4. Сквернословие и миф

4. Сквернословие и миф

Мы переходим к разговору о фольклоре в связи с типичными отношениями в матрилинейной семье и разберем наиболее популярный сюжет на границе психоанализа и антропологии. Давно общепризнано, что по той или иной причине истории о стародавних временах, рассказываемые всерьез или для развлечения, соответствуют желаниям тех, кто их рассказывает. Школа Фрейда утверждает, более того, что сказки и предания имеют отношение к удовлетворению подавленных желаний и это справедливо также и для закрепленных в фольклоре пословиц, шуток, присловий и ругательств.

Начнем с последних. Их бессознательный смысл не стоит интерпретировать в том ключе, что они служат удовлетворению подавленных желаний оскорбляемого или даже оскорбляющего. Например, выражение «съешь испражнения», широко употребимое среди восточных народов и многих диких племен (в несколько измененной форме оно встречается и у романских народов), не удовлетворяет напрямую желания ни того, ни другого. Оно направлено только на то, чтобы унизить адресата и внушить ему отвращение. В любом оскорбительном или грязном высказывании содержатся определенные эмоционально заряженные элементы. Одни из них направлены на то, чтобы вызывать эмоции отвращения и стыда; в других адресату приписываются определенные действия, которые считаются отвратительными в данном конкретном обществе. К последним относятся богохульства, которые в европейской культуре достигли предельной изощренности в звучном испанском языке с его бесконечными вариациями «Me cago en Dios!». Сюда также относятся различные оскорбления с упоминанием социального положения, презираемых или унизительных занятий, преступных привычек и т. п.; все они представляют большой интерес с социологической точки зрения, поскольку указывают на то, что в этой культуре считается последней степенью деградации.

Инцестуальная брань, – когда человеку, которому она адресована, предлагают вступить в преступную половую связь с родственником, обычно матерью, – в Европе особенно распространена среди славянских народов, и первенство здесь принадлежит русским с многочисленными вариациями выражения «Е… твою мать». Этот вид брани интересует нас прежде всего в связи со спецификой его употребления на Тробрианских островах. В языке аборигенов существуют три инцестуальных выражения: Квой инам – «Совокупляйся со своей матерью»; Квой лумута – «Совокупляйся со своей сестрой» и Квой ум квава – «Совокупляйся со своей женой». Сочетание этих трех выражений любопытно само по себе, поскольку мы видим здесь, что и совершенно законный, и строго запрещенные виды половой связи упоминаются с одной целью – уязвить и обидеть. Градация по степени оскорбительности еще более удивительна. Приглашение к инцесту с матерью – не более чем безобидное выражение, которое произносится в шутку или в качестве добродушной насмешки. Так, например, мы можем сказать: «Иди ты к черту!». Упоминание инцеста с сестрой – тяжкое оскорбление, и это ругательство используется только в приступе настоящего гнева. Но худшее оскорбление – предложение вступить в половую связь с женой. Мне известны лишь два случая, когда это было сказано всерьез, и в одном из них оно стало причиной описанного выше братоубийства. Это выражение настолько оскорбительно, что я узнал о его существовании только после длительного пребывания на Тробрианских островах. Аборигены произносят это чудовищное оскорбление не иначе как шепотом и никогда не отпускают на этот счет шуток.

Какова психология этой градации? Очевидно, что связь со степенью чудовищности или отвратительное™ действия здесь не просматривается. Инцест с матерью категорически недопустим, тем не менее это самое безобидное выражение. Также градацию ругательств нельзя объяснить преступностью действия, поскольку наименее преступная, более того, законная связь оказывается наиболее оскорбительной. Настоящая причина в другом: чувство стыда и гнева, ощущение униженности, возникающие при вторжении в потаенное пространство реально существующих взаимоотношений двух людей. Интимная близость между мужем и женой оберегается крайне жестким этикетом, не таким строгим, конечно, как связь между братом и сестрой, но направленным непосредственно на то, чтобы исключить любые неприличные намеки. Непристойные шутки на тему секса не должны звучать в обществе двух супругов, и отзываться о личных интимных отношениях в нецензурных выражениях – значит нанести тробрианцу смертельную обиду. Эта психология очень интересна, так как показывает, что одна из движущих сил оскорбления – это соотношение между правдоподобностью желания или действия и формами подавления его на социальном уровне.

С точки зрения этой же психологии становится понятным соотношение между оскорблениями с предложением инцеста с матерью и инцеста с сестрой. Тяжесть оскорбления определяется в основном вероятностью этих событий. Мысль об инцесте с матерью не менее, а может быть даже и более отвратительна аборигену, чем мысль об инцесте с сестрой. Но просто потому, что, как мы видели, все развитие сексуальной жизни ребенка практически исключает возникновение искушения вступить в половую связь с матерью, в то время как табу относительно сестры носит исключительно жесткий характер и соблюдается со всей строгостью, существует большая вероятность нарушения этого последнего. Поэтому это оскорбление задевает за живое.

О поговорках тробрианцев сказать нечего, так как их нет. Что касается присловий и других лингвистических особенностей, здесь стоит упомянуть, что слово лугута, «моя сестра», используется в магическом искусстве для обозначения несовместимости и взаимного отвращения.

Мы переходим сейчас к мифам и преданиям, т. е. к историям, рассказываемым с серьезной целью объяснить различные явления, общественные институты и обычаи. Чтобы изложить этот обширный и богатый материал в наиболее отчетливой и вместе с тем лаконичной форме, разделим эти истории на три категории: 1. Мифы о происхождении человека и устройстве общества, прежде всего о существующих в нем тотемных и социальных делениях. 2. Мифы о культурных изменениях и достижениях: сюда входят истории о героических деяниях, о возникновении обычаев, культурных атрибутов и социальных институтов. 3. Мифы, связанные с определенными видами магии [34] .

Матрилинейный характер культуры ясен уже из мифов первой группы, т. е. мифов о происхождении человека, социальном порядке, вождях, делении на тотемные группы и о различных кланах и подкланах. Эти мифы во всем их многообразии (так как в каждой местности существуют свои предания или вариации общих мифов) образуют что-то вроде единого цикла. Они все сходятся в том, что люди появились из-под земли, через отверстия в почве. У каждого подклана – свое место, откуда они появились; и событиями, произошедшими в тот важнейший момент, объясняются обычно привилегии или, наоборот, ограничения того или иного подклана. Нас здесь более всего интересует то, что первые люди, чье появление описывается в мифе, – это всегда женщина, иногда в сопровождении брата, иногда – тотемного животного, но никогда – мужа. В некоторых мифах ясно описывается, как забеременела первая прародительница. Она начинает свой род, когда по неосторожности оказывается под дождем, или купается и ее кусает рыба, или в пещере на нее падают капли воды со сталактита. Таким образом, она «открывается», в ее лоно попадает дух ребенка, и она беременеет [35] . Итак, в мифах повествуется не о созидательной силе отца, а о стихийной производительной мощи матери-прародительницы.

Отец не появляется ни в какой другой роли. Он вообще никогда не упоминается и не присутствует ни в одной части мифологического мира. Большинство этих местных мифов имеют очень усеченную форму некоторые содержат только одно событие или подтверждение права и привилегии. Те из них, которые включают в себя конфликт или драматическое событие, – сущностные элементы неискаженного мифа, изображают непременно матрилинейную семью и внутрисемейную драму. Между двумя братьями происходит ссора, которая их разводит, и каждый из них уходит с сестрой. В другом мифе две сестры отправляются в путь, ссорятся, расходятся и основывают две разные общины.

В одном из мифов из этой категории, в котором рассказывается о том, как люди утратили бессмертие или, вернее, вечную молодость, к катастрофе приводит ссора между бабушкой и внучкой. В структуре мифов этой группы со всей наглядностью представлена модель матрилинейной семьи – материнское право, т. е. счет родства по женской линии, исключительная роль женщин, матриархальная система родства, вражда между братьями. Нет ни одного мифа о происхождении человека, в котором мужу или отцу отводилась бы хоть какая-то роль. То, что матрилинейная природа мифологической драмы тесно связана с матрилинейными формами подавления внутри семьи, должно быть теперь совершенно очевидно любому психоаналитику.

Рассмотрим теперь второй класс мифов, описывающих определенные культурные достижения, ставшие результатом героических деяний и приключений. Мифы этого класса имеют менее рудиментарную форму состоят из длинных циклов и содержат развернутые драматические события. Главный миф в этой категории рассказывает о герое по имени Тудава, рожденном девственницей, которая зачала, когда на нее упали капли воды со сталактита. Деяния этого героя прославляются в нескольких мифах, варьирующихся в зависимости от местности и приписывающих ему изобретение земледелия и учреждение ряда обычаев и этических норм, хотя его собственная моральная характеристика развита очень слабо. Однако главное деяние этого героя, известное во всем регионе, – это убийство великана-людоеда. Вот эта история.

Человечество счастливо жило на Тробрианском архипелаге, когда внезапно в восточной части островов появился ужасный великан-людоед по имени Доконикан. Он питался человеческой плотью и постепенно уничтожал одну деревню за другой. На северо-западе острова в деревне Лабаи жила в это время семья, сестра и ее братья. Когда Доконикан стал все ближе и ближе подбираться к Лабаи, семья решила бежать. Но сестра поранила ногу и не могла идти. Поэтому братья оставили ее вместе с маленьким сыном в пещере на берегу Лабаи и уплыли в каноэ на юго-запад. Мать вырастила мальчика, научила его, из какого дерева делаются копья, а затем научила его магии Квойгапани, которая похищает у людей разум. Герой отправился в плавание и, найдя Доконикана, околдовал его с помощью магии Квойгапани, а затем убил и отрубил ему голову. После этого они с матерью запекли голову людоеда в тесте из клубней таро. С этим страшным блюдом Тудава отправился на поиски брата своей матери. Найдя дядю, он угостил его этой запеканкой, и тот с ужасом обнаружил в ней голову Доконикана. Охваченный страхом и раскаянием, он предложил племяннику всевозможные дары в искупление своей вины перед ним и его матерью. Герой отказался от них и смилостивился только после того, как получил в жены дочь дяди. После этого он вновь отправился в плавание и совершил ряд подвигов, которые не интересуют нас в этом контексте.

В этом мифе движущей силой драмы являются два конфликта: во-первых, каннибальская ненасытность великана и, во-вторых, оставление матери и сына дядей со стороны матери. Как показал наш анализ устройства матрилинейной семьи на Тробрианских островах, второй конфликт типичен для матрилинейной драмы и, безусловно, соответствует естественной тенденции, подавляемой племенной моралью и обычаями. Брат матери назначен ее защитником и защитником ее семьи. Но эта обязанность для него тяжела, и, кроме того, его забота не всегда с благодарностью и удовольствием принимается подопечными. Таким образом, для большинства героических драм в мифологии характерен зачин, в котором матриарх пренебрегает своими обязанностями.

Но этот второй матриархальный конфликт не вполне независим от первого. После того как Доконикан убит, его голова преподносится на деревянном блюде дяде. Если бы единственной целью этого действия было его устрашение видом чудовища, не имело бы смысла запекать голову в тесте. Более того, так как Доконикан был общим врагом человечества, вид его мертвой головы должен был обрадовать дядю. Все обстоятельства этой истории и подразумеваемая эмоция проясняются, только если предположить, что великан и дядя как-то связаны. В этом случае угостить головой каннибала другого каннибала – единственное верное наказание, и тогда в истории оказываются один злодей в двух лицах и один конфликт, разбитый на два этапа. Итак, мы видим, что сказание о Тудаве включает в себя типичную матрилинейную драму, логически завершенную и составляющую его ядро. Поэтому я ограничусь тем, что укажу безусловные особенности мифа, понятные уже по самим событиям, и не буду углубляться в дальнейшие его толкования, для чего потребовалось бы выдвинуть ряд исторических и мифологических гипотез. Мое предположение состоит в том, что образ Доконикана не вполне объясняется связью с матриархом. Возможно, этот образ заимствован матриархальной культурой из патриархальной, и в этом случае он может символизировать одновременно отца и мужа. Если это так, то наше сказание особенно интересно тем, что показывает, как господствующий тип культуры моделирует и преображает людей и ситуации в соответствии со своим социологическим контекстом.

Еще одно событие этого мифа, которое я здесь только упомяну, – кросскузенный брак героя с дочерью брата матери. В рамках нынешней системы родственных связей аборигенов это совершенно неприемлемый, хотя и не кровосмесительный брак.

К другому мифологическому циклу относится история о двух братьях, повздоривших из-за садового участка (как это часто случается в жизни); в результате старший брат убивает младшего. В мифе не говорится о том, что старший брат пожалел о содеянном; вместо этого подробно описывается кулинарная развязка драмы: старший брат вырывает яму, обкладывает ее листьями, камнями и дровами и запекает тело своего брата в этой земляной печи, как если бы это был поросенок или большая рыба. Затем он торгует на улицах деревень запеченным мясом, обжаривая его время от времени вновь, когда обоняние говорит ему о необходимости этой процедуры. Общины, отказывающиеся от его угощения, остаются «неканнибальскими»; принимающие его становятся с тех пор каннибальскими. Таким образом, каннибализм восходит к братоубийству и к приятию или неприятию пищи, добытой таким преступным и греховным способом. Излишне говорить, что этот миф рассказывается только неканнибальскими племенами. Каннибальские племена Добу и других местностей островов д'Антркасто объясняют эту же разницу между каннибализмом и его отсутствием другим мифом, где каннибализм, конечно, не клеймится как нечто отталкивающее. Однако в этой истории речь идет опять-таки о размолвке, если не ссоре между двумя братьями и двумя сестрами [36] . Нас в этих мифах прежде всего интересует матрилинейный след в ссоре между старшим и младшим братьями.

Миф о происхождении огня, в котором также вкратце говорится о происхождении солнца и луны, описывает ссору между двумя сестрами. Нужно добавить, что огонь в этом мифе зарождается в женских половых органах.

Читатель, привыкший к психоаналитическим интерпретациям мифа и к психологическим и антропологическим работам на эту тему в целом, может счесть мои замечания слишком простыми и наивными. Все, что было здесь сказано, лежит на поверхности, и я намеренно воздерживался от сложных или символических истолкований. Ведь мой тезис о том, что конфликты в матриархальном мифе имеют специфическую матрилинейную природу, должен быть подкреплен только бесспорными аргументами. Более того, если я прав и социологическая точка зрения действительно приближает нас к правильной интерпретации мифа, ясно, что мы не должны безоглядно полагаться на иносказательные или символические интерпретации и уверенно можем позволить фактам говорить самим за себя. Для внимательного читателя будет очевидно, что многие ситуации, понимаемые нами как прямые следствия матрилинейного комплекса, при искусственном и символическом подходе могли бы стать частью патриархальной картины мира. Конфликт между братом матери и племянником, которые должны защищать друг друга и всегда действовать сообща, но в действительности часто смотрят друг на друга как один людоед на другого; борьба и каннибальская жестокость между двумя братьями, составляющими по племенному закону одно тело, – все это в общих чертах соответствует аналогичным конфликтам в патриархальной семье. Матриархальный миф отличается от патриархального лишь набором действующих лиц. Мы опираемся на социологический подход к трагедии, представленной в мифе. Впрочем, принципы психоаналитических интерпретаций остаются неизменными. В коррективах нуждался лишь социологический аспект. Но то, что эти коррективы исключительно важны и даже затрагивают фундаментальные психологические проблемы, мне, надеюсь, удалось здесь показать в достаточной мере.

Обратимся теперь к третьей категории мифов, рассказывающих о культурных достижениях и магии. Магия играет чрезвычайно важную роль во всем, что делают эти аборигены. Во всяком деле, имеющем для них жизненно важное значение, но в котором они не могут полагаться только на свои силы, они призывают на помощь магию. Магией занимаются, когда хотят подчинить себе погоду и ветер, предотвратить опасности, подстерегающие в открытом море, добиться успеха в любви, церемониальной торговле или танце. Черная магия и целительная магия играют большую роль в социальной жизни, и в качестве неотъемлемого и очень важного элемента магия входит в состав таких видов экономической деятельности, как садоводство, рыболовство и строительство каноэ. Между магией и мифом существует тесная связь.

Чаще всего сверхвозможности, демонстрируемые героями в мифах, объясняются знанием магии. Сегодня человечество, в отличие от великих мифических героев прошлого, не владеет наиболее действенными видами магии. Если бы можно было вернуть утраченные заклинания и ритуалы, люди могли бы летать по воздуху, омолаживаться и жить вечно, убивать и возвращать к жизни, всегда быть красивыми, удачливыми, любимыми и почитаемыми.

Но не только миф использует энергию магии. Магия также зависит от мифа. Почти все заклинания и ритуалы имеют мифологическую основу. Аборигены рассказывают, как люди овладели искусством магии. История того или иного магического обряда служит доказательством его эффективности. В этом, возможно, секрет социологического воздействия мифа. Так как миф живет в магии, а магия формирует и обслуживает многие социальные институты, миф, в свою очередь, оказывает на них влияние.

Рассмотрим несколько конкретных примеров таких магических мифов. Для начала стоит обсудить один миф подробно, и для этого я выбрал миф о летающем каноэ, уже публиковавшийся без сокращений [37] . Этот миф связан с судостроительной туземной магией. Нам долго рассказывают о том далеком времени, когда магические обряды, проведенные во время строительства каноэ, могли поднять его в воздух. Герой этой истории, последний (и также, по-видимому, первый), кому удалось сотворить подобное чудо, изображается в роли кораблестроителя и мага. Мы узнаем, как под его руководством было построено каноэ; как в дальней морской экспедиции на юг оно опередило все остальные, плывя по воздуху, в то время как остальные плыли по воде; и как эта экспедиция оказалась чрезвычайно удачной для владельца чудесного каноэ. Это счастливое начало истории. Теперь – трагедия. Все в деревне завидуют герою и ненавидят его. Происходит еще кое-что. Он также владеет садоводческой магией и умеет насылать бедствия. Во время всеобщей засухи выживает только его сад. Все жители деревни решают, что он должен умереть. Младший брат героя выучился у него магии каноэ и садоводческой магии. Поэтому никто из соплеменников не думал, что с убийством старшего брата они лишатся магических знаний. Преступление совершается не кем-нибудь, а младшим братом героя. В одной из версий он нападает на брата вместе с племянниками героя по материнской линии. В другой версии история продолжается рассказом о том, как после убийства старшего брата младший устроил погребальные торжества. Суть истории в том, что после того как дело было сделано и младший брат попытался поднять каноэ в воздух, он с ужасом обнаружил, что владеет лишь малой частью магии. Так человечество навсегда утратило магическую способность летать.

В этом мифе матрилинейный комплекс выходит на первый план. Герой, обязанный, согласно закону племени, поделиться своими магическими знаниями с младшим братом и племянником по материнской линии, просто-напросто надувает их, сделав вид, что передал им все заклинания и ритуалы, тогда как в действительности сообщает только незначительную их часть. Младший брат, в свою очередь обязанный защищать старшего, мстить за его смерть, разделять его интересы, возглавляет заговор и обагряет руки кровью брата.

При сравнении этой мифологической ситуации с социологической реальностью обнаруживается странное соответствие. Каждый мужчина обязан передать своему племяннику по материнской линии или младшему брату семейное наследие, в том числе семейный миф, семейную магию и семейные песни, а также права на определенные материальные ценности и хозяйственные обряды. Передача магических знаний должна происходить в течение жизни старшего брата. Передача имущественных прав и привилегий также часто осуществляется до его смерти. Интересно, что это законное приобретение человеком имущества, полагающегося ему по наследству от дяди по матери или старшего брата, всегда требовало определенной платы, покала, часто весьма значительной. Еще важнее отметить, что когда отец передает сыну какое-то имущество, он никогда ничего не просит взамен и делает это исключительно из теплых чувств. В действительности старший брат также очень часто обманывает младшего. И между двумя людьми, которых по закону племени должны связывать общие интересы, обязательства и родственные чувства, всегда существуют взаимное подозрение и неуверенность. Нередко я обнаруживал, что какой-нибудь туземец, переняв магическое искусство у дяди или старшего брата, сам сомневается, не обманул ли его в чем-то наставник, когда передавал эти знания. Но такие сомнения неведомы человеку, получившему свои знания в дар от отца. Работая с людьми, владеющими магическими знаниями, я заключил, что более половины выдающихся магов получили их в дар от отца, а не как материнское наследство.

Таким образом, как в действительности, так и в мифе ситуация определяется комплексом и подавленным чувством и идет вразрез с законом и традиционными идеалами племени. Согласно закону и морали два брата или дядя и его племянник – друзья, союзники, разделяющие общие чувства и интересы. Но и в действительности, и в мифе они – достаточно явные враги, обманывающие, убивающие друг друга; между ними царят скорее подозрение и неприязнь, чем любовь и согласие.

Еще одна особенность мифа о каноэ заслуживает нашего внимания: из эпилога мы узнаем, что три сестры героя разозлились на младшего брата из-за того, что он убил старшего, не переняв у него искусство магии. Однако сами они успели обучиться магии и хотя, будучи женщинами, не могли построить летающие каноэ, зато умели летать, как летучие ведьмы. После того как произошло убийство, они улетели и поселились в разных местах. Этот эпизод показывает нам характерное матрилинейное положение женщины, которая изучает искусство магии до того, как им овладел мужчина. Сестры также выступают хранительницами рода, но их гнев вызван не преступлением, а тем, что пострадало родовое наследие. Если бы младший брат вполне овладел искусством магии прежде, чем убил старшего брата, три сестры счастливо жили бы с ним до скончания века.

Еще один фрагментарный и уже публиковавшийся миф заслуживает нашего внимания [38] – миф о происхождении магии, позволяющей спасти людей в случае кораблекрушения. Жили-были два брата, старший – человек, младший – пес. Однажды старший отправился на рыбалку, но отказался взять с собой младшего. Пес, перенявший у матери магию безопасного плавания, бросился в воду и поплыл за старшим братом. Улов пса оказался больше. В отместку за нанесенную старшим братом обиду пес перешел в другой клан и завещал магические знания своим новым родственникам. Суть этой драмы заключается прежде всего в том, что мать отдала предпочтение второму сыну, что, очевидно, является матрилинейной чертой в том смысле, что мать распределяет свои милости открыто, ей не приходится обманывать отца, как матери Исава и Иакова. Здесь также имеется типичная матрилинейная ссора – несправедливый поступок со стороны старшего брата по отношению к младшему и возмездие.

Приведем еще один важный сюжет: сказание о происхождении любовной магии, представляющее собой наиболее убедительное свидетельство влияния матрилинейного комплекса. Стремясь понравиться, обольстить, произвести впечатление на другой пол, эти влюбчивые люди всячески демонстрируют свои красоту, доблесть и артистические способности. Слава хорошего танцора, певца, воина имеет сексуальный аспект, и хотя честолюбие само по себе – властное чувство, какая-то его часть всегда приносится в жертву на алтаре любви. Но более всех прочих способов обольщения аборигены почитают и чаще всего применяют прозаичное и грубое искусство магии. Местный донжуан будет хвалиться скорее своими магическими знаниями, чем личными качествами. Менее везучий обожатель вздыхает: «Если бы только я знал кайроиво ». Туземцы всегда указывают на старых и некрасивых калек, которым благодаря их магическому искусству всегда сопутствовал успех в любви.

Это не простая магия. Она включает в себя ряд действий, каждое из которых состоит из особой формулы и ритуала; ритуалы необходимо исполнять один за другим, чтобы с каждым следующим все сильнее очаровывать желанного возлюбленного. Нужно сразу добавить, что любовной магией занимаются как девушки – чтобы обворожить кавалера, так и юноши – чтобы покорить любимую.

Исходное заклинание связано с ритуальным купанием в море. Заклинание произносится над губчатыми листьями, которыми аборигены пользуются как банными полотенцами. Купальщик вытирается заколдованными листьями и бросает их в волны. Листья поднимаются и опускаются на волнах, и так же должна волноваться от страсти душа возлюбленной. Иногда этого заклинания достаточно; если же нет, отвергнутый любовник прибегает к более мощному средству. Второе заклятье произносится нараспев над орехом катеху, затем маг жует и выплевывает его по направлению к возлюбленной. Если же даже это оказывается тщетным, есть третье заклинание, превосходящее два других по силе воздействия; оно произносится над каким-нибудь лакомством, таким как орех катеху или табак, и кусочек его предлагается возлюбленной, чтобы та его съела, пожевала или выкурила. Еще более решительное средство – прошептать магическое заклинание над открытыми ладонями и попытаться прижать их к груди возлюбленной.

Последний и самый радикальный способ можно без преувеличения назвать психоаналитическим. Фактически задолго до того, как Фрейд открыл преимущественно эротическую природу снов, подобные теории были популярны среди темнокожих дикарей северо-западной Меланезии. Они верят, что при помощи определенных форм магии можно вызывать сны. Желание, испытанное в этих снах, проникает в действительность, и таким образом греза воплощается в жизнь. Это фрейдизм наоборот; но я бы не взялся сказать наверняка, чья теория верна и чья ошибочна. Что касается любовной магии, есть способ, при котором над настоенными на кокосовом масле определенными ароматическими травами произносится магическая формула, придающая этому настою свойство вызывать сны. Если магу повезет и его возлюбленная вдохнет аромат этого напитка, он непременно ей приснится. В этом сне она может увидеть и испытать то, что затем обязательно попытается воплотить в жизнь.

Из всех видов любовной магии важнейший, несомненно, сулумвойя. Эта магия считается весьма действенной: тому, кто хочет, чтобы маг провел для него этот обряд или же передал само магическое знание, придется заплатить большую цену. Этой магией занимаются в двух центрах. Первый расположен на восточном побережье главного острова. С прекрасного пляжа с чистым коралловым песком открывается вид на морские просторы, где за белыми бурунами в ясный день можно разглядеть силуэты далеких коралловых скал. Одна из них – остров Ива, второй центр любовной магии. Пляж деревни Кумилабвага на главном острове – что-то вроде священного храма любви для аборигенов. Здесь в белом известняке среди пышной растительности прячется грот, где разыгралась древняя трагедия. По обеим сторонам от грота бьют два родника – считается, что вода из них и поныне обладает магическими свойствами и ею можно приворожить любимого человека.

Эти два места, разделенные морем, связывает красивый миф о магии и любви. Этот миф особенно интересен тем, что объясняет возникновение любовной магии ужасным и трагическим для туземцев событием – инцестом между братом и сестрой. В этом отношении он близок сказаниям о Тристане и Изольде, Ланселоте и Гиневре, Зигмунде и Зиглинде.

В деревне Кумилабвага жила женщина из рода Малази с дочерью и сыном. Однажды, пока мать кроила себе юбку из волокон растений, сын занялся магией. Он делал это, надеясь завоевать любовь определенной женщины. Он залил очищенным кокосовым маслом жгучие листья квайавага и душистой сулумвойя (мяты) и вскипятил смесь, произнося заклинание. Затем он перелил ее в сосуд из плотных банановых листьев и поставил сосуд на тростниковую крышу. После этого он пошел искупаться в море. Тем временем его сестра собралась на пруд, чтобы наполнить водой емкости из кокоса. Проходя под тем местом, где стоял сосуд с волшебным маслом, она задела его волосами и несколько капель упали ей на волосы. Она провела по ним рукой и понюхала пальцы. Вернувшись домой, она спросила мать: «Где мужчина, где мой брат?» Местные нравы запрещают девочке задавать вопросы о брате и говорить о нем как о мужчине. Мать догадалась, что случилось. Она подумала: «Увы, мои дети помешались».

Сестра побежала за братом и нашла его на пляже. Он был без фигового листа. Она сняла юбку из волокон растений и, нагая, попыталась к нему приблизиться. В ужасе от увиденного брат убежал от нее и бежал вдоль пляжа, пока путь ему не преградила отвесная скала, которой на севере оканчивается пляж Бокарайвата. Он повернулся и побежал к другой скале, неприступно возвышающейся на южном конце пляжа. Так они трижды пробежали вдоль пляжа в тени нависающих деревьев, пока брат, изможденный и обессилевший, не позволил сестре поймать его. Они упали, обнявшись, на мелководье и лежали в ласковых волнах. Затем, мучась угрызениями совести, но не сумев погасить любовный пыл в груди, они ушли в грот Бокарайвата и оставались там без еды, питья и сна. И там они умерли, сжав друг друга в объятиях, и из их переплетенных тел выросла душистая мята (сулумвойя).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.