Современное положение поселков

Современное положение поселков

В 1991 году большинство совхозов прекратили свое существование, государственные дотации кончились, и старожильческие общины оказались в большей или меньшей мере оставленными на произвол судьбы. Последовало несколько лет полного развала, растерянности и непонимания, что же теперь делать. С одной стороны, за годы правления коммунистов атрофировалась способность что-то предпринимать самостоятельно – люди сидели и ждали приказов. С другой стороны, не было никаких легальных оснований для хозяйственной деятельности в новых условиях – быстро все развалив, новые власти не создали никакой юридической базы для ведения хозяйства. Посмотрим, что произошло в каждой из трех общностей после распада СССР.

Русское Устье

В 1991 году в Русском Устье на месте совхоза возникла родовая община «Русское Устье». На наш вопрос, что такое община, да еще и родовая (!), никто в Русском Устье, включая руководителей общины, не смог дать вразумительного ответа. Выяснилось, что решение об организации родовых общин было спущено из Якутска – т. е. опять, как и много раз в истории старожилов, распорядились «тамошние». Фактически каждый более или менее крупный населенный пункт, ранее входивший в различные совхозы, обязан был создать у себя родовую общину. Зачастую за названием ничего, кроме названия, и не скрывалось. Люди охотились и рыбачили по принципу «каждый за себя» – нужно было как-то выживать в условиях, когда рухнула централизованная система снабжения. По свидетельству наших информантов, пять лет ушло на то, чтобы освоиться в новых экономических условиях и наладить сносную работу общины как экономической единицы. Все информанты единодушно признают, что в последние два-три года община работает успешно.

Коротко о том, что представляет собой община сегодня. Это, собственно говоря, кооператив (недаром в 1999 году к названию «родовая община» была, опять же по рекомендации сверху, сделана добавка – «производственный кооператив»), в который входит сорок семь человек, из них четыре женщины (две из них рыбачат, две – на вспомогательных работах). На смену советскому принципу обязательного участия пришел нормальный отбор: главный критерий при приеме в общину – личная дисциплина и трудолюбие. Важно, чтобы член общины имел свой инвентарь (мотор, лодка), хотя могут принять и без инвентаря. В этом случае инвентарь берется в долг и отрабатывается. Директор общины по существу является менеджером, находится в постоянных разъездах, стараясь заключить договоры на продажу продукции, т. е. обеспечивая рынок сбыта. Пять первых неудачных для общины лет не прошли безрезультатно. Постепенно люди разобрались, что к чему, руководство наладило связи с различными заинтересованными сторонами, прежде всего в Якутске. В Якутск уходит львиная доля продукции общины – спрос на дорогую деликатесную рыбу есть прежде всего в больших городах. Разница между ценой, по которой продается рыба в магазинах Якутска, и теми деньгами, которые получает член общины, довольно велика, значительная часть дохода от продажи рыбы уходит многочисленным посредникам.

Тем не менее все члены общины зарабатывают неплохие по местным меркам деньги. Часть зарплаты выдается товарами. В отличие от времен колхозно-совхозной системы, члены общины сами заказывают руководству общины товары, которые они хотели бы получить. Многие русскоустьинские дома сегодня набиты разными дорогими электронными игрушками. Нередко в одном доме можно увидеть два-три телевизора, видеомагнитофон, видеокамеру, дорогой фотоаппарат, микроволновую печь, игровые приставки и т. д.

Хотя далеко не все жители являются членами общины, община берет на себя заботу о снабжении всего поселка. Закупаются продовольственные товары и продаются населению по минимальным ценам. В поселке, правда, есть два-три человека, которые открыли магазины (из-за отсутствия помещений – прямо у себя в домах), в которых продаются (очень дорого) разные необязательные мелочи – от жвачек и шоколадок до сигарет и спиртного. Однако эти магазины не играют существенной роли в жизни поселка.

Члены общины объединены в бригады, каждая бригада получает от руководства право рыбачить на определенном участке. Главное преимущество членов общины в том, что они рыбачат на лучших участках. Нечлены общины тоже имеют право рыбачить (при этом их оформляют сезонными рыбаками), но участки, выделяемые им, похуже и подальше. При этом каждый нечлен общины обязан продать определенную часть улова общине по фиксированной цене. С остальной частью улова, часто довольно значительной, он волен поступать по собственному усмотрению. Продать рыбу самому очень трудно (нужно найти покупателя, обеспечить транспортировку), поэтому люди, не входящие в общину, в основном продают ей всю рыбу. Руководство в ограниченных пределах может оказать помощь нечлену общины, желающему рыбачить, выделяя ему кое-какое снаряжение. У некоторых членов общины есть японские лодочные подвесные моторы, однако в целом люди не стремятся обзаводиться ими. Во-первых, это недешево, а главное, трудно достать запасные части в случае их поломки. То же самое относится и к снегоходам: предпочтение отдается российским «Буранам», которые хоть и постоянно ломаются, но легко ремонтируются.

Примерно 35 человек работают, получая зарплату от администрации наслега. Сюда входят руководители, школьные учителя, работники детского сада и медицинский персонал. Местная жилищно-коммунальная служба дает работу еще пятнадцати человекам, еще двенадцать заняты на обслуживании дизельной электростанции. Еще несколько человек работают на предприятиях республиканского подчинения (почта, дом культуры). В поселке примерно 25 пенсионеров, получающих государственную пенсию, – пенсия, в отличие от зарплаты, выплачивается регулярно.

Основные формы хозяйственной деятельности в поселке – рыбная ловля и охота. Рыбу ловят почти круглый год: с июля по сентябрь – когда нет льда – ставят сети и неводы, которые проверяют почти ежедневно; зимой сети ставят подо льдом, ловят в основном муксуна. Рыбу коптят, сушат и замораживают. Охотятся в основном на дикого оленя, мяса домашнего оленя в поселке почти нет. Распространенная до 1950-х годов охота на диких гусей сейчас почти повсеместно запрещена. Основной добычей пушных охотников является песец, хотя спрос на шкурки песца в последние годы очень сильно упал. В отличие от Походска, теплиц в Русском Устье нет. С относительно недавних пор местные жители стали собирать грибы и ягоды, в основном морошку; занятие это стало настолько популярным, что ради ягод покрываются огромные расстояния на моторных лодках.

Жители поселка с полным на то основанием гордятся тем, что дела сейчас идут неплохо. Успехи русскоустьинцев особенно заметны на фоне плачевного положения во многих других местах, прежде всего тех, которые были связаны с оленеводством. В советские годы оленеводство дотировалось – государство тратило немалые деньги, чтобы обеспечить занятость коренного населения в традиционных отраслях. Учитывая современное экономическое положение России, трудно ожидать, что оленеводство в ближайшем будущем будет получать какие-то дотации от государства. В такой ситуации старожилы вдруг обнаружили, что ни от кого не зависят, кроме самих себя, своего труда и хорошего менеджмента. Массовый спрос на деликатесную рыбу, в отличие, скажем, от той же оленины, есть всегда. Поскольку старожилы никогда не были включены в номенклатуру коренных народов, то они и не получали никаких дотаций от государства, всегда находились на периферии общественного внимания, не могли похвастать экономическими успехами. В новейшие времена они с удивлением обнаружили, что у них есть шанс поднять свой престиж, и не благодаря искусственной кампании, наподобие празднования 350-летия освоения русскими Сибири, а гораздо более надежным способом – экономическими успехами.

Несмотря на то что в последние годы жизнь в Русском Устье относительно наладилась, отток населения продолжается. С 1990 года численность населения уменьшилась с 270 примерно на сорок человек. Из оставшихся 230 человек примерно 60 детей. Все дети не старше 15 лет, так как все старшие подростки, закончив девятый класс, отправляются доучиваться в Чокурдах, чтобы получить полное среднее образование. Часто вместе с ними уезжают и родители. Многие в последние годы купили в Чокурдахе освободившиеся после массового отъезда приезжих квартиры. Переезд в Чокурдах объясняют в интервью и экономическими причинами (легче найти работу, если не хочешь или не можешь профессионально заниматься рыбалкой – это все-таки очень тяжелый труд), и тем, что не хотят оставлять школьников без родительского присмотра в улусном центре, где больше соблазнов. Часто навещать детей, приезжая из Русского Устья, невозможно. Расстояние 120 км по прямой (по реке гораздо больше) далеко не каждый решится преодолеть зимой на снегоходе, машины по замерзшей Индигирке ходят нечасто, а авиасообщение почти прекратилось из-за проблем с топливом и техникой.

Число выходцев из Русского Устья в Чокурдахе в последние годы значительно увеличилось. Однако мало кто из них занимает высокие посты. Таких только два человека – директор нефтебазы и инженер аэропорта (последний также является местным депутатом), однако они живут в Чокурдахе уже много лет. Обычно переехавшие русскоустьинцы выполняют низкооплачиваемую работу: машинистка в администрации, служащая гостиницы, уборщица и т. п. В чокурдахской школе работают две учительницы, которые переехали из Русского Устья. Одна из них имеет диплом педагога с высшим образованием и преподает русский язык и литературу, другая не имеет диплома и преподает предмет, который называется «национальная культура». Преподавать в школе «старожильческую национальную культуру» стали после кампании по празднованию 350-летия основания Русского Устья. Как правило, преподавание сводится не только к рассказам о старожильческой культуре, но включает и практические элементы (приготовление традиционных блюд и т. п.) и базируется, помимо собственного опыта и воспоминаний, на публикациях А.Г. Чикачева.

Вообще, следует заметить, что выходцы из Русского Устья никогда, в том числе и в советские годы, не занимали высоких постов. Исключение составляет, пожалуй, только Алексей Гаврилович Чикачев, который окончил сначала педагогический институт, а позже партийную школу в Москве. Вернувшись в Якутию, работал первым секретарем Нижнеколымского райкома КПСС. Сейчас он живет в Якутске, является научным сотрудником Института проблем малочисленных народов Севера Сибирского отделения РАН.

Как мы уже отмечали в других разделах книги, власть в районе принадлежала приезжим русским. При этом и по сравнению с коренным населением русскоустьинцы оказывались в невыгодном положении. Принципом советской национальной политики было пропорциональное представительство в местных органах власти. Эта пропорциональность была чисто символической и, как правило, почти не отражалась на настоящем контроле за ресурсами. Тем не менее, если в районе проживало много эвенов (как это было, например, в Аллаиховском районе), то какие-то командные (хотя и неключевые) должности обязательно получали эвены. Представители коренного населения делегировались на различные съезды «малых народностей» в Якутск и в Москву. Все эти съезды чаще всего были пустой формальностью, однако сам факт участия в них, общественное внимание к делегатам (газеты, радио, телевидение, награды за ударный труд) повышали престиж делегата. Ко всему прочему, о чем уже неоднократно говорилось выше, коренному населению предоставлялись различные льготы: на лов рыбы, охоту, при поступлении в вузы и т. п. Старожилов это совершенно не затрагивало. Вершиной карьеры для них была должность председателя колхоза (директора совхоза).

Выше у нас уже была возможность отметить, каким образом промежуточный статус русскоустьинцев отражался на их образовании. Раньше дети росли в отдаленном поселке, говорили на своем особом диалекте. Русскоустьинская школа всегда плохо была обеспечена учительскими кадрами, в учебе никто особенно не усердствовал, дети с малолетства помогали родителям. После четвертого класса дети вынуждены были ехать доучиваться в Чокурдахский интернат. Там быстро выяснялось, что русскоустьинские дети не слишком хорошо освоили школьную программу. В глазах чокурдахских («настоящих») русских и сами эти дети, и их особый диалект были свидетельством их неразвитости, свидетельством их промежуточного положения между русским и коренным населением.

Не помогла изменить ситуацию и кампания по празднованию 350-летия основания Русского Устья, многочисленные публикации и телевизионные фильмы. «Маргинальность» русскоустьинцев сохраняется до сих пор, несмотря на то что число их в улусном центре значительно выросло. Их считают неразвитыми, неспособными к обучению и т. д. Существует популярное объяснение этой неразвитости: русскоустьинцы якобы жили настолько изолированно, что им приходилось жениться в основном внутри поселка. В какой-то момент они все стали родственниками, но продолжали заключать внутригрупповые браки. Это будто бы привело к появлению большого числа детей с отклонениями в умственном развитии и физическими уродствами (в интервью особенно популярны ссылки на горбунов). Такие рассказы мы слышали в Чокурдахе и от приезжих русских, и от эвенов. Даже в Якутске сотрудник одного из академических институтов, узнав, что мы едем в Русское Устье, тут же рассказал нам, что «они все вырождаются» и что дошло до того, что «четверо взрослых мужиков не могут ящик с рыбой поднять». [107]

До сих пор за русскоустьинцами сохраняется прозвище «букишки». Обычно их так называют за глаза, однако дети в школе до сих пор иногда дразнят так приехавших из Русского Устья (хотя в наше время, разумеется, ни один ребенок не говорит на диалекте). Такое отношение к русскоустьинцам порождает нежелание заключать с ними браки – существуют опасения, что в результате может появиться неполноценное потомство. Несколько раз в общении с верховскими информантами в Чокурдахе мы попадали в неловкие, но характерные ситуации. Дело в том, что некоторые верховские фамилии совпадают с русскоустьинскими. В ответ на наш вопрос, не из Русского ли Устья наш собеседник (собеседница), реакция была такая, как будто мы подозреваем человека в чем-то неприличном. Вот типичный пример отношения других групп к русскоустьинцам (интервью с верховским жителем Чокурдаха):

Г: Вы сами не в Русском Устье родились? Инф: Я?!! Нет. Г: Простите, я спросил потому, что у вас такая фамилия, очень распространенная. А откуда ваш отец происходит? Инф: Отец? Г: Ну, он ведь русский? Инф: Не-е-ет! Он из казаков. Ну, знаешь, приехали сюда еще давно. Г: Из первопроходцев? Инф: Во-во. Г: А откуда он родом? Инф: Из верховских. Из тех мест, где Ожогино. Г: А русскоустьинцы, они кто, тоже русские? Инф: Вроде русских. Но они отдельно совсем. Г: Как отдельно? Инф: Да они никогда ни с кем не женятся, только между собой. Отдельно живут. Г: А почему с другими не женятся? Сами не хотят или другие не хотят? Инф: А спроси их. Женятся только друг на друге, и все. У них двоюродный на двоюродной может жениться даже… И от этого у них [покрутил пальцем у виска]. Они вроде как ненормальные, с головой у них того. Но они вас хорошо примут, они гостеприимные. Принимают всегда очень хорошо, они люди хорошие. Г: Но с верховскими они отношения никогда не поддерживали? Инф: Нет, мы с букишками никогда близко не были, они от нас отдельно. Г: А почему их букишками зовут? Инф: Ну, так я же говорю, ненормальные они – букишки. Друг на друге женятся, это для потомства плохо (м 36 ЧР).

Походск

То, что происходило и происходит после 1991 года в Походске, во основном сходно с ситуацией в Русском Устье, за одним важным исключением. Население Походска в последние годы стало расти и к 1999 году достигло 300 человек. Объясняется это чисто экономическими причинами. В 40 км вверх по течению находится улусный центр Черский, в советские годы – крупный поселок, скорее даже небольшой город. Довольно большой, стратегически важный порт на Зеленом Мысе, подчинявшийся напрямую (минуя якутские инстанции) Магадану (т. е. в конечном счете Москве), а также база полярной авиации обеспечили приток приезжих и превратили этот место в благоустроенный поселок с пятиэтажными домами, школами, спорткомплексом, бассейном. После 1991 года Черский постепенно стал приходить в упадок. Из 13,5 тысяч человек в 1999 году оставалось около 9,5 тысяч, еще примерно тысяча собиралась уехать в ближайшее время. Стоимость жилья упала, многие пятиэтажные и небольшие частные дома брошены и стоят с выбитыми стеклами и отключенными коммуникациями. Порт в новые времена оказался не нужен, грузооборота практически нет. Свернута программа полярных исследований, и как следствие закрылись полярная станция и база полярной авиации. В государственном секторе годами не выплачивались зарплаты. В этих условиях некоторые из тех, кто не решился уехать на «материк», перебрались в Походск. Правда, приезжих среди перебравшихся в Походск почти нет. В основном это «свои», вернувшиеся обратно, несколько якутов и т. д. Выгодное отличие Походска от Русского Устья заключается в его близости к Черскому. Летом, в отличие от Русского Устья, есть регулярное сообщение по реке – ходит совхозный катер, кроме того, летом это расстояние легко преодолевается на лодке, зимой – на машине или снегоходе.

Выяснилось, что, как и в Русском Устье, при хорошо организованном менеджменте (договоры о продаже деликатесной рыбы, в основном в Якутск) в новых условиях вполне можно выжить. В принципе в организации дела в Походске нет больших отличий от Русского Устья. Интересно, что совхоз так и сохранил свое старое название, но при этом по сути является обычным производственным кооперативом, наподобие русскоустьинского. Что касается менеджмента, то он, пожалуй, организован в Походске даже лучше, чем в Русском Устье. Заслуга в этом целиком принадлежит директору совхоза Геннадию Ивановичу Вострикову, человеку талантливому и чрезвычайно активному, который практически все время проводит в разъездах и переговорах, центром которых, разумеется, является Якутск. По словам наших информантов, директору удалось наладить контакты со всеми нужными людьми, включая «черскую мафию», которая якобы контролирует значительную часть реальных ресурсов в регионе (поставки продукции, перепродажа, зимнее автодорожное сообщение).

Так же, как и в случае с русскоустьинцами, относительное экономическое процветание является предметом гордости походчан. Причем выражается это даже в более эксплицитной форме. Так, в ходе интервью нам неоднократно приходилось слышать неодобрительные высказывания в адрес жителей села Андрюшкино, в котором в основном живут юкагиры (иногда то же самое говорят и о селе Колымское, населенном в основном чукчами). По мнению походчан и некоторых жителей Черского, юкагиры использовали свою принадлежность к коренному населению, чтобы получить государственные субсидии на социальное развитие, неразумно их потратили, и теперь им ничего не остается делать, как просить новые. На самом деле все объясняется, видимо, гораздо проще: то, чем всю жизнь занимались старожилы (рыбалка), оказалось в новых условиях рентабельным занятием, которое при разумном подходе к делу может приносить определенный доход. Нынешняя ситуация является предметом гордости походчан, которые не упускают возможности лишний раз сказать об этом при случае.

Г: Почему у вас так мало браков заключается в Походске? Инф: Им это ни к чему. Г:?! Инф: Зачем им жениться? Они специально не женятся, чтобы пособие одиноким матерям получать. У них же у всех детей куча. Г: А браки между приезжими русскими и походчанами бывают? Инф: Почти нет. Очень редко. Г: Почему? Инф: Никто не хочет в Походск ехать. Это же место отдаленное. Г: Только по этой причине? Инф: Я вам откровенно скажу: они же там все пьют, кто захочет с ними связываться? Сидят там в своей деревне и пьют. Г: Женщины тоже? Инф: Конечно. Семьями пьют. Г: Вы мне объясните: Походчане – они русские? Инф: Пишутся русскими. Г: А на самом деле? Инф: Хотите я вам паспорта покажу? На фотографии посм?трите. Какие они русские? Ни одного русского лица. Только что написано – русский. Хм. Г: Так они ближе к русским или к коренному населению? Инф: Конечно, к коренному населению (ж?? ЧР).

Надо заметить, впрочем, что на тех походчан, которые переехали и живут в Черском давно, такое отношение, в общем-то, не распространяется. Точнее будет сказать, оно не распространяется на тех походчан, которые не поддерживают активной связи с Походском (например, там не осталось родственников, которых они навещали бы). Их походское происхождение как бы забывается, и они начинают восприниматься в Черском просто как колымские местнорусские. Многие приезжие, впрочем, с презрением и подозрительностью относятся ко всем, кроме своих: и к местнорусским вообще, и к коренному населению, независимо от этнической принадлежности. Правда, походчане в этом отношении пользуются какой-то особой нелюбовью, возможно по причине компактного проживания (большая часть колымских местнорусских растворилась в многотысячном населении Черского, а остальные рассеяны по разным мелким населенным пунктам).

Г: Как относятся к походчанам в Черском? Инф: Если честно признаться, то приезжие русские относятся к ним пренебрежительно, свысока. Считают неполноценными, что ли. Г: Почему? Инф: Они же сахаляры, смешанные. Это якутское слово. Так называют детей от смешанных браков здесь: например, чукча и эвенка, якут и русская, любые смешанные браки. Г: Т. е. быть сахаляром плохо? Инф: Почему?! Если смешивается кровь, дети получаются очень хорошие – способные, развитые в интеллектуальном отношении. Вон в администрации – одни сахаляры. Г: Но раз походчане сахаляры, то они должны быть очень способные и т. д. За что же к ним пренебрежительно относятся? Инф: Они очень талантливые. Но они сами виноваты – живут очень оторванно, изолированно, не хотят учиться. Сами же про себя частушку сочинили: «Походчане – лодыри, всю Походску пропили». Но они такие люди. Действительно лентяи страшные. Но если надо, умрут, но сделают. Такие уж они. Г: На вашей памяти смешанные браки между приезжими русскими и походчанами были? Инф: Были [привел два примера: русский и белорус женились на походчанках]. Но русских приезжих маловато в Походске, хотя есть. Г: Те русские, которые приехали в Походск и долго там живут, считаются своими? Вот мы встречались с киномехаником (на пенсии) NN. Он 30 лет в Походске живет. Он там свой стал? Инф: Да, конечно, свой. Если человек приехал, постоянно там живет, то все – конечно, свой. Анатолия они, конечно, походчанином считают. У него и жена в <…> ансамбле пела [жена – Походчанка]. Я вот своим в Походске не стал. Г: Почему? Инф: Они меня хотели, конечно, своим сделать, под себя подстроить. Хотели меня женить. «Давай, – говорят, – тебе бабу найдем». Вроде бы в шутку, но при этом и всерьез. Пьяницей меня хотели сделать. Потом видят: по бабам не бегаю, не пьянствую, домой переводы отправляю. Все – не свой. Они хотят, чтобы я в стаде был, такой же, как они. Безалаберный, всегда во всем участвовал, никогда не спорил. Г: Они что, все безалаберные? Инф: У них характер такой. У них свои неписаные правила, привычки. Скажем, они могут тебе в лицо врать: мол, я за тобой заезжал, но тебя не застал, хотя и близко никто не заезжал, и все это знают. Но они врут не со зла и сами это враньем не считают. Просто они все так делают. Это ко всем относится, и к начальству. Г: Вы сказали, что приезжие русские к походчанам пренебрежительно относятся. А к чукчам, эвенам? Инф: Это от человека зависит. Некоторые [назвал две фамилии] очень ценят некоторые их качества: близость к природе, умение жить в тундре. Г: Что вы еще про походчан могли бы сказать, чего мы не можем заметить? Инф: Они все рабы. В том смысле, что ими крутят как хотят. Им три года [директор] зарплату не платит – хоть бы что. Многие его убить грозились. Но он приедет – того, сего им подкинет, и все. Они вообще очень отходчивые, незлопамятные. <…> Г: Вы говорили, что если долго прожить в Походске, то можно стать своим. А если ребенок родился в Походске, но родители не походчане? Инф: Если родился, все – походчанин. <…> [В ансамбле] была солистка: мать якутка, отец – приезжий русский, родилась в Походске. Конечно, она – походчанка, все ее считают походчанкой, в ансамбле участвует. Вообще, я должен сказать, что походчан в Черском уважают. Г: За что их уважают? Инф: За честность, открытость. Если уж кто-то подлец, то подлец, без притворства. Если он тебя за что-то возненавидел, то прямо скажет, возьмет ружье и ждать тебя будет. Если надо, они у тебя берут, но и отдают, если тебе что надо. И обратно не спрашивают. Г: Походчане – они все-таки русские? Инф: Да-да, конечно. Хотя, конечно, старых казацких фамилий не осталось: пять-шесть. Г: А почему они иногда говорят, например: «К нам один русский приезжал…» Инф: Да, это точно. Говорят о нас «русские», как будто сами и не русские. Это точно. Но они и сами про себя любят говорить: мы – сахаляры. Г: А «местные» говорят? Инф: Да, бывает (м 36 ЧР).

О походчанах (ср. выше то же о русскоустьинцах) сложилось мнение как о необразованных, не желающих учиться ни дома, ни тем более куда-либо на учебу ехать. Они действительно привязаны к родному селу. Были случаи, когда молодые люди возвращались обратно, не закончив курс обучения в Якутске. Практически все отслужившие в армии также возвращаются в Походск. Однако при этом представление о походчанах как о необразованных, не желающих ничему учиться – не что иное, как отражение сложившегося стереотипа. В то время, когда мы работали в Походске, в Якутске только в высших учебных заведениях обучалось семь человек походчан – в сельскохозяйственной академии и медицинском институте. Совсем неплохой процент для небольшого поселка. Кроме того, некоторые походчане закончили в том же Якутске ПТУ и вернулись в поселок.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.