Побойтесь Бога!

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Побойтесь Бога!

«Федор Павлович узнал о смерти своей супруги пьяный; говорят, побежал по улице и начал кричать, в радости воздевая руки к небу: „Ныне отпущаеши“…»

Что значат слова «Ныне отпущаеши»? И насколько уместно применил их в своей речи Федор Павлович Карамазов? В Евангелии от Луки рассказывается о праведном и благочестивом Симеоне, дожившем до трехсотлетнего возраста. Было предсказано, что он не умрет, доколе не увидит Христа. Симеон по внушению Святого Духа пришел в храм и встретил там Деву Марию с маленьким Иисусом. Взяв младенца на руки, старец благословил его и сказал: «Ныне отпускаешь раба твоего, владыко, по слову твоему, с миром…» В память об этой встрече и возник праздник Сретения, который отмечается 15 февраля.

Но каков Федор Павлович! Уж он-то не был праведником, первую жену сжил со свету, а сам умирать отнюдь не собирался. Цитируя Евангелие, он кощунствует. Причем с вызовом, с подчеркнутым цинизмом. Ну, за это он потом заплатил, как и за все остальное. Осторожнее надо обращаться со священными текстами, не стоит без веских оснований прибегать к сакральной лексике.

Телеведущий Владимир Соловьев выпустил приключенческий роман. Сюжет «страшно оригинальный» — о явлении нового мессии. Среди персонажей — автор собственной персоной, президент России и другие официальные лица. Но надо же как-то выделить полиграфический продукт среди множества ему подобных. Для этого дается название — «Евангелие от Соловьева». Есть ли в развлекательной книжке какая-то «благая весть» (а именно таков смысл греческого слова «евангелие»)? Неважно, святое слово эксплуатируется как товарный ярлык, как средство коммерческой раскрутки. Не сказать, что это смертный грех, но и от книги, и от названия за версту шибает пошлостью, шариковским неуважением к отечественной культуре.

Но в культуре-то, слава Богу, есть другой Владимир Соловьев, религиозный философ, автор книги «Оправдание добра», вышедшей в самом конце XIX века, — своего рода евангелия русской интеллигенции. Есть основание полагать, что, несмотря на слабую раскрутку, «старый» Соловьев, Владимир Сергеевич, еще составит серьезную конкуренцию шустрому телевизионному однофамильцу в личных библиотеках приличных книголюбов.

Помимо обесцененного выражения «евангелие от» есть еще набившее оскомину клише «страсти по». Вообще-то «Страсти по Иоанну» или «Страсти по Матфею» — это смертные муки, страдания Христа в изложении названных евангелистов. Любая речевая конструкция может подвергаться переосмыслению: так, первоначальное название фильма «Андрей Рублев» у Тарковского было — «Страсти по Андрею». Это глубоко религиозное по духу произведение. Герой проходит через душевные муки, и режиссер в его трагический опыт вжился. А потом еще синедрион киночиновников вдоволь поиздевался над фильмом и его создателем.

Но зачем столько штампованных (и притом совсем неинформативных) газетных заголовков производится по этой модели? «Страсти по сертификации» — ну, причем здесь страсти? Проблема сугубо деловая, решаемая в рабочем порядке. Или вот название телевизионной передачи — «Страсти по диете». Если к еде без лишней страстности относиться, да еще духовной пищей иногда подзаправляться (скажем, прочитывать утром натощак одно стихотворение Ахматовой или Цветаевой) — так тогда, может быть, и диета не понадобится?

Греческое слово «ипостась» вовсю используется в значении «роль», «амплуа», «функция». Говорим, к примеру, что бизнесмен выступает в ипостаси политика. Но неплохо при этом помнить, что исходное значение слова — «сущность, основание», и прежде всего оно применялось для обозначения лиц триединого Бога (Отец, Сын, Святой Дух). То есть данное понятие с Троицей связано. Ипостасей — три. У нас же кто-то функционирует «в двух ипостасях», а у некоторых многогранных личностей этих ипостасей и четыре, и пять бывает. Расширение значения слова — в общем, естественный процесс, но хорошо бы при этом знать исходный смысл. А то, чего доброго, начнем называть «ипостасями» разновидности воров и бандитов: карманник, домушник, «медвежатник»…

Религиозное слово «откровение» (вспомним «Откровение Иоанна Богослова», иначе именуемое «Апокалипсисом») сплошь и рядом используется в значениях «открытие» и «откровенность». Ничего страшного, конечно, но в слишком бытовых, приземленных контекстах высокое слово профанируется. «Откровением для нее оказался роман между ее мужем и ближайшей подругой». Слово явно не на месте.

Я далек от религиозного пуризма. Самые святые слова могут находить бытовое применение, чему свидетельство — пословицы и поговорки. «Бог любит троицу» — это не совсем по Священному Писанию, но фольклор церковному суду не подлежит. Речь о том, что цитаты из Ветхого и Нового Завета, что словарь церковных обрядов — яркая краска в нашем языке. И хорошо, чтобы краска эта не тускнела от неаккуратного использования.

Кстати, с каким «г» вы произносите слова «Бога», «Богу»? С простым, «взрывным», таким, как в слове «дорога»? Что ж, это современная норма, только в именительном падеже говорится «Бох» (не «Бок»!). А есть еще старинная традиция произношения косвенных падежей этого слова с так называемым «г» фрикативным. Это звук, с которым южане выговаривают слово «город», Горбачев с ним свою фамилию произносит. Лингвисты сей звук обозначают греческой «гаммой» или латинским «h». Обязателен он в междометиях «aha!» и «oho!», а также в слове «буhалтер». Так вот, я предпочитаю говорить: «Boha», «Bohy», как это было принято в доатеистические времена. Потому что есть такая конфессия — историко-филологическая, и у нее немало последователей.