«Я частенько не могу отличить сон от реальности» («Такешиз», август 2005)
«Я частенько не могу отличить сон от реальности»
(«Такешиз», август 2005)
Как и когда появился впервые проект «Такешиз»?
Все началось двенадцать лет назад, сразу после окончания работы над «Сонатиной», Герой должен был быть таксистом, и все мне говорили: «Да ладно тебе, их и так слишком много, фильмов о таксистах!» Пришлось отказаться от этой идеи. Но сценарий я все-таки написал. Так он и лежал, ждал своего часа. С тех пор многое изменилось, жизнь шла своим чередом, и со временем родился «Такешиз» — такой, какой он есть: история человека, попадающего в воображаемый мир своих грез.
Кстати, этот фильм местами весьма напоминает «Снял кого-нибудь?» — ту безумную комедию, которую вы создали как раз после «Сонатины».
Возможно, это два разных ответвления от одного ствола.
В обоих фильмах чувствуется ваша тяга к саморазрушению: «Снял кого-нибудь?» перебивал серьезный пафос «Сонатины», а «Такешиз» собьет с толку массового зрителя, пришедшего к вам после «Затойчи».
Это не саморазрушение, а восстановление той же структуры, той же стратегии, но на новом витке. Закончилась серия жизни, закончился очередной том мемуаров, и вот вам эпилог.
Судя по всему, «Такешиз» — фильм для вас весьма важный и более личный, чем предыдущие: все-таки ваше имя вынесено в название.
Разочарую вас: название тут, как и в большинстве моих фильмов, придумал не я, а мой продюсер Масаюки Мори. Он всегда решает за меня, как лучше назвать фильм. Личный ли это фильм? Я делаю вид, что личный. И то, как я делал «Такешиз», выражает мою личность. Но то, о чем я говорю в самом фильме, универсально и должно быть таким, как кажется мне. Фильм не обо мне, это обманчивое впечатление.
А о чем этот фильм, по-вашему?
Вообще-то он о снах и реальности. Вы вспоминаете длинный и запутанный сон, но на самом деле он приснился вам за минуту или за секунду до пробуждения. Реальность, пережитая как сон, или сон, ставший частью реальности, — мой фильм построен по этой формуле. Сам я частенько не могу отличить сон от реальности.
То есть, грубо говоря, весь фильм происходит во сне?
Я думал о том, как это показать. И о том, чтобы намек на то, что все происходящее на экране — сон, был понятен публике. Я даже хотел повторить в самом финале слова хозяина игорного заведения, произнесенные им в начале: «Не тревожьтесь, это всего лишь кино». Но потом решил, что это будет неуважительно по отношению к моему зрителю. Он же не настолько глуп, чтобы этого не понимать!
Вы вдохновляетесь собственными снами?
До какой-то степени. В «Такешиз» есть два моих настоящих сна, перенесенных на экран, а остальное я выдумал. Однажды мне действительно снилось, что я веду машину по шоссе, объезжая трупы, а потом проваливаюсь в жуткую пропасть. Второй сон — тот, где я ем спагетти, и мне кажется, что меня отравили, и я прошу воды. Проснувшись, я обнаружил, что у меня действительно пересохло горло. Собственно говоря, ради этого сна мне пришлось изобрести персонажа — злобного шеф-повара, придумать прослушивания на роль этого повара. В конечном счете в основе фильма лежит именно мой сон про спагетти.
Ваши занятия искусством — живописью и литературой — для вас тоже нечто вроде сна, способа ускользнуть от реальности?
Я бы не сказал. Просто я не смог достаточно преуспеть ни в одном из видов деятельности и пытаюсь перехитрить судьбу, занимаясь всем сразу одновременно.
Какому Такеси снится другой Такеси? Телезвезде снится служащий супермаркета, или наоборот?
Ни один из них не реален, а если кому-то и снится сон, героями которого их можно считать, то только мне. Это я, режиссер, показываю вам воображаемые сны двух выдуманных Такеси друг о друге. Или вот еще вариант: вы возвращаетесь домой, рассказываете жене: «Сегодня встречался с Китано, он сделал какой-то малопонятный и тоскливый фильм», а потом ложитесь спать и видите сон. Тогда вам приснится примерно то, что я показал на экране.
Мне ваш фильм не показался тоскливым.
Так или иначе, даже если фильм вас не усыпит, в конце концов вы заснете, и вам будут сниться сны.
Что для вас жестокость, которой хватает в «Такешиз»? Тоже сон своего рода?
Если и сон, то кошмарный — тут я не претендую на оригинальность. Бывает два вида жестокости: физическое насилие и жестокость в поступках, словах и мыслях. На физическое насилие мне наплевать, а вот подлинная жестокость… Она ужасна.
Русский писатель Владимир Сорокин, которого часто называют жестоким, на любые вопросы отвечает: я ненавижу жестокость, и книги помогают мне понять ее причины. Вы действуете по такому же принципу?
Не вполне. Жестокость в моих фильмах — способ развлечь публику, не более. Подлинная жестокость окружает нас в жизни, и рядом с той жестокостью, на которую способны террористы, мои фильмы — ничто.
Вы работаете в основном с одним и тем же оператором, Кацуми Янагисимой, и уже четвертый фильм подряд не можете расстаться с костюмами от Йодзи Ямамото. А что заставило вас прервать долгое сотрудничество с композитором Джо Хисаиси, который на протяжении многих лет писал музыку ко всем вашим фильмам?
Янагисима остается рядом со мной на протяжении всех этих лет по простой причине: у нас в Японии оператор — не самостоятельный творец, как в Штатах, а наемный работник на службе у режиссера. Янагисима делает именно то, о чем я его прошу, и делает настолько хорошо, насколько это возможно. Хисаиси — другая история. Наши отношения потеряли свежесть, мы устали друг от друга. Все протекало хорошо вплоть до «Кикуджиро», а потом… Быть может, дело не в нем, а во мне: я изменился, у меня другие потребности. У нас теперь разные картины мира. Поэтому мы разошлись.
Неужели Ямамото тоже верно служит режиссеру и слушается его во всем, как оператор?
Нет, Ямамото-сан пользуется свободой действий. Я отношусь к нему с огромным уважением по ряду причин. Он — эксперт в том, что касается представлений японцев о красоте, разбирается в традиционных эстетических ценностях и знает толк в использовании цвета, умеет с ним работать. Это и позволяет ему нарушать правила и ударяться в эксцентрику. В сценах, которые происходят в квартире Китано — того из двух, который работает в супермаркете, — я нарочно добавил красный цвет, чтобы оттенить краски костюмов, придуманных Ямамото. Таким образом, я у него на службе, а не наоборот! Вся съемочная группа подчиняется только мне, а я подчиняюсь Йодзи Ямамото.
Как вам кажется, вы — фанатик монтажа — достигли каких-то новых высот в этой области в «Такешиз»?
На этот раз фаза монтажа была особенной, не похожей ни на что, испытанное мной до сих пор. Если раньше я мог менять порядок сцен лишь изредка и в основном был вынужден более-менее следовать сценарию, в «Такешиз» я позволил себе гораздо большую свободу, тасуя эпизоды в почти произвольном порядке. Это было впечатляюще! Хотя в конечном счете это выбило меня из колеи; вечером я заканчивал монтаж, а проснувшись утром, говорил себе: «Нет-нет, надо все изменить еще раз», — и бежал на работу все переделывать. Поэтому я был счастлив, когда сделали копию с субтитрами: теперь уже ничего не добавишь и не убавишь. Я очень этому рад до сих пор, хотя смутное сожаление о неиспользованных возможностях тоже осталось. Я бы мог продолжать бесконечно… Представьте, я приезжаю в Париж и встречаю на улице безумно красивую женщину, а потом мне надо возвращаться в Японию и прощаться с ней. Мне не хотелось прощаться с этим фильмом, с которым мне было так хорошо!
Вы действительно считаете, что зритель должен смотреть «Такешиз» более одного раза, чтобы до конца разобраться в этом фильме?
Да, я в этом уверен. Это очень запутанная и сложная работа. Уверен, что полностью оценить его структуру вы сможете только после второго просмотра.
В ваших фильмах слов и музыки обычно меньше, чем тишины. Вы испытали влияние немого кино? Ваш персонаж Китано в сценах, когда он молчаливо отбивает чечетку на пустых рельсах, напоминает Бастера Китона. И фамилии у вас похожие.
Если я и имитировал Китона, то бессознательно. Я вообще был удивлен, когда мне сказали, что в «Такешиз» есть очень смешные сцены. По-моему, это вполне бытовые сцены, которых хватает и в жизни. Скорее уж на меня повлияли Лаурелл и Харди. В Японии комиков-одиночек не бывает, у нас другая традиция — комические дуэты, манзай.
В «Такешиз» вы появляетесь на экране в гриме клоуна. Вы действительно считаете себя клоуном?
Не знаю я, что это такое — быть клоуном. Это публика, когда смотрит на человека в гриме, считает его клоуном, но кто из зрителей знает, что происходит в голове клоуна? Клоун — это всего лишь маска. Одним клоунам нравится быть клоунами, другим — нет. И что это тогда такое — считать себя клоуном? Мой клоун несчастен, это клоун поневоле.
Вы смеетесь над самим собой в «Такешиз», но ведь и над японской публикой тоже, не так ли? Как по-вашему, ей понравится фильм?
Публика вряд ли обидится. Я во всех своих телепередачах свожу с ней счеты, оскорбляю ее всячески. Так что, посмотрев этот фильм, она скажет: «Он не изменился». Скоро «Такешиз» выйдет на экраны, и я очень нервничаю. Не думаю, что «Такешиз» многим так уж понравится.
В мире снимается все больше фильмов, подвергающих критике распространение огнестрельного оружия — от «Боулинга для Колумбины» Майкла Мура до «Дорогой Венди» Томаса Винтерберга. В «Такешиз» стреляют, кажется, больше, чем в любом другом вашем фильме. Это ваш вклад в общую борьбу за разоружение или, напротив, знак вашей любви к пистолетам и стрельбе?
Огнестрельное оружие окружено парадоксами — как и любое другое оружие. Например, знаменитый девятый параграф Конституции Японии гласит, что в нашей стране никогда не будут производиться атомные бомбы. Чему поможет этот запрет? Я считаю его бесполезным. В Штатах тоже борются с распространением оружия, а его все больше! Лично я, разумеется, выступаю против огнестрельного оружия. В том случае, когда оно направлено против человека. Хотя против охотничьих ружей, с другой стороны, я ничего не имею. Сложная это штука — оружие… Слишком сложная, чтобы резюмировать что-либо в нескольких фразах.
А почему вы по-прежнему остаетесь блондином? Вы же собирались смыть краску сразу после рекламной кампании «Затойчи»?
Да я не виноват, это все мой мерзавец-парикмахер. По привычке волосы мне красит. Как-нибудь я ему скажу, чтобы пришел в себя (смеется).
Скажите честно, а о «Затойчи-2» все-таки речи не идет?
Отвечаю честно. Сценарий давным-давно готов, но я не чувствую в себе достаточных для этого сил. Надо много прыгать и бегать, чтобы достойно исполнить такую роль. Я уже не в состоянии. Но если мы с «Такешиз» прогорим, мне все-таки придется сняться в «Затойчи-2». Мне уже все уши прожужжали об этом. Наверное, в «Затойчи-2» мой герой будет не только слепым, но и глухим. А в третьей серии… ноги ему надо обрубить! Будет слепой и глухой своим мечом размахивать публике на потеху.
Вы много раз говорили, что ваши работы вас не удовлетворяют. А есть что-то, сделанное вами, чем вы окончательно и бесповоротно довольны?
(Долгая пауза, в течение которой Китано издает задумчивое мычание.) Не то чтобы я всегда был недоволен. Наоборот, сразу после завершения той или иной работы я полон самодовольства. Особенно если я удачно пошутил на одной из своих телепередач, за что публика наградила меня пятиминутной овацией. «Я хорошо поработал», — говорю я себе в эту минуту. Кратких моментов удовлетворения в моей жизни было много. Но на следующий день эйфория проходит: надо начинать заново, приниматься за очередную работу.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.