«Золотой век» хунхузов
«Золотой век» хунхузов
Двадцатые годы XX столетия в истории Маньчжурии можно без преувеличения назвать «золотым веком» хунхузничества. Революционные потрясения, в 1911 г. охватившие Поднебесную, а спустя считаные годы — и Россию, привели к тому, что на обширных территориях Северо-Восточного Китая и российского Дальнего Востока надолго воцарился хаос. Стремительное падение двух одряхлевших империй похоронило под обломками государственности освященный веками уклад жизни и связанные с ним ценности. Всеобщее разорение увеличило армию обездоленных, а упадок правопорядка ласкал душу паупера соблазном легкой поживы на «большой дороге». Бандитизм расцвел пышным ядовитым цветом. Тот из маньчжурских бедняков, кто хотя бы в малейшей степени обладал смелостью и предприимчивостью, пополнял ряды «краснобородых». Новые времена открыли перед вчерашними отверженными новые возможности.
Навстречу покинувшим потайные убежища хунхузам устремились многочисленные «спонсоры», предлагавшие деньги, оружие и снаряжение в обмен на «грязную работу» в интересах тех или иных политических сил. А те, кому не по душе было именоваться бандитами, получили возможность абсолютно легально поступать на военную службу, что в Китае 1920-х гг. означало приход в ряды войск одной из милитаристских группировок, вернувших Поднебесную во времена «сражающихся царств» древности [21].
Попытки привлечения хунхузов на военную службу предпринимались в Маньчжурии еще в последние годы правления династии Цин. В начале 1907 г. правительственный уполномоченный Су Шичан, совершивший инспекционную поездку по землям Северо-Восточного Китая, представил цинскому двору проект приема на военную службу конных хунхузов, которые, по его мнению, могли составить прекрасные кавалерийские части. Цзунду (военный губернатор) трех восточных провинций Чжао Эрсюнь также ходатайствовал перед пекинским двором о принятии на службу отрядов наиболее известных атаманов, рассчитывая укрепить с их помощью свое влияние в Маньчжурии.
Среди первых хунхузов, оказавшихся в строю, был главарь шайки из уезда Хайчэн провинции Фэнтянь Чжан Цзолинь (или Чжан Юйтин), которому в 1920-х гг. предстояло стать единоличным правителем Маньчжурии и отцом-покровителем всех «братьев». Родившийся в 1876 г. (по другим данным — в 1875 г.) в семье бедных выходцев из провинции Чжили, Чжан Цзолинь уже в возрасте 8 лет остался сиротой и вынужден был зарабатывать на жизнь. Работа «на посылках» в частной школе позволила мальчику получить некое подобие начального образования. Достигнув возраста 15 лет, будущий генералиссимус брался за любую работу, в конце концов овладев навыками разных профессий, среди которых было даже ремесло коновала. Нищета тяготила Чжана, пристрастившегося к азартным играм, однако первые перемены в его богатой приключениями жизни произошли только в годы Японо-китайской войны 1894–1895 гг. Уезд Хайчэн наводнили цинские войска, среди которых было немало кавалерийских частей. Припомнив ветеринарные познания, Чжан открыл в деревне Гаокань импровизированную лечебницу и принялся пользовать армейских лошадей. Предприимчивый молодой человек быстро оброс связями в офицерской среде и добился зачисления на службу. Вылечив по случаю лошадь одного из маньчжурских генералов, Чжан Цзолинь получил награду и повышение. Чин вывел его из низов общества и позволил приобрести кое-какой достаток.
С окончанием боевых действий и уходом войск Чжан с легким сердцем дезертировал из армии и вскоре женился на дочери местного помещика. Ветеринарная лечебница в деревне Гаокань процветала, однако вовсе не она была главным источником доходов семьи Чжана. Под вывеской коновала скрывался атаман хунхузской шайки, действовавшей в ляодунских лесах и на окрестных торговых дорогах. По одной из легенд, Чжан практически случайно стал главарем уже сформировавшейся банды. Во время охоты в лесу он наткнулся на лошадь, с седла которой свисало тело убитого бандита, оказавшегося чжангуем местных «краснобородых». Чжан присвоил коня и оружие убитого, прискакал в лагерь шайки и объявил себя новым атаманом. Как бы то ни было, уже во время Боксерского восстания 1900 г. имя Чжан Цзолиня пользовалось известностью. Его хунхузы за солидное вознаграждение охраняли местных помещиков и крупных купцов от мятежников. Во время Русско-японской войны Чжан Цзолинь предлагал услуги своих «разведчиков» обоим противникам, однако общий язык нашел с японцами. Связям Чжана со Страной восходящего солнца суждена была долгая жизнь…
Поступив на военную службу, Чжан Цзолинь получил небольшой чин командира кавалерийского батальона, что, разумеется, не могло удовлетворить честолюбивого хунхуза. Решению проблемы карьерного роста помогла взятка. Командующий фэнтяньской армией генерал Чжан Силуань получил в подарок прекрасную лошадь и крупную сумму наличных, а Чжан Цзолинь принял под свое командование сперва пять, а в 1908 г. — целых семь армейских батальонов. В 1911 г. Чжан Цзолинь уже командовал двумя соединениями охранно-полицейских войск провинции.
Во время Синьхайской революции Чжан Цзолинь, казалось, полностью оправдал доверие Чжао Эрсюня, разгромив в Мукдене местные революционные организации и расправившись с их лидерами. В действительности бывший хунхузский атаман преследовал исключительно собственные цели. Он понимал, что богатая Маньчжурия, связанная с историческим Китаем единственной дорогой, зажатой между горами и Ляодунским заливом, может стать для него прекрасной вотчиной. Мечтая стать единоличным хозяином Северо-Восточного Китая, Чжан Цзолинь начал с того, что отказался подчиниться приказу командования и передислоцировать свои войска в провинцию Чжили. Старый цинский генерал Юань Шикай, ставший «пожизненным президентом» Китайской Республики, ничего не мог поделать со строптивым маньчжурским военачальником. Впрочем, Чжан Цзолинь не собирался портить отношения с президентом. В 1915 г. бывший хунхуз, занимавший к тому времени должность командира 27-й армейской дивизии и «в нагрузку» фактически командовавший соседней 28-й, поддержал попытку Юань Шикая провозгласить себя императором. В то же время наместнику новоявленного монарха, попытавшемуся было занять резиденцию в Мукдене, без церемоний указали на дверь… Попытка реставрации империи буквально взорвала и без того взбудораженное китайское общество и положила начало расколу страны на области, контролируемые различными военными «кликами». Вскоре после провала монархической авантюры, в 1916 г., Юань Шикай умер и в Пекине утвердился режим, формально возглавлявшийся лидером «аньхуйских милитаристов» [22] Дуань Цижуем. Нуждавшееся в союзниках пекинское правительство в 1917 г. назначило Чжан Цзолиня генерал-губернатором провинции Фэнтянь. Первый шаг бывшего хунхуза на пути к вершинам власти был сделан.
Став губернатором, Чжан Цзолинь вовсе не собирался выполнять указания Пекина. Перед ним стояла заманчивая цель: как можно скорее распространить свою власть на всю Маньчжурию. В этом губернатору помогли весьма кстати появившиеся японцы, не упускавшие из виду своего широко шагающего бывшего наемника. В самом начале политической карьеры Чжана японские банки поспешили предоставить хозяину Фэнтяни финансовые вливания. Не отказываясь от денег, генерал-хунхуз попробовал было проигнорировать встречные требования банкиров, однако японцы тут же дали понять, что шутить не намерены. На Чжан Цзолиня было совершено покушение. Уцелев, губернатор поддался японскому натиску, а на деле — начал с японцами смертельно опасную игру, с переменным успехом продолжавшуюся до самой гибели Чжан Цзолиня в 1928 г. При поддержке японцев Чжан быстро стал совладельцем множества японо-китайских предприятий Северо-Восточного Китая. Рост состояния губернатора, окруженного японскими «советниками», сопровождался бурной военно-политической активностью. Весной 1918 г. Чжан Цзолинь продемонстрировал свою поддержку Дуань Цижую, послав фэнтяньские войска сражаться за пекинское правительство в провинции Хунань. Награда последовала в сентябре того же года, когда Чжан был назначен генерал-инспектором трех восточных провинций. Мечта бывшего хунхуза сбылась — он стал фактически полновластным правителем Маньчжурии. Впрочем, аппетиты Чжана уже успели перерасти достигнутый уровень: он рассчитывал на пост вице-президента Китайской Республики и оказался разочарован, затаив желание отомстить Дуань Цижую…
Еще одним неприятным для Чжан Цзолиня сюрпризом стало соглашение между пекинским правительством и Японией о совместных действиях против РСФСР, подписанное 16 мая 1918 г. Договоренность предусматривала ввод в Северную Маньчжурию 60-тысячной группировки японских войск, которые должны были занять позиции вдоль русско-китайской границы. Секретное приложение к соглашению предоставляло японцам право на свободное плавание по судоходным рекам Маньчжурии и отдавало в руки интервентов соответствующее количество плавсредств. Кроме того, правительство Дуань Цижуя обязалось предоставить японцам для военных перевозок КВЖД (при этом за охрану эшелонов отвечали китайские власти), разрешило снабжение войск из местных ресурсов и взяло на себя ряд других обязательств.
Чжан Цзолинь понял, что к экономическому «поводку» японцев скоро добавится их прямое военное давление. Нужно было срочно увеличивать собственную армию, тем более что соответствующие права давал пост генерал-инспектора. Тут-то и пригодилось Чжан Цзолиню его богатое хунхузское прошлое. Численность расплодившихся бандитских шаек в Маньчжурии могла поразить самое богатое воображение. Только на 200-километровом участке границы с Уссурийским краем от Хуньчуня до станции Пограничная в 1920–1922 гг. постоянно находилось более 11 тысяч (!) «краснобородых», действовавших как на русской, так и на китайской территории. Бывшие коллеги по разбою представляли собой прекрасный боеспособный мобилизационный резерв. Правда, несколько хуже обстояло дело с офицерскими кадрами и инструкторами, способными сделать из бандитов полноценных солдат. Однако и здесь Чжан нашел выход из положения, обратив внимание на белогвардейцев, наводнивших Маньчжурию после завершения Гражданской войны в России.
Военное строительство, предпринятое Чжан Цзолинем в начале 1920-х гг., объяснялось не только его стремлением «нарастить мускулы» на случай враждебных действий японцев, но и планами по расширению сферы контроля. Весной 1919 г. он выступает против Дуань Цижуя. В следующем году генерал-инспектор вводит войска в Пекин и к концу 1921 г. получает контроль над правительством. Это была серьезная «заявка на победу», однако, несмотря на многочисленную армию и поддержку правительства Южного Китая во главе с Сунь Ятсеном, в 1922 г. Чжан Цзолинь потерпел поражение от другого «милитариста» — дуцзюня У Пэйфу. По мнению некоторых историков, военные поражения генерал-инспектора в немалой степени объяснялись его примитивными представлениями о военном искусстве: старый хунхуз даже в войне продолжал действовать по правилам хунхузской тактики…
В конце мая 1922 г. отступивший в Маньчжурию Чжан Цзолинь провозгласил автономию северо-восточных провинций и приступил к полной милитаризации страны. Как и рассчитывал Чжан, его немеркнущая бандитская «слава» вкупе со щедрыми обещаниями привлекли в ряды маньчжурской армии тысячи хунхузов. Бандиты вербовались в войска фэйдан (шайками). Вскоре целые воинские части, такие как старая чжан-цзолиневская 27-я дивизия, могли с полным основанием именоваться хунхузскими. Надев военную форму, «братья» и не думали расставаться с бандитскими привычками. Получив современное оружие, новоиспеченные вояки при случае не отказывали себе в удовольствии использовать его для грабежей. Появились своеобразные «солдато-бандиты» (бинфэй) — молодчики, в зависимости от обстановки легко переходившие от солдатских обязанностей к разбою и наоборот.
Хунхузы Северо-Восточного Китая попадали на службу не только в местные войска, но и в армии противников Чжан Цзолиня. Осенью 1926 г., после победы под Учаном, в Национальную армию Гоминьдана был зачислен отряд хунхуза Лю Юйшуана, промышлявший до этого на советско-китайской границе в Маньчжурии.
Многие хунхузские атаманы смогли сделать на службе у Чжан Цзолиня успешную военную карьеру. Список маньчжурских «генералов-хунхузов» выглядит весьма внушительно: Бао Гуйцин, Ду Лисань, Фэн Дэлинь, Цзи Цзиньчунь, Ли Хайцин, Линь Иньцин, Сунь Лечэнь, Тан Юйлинь, У Баофэн, У Цзюныпэн, Ян Юйтин, Чжан Хайпэн, Чжан Цзинхуй, Чжан Инфан, Чжан Цзунчан, Чжан Цзосян и Цзоу Фэн. Это была своеобразная историческая пародия на «когорту маршалов» Наполеона Бонапарта.
Большинство перечисленных имен составляют знакомые Чжана по старому ремеслу.
Чжан Цзосян и Чжан Цзинхуй стали «побратимами» будущего маршала еще в лесах Ляодуна. Ян Юйтин также пользовался особым доверием Чжан Цзолиня и долгие годы был бессменным начальником мукденского штаба. Уцелев в роковой день гибели патрона, Ян Юйтин при поддержке японцев попытался узурпировать маньчжурский «трон» и был убит сыном Чжан Цзолиня — «молодым маршалом» Чжан Сюэляном… Едва ли не каждый из «генералов-хунхузов» достоин отдельного рассказа.
Наиболее яркую карьеру, напоминающую взлет и падение самого Чжан Цзолиня, сделал Чжан Цзунчан. Этот «милитарист» родился в 1881 г. в современном уезде Лайчжоу провинции Шаньдун. В 1899 г. Чжан Цзунчан приехал на северо-восток, где быстро примкнул к хунхузам. Из Маньчжурии Чжан перебрался во Владивосток, где быстро поднялся: служил частным сыщиком при корпорации китайских купцов, содержал публичные дома, опиекурильни и игорные притоны. Благодаря сотрудничеству с русской полицией Чжан Цзунчан в скором времени стал одним из тогдашних «преступных авторитетов» Владивостока. После победы Синьхайской революции Чжан Цзунчан вернулся в Китай и поступил на службу в войска провинции Шаньдун, а затем — провинции Цзянсу. В 1921 г. Чжан Цзунчан перешел на службу к своему знакомцу и названому брату Чжан Цзолиню и быстро добился высокого положения, став в 1922 г. комиссаром обороны пограничного района Нингута — Суйфэнь. Не забывая о собственном кармане, Чжан Цзунчан открыл на вверенной территории 25 игорных домов и засеял тысячи гектаров земли опийным маком. Позднее Чжан Цзунчан принимал участие в гражданской войне (так называемые 1-я и 2-я чжилийские войны), после чего ушел от Чжан Цзолиня и вернулся на родину в Шаньдун. Здесь он с головой ушел в политику и в апреле 1925 г. стал цзюньу дубань (военным губернатором) провинции. Успешное наступление войск Чан Кайши в 1927 г. вынудило Чжана бежать в Далянь (Дальний), а оттуда — в Японию, где он прожил пять лет. Возвратившись в Китай в начале 1932 г., Чжан Цзунчан несколько месяцев скрывался в Тяньцзине, а затем вновь появился в Шаньдуне. Это было опрометчивое решение, ибо слишком многие шаньдунцы поминали бывшего губернатора недобрым словом. 3 сентября 1932 г. член провинциального правительства Чжэн Цзичэн, мстя за убитого отца, заколол Чжан Цзунчана на вокзале города Цзинань…
Те из «братьев», которые не желали изменять традиционному «ремеслу», также весьма вольготно чувствовали себя на территории автономии. Шайки множились не только за счет местной бедноты, но и за счет волны беженцев из провинций Шаньдун и Чжили, в довершение всех бед переживших в 1920–1921 гг. сильнейшую засуху. Неписаные законы хунхузской «корпоративной этики» ушли в прошлое. Хунхузы 1920-х гг. не признавали никаких правил. Особенно страдала от разбойничьего «беспредела» Северная Маньчжурия. Здесь из-за непрекращающихся грабежей и бесчинств к середине десятилетия обезлюдели целые районы, такие как местности между реками Сунгари и Уссури, а также вдоль восточной линии КВЖД. В докладе дирекции Южно-Маньчжурской железной дороги за 1929 г. численность «краснобородых» в трех северо-восточных провинциях оценивалось не менее чем в 57 тысяч человек!
Немалое число «краснобородых» действовало в полосе отчуждения КВЖД. Здесь хунхузы выполняли «заказ» японцев, мечтавших добиться контроля над стратегически важной магистралью, с марта 1920 г. находившейся во временном китайском управлении. Перед хунхузами была поставлена задача разрушать железнодорожное полотно, громить и поджигать станционные сооружения, нападать на мирных граждан. Так же как и на оккупированных территориях России, бесчинства бандитов на КВЖД должны были продемонстрировать «неспособность» местных властей поддерживать правопорядок и доказать, что дело охраны дороги должно быть передано в японские руки. Еще летом 1920 г. китайской администрации дороги стало известно о «секретном договоре», который шестеро хунхузских главарей подписали с японским командованием. По договору атаманы обязались разными способами прерывать железнодорожное сообщение на линии.
Японцы намеревались протащить своих представителей в правление Общества КВЖД, что, разумеется, также было «необходимо» для успешной охраны дороги. 20 мая 1920 г. японское командование направило начальнику штаба своих сил в Харбине подробную инструкцию. В первых строках документа офицеру сообщалось, что в полосе отчуждения КВЖД действуют несколько шаек хунхузов. Далее начальнику штаба предписывалось время от времени направлять китайским властям запросы относительно действий разбойников и обсуждать способы охраны магистрали. Со своей стороны командование собиралось регулярно направлять в Пекин протесты, добиваясь включения японских представителей в состав железнодорожной администрации. Понимая, что никаких юридических прав на КВЖД у них нет, японцы намеревались формально передать власть в полосе отчуждения своему ставленнику Г.М. Семенову. Побитый красными забайкальский атаман должен был изображать «законную русскую администрацию», прикрывая истинных хозяев магистрали.
Несмотря на подобные ухищрения, деятельность японского командования ни для кого не была секретом. Представитель США в железнодорожном комитете союзников Смит однажды весьма откровенно высказался и о целях японцев в отношении КВЖД, и об их методах: «В Маньчжурии хунхузнические отряды японцы создали и вооружили для нападения на железную дорогу. Цель преследовалась та, что вот Уссурийскую железную дорогу охраняют японцы и нападений не бывает, а поэтому и КВЖД дайте под нашу охрану. Но мы знали, чего они добиваются…» [23].
В апреле 1922 г. консул пекинского правительства во Владивостоке вручил своему японскому коллеге официальный протест против формирования японцами в полосе отчуждения КВЖД отрядов хунхузов, предназначенных для нападения на эту дорогу. Протест был хорошо подкреплен документальными доказательствами.
Планы японцев оказались сорваны в 1924 г. после перехода КВЖД в совместное советско-китайское управление. Соответствующие соглашения были подписаны правительством СССР с пекинским правительством (31 мая 1924 г.) и Чжан Цзолинем (20 сентября 1924 г.). Увы, несмотря на ликвидацию «японской угрозы», обстановка на КВЖД продолжала оставаться напряженной и в итоге вылилась в вооруженный конфликт между СССР и сыном-наследником Чжан Цзолиня — Чжан Сюэляном.
Яркую картину жизни дороги в конце 1920-х гг. изобразил советский журналист Яков Окунев:
«Над кроватью начальника станции висит ружье. Перед тем как свалиться на постель, он сунул под подушку револьвер. Сломанный усталостью и болезнью, он спит тревожно и чутко. Его лицо вздрагивает. Из-под полузакрытых ресниц блестят, как ртутные полоски, его зрачки. За окном обронили что-то. Начальник станции вскакивает и еще в полусне сует руку под подушку:
— Кто? Что? — и снова валится на кровать…
Часа через два он сидит передо мной и пьет чай. Его освеженные сном, заросшие щеки слегка порозовели.
— Отчего вы не соснули? — Теперь его голос свеж. — Вы не будете спать всю ночь. На нашем участке неспокойно.
— Почему?
— Хунхузы.
— Давно?
— Они никогда не переводятся. Прошлой зимой они остановили скорый поезд, ограбили пассажиров, нескольких убили, нескольких увели с собой, потребовав выкупа. В последнее время опять стало тревожно. В сопках бродит большая шайка…»
Маньчжурских «краснобородых» привечали не только Чжан Цзолинь и японцы. Белое движение также не прочь было использовать хунхузов. Совершая набеги на приграничные районы ДВР, а затем — СССР, «краснобородые» часто выполняли задания белогвардейцев: убивали военнослужащих Красной армии и деятелей местной администрации, поддерживали контакты с контрреволюционной агентурой, устраивали диверсии. Близкое общение с хунхузами не проходило даром: отдельные представители эмиграции сами начинали перенимать черты «краснобородых», вливаясь в китайские преступные сообщества или сколачивая собственные бандитские шайки. Иногда «русским хунхузам» удавались весьма громкие дела. Так, в 1925 г. в Харбине ими был похищен богатый купец Тонконогов. Выкуп за освобождение предпринимателя принес бывшим «благородиям» и их китайским сообщникам четверть миллиона иен! Преступная деятельность «белохунхузов» продолжалась даже после оккупации Маньчжурии японскими войсками. Много шуму наделало похищение французского пианиста Каспэ в 1932 г. Он был схвачен 24 августа среди бела дня на главной улице Харбина и увезен в неизвестном направлении. За освобождение музыканта бандиты требовали 300 тысяч иен. Сумму собрать не смогли, и 24 ноября 1932 г. несчастный Каспэ был убит. Преступление было раскрыто исключительно благодаря настойчивости французского вице-консула, находившегося в Харбине. В ходе расследования выяснилась пикантная подробность: один из главарей шайки, некто Н. Мартынов, «по совместительству» являлся… сотрудником харбинской полиции, что и позволяло гангстерам долгое время оставаться безнаказанными. Тем не менее подавляющее большинство нападений на иностранцев продолжало совершаться китайцами. Не успела получить свое завершение история с Каспэ, как в Харбине вновь произошло громкое происшествие. 10 сентября 1932 г. агент Гонконгско-Шанхайского банка англичанин Мельхиш играл в гольф со своим подчиненным Хэнселлом. Дойдя до пятой лунки местного игрового поля, Мельхиш был вынужден спуститься за мячом в ложбинку у полотна железной дороги. Здесь на него напали двое китайцев, попытавшихся утащить его под железнодорожный мост. На крик Мельхиша прибежал Хэнселл. Увидев его, китайцы отпустили свою жертву и нанесли ей несколько ударов дубинками. Затем один из них выхватил маузер и прострелил Хэнселлу левую руку.
Напуганное иностранное сообщество Харбина было вынуждено позаботиться о своей безопасности. В этом ему сильно помогли русские эмигранты. Журналист Г. Вудхэд, побывавший в столице КВЖД осенью 1932 г., писал: «Не будет преувеличением утверждать, что, попав в Харбин, я оказался в сердце царства ужаса. Многие иностранцы здесь отказываются от любых приглашений, подразумевающих передвижение по городу после захода солнца. Когда я поехал в гольф-клуб, в двухстах ярдах от ворот заведения мою машину встретили два вооруженных верховых казака. Четверо русских охранников, вооруженных ружьями и пистолетами, неусыпно охраняют территорию поля. Они расставлены в разных точках, а один из них всегда сопровождает посетителя, если тот направляется в место, недоступное наблюдению… В Харбинском клубе посетителей проверяет на входе детектив из русских эмигрантов. В зале для боулинга, где собирается по вечерам все местное общество, на барной стойке лежат пистолеты посетителей, всегда готовых пустить их в ход. Банки, торговые фирмы и многие частные лица нанимают русских охранников. Вооруженный эскорт желателен при любых перемещениях по городу — как днем, так и ночью. Многие иностранцы нанимают бывших русских военных в качестве вооруженных водителей. К чести последних нужно сказать, что никто здесь не может припомнить случая, когда такой телохранитель не оправдал бы доверия хозяина. Таковы условия жизни в сегодняшнем Харбине — по уверениям официальных лиц Маньчжоу-Го, гораздо более «мирном», чем когда-либо прежде!»
В начале 1920-х гг. в северных областях Маньчжурии изредка можно было встретить немногочисленных «красных хунхузов» — идейных бойцов за «освобождение рабочего класса». Большинство из них являлись агентами Коминтерна, прошедшими специальную идеологическую подготовку в Советской России. Другие представляли собой осколки партизанского движения Гражданской войны, продолжавшей бушевать на российском Дальнем Востоке. Китайские партизаны заходили в Маньчжурию еще во время боев с семеновцами. Наибольшую известность приобрели действия партизанской бригады Син Диу в провинции Цзилинь в июле 1921 г. Син Диу, командовавший до этого китайским «красным отрядом» на юге Приморья, по заданию Дальбюро ЦК РКП(б) сумел объединить множество разрозненных мятежных групп в «1-ю китайскую революционную дивизию». Вступление бедняков в ряды этого воинства поощрялось материально: каждому новобранцу командование выдавало от 50 до 100 «китайских долларов». Численность формирования колебалась от 3300 до 1700 человек. Оружие и боеприпасы Син Диу получал с территории ДВР, а деньги и продовольствие взимал с населения окрестных деревень и городов. В этом отношении «революционная дивизия» ничем не отличалась от хунхузских шаек… Отправляясь в Маньчжурию, Син заявил советским друзьям, что вступает в борьбу с предателями китайского народа — бандами Чжан Цзолиня. Вероятно, под предательством Син Диу имел в виду сотрудничество Чжана с японцами… В цзилиньских лесах «красным хунхузам» удалось продержаться несколько месяцев. Поздней осенью Син Диу был со всех сторон обложен чжан-цзолиневскими войсками, однако сумел уйти на территорию ДВР. По некоторым сведениям, спасение партизан не обошлось без участия Народно-революционной армии… Оказавшись на русской территории, Син Диу продолжал воевать на стороне советской власти, став к концу Гражданской командиром партизанского соединения, насчитывавшего 43 отряда.
«Золотой век» маньчжурских хунхузов завершился с уходом из жизни их «крестного отца» Чжан Цзолиня. Набравший силу и стремившийся к полной независимости генералиссимус к концу 1920-х гг. стал помехой на пути японцев, считавших Маньчжурию своей законной добычей. 4 июня 1928 г. штабной вагон диктатора был взорван под виадуком Южно-Маньчжурской железной дороги на подъезде к Мукдену. Спустя три года вторжение японской армии поставило крест на вольготной жизни «краснобородых». Оккупанты сразу же озаботились решением бандитской проблемы. Начали со сбора сведений о численности и составе злодейских шаек. Сделанные выводы изумили даже опытных военных. Получалось, что общая численность бандитов в трех провинциях Маньчжурии достигала 212 тысяч человек, в том числе 100 тысяч — в Фэнтяни, 71 тысяча — в Гирине и 38 тысяч — в Хэйлунцзяне. Несмотря на то что главную трудность оккупанты видели в ликвидации именно хунхузов «старой школы», последние составляли лишь часть бандитского мира Маньчжурии (около 62 тысяч человек). Помимо хунхузов, японцы относили к «бандитам» следующие категории вооруженных удальцов:
1. Антияпонские группировки, объединявшие в своих рядах так называемых «добровольцев», а также остатки войск чжанцзолиневских войск (69 тысяч человек). Главным вдохновителем и спонсором этого движения японцы небезосновательно считали «молодого маршала» Чжан Сюэляна — старшего сына и наследника Чжан Цзолиня, выдавленного из Маньчжурии и окопавшегося в Пекине [24].
2. Религиозные фанатические организации (16 тысяч человек), распространенные преимущественно в восточной части провинции Фэнтянь, между Мукденом и корейской границей. Эти организации, сохранившиеся в Маньчжурии едва ли не со времен Боксерского восстания, состояли в основном из хэбэйских и шаньдунских китайцев.
3. Так называемые «деревенские бандиты», решавшиеся на разбой в силу экономических и политических причин (65 тысяч человек)…
Для «братьев» наступали тяжелые времена. Кто-то из хунхузов покинул Маньчжурию, кто-то затаился в ожидании лучших времен, однако были и такие, кто с оружием в руках выступил против захватчиков. Среди этих патриотов наибольшую известность получил Ван Дэлинь.
Ровесник Чжан Цзолиня, Ван стал хунхузом в дни Боксерского восстания 1900 г. Семнадцать лет его шайка орудовала на восточной линии КВЖД, нападая на поезда и время от времени пиратствуя на реках Сунгари и Уссури. На военную службу Ван поступил сравнительно поздно — в 1917 г. Откликнувшись на приглашение Чжан Цзолиня, атаман записался в войска Гиринской провинции. Его шайка получила наименование 3-го батальона 1-й бригады провинциальной армии. В момент японского вторжения в 1931 г. батальон Вана стоял в городке Яньцзи (ныне — столица Яньбяньского корейского автономного округа провинции Цзилинь). Ван немедленно приказал своим людям открыть огонь по японским путейцам, тянувшим железнодорожную ветку из соседней Кореи, а затем объявил о своем неподчинении властям марионеточного государства Маньчжоу-Го. В феврале 1932 г. Ван провозгласил создание «Армии гражданского спасения» (Гоминь цзюгоцзюнь), которая к июлю того же года насчитывала в своих рядах около 10 тысяч человек. Уже 20 февраля сторонники Ван Дэлиня взяли город Дуньхуа, а затем перебазировались в провинцию Хэйлунцзян. В марте 1932 г. в районе озера Цзинбо отряд нанес несколько поражений посланным против него японским частям. Поскольку основные силы японцев были в то время скованы действиями против остатков чжан-цзолиневской армии, Ван Дэлиню на первых порах сопутствовал успех. Под его полным контролем оказалась станция Пограничная, Суйфэньхэская таможня и целый участок восточной линии КВЖД.
Бывший «солдато-бандит» поддерживал сотрудничество с Компартией Китая, начальником штаба его армии был коммунист Ли Яньлу. В ноябре 1932 г. положение «Армии гражданского спасения» осложнилось. Японские и маньчжурские войска перешли в решительное наступление в рамках специальной «Антибандитской операции». 13 января 1933 г., исчерпав все возможности для сопротивления, Ван Дэлинь с остатками своей разгромленной армии перешел границу СССР. «Борец с японским милитаризмом» был благосклонно принят советскими властями и получил возможность выехать в Европу, чтобы в итоге вернуться в Китай и продолжить участие в антияпонском движении. Впрочем, эта глава в жизни хунхуза-патриота оказалась короткой: 20 декабря 1938 г. он умер в провинции Шаньдун.
Остатки разбойничьей «армии», разбитой новыми хозяевами Маньчжурии, переместились в города. Последняя заметная вспышка кровавой активности хунхузов наблюдалась во второй половине 1940-х гг., когда капитулировавшие японцы утратили контроль над ситуацией, а правительство генералиссимуса Чан Кайши, едва успев вернуть Маньчжурию на орбиту Гоминьдана, тут же вступило в схватку за власть с окрепшими за годы войны китайскими коммунистами.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.