Интервью с группой "РАСТУЩЕЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ"

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Интервью с группой "РАСТУЩЕЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ"

г. Наро-Фоминск 21.02.1999

Панк-рок не умер!

Просто он так пахнет.

Ольга: Представьтесь, пожалуйста.

Леха: Я пытаюсь петь. Ты — бас.

Женя: Я барабанщик.

Мамонт: Я ритм, соло и прочие штучки.

О: Когда и при каких обстоятельствах образовалась наша группа?

Л: Не знаю. Я не помню.

Ж: 1992-й год что ли.

Л: Нет, 94-й что ли.

М: Зимой, в подвале.

О: При каких условиях?

М: Снег шел.

О: Откуда знали друг друга?

Л: Учились в одном классе. Я, вообще, на басе играл. И состав совершенно другой был. У Мамонта своя группа была — «Покос». Но потом у нас сформировался довольно стабильный состав: я, Женя, Мамонт. Менялись только басисты.

О: Как дальше развивалась история группы?

Л: Полуподвальная группа начала трансформироваться во что-то более серьезное. Появилось множество идей — музыкальных и интеллектуальных. (Посмеивается). Репетировали в ДК «Строитель», пока нас оттуда не поперли. Потом пошли на какие-то концерты, где мы играли в жопу пьяные. Короче, дрянь какая-то была в то время.

О: В данный момент что происходит в группе?

Л: Все поменялось. Состав поменялся. Песни сочиняем. Играем. Ты пришла.

О: Как вы понимаете панк-рок?

Л: Панк как что?

О: Как музыкальный стиль, например?

Л: А можно ли панк-рок назвать музыкой? Музыка — это такой термин, какой не подходит к панк-року. Я не знаю, как это объяснить, но это другое совсем.

О: Панк-рок — это явление скорее музыкальное или социальное?

Л: Антисоциальное, конечно… для кого-то… Панк-рок настроен против системы, против истеблишмента, поэтому он и антисоциален. А все остальные «музыканты» — все системники.

О: То есть, сердцевиной панка является бунт, протест, как это будет выражаться музыкально, это же не важно?

Л: Конечно. Это может выражаться даже не в музыке. Некоторые картины рисуют, другие стихи пишут — тоже панк.

О: А как этот протест и бунт могут выражаться?

Л: На сцене кривлянием (смеется)… Поведение отвратительное. Вызывающее. Провокационное.

О: Должен ли панк-рок нести опасность для общества?

Л: А он и несет.

О: Ну и что панки разрушили?

Л: Это же не распространяется на здания, на вещи. Это не тупое разрушение в физическом плане "destroy и мне все по фигу". Это распространяется на мозги на эстетику, сознание, мораль буржуазную.

О: И чего панк-рок добился?

Л: Он добился того, что его стали запрещать. Бороться с этим обществом отвратительным не так это легко.

О: То есть, панк — это такая зараза, которая проникает в умы людей и лишает их спокойствия, заставляет задумываться над жизнью.

Л: Видишь, ты сама можешь дать интервью (смеется).

О: Что я говорю за тебя, кстати?! Эпатаж какое значение имеет в панк-роке?

Л: Панк-рок, вообще, весь — это эпатаж.

О: Как это выражается?

Л: Внешне, например.

О: Ну, и кого ты сейчас чем-то таким удивишь? Тебе не кажется, что панк со своими помойками, ирокезами и прочим сам стал частью истеблишмента?

Л: Стал в какой-то мере. Но, по крайней мере, это был реальный вызов, когда все это начиналось. И для чопорной Англии середины 70-х и для тоталитарного СССР с начала 80-х. У нас и сажали за это, и в дурдом, и т. д. (Женя сидит в другом конце комнаты и тихонько сам с собой прикалывается — типа "всю Россию оккупировали"… Стоит хохот. Люди сбиваются смысли и гонят пургу.)

Л (продолжает): А сейчас панк-рок как и другие музыкальные направления, конечно, коммерциализировали. Кто-то продался, но кто-то остался.

Тем более, что сейчас мы попали в такую ситуацию… Если раньше все запрещали, то теперь все вроде бы можно, но опять же у нас нет условий, возможностей для создания такой мощной структуры "D.I.Y.", как на Западе. То есть, если ты хочешь донести свои мысли, идеи до людей, приходится идти на компромисс и заключать контракты с мажорскими или дурацкими лейблами. Да если они еще захотят выпускать такую некоммерческую музыку. Кто у нас в Москве может выпускать панк-группы? А на Западе — тысячи, сотни тысяч лейблов, которые выпускают исключительно панк-группы. То же самое и с "D.I.Y". Я хочу сказать, что у нас сейчас нужно или выпускаться на жирных лейблах или быть по-настоящему indi, D.I. Y-группой, сидеть у себя гараже (что мы и делаем), придумывать песни. Сейчас, я считаю, что у нас, особенно это заметно в центре — в Москве, в панк-роке абсолютная стагнация. Группы, которые существуют с начала 80-х не придумывают ничего нового, продолжают играть одно и то же, кто может (и хочет), усиленно лезет на экраны TV. Новообразовавшиеся группы играют, в большинстве своем, то же самое, причем музыку воруют не у западных команд, а у своих же — «Тараканов», «Пургена», и музыка получается даже не второсортной, а третье — и четверосортной (если можно так выразиться). Просто тошнит уже. Даже если есть какие-то идеи, то преподносятся они как-то по-детски что ли. А на концерты люди приходят побеситься просто. Панк-публика испорчена такими концертами, они слова в песнях слушать не будут. Но, опять же, я не слышал периферийные группы. Мне кажется, мегаполисы человека делают таким… со своим этим буржуйством, клубными тусовками и прочее. В центре народ провонял социумом.

О: Вы считаете себя периферийной группой?

Л: Да. Мне кажется, в центре все немного фальшивее. Потому что там деньги. Сейчас же панк-рок «успешно» переходит в коммерцию, даже у нас. Деньги — деньги — деньги — деньги. Хотя изначально это вообще все против денег. Я понимаю, ты купил себе более-менее приличные и инструменты — на концертах ты же на дерьме играть не будешь. Но чем больше денег, тем еще больше денег надо. Это может продолжаться до бесконечности — студии… продавать какие-то права. Когда есть свой лейбл — это, конечно, здорово. Но у нас в стране на таком уровне это, к сожалению, невозможно, и будет невозможно еще как минимум лет 10. Главное, не становиться рабом вещей, чтобы не было этого вещизма, понимаешь? Деньги — это ведь средство, а не цель.

О: Как ты относишься к анархии?

Л: Это, конечно, прекрасная идея, но это утопия. Потому что основана на идее свободы: общество без государства, чтобы на человека не давил никто. А я, вообще, лично за коммуны. Мне нравится, когда люди коммунами живут.

О: То есть, живя в обществе, пытаться жить своим сообществом?

Л: В безликом окружении быть всегда самим собой.

О: А ты считаешь, у нас коммуны возможны, ведь на Западе они давно существуют?

Л: На Западе… У них свобода в одном, может быть, а запреты в другом. У них тоже, видимо, система давит, у них тоже трущобы, у них тоже преступность. Мне кажется, они зашли в тупик. Мы-то хоть ищем какие-то новые пути, а Америка сама себя уже поела, они выделяют дерьмо и дерьмо едят. И этот средний класс, эта стабильность — вся эта прослойка отвратительная. И все люди, в основном, безразличные, на все наплевать, лишь бы у меня все хорошо было — моя частная собственность, личная неприкосновенность.

О: Против чего может быть направлен панк-рок в нашей стране сейчас?

Л: Против системы. И не обязательно политической. Против системы ценностей.

О: Ну, и какие у нас сейчас ценности? Ведь после развала СССР и прочих событий произошла полнейшая нивелировка ценностей, крушение идеалов, а новые еще не успели создать.

Л: Сейчас у нас одна ценность — деньги. Плевать — культура, искусство ценностями не являются уже давно. Только деньги, остальное не важно.

О: А что панк-рок может сделать в такой критической ситуации?

Л: Надо хотя бы вокруг себя людей сплотить, таких же, как ты сам. В общем, я считаю, что не надо людям вдалбливать свои идеи. Надо, чтобы человек, который тебя понимает, послушал что-то — "да, я то же самое думаю". Вот таких людей объединять надо, а не вот этих вот обывателей — если ты даже будешь им что-то вдалбливать, они станут фанатиками, либо будут профанацией заниматься всех этих идей. Я говорю, нужно большой тусовкой жить… Чтобы тебя понимали, в общем.

О: Сплотить людей, и все?

Л: Да, или хотя бы, чтобы чуть-чуть они хотя бы о чем-то задумались, во всей этой грязи… Искусство должно быть с кишками. Мы эти кишки — на всеобщее обозрение вытаскиваем — вот, смотрите, это вся вот эта грязь, которая не только в нас, но и кругом, вообще.

О: Чем панк-рок от рока отличается?

Л: Панк-рок более агрессивен, в нем больше экстремальности. Панк-рок шокирует и вскрывает нарывы на теле общества. Это те свойства, которые рок-музыка давно растеряла. Панк-рок — это как песня шаманов. Какие-то вскрики. Какая-то страшная сила есть. Надо, чтобы все было насмерть, чтоб до конца. Чтоб каждая песня была как последняя, и ты в нее все вкладываешь. Настоящее все должно быть. Не нужен этот декоративный панк.

О: Какова цель вашего творчества?

Л: Для себя мы поставили цель бороться с буржуйством во всех его проявлениях. "Смерть сытым, довольным и лоснящимся гадам!" Ну, и опять же, я говорю, найти побольше единомышленников, во-первых, и хотя бы чем-то противостоять системе, потому что сейчас не реальны демонстрации, митинги. Я бы пошел на них, но, как писал Че Гевара: "Я пойду тогда на митинг, когда у меня будет пистолет". Понимаешь?

О: А как панк-рок с политикой связан?

Л: Некоторые говорят, что панк-рок и политика — это вещи совершен но не совместимые. Но политика — это все та же система. Все же идет от политики, все устройство, все давление. Протест же выливается не только на обывателей, но и на них тоже.

О: Чем русский панк-рок от западного отличается?

Л: У нас есть корни свои, но словами это трудно объяснить. Тут и влияние народного, песенного начала, и дело еще в условиях развития.

О: То есть, на Западе существовал гаражный рок, потом его успешно переделали, коммерциализировали, и сразу начали делать на панк-роке деньги. И только какая-то группа вылезала из подполья, ее продавали, покупали. И все деньги. У нас же панк-рок возник, когда шоу-бизнеса не было, да и быть не могло, поэтому у нас это шло как-то более от сердца, более из протеста, более честно. А сейчас, когда у нас пытаются состряпать нечто вроде "рыночной экономики", и эта коммерциализация потихоньку появляется и у нас. То есть чем сейчас ситуация отличается?

Л: Отличается ситуация в стране у нас, вот только чем. Просто мы гаже стали жить, и из-за этого у нас немножко живее, чем там.

О: Что бы мог пожелать панкам и, вообще, людям, которые будут читать эту книгу?

Л: Чтобы сами себя не обманывали. Чтобы поменьше вранья было. Что ты думаешь, то и говори, и делай — в музыке, в чем угодно, во всех проявлениях — хоть картины пиши. Чтобы они были настоящие. Что люди не жили на заказ. Ты живешь, как живешь. Будь самим собой.