с летучими мышами».

Сегодня летучие мыши, как мало кто другой в мире животных, подвержены риску вымирания. Примерно четверть видов летучих мышей находится в списке исчезающих видов — это поразительная и, разумеется, пугающе высокая цифра для таких живучих и плодовитых существ; свыше сорока видов балансируют на грани полного уничтожения.

Так как летучие мыши очень скрытны и их нелегко наблюдать, нам трудно получить достоверную информацию об их численности. К примеру, в Британии не знают, сколько видов летучих мышей осталось в стране — семнадцать или шестнадцать. У специалистов нет доказательств, которые позволили бы однозначно считать большую ночницу полностью вымершей или просто исчезающей.

Множество существ так непритязательны и при этом так мало изучены, что мы почти не замечаем, когда они начинают вымирать. В XX веке Британия потеряла двадцать видов бабочек и, кажется, не слишком переживает по этому поводу. Популяции примерно 75 % видов британских бабочек сильно сократились. Среди вероятных причин — интенсификация сельского хозяйства и использование мощных пестицидов, но точной динамики не знает никто. Это может привести к катастрофическим последствиям, ведь птицы часто сильно зависят от количества здоровых мотыльков и бабочек. Одним лишь синицам требуется 15 000 гусениц в сезон. Поэтому снижение популяций насекомых означает снижение популяций птиц.

III

Стоит отметить, что популяции могут не только сокращаться, но и увеличиваться. Иногда они увеличиваются катастрофически — и это подчас меняет ход истории. В 1873 году фермеры западных штатов США и долин Канады пережили чрезвычайно опустошительное нашествие. Буквально ниоткуда явились полчища саранчи (эту разновидность называли «кобылка Скалистых гор») — огромные копошащиеся массы голодных энергичных насекомых, которые затмевали солнце и сжирали все на своем пути.

Там, где эти полчища приземлялись, последствия были ужасающими. Они дочиста объели поля и фруктовые сады; саранча ела кожу и брезент, висящее на веревках постиранное белье, шерсть на спинах живых овец, даже рукоятки деревянных инструментов. Один пораженный свидетель рассказал, что гигантская стая саранчи, приземлившись, затушила большой костер. По словам большинства очевидцев, все это напоминало конец света, тем более что шум стоял оглушающий.

Одна стая растянулась на 1800 миль в длину и примерно на 110 миль в ширину. Чтобы она пролетела, потребовалось пять дней. Считается, что в стае было как минимум 10 миллиардов особей саранчи, однако есть и другие подсчеты, согласно которым эта цифра равнялась 12,5 триллиона, а общая масса всей стаи составила 27,5 миллиона тонн. Это было, пожалуй, самое крупное сборище живых существ, когда-либо виданное в истории. Саранчу ничто не могло остановить. Когда встречались две стаи, они просто пролетали одна через другую и как ни в чем не бывало продолжали пожирать все, что видели. Люди пытались сбить саранчу лопатами, поливали ее пестицидами, но никакого ощутимого результата не наблюдалось.

Как раз в это время люди активно переселялись на запад Соединенных Штатов и Канады, чтобы создать там новый «пшеничный пояс», который протянется через Великие Равнины. За одно поколение население Небраски выросло с 28 000 до более чем миллиона человек.

После гражданской войны в США к западу от Миссисипи было создано четыре миллиона новых фермерских хозяйств, и многие новые фермеры взяли большие ипотечные кредиты на покупку домов и земельных участков, а также ссуды на приобретение нового оборудования — жаток, молотилок, уборочных комбайнов и прочего необходимого для ведения хозяйства на промышленном уровне. Сотни тысяч других инвестировали огромные суммы в железные дороги, зерновой силос и иные подобные предприятия для того, чтобы поддержать сильно разрастающееся население Запада.

К концу лета саранча исчезла, и у людей появилась первая робкая надежда на восстановление разрушенного. Но оптимизм оказался преждевременным. В течение следующих трех лет «кобылка» каждое лето возвращалась, причем всякий раз ее было еще больше, чем раньше. Постепенно в головах фермеров укрепилась пугающая мысль о том, что жизнь на Западе невозможна. Не менее пугающей была мысль о том, что саранча может распространиться на восток и начать пожирать еще более богатые урожаи Среднего Запада и Востока. Это был самый мрачный период во всей истории Америки. Люди пребывали в полной растерянности.

А потом все это просто кончилось. Разом сошло на нет. В 1877 году стаи саранчи сильно поредели, а насекомые казались вялыми и апатичными. В следующем году они вообще не пришли. Кобылка Скалистых гор (ее официальное название — Melanoplus spretus) не просто отступила, а исчезла совсем. Это было чудом. Последний живой экземпляр был обнаружен в Канаде в 1902 году. С тех пор они не появлялись.

Ученым понадобилось больше века, чтобы понять причину странного исчезновения саранчи в тех краях. Похоже, дело в том, что саранча каждую зиму впадает в спячку, а потом размножается в глинистых почвах, примыкающих к извилистым речкам высокогорных долин к востоку от Скалистых гор — в тех самых местах, где вновь прибывшие фермеры возделывали землю с помощью боронования и ирригации; эти действия и погубили спящую кобылку и ее куколок.

Они не сумели бы изобрести более эффективного способа уничтожения саранчи, даже потратив миллионы долларов и многие годы на изучение этого вопроса. Уничтожение живых существ трудно назвать благим делом, однако в данном случае это обрадовало всех.

Если бы саранча не отступила, мир стал бы совсем другим. Международное сельское хозяйство и коммерция, заселение Запада и, в конце концов, участь нашего старого дома приходского священника — все сложилось бы иначе.

В последней четверти XIX века многие американские фермеры уже были озлоблены и охвачены популистскими идеями, их глубоко возмущали банки и крупный бизнес, и эти чувства были широко распространены и в больших городах, особенно среди новых иммигрантов. Если бы сельское хозяйство значительно пострадало, если бы начались лишения и даже голод, то население могло проявить массовую склонность к социализму. Такого развития событий отчаянно желали многие.

Но, разумеется, все пришло в норму. Поселенцы продолжили свою экспансию на запад, Америка стала хлебной корзиной мира, а британские деревни и фермы вошли в долгий штопор, из которого так и не выбрались до сих пор. К этой истории мы еще вернемся, а пока давайте заглянем в сад и подумаем, почему этот вид ландшафта так нас привлекает.