3. «Первопричина культуры»

3. «Первопричина культуры»

Теория Фрейда о драматичных истоках тотемизма и табу, экзогамии и жертвоприношения имеет огромное значение для всех психоаналитических работ по антропологии. Разумеется, ее нельзя обойти молчанием и в настоящей работе, в которой мы попытались соединить психоаналитические взгляды и антропологические находки. Поэтому мы используем эту возможность подвергнуть эту теорию подробному критическому разбору.

В книге «Тотем и табу» Фрейд показывает, как Эдипов комплекс может объяснить тотемизм и избегание тещи, почитание предков и запрет на инцест, отождествление человека со своим тотемным животным и идею Бога-Отца [43] . Фактически Эдипов комплекс, как мы знаем, должен рассматриваться психоаналитиками как источник культуры, как то, что произошло до начала культуры, и в своей книге Фрейд предлагает гипотезу, описывающую, как именно возник Эдипов комплекс.

В этом Фрейд берет пример с двух своих знаменитых предшественников – Дарвина и Робертсона Смита. У Дарвина он заимствует идею «первобытной орды», или, как переименовал ее Аткинсон, «циклопической семьи». Согласно этой точке зрения ранняя форма семьи или социальной жизни состояла из маленьких групп, возглавляемых зрелым мужчиной, который держал в подчинении определенное количество женщин и детей. У другого великого исследователя – Робертсона Смита Фрейд позаимствовал предположение о важности тотемных жертвоприношений. Робертсон Смит полагал, что первый религиозный акт состоял в общей трапезе, когда члены рода поедали с надлежащими церемониями тотемное животное. Затем из тотемной трапезы выросло жертвоприношение – практически универсальный и, несомненно, важнейший религиозный акт. Табу, запрещающее употреблять в пищу тотемных животных в обычное время, представляет собой негатив ритуальной общности и сопричастности. К этим двум гипотезам Фрейд добавил собственную: отождествление человека с тотемом – черта мышления, характерная для детей, примитивных людей и невротиков и основанная на тенденции отождествлять отца с каким-нибудь неприятным животным.

В этом контексте нас прежде всего интересует социологическая сторона теории, и я полностью процитирую фрагмент из сочинения Дарвина, на котором основана теория Фрейда. Дарвин говорит: «Судя по тому, что нам известно о ревности у всех млекопитающих, из которых многие обладают специальным оружием для борьбы с соперниками, мы действительно можем заключить, что общее смешение полов в естественном состоянии весьма невероятно… Если поэтому в потоке времени мы оглянемся далеко назад и сделаем заключение о социальных привычках человека, как он теперь существует, то самым вероятным будет мнение, что человек первоначально жил небольшими обществами, каждый мужчина с женщиной или, если у него была власть, со многими, которых он ревностно защищал от других мужчин. Или он не был социальным животным и все же жил один со многими женами, как горилла, потому что все туземцы согласны в том, что в группе горилл можно встретить только одного взрослого самца. Когда молодой самец подрастает, происходит борьба за власть и более сильный становится главою общества, убив или прогнав остальных (см. работу доктора Т. С. Савиджа в «Бостонском журнале по естественной истории» за 1845–1847 гг., т. V). Младшие самцы, изгнанные таким образом, скитаются одни, и, когда наконец им удастся найти самку, они таким же образом не допустят слишком близкого кровосмесительства среди членов одной и той же семьи» [44] .

Я могу сразу отметить, что в этом отрывке Дарвин не делает различия между человеком и гориллой. И для антрополога нет причины осуждать его за эту путаницу: меньшее, что может сделать наука, – это отрезвить нас от всяческого высокомерия по отношению к нашим человекообразным братьям! Но если с философской точки зрения разница между человеком и обезьяной несущественна, для социолога отличие семьи человекообразных обезьян от организованной человеческой семьи крайне важно. Он также должен четко различать животную жизнь в условиях природы и человеческую жизнь под воздействием культуры. Для Дарвина, выдвинувшего биологический довод против гипотезы о промискуитете, это различие не имело значения. Если бы он говорил об истоках культуры, если бы он попытался определить момент ее рождения, отчетливое разграничение природы и культуры было бы для него крайне важно. Фрейд, который, как мы увидим, действительно пытается понять и изобразить «великое событие рождения культуры», совершенно не справляется со своей задачей в том смысле, что теряет из вида эту разграничивающую линию и помещает культуру в такие условия, в которых ex hypothesi [45] она не может существовать. Более того, Дарвин говорит только о женах лидера общины и ни о каких других женщинах. Он также утверждает, что изгнанные молодые мужчины в итоге находят партнера и больше не заботятся о родительской семье. Фрейд существенно видоизменяет дарвинскую гипотезу по двум этим пунктам.

Я позволю себе процитировать слова отца психоанализа полностью, чтобы обосновать свою критику. Фрейд пишет: «В дарвиновской первичной орде нет места для зачатков тотемизма. Здесь только жестокий ревнивый отец, приберегающий для себя всех самок и изгоняющий подрастающих сыновей». Как видим, взрослый самец представлен как приберегающий всех самок для себя, а изгнанные сыновья остаются где-то поблизости, в группе, чтобы подготовиться к гипотетическому событию. И, действительно, чудовищное преступление происходит на наших глазах – вполне гипотетическое, однако важнейшее в истории психоанализа, если не человечества! Ведь, согласно Фрейду, оно должно дать начало всей будущей цивилизации. Это «великое событие, с которого началась культура и которое с тех пор не дает покоя человечеству», это деяние, которое было «вначале»; это «замечательное преступное деяние, от которого многое взяло свое начало: социальные организации, нравственные ограничения и религия». Послушаем же рассказ об этой первопричине всей культуры.

«В один прекрасный день изгнанные братья соединились, убили и съели отца и положили таким образом конец отцовской орде. Они осмелились сообща совершить то, что было бы невозможно каждому в отдельности. Может быть, культурный прогресс, умение владеть новым оружием дали им чувство превосходства. То, что они, кроме того, съели убитого, вполне естественно для каннибалов-дикарей. Жестокий праотец был, несомненно, образцом, которому завидовал и которого боялся каждый из братьев. В акте поедания они осуществляют отождествление с ним, каждый из них усвоил себе часть его силы. Тотемическая трапеза, может быть, первое празднество человечества, была повторением и воспоминанием этого замечательного преступного деяния…».

Это первый акт человеческой культуры, и тем не менее в середине описания автор говорит о «культурном прогрессе», об умении «владеть новым оружием» и, таким образом, снабжает своих докультурных животных достаточным количеством культурных предметов и орудий. Никакая материальная культура не представима без одновременного существования организации, морали и религии. Как я сейчас покажу, это не просто придирка с моей стороны – это самая суть вопроса. Мы увидим, что теория Фрейда и Джонса пытается объяснить происхождение культуры с помощью операции, которая подразумевает существование культуры до установления культуры и, следовательно, представляет собой доказательство по замкнутому кругу. Критика этой позиции естественным образом приведет нас прямо к анализу культурного процесса и его основ в биологии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.