9. Материнство и соблазн инцеста

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

9. Материнство и соблазн инцеста

«Происхождение» запрета на инцест — один из наиболее спорных и чаще всего обсуждаемых вопросов антропологии. Он связан с проблемой экзогамии или примитивных форм брака, с гипотезами первобытного промискуитета и т.д. Нет ни малейшего сомнения в том, что экзогамия коррелирует с запретом на инцест, что это просто расширение этого табу, так же, как институт клана с его классификацией родственных связей — просто расширение семьи и свойственной ей номенклатуры родства. Мы не будем углубляться в эту проблему прежде всего потому, что в этом мы согласны с такими антропологами, как Вестермарк и Лоуи[67].

Для ясности картины полезно вспомнить, что, по мнению биологов, кровосмесительные союзы не оказывают неблагоприятного воздействия на вид[68]. Был бы инцест разрушителен в природных условиях, если бы стал регулярным явлением, — вопрос академический. В природных условиях молодые животные, достигнув зрелости, покидают родительскую группу и спариваются беспорядочно с любыми самками, встречающимися им в период гона. Инцест в лучшем случае может быть только спорадическим событием. Итак, в инцесте между животными нет вреда с биологической точки зрения и, очевидно, с нравственной. Более того, у нас нет оснований полагать, что животные испытывают некий особый соблазн.

В то время как для животных инцест не представляет ни биологической опасности, ни соблазна и, как следствие, против него не существует инстинктивных барьеров, у людей, напротив, во всех обществах самый мощный барьер и главный запрет связаны с инцестом. Эта закономерность, с нашей точки зрения, есть следствие не некоего первоначального законодательного акта или же особого отвращения к половой связи с родственниками, но двух явлений, возникших в условиях культуры. Во-первых, при тех механизмах, которые управляют человеческой семьей, возникает большой соблазн инцеста. Во-вторых, в связи с существованием инцестуальных тенденций в человеческой семье наряду с сексуальными соблазнами появляются особые риски. По первому вопросу мы, следовательно, должны согласиться с Фрейдом и не согласиться с известной теорией Вестермарка, предполагающей существование врожденной неприязни к совокуплению между членами одной семьи. Однако, допуская соблазн инцеста в условиях культуры, мы не поддерживаем психоаналитическую теорию, согласно которой детская привязанность к матери носит по преимуществу сексуальный характер.

Это, по всей видимости, основной тезис, который Фрейд выдвигает в своих трех очерках по теории сексуальности. Он пытается доказать, что отношения между маленьким ребенком и его матерью по своей сути сексуальны, и выражается это прежде всего в акте кормления грудью. Из этого следует, что первая сексуальная привязанность мальчика к матери, как правило, инцестуальна. Эта «фиксация либидо», если воспользоваться психоаналитическим термином, остается на протяжении всей жизни и является источником постоянных инцестуальных соблазнов, которые необходимо вытеснять и которые составляют один из двух компонентов Эдипова комплекса.

Принять эту теорию невозможно. Отношения между ребенком и матерью принципиально отличны от сексуальных отношений. Инстинкты должны определяться не просто на основании интроспективных методов или анализа градаций ощущений, таких как боль и удовольствие, но прежде всего согласно их функции. Инстинкт — это более или менее определенный врожденный механизм реакции особи на конкретную ситуацию в виде определенной формы поведения, имеющий целью удовлетворение определенных потребностей организма. Связь грудного ребенка с матерью определяется прежде всего потребностью в пище. Телесная тяга ребенка к матери опять-таки удовлетворяет его физические потребности в тепле, защите и руководстве. Ребенок не приспособлен для жизни в окружающем мире только за счет своих собственных сил, и так как единственный посредник, через которого он может действовать, — это материнский организм, он инстинктивно тянется к матери. В сексуальных отношениях цель полового влечения и телесной тяги заключается в создании союза, который приведет к оплодотворению. Каждая из этих двух врожденных тенденций — поведение, характерное для матери и ребенка, и процесс совокупления — распространяется на широкий спектр подготовительных и завершающих действий, сходных в определенных отношениях. Тем не менее совершенно очевидно, где проходит водораздел, поскольку одни действия, тенденции и чувства направлены на то, чтобы помочь детскому незрелому организму, накормить, защитить и согреть его; а другие действия служат соединению половых органов и зачатию новой особи.

Поэтому мы не можем принять простое решение, согласно которому соблазн инцеста обусловлен сексуальной связью между ребенком и матерью. Чувственное удовольствие, общее для обоих видов отношений, является компонентом любого успешного инстинктивного поведения. Удовольствие не может быть признаком дифференциации инстинктов, так как присуще им всем. Но, несмотря на то что каждой из этих эмоциональных установок необходимо приписать различные инстинкты, у них все же есть один общий элемент. Дело не только в том, что им присущ оттенок удовольствия, свойственный всем инстинктам; здесь также присутствует чувственное удовольствие от физического контакта. Стремление ребенка к материнскому организму активно выражается в постоянной тяге к материнскому телу, в максимально возможном эпидермическом контакте, прежде всего в контакте губ ребенка с соском матери. Сходство между подготовительными действиями полового влечения и завершающими действиями детского импульса поразительно. Их нужно различать в основном по функции и существенной разнице между завершающими действиями в каждом случае.

К чему приводит это частичное сходство? Мы можем позаимствовать из психоанализа принцип, теперь общепризнанный в психологии, что в жизни любой опыт вызывает соответствующие воспоминания из детства. Из теории сентиментов Шанда мы знаем, что в жизни человека установки подразумевают постепенную организацию эмоций. К этому мы считаем необходимым добавить, что непрерывность эмоциональных воспоминаний и постепенное выстраивание одной установки по модели другой образуют главный принцип социологических связей.

Если мы применим его к сексуальной установке любовников, то увидим, что телесный контакт в сексуальных отношениях должен оказывать очень тревожное ретроспективное воздействие на отношения матери и сына. Ласки любовников включают не только ту же среду — эпидермис, не только ту же ситуацию — объятия, ласки, максимально личное отношение, но они также вызывают подобные чувственные ощущения. Поэтому этот новый тип влечения непременно будит воспоминания о подобных ранних опытах. Но эти воспоминания связаны с определенным объектом, который остается приоритетным среди эмоциональных интересов человека на протяжении всей жизни. Этот объект — личность матери. Эротическая жизнь вызывает беспокоящие воспоминания, касающиеся матери и прямо противоположные установке почитания, подчинения и культурной зависимости, которая уже полностью вытеснила раннюю детскую привязанность в психике подрастающего мальчика. Новый тип эротической чувственности и новая сексуальная установка переплетаются с детскими воспоминаниями и угрожают разрушить упорядоченную систему эмоций, построенную вокруг матери. Установка по отношению к матери, подчиняясь задачам культурного воспитания, постепенно становится все менее чувственной и все более окрашенной психической и нравственной зависимостью, интересом в практических делах, социальными сентиментами, связанными с матерью как центром домашней жизни. Из предыдущих глав этой книги мы уже знаем, что на этом этапе отношения между мальчиком и его матерью окутываются дымкой, и происходит реорганизация сентиментов. В это время в психике человека возникает мощное сопротивление, вся чувственность по отношению к матери вытесняется, и из сочетания ранних воспоминаний с новым опытом возникает подсознательный соблазн инцеста.

Разница между этой интерпретацией и интерпретацией психоанализа заключается в том, что Фрейд говорит о неизменном с детства отношении к матери. Мы в нашем рассуждении пытаемся показать, что между ранним и поздним влечением тождество существует только отчасти, что это тождество обусловлено, в сущности, механизмом формирования сентиментов, что это объясняет отсутствие соблазнов у животных и что инцестуальные соблазны у человека возникают вследствие ретроспективной силы новых сентиментов.

Мы должны теперь задаться вопросом, почему этот соблазн действительно опасен для человека, хотя и безвреден для животных. Мы уже выяснили, что в случае с человеком трансформация эмоций в организованные сентименты составляет сущность социальных связей и культурного прогресса. Как убедительно доказал Шанд, такие системы выстраиваются по определенным законам: они должны быть гармоничны, т.е. эмоции должны быть непротиворечивыми, и сентименты должны быть организованы таким образом, чтобы обеспечить согласованность и непрерывность этих сочетаний. Внутри семьи развитие сентимента между матерью и ребенком начинается с ранней чувственной привязанности, связывающей их глубоким врожденным интересом. Однако затем эта установка должна измениться. Функция матери состоит в обучении, наставлении, культурном влиянии и домашней власти. Подрастающий сын реагирует на эту ее функцию подчинением и почитанием. В течение детства, т.е. в течение этого чрезвычайно продолжительного в психологическом отношении периода, который начинается с отлучения от груди и заканчивается достижением зрелости, эмоции почитания, зависимости, уважения, а также сильной привязанности должны стать доминирующими в отношении мальчика к матери. Также в это время должен развиваться и завершиться процесс эмансипации, разрыва всех физических контактов. Семья на этом этапе — по сути, культурное, а не биологическое образование. Отец и мать воспитывают ребенка, пока он не достигает независимости и культурной зрелости; их физиологическая роль уже исчерпана.

В такую ситуацию тенденция к инцесту внесет деструктивный элемент. Любое сближение с матерью с чувственными или эротическими намерениями будет означать разрыв построенных с таким трудом отношений. Совокуплению с ней, как и всякому совокуплению, должны предшествовать период ухаживания и тип поведения, совершенно несовместимый с подчинением, независимостью и почитанием. Мать, более того, не одна. Она замужем за другим мужчиной. Любой чувственный соблазн полностью расстроит не только отношения между сыном и матерью, но также, косвенно, отношения между сыном и отцом. Активное враждебное соперничество заменит гармоничные отношения, заключающиеся в полной зависимости и подчинении руководству. Если, следовательно, мы соглашаемся с психоаналитиками, что инцест должен быть универсальным соблазном, то видим, что он несет опасность не только психологического плана и эту опасность нельзя объяснить гипотезами, подобными фрейдовской гипотезе первобытного преступления. Инцест должен быть запрещен, потому что, если наш анализ семьи и ее роли в формировании культуры верен, инцест несовместим с установлением первооснов культуры. В цивилизации, обычай, мораль и закон которой допускали бы инцест, семья не могла бы существовать. В определенный момент происходило бы разрушение семьи, что влекло бы за собой полный социальный хаос и невозможность продолжения культурной традиции. Инцест означал бы уничтожение возрастных различий, смешение поколений, дезорганизацию сентиментов и насильственную смену законов как раз в тот период, когда семья является важнейшей образовательной средой. Никакое общество не смогло бы существовать в таких условиях. Альтернативный тип культуры, при котором инцест запрещен, — единственный тип, совместимый с существованием социальной организации и культуры.

Наше объяснение, в сущности, не расходится со взглядами Аткинсона и Ланга, считающих запрет на инцест первобытным законом, хотя наша аргументация отличается от их гипотезы. Мы также не согласны с Фрейдом в том смысле, что не можем принять представления об инцесте, обусловленном врожденным поведением ребенка. От Вестермарка нас отличает то, что отвращение к инцесту представляется нам не естественным импульсом, простой склонностью не вступать в сексуальные отношения с людьми, с которыми живешь с детства в одном доме, но скорее сложной схемой культурных реакций. Мы смогли вывести необходимость табу на инцест из изменения инстинктивных тенденций, что должно происходить параллельно с социальной организацией и культурой. Инцест как нормальная модель поведения не может существовать в человеческом сообществе, потому что он несовместим с семейной жизнью и дезорганизовал бы самые ее основания. Основополагающая модель социальных связей — нормальная реакция ребенка на мать и отца была бы разрушена. Из состава каждого из этих сентиментов должен быть исключен половой инстинкт. Этот инстинкт труднее всего контролировать, и он наименее совместим с другими. Соблазн инцеста, следовательно, по необходимости вводится культурой в силу формирования постоянных организованных установок. Таким образом, это в определенном смысле первородный грех человека. Он должен искупаться во всех человеческих обществах через действие одного из важнейших и универсальных правил. Но даже и тогда, как показал нам психоанализ, табу на инцест преследует человека всю жизнь.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.