Пылкие страсти и дикие нравы
Пылкие страсти и дикие нравы
Живя в Михайловском, А. С. Пушкин любил бывать в Петровском и Воскресенском — имениях своего прадеда и двоюродных дедов. В Петровском хранились реликвии рода, знаменитая библиотека Ибрагима Ганнибала, письма и рукописи, подарки Петра Великого. Это был своеобразный музей Ганнибалов. История предков, семейные предания, как известно, живо интересовали поэта: «Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно», — писал он.
Жившие вольготно в своих вотчинах Ганнибалы были гостеприимны до навязчивости, необузданны и бесшабашны до неприличия. О их кутежах и своеволии ходили жуткие рассказы на Псковщине. «Ради своего удовольствия они были готовы лезть в самое горячее пекло», — свидетельствует в своих рассказах муж сестры поэта Ольги Сергеевны — Павлищев. «Когда Ганнибалы бывали сердиты, то людей (дворовых) у них выносили на простынях», — рассказывал под конец своей жизни бывший староста села Михайловского М. И. Калашников.
Повествуя в «Начале автобиографии» о своих предках Ганнибалах, Пушкин заметил: «Африканский характер моего деда, пылкие страсти, соединенные с ужасным легкомыслием, вовлекли его в удивительные заблуждения… Он умер от следствия невоздержанной жизни…» Это Пушкин рассказывал об Осипе Абрамовиче — отце своей матери Надежды Осиповны. Но «ужасным легкомыслием» отличались и двоюродные деды Александра Сергеевича Петр и Исаак, жавшие по соседству с Михайловским — один в Петровском, другой в Воскресенском.
В Государственном Историческом архиве (фонде Синода и Псковской духовной консистории) мною были обнаружены любопытные, доселе неизвестные документы, рассказывающие о «невоздержанной жизни» Исаака Абрамовича. Документы хранятся в «Деле об убиении отставным морской артиллерии капитаном 3-го ранга Исааком Ганнибалом священниковой жены в пригороде Воронич». Начинается оно «Выпиской из духовной книги Воскресенской церкви Воронича», сообщающей, что Исаак Ганнибал был приписан к ее приходу. Вот о чем повествуют документы этого любопытного дела.
Был «Великий пост» 1779 года. Приближалось «Светлое воскресенье» — пасха. Решил Исаак Абрамович, как тогда было положено, сходить в церковь, исповедаться попу и причаститься «святых тайн». В этот день с утра он, как всегда, был «навеселе». Пока доехал из Воскресенского до Воронича — служба в церкви уже окончилась. Вспомнил, что недавно умер прежде бывший здесь поп — отец Петр Федоров, после которого осталась молодая вдова Дарья Тимофеевна. К ней он давно приглядывался. Она жила в одиночестве, в отдельной светелке в доме просвирни. Богомолец решил «визитировать» вдову. Попадья визитера приняла неласково и в дом не впустила, а только через окно сказала: «Вы, сударь, в нетрезвом виде и ведете себя недостойно…» — «Ах, вот ты как, подумаешь, какая краля бубновая… Да знаешь ли ты, с кем имеешь дело? Да ты такая, сякая, разэтакая!»— гремел Исаак Абрамович. Пылая гневом, вернулся он к себе в Воскресенское, вызвал старосту и приказал бить в усадебный колокол тревогу. Сбежались подчиненные. Ганнибал снарядил отряд дворовых и крестьян и конным строем отправился в поход на Воронич. Войско подъехало к церковному дому. Попадья была в своем доме «взаперти». Приказав ломать двери и окна, Исаак Абрамович ворвался внутрь светелки и учинил полный разгром ее, а саму попадью избил до полусмерти, после сего побоища он удалился в свое имение. Местный церковный сан немедля обратился с реляцией к благочинному, в которой было подробно описано «зверское поведение господина капитана». Благочинный переправил жалобу в Псковскую консисторию. Консистория обратилась к губернатору, и… «пошла губерния писать»!
Начался сыск. В Воронич приехала комиссия. Начался допрос свидетелей. На запрос Псковской консистории, почему нет показаний самой пострадавшей, сыск ответил, что «жена прежде бывшего священника Петра Федорова, избитая господином Ганнибалом, лишилась безвременно жизни». Консистория потребовала тщательного допроса самого Ганнибала. Но Исаак Абрамович «не пожелал допустить к себе сыскных людей». Тогда Псков направил к нему в Воскресенское «главного экзекутора» чиновника Вельяшева, которому было приказано «взять дознание и доставить злодея в Псков». Но Вельящев в Воскресенском сам загулял и, ничего не сделав с Ганнибалом, составил реляцию, в которой признал все случившееся на Воронине «пагубным случаем» и что-де Исаак Абрамович — «никакой он не злодей, а доброй души человек, и что ныне состоит он одержим горячею болезнью, а посему и явиться в Псков самолично не может и просит для него общего снисхождения». Вслед за Вельяшевым на Воронич поехал другой следователь, затем третий…
Прошел год. Скрипели перья в канцелярии консистории. Дошло дело до Синода. На запрос Синода Исаак Абрамович отвечал, что он-де «давно отписался от Воскресенского приходу на Воронине и состоит ныне в Санкт-Петербургском приходе, и ежели желают его судить, то не здесь, а в Петербурге, в Софейском суде». Петербург вернул дело обратно в Псков. Прошел еще год. Новый запрос консистории в Воскресенское, когда, мол, господин Ганнибал приедет в Псков? 10 июня 1782 года Исаак Абрамович сообщает, что он-де «уезжают в столицу на торжественные похороны своего родителя генерал-аншефа и многих российских орденов кавалера Ибрагима Ганнибала. И он, Исаак Ганнибал, долго не будет обратно, ибо ему надлежит получить большое наследство». В действительности Абрам Петрович был похоронен еще в 178.1 году. Прошел еще год. Дело Ганнибала о бое было решено передать на рассмотрение в Опочецкий выездной суд, «где и находилось оное безо всякого производства целый год и семь месяцев». В конце 1783 года «дело из Опочки», по распоряжению начальства, было передано в Новоржевский уездный суд. На робкий вызов Ганинибала в Новоржев управляющий имением Воскресенского ответил, что «отставной морской артиллерии капитан Исаак Абрамов Ганнибал давно отбыл в Псков для лечения у городского лекаря Келтера, а этот направил его в столицу, а куда именно, то ему неведомо!»
На этом донесении «дело» закрылось и было сдано в архив «за давностью происшествия».
Многие из Ганнибалов по старому помещичьему праву прижили от своих крепостных крестьян и дворовых людей «женска полу» детей. Сын Ибрагима Ганнибала Петр Абрамович завел у себя в Петровском целый гарем крепостных дев, присвоив себе право первой ночи. Своих наложниц и их детей он потом поселял в особую деревню, названную Арапово, существующую и поныне. Брат его Осип при живой законной жене женился на другой и имел от нее незаконных детей.»
Сын Петра Абрамовича Вениамин Петрович прижил от своей дворовой девушки одиннадцать человек внебрачных детей. Многие из этих бесправных потомков вышли потом, как говорится, в люди и, тяготясь своим «подлым сословием», всячески добивались у правительства разрешения носить фамилию Ганнибал.
Царь Николай I, щепетильно относившийся к чистоте дворянских родов, требовал от своих подчиненных тщательного предварительного разбора таких прошений: проверенных свидетельских показаний, клятвенных заверений и «объяснений о господах дворянах, свершивших такого рода проделки», а также поддержки прошений губернским предводителем дворянства.
Однажды летом 1845 года, находясь на отдыхе в своей петергофской Александрии, Николай I, рассматривая прошения незаконных потомков Ганнибалов, впал в сомненье: почему так часты такие прошения, почему их такое множество, в чем дело, кто это такие? Из Пскова был срочно вызван губернатор для объяснений. Царь сделал ему нагоняй за «падение нравов и либерализм во вверенной ему губернии». Спросил губернатора, в каких городах и уездах ныне проживают Ганнибалы и много ли их вообще. Удивился тому, что живут они повсюду — и в Пскове, и в Опочке, в Порхове и Великих Луках, Новоржеве и Острове, а также в Санкт-Петербурге и Москве и многих иных городах империи… И добавил: «Да, фамилия знатная, целая Ганнибальщина получается». Потом, подумав, усмехнулся и, взяв перо, «собственною высочайшею рукою» начертал: «Присвоить просителям фамилию Ганнибал, но только задом-наперед — сиречь Лабиннаг, а не Ганнибал. Николай».
История эта невыдуманная. «Дело» о присвоении незаконнорожденным детям псковских, помещиков Ганнибалов фамилии родителей сегодня находится в Ленинградском Государственном историческом архиве.
В бытность свою предводителем уездного дворянства в Боровичах Новгородской области сын Петра Абрамовича Ганнибала Вениамин Петрович сошелся с дочерью тамошнего егеря Василия Анисимовича Марией, жившей со своим отцом в охотничьем домике неподалеку от Боровичей в местечке Дубровы.
У Марии Васильевны родились от Вениамина Петровича двое сыновей — Петр а Вениамин. Когда дети подросли, Вениамин Петрович привез их в Петровское — имение своего престарелого отца Петра Абрамовича — в Опочецком уезде Псковской губернии. Сперва был привезен Петр, но он дичился деда и поэтому вскорости был отправлен обратно к матери в Дубровы.
Потом в Петровское был привезен другой сын — трехлетний Вениамин. Матери его Марии Васильевне имя Вениамин не нравилось, и она звала мальчика Владимиром. Владимиром его большей частью звали и все в Петровском. Дед и внук пришлись друг другу по душе, и маленький Вениамин надолго прижился в Петровском и считался даже наследником имения. Был он более всех похож на смуглого деда, и это было по сердцу Петру Абрамовичу. Был он родом из местечка Дубровы, и все в Петровском звали мальчика Володькой Дубровским. Так звал его и Александр Сергеевич, встречавшийся с мальчиком в Петровском. Александр Сергеевич знал семью Анисимовых. Он останавливался у них в Дубровах, во время поездок из Петербурга в Михайловское или обратно в Москву, Петербург.
Потомки Анисимовых до сих пор живут в окрестностях Боровичей. Подробности об этой семье, несомненно, сохранились в Новгородском архиве.
Один из потомков Анисимовых — Борис Александрович Анисимов проживает в настоящее время в г. Волхове. С его слов и записан мною в 1965 году приведенный выше рассказ.
«…Помещики наши Новоржевского уезда были самые дикие, — повествует в своих воспоминаниях А. П. Дягилева-Философова. — Один из них, Леонид Алексеевич Львов, был очень добродушный человек. Он уверял, что освобождать крепостной народ не нужно, это для него вредно!.. Его брат Александр (из Алтуна) ездил по уезду в золотой колеснице, в тигровой шкуре на голом теле. Всю деревню свою он таскал с собою, увешивал их груди орденами вроде льва и солнца. Но держал всех голыми.
Раз он затеял правильный штурм Новоржева. Собрал армию, выкатил пушку и осадил город. Начал даже пальбу. Хорошо, что исправник был догадливый. Он взял какие-то ржавые ключи, положил их на бархатную подушку и вместе с «отцами города» торжественно вышел навстречу врагу и сдал ему город.
После воли мужикам наши новоржевские помещики стали сильнее злиться, и зверства их даже усилились. Мой папенька озлился на всех, даже на царя, и велел повесить его портрет в своем кабинете вверх ногами. Гаремы свои, в которых баре содержали крепостных девушек-красавиц, они долго не распускали, а сажали взаперти, пока девки не стали устраивать бунты и разбегаться. Ежели их ловили — отправлял на конюшню и там пороли кто чем, кто ремнями, кто веревками, а кто лозой…»
А вот что писал художник П. Кончаловский в 1928 году.
«…Я приехал сюда вначале не как художник, а как простой посетитель, посмотреть на легендарное Михайловское, поклониться праху родного всем Пушкина.
Гуляя по окрестностям, я случайно попал в деревню по названию Арапово. Зашел в крайнюю избу и спросил ее хозяина, старого деда: «Откуда такое название деревни?»
А старик мне в ответ: «Эта деревня Петровского имения. Сюда Ганнибалы сселяли своих провинившихся дворовых людей. Здесь было вроде карцера. Тут был когда-то особый сарай, где пороли беглых мужиков и баб за их разные провинности и блудни…
И тут у меня родилась идея — сделать несколько набросков портрета деревенских арапчан. Мне казалось, что в чертах лиц некоторых моих натурщиков проступают характерные черты Ганнибалов…»
Беседа в Русском музее на открытии выставки.
«…Любимым занятием Петра Абрамовича Ганнибала, сына воспитанника Петрова, было изготовление водок и водочных настоек, которыми он занимался в своем доме «без устали, со страстию». Говорят также, что под винокурение Ганнибал приспособил подвал своего господского дома…»
Имеющиеся в Государственном историческом архиве в Пскове и Ленинграде документы, с которыми нам удалось ознакомиться, свидетельствуют; что это было не совсем так.
Еще в первые годы владения Петровским основатель его Абрам Петрович «для получения интересной прибыли от своей мызы» оборудовал здесь с разрешения правительства небольшой винокуренный завод. Для этого на усадьбе, неподалеку от большого пруда, было построено и оснащено специальное здание. Вино, изготовляемое в Петровском, поставлялось в Петербург и Псков. В семидесятых годах XVIII века вследствие дурного качества ганнибаловского вина возникло судебное дело. Чиновники обнаружили в Петровском отсутствие должного хозяйственного наблюдения за аппаратурой; котлы для варки спирта были не заклеймены государственными печатями, «почему и вино оказалось дурное».
На владельца завода был наложен штраф.
Петр Абрамович был вынужден лично вникать в это дело, снимать с вина пробу, устанавливая качество оного. Потомок Пушкина Л. Н. Павлищев в своей книге «Воспоминания об А. С. Пушкине. Из семейной хроники» (М., 1880) рассказывает: «Генерал от артиллерии (Петр Абрамович Ганнибал), по свидетельству слуги его Михаила Ивановича Калашникова… занимался на покое перегоном водок и настоек, и занимался без устали, со страстью. Молодой крепостной человек был его помощником в этом деле… помогал ему возводить настойку в известный градус крепости, причем они сожгли свою дистилляцию, вздумав делать в ней нововведение по проекту самого Петра Абрамовича…»
После смерти его сына Вениамина Петровича винный завод Петровского перестал существовать, а вскоре от него не осталось и следов, ибо новые хозяева винным делом не занимались. Сохранились лишь в народе легенды о ганнибаловском зелье.
Кстати сказать, такие винные заводы, какой был в Петровском, имелись и у Вындомских в Тригорском, у Львовых в Алтуне и т. д. Всюду они размещались в специально построенных зданиях, как того требовал государственный указ, утвержденный еще Петром I.
В 1970–1971 годах, во время археологических раскопок, мы обследовали места, где были подвалы господского дома. Никаких следов винного завода не обнаружили, зато в одной из ям, образовавшихся на месте какого-то бывшего хозяйственного сооружения нашли черпак красной меди и меру жидкости и остатки больших винных горшков и других предметов, характерных для спирто-водочного производства того времени.