Человечество погибнет?

Человечество погибнет?

Парадокс иммортализма заключается в том, что если, с одной стороны, бессмертие есть фиксация индивида, предоставление ему возможности быть сравнительно неизменным в течение неопределенно долгого времени, то, с другой стороны, достичь бессмертия возможно только ценою сильнейшего изменения человеческой природы. То есть беспрецедентное ускорение развития происходит ради его торможения. Но поскольку прорыв к бессмертию может произойти, только если будут открыты способы искусственного вмешательства в человеческую природу, то нет оснований предполагать, что после достижения бессмертия это вмешательство прекратится, а не продолжится во имя следующих намеченных целей. Поэтому в антиимморталистской литературе наряду с опасениями, что бессмертие затормозит развитие, звучат еще более громкие опасения, что реализация имморталистского проекта приведет просто к полной гибели всего привычного нам мира.

Суммарное выражение подобных страхов можно увидеть в статье главного редактора «Вопросов философии» Владислава Лекторского от 1989 года: «А если бы удалось пойти дальше и сделать „пост-людей” бессмертными (а об этом тоже мечтают трансгуманисты), то это имело бы ряд роковых последствий. Во-первых, отпала бы необходимость в рождении новых людей, так как определенного количества бессмертных „постчеловеков” было бы достаточно для решения тех проблем, которые стояли бы перед таким обществом. Бесконечная жизнь одних и тех же существ свела бы к минимуму возможность социальных и культурных обновлений (правда, вряд ли в таком нечеловеческом обществе существовала бы культура). Такие главнейшие смыслоопределяющие ценности человеческой жизни, как забота о детях и стариках (которых в этом случае не будет), понимание другого человека и его проблем (которых тоже не будет), любовь к другому человеку, включающая в себя заботу и понимание любимого, осознание хрупкости человеческой жизни, исчезли бы; потеряли бы смысл такие добродетели, как мужество и героизм, ибо они предполагают самопожертвование и возможность потерять жизнь. Словом, исчезновение смерти означает исчезновение смысла человеческой жизни»[30].

Подобные опасения в философской литературе повторяются постоянно. Так, философ, специализирующийся на проблемах биологии и смерти, Ольга Суворова пишет, что в проектах имморталистов, несмотря на привлекательность, есть нечто пугающее, поскольку «выполнение таких проектов могло бы привести к непредсказуемым социальным и нравственным последствиям», они чреваты «глубокой психологической перестройкой человека, существенными изменениями в системе ценностей, в отношениях между людьми, в том числе между поколениями». В итоге «человек здесь подходит к особому рубежу, за которым сложившиеся традиции и парадигмы могут оказаться неадекватными»[31].

Ужас антиимморталистов вызывают не только изменения культуры, морали, общества — исчезнет сам человек как таковой! Как сказал Владислав Лекторский, постчеловек — убийца человека. «Ведь вообще неясно, как отразится на них (бессмертных людях) в социально-психологическом и нравственно-этическом отношениях — сама перспектива выхода жизни за видовые параметры, поскольку это предполагает существенное изменение человеческого организма с помощью „гомотехнологии”, что может угрожать утратой человеческой индивидуальности, идентичности личности и пр.», — осторожно замечал академик Иван Фролов[32].

Наиболее развернутую критику иммортализма в этом пункте последние 15 лет ведет нижегородец Владимир Кутырев. Так, обращая внимание, что имморталисты готовы отказаться от нынешней, белковой, телесности, он констатирует, что современная иммортология провозгласила «отказ от водно-углеродного шовинизма», что «для действительного бессмертия собственно живое не перспективно» и что фактически речь идет об «абиотизации бытия», так что все надежды на бессмертие просто маскируют «процесс вытеснения живых людей техникой». В итоге «философия бессмертия превращается в апологию смерти, но не сегодняшних индивидов, а человека как родового существа». Об имморталистах Кутырев говорит, что «им только кажется, будто они смогут принять стремительно нарастающую сложность. Когда примут, это будут не они»[33].

По мнению В. Кутырева, все споры между имморталистами и их оппонентами выражают кризис биотической оболочки нашей планеты, подавляемой ноотехносферой. Действительно, многие авторы отмечают, что в имморталистских проектах фактически предчувствуемо сегодня размывание границы между человеком и созданной им техносферой. Омский культуролог Ольга Николина отмечает, что современный иммортализм есть проявление отношения к смерти, свойственного постиндустриальному обществу. В аграрном обществе бессмертие понималось как возрождение, следующее после смерти. В индустриальную эпоху бессмертие начинает пониматься технически — как бесконечная замена отдельных органов (протезы, пересадка органов, вживление искусственных приборов для поддержания жизни) для дальнейшего функционирования. Наконец, в постиндустриальной культуре бессмертие уже понимается не в плане сохранения рода, не в плане существования бессмертной души и не в плане совершенствования человеческого организма, но в плане создания искусственных, машинизированных форм бессмертия, синтеза человеческого и технического, с возникновением нового типа человеческого, с вживленными чипами, с помощью которых он может управлять машинами, становясь сам машиной[34].

Аргументы антиимморталистов были бы более убедительными, если бы они в большей степени принимали в расчет тот факт, что ни нынешнее состояние общества, ни нынешнее состояние человеческого тела не воспринимаются как идеал, не нуждающийся в трансформации. Наоборот — с давних времен мировая мысль истолковывает и телесность и социальность как нечто крайне болезненное, даже мучительное и нуждающееся в самых радикальных преобразованиях. Без учета этого тысячелетиями культивируемого настроя на самореформирование все аргументы, подобные вышеприведенным, будут восприниматься скорее как инстинктивная реакция на новшества.

Если мы находимся в контексте культуры, в разных ипостасях исповедующей желательность «преображения плоти», то нужно иметь очень серьезные основания, чтобы установить границы этого преображения.

Во всяком случае, в сциентистской культуре имеется готовность пожертвовать нынешней человеческой телесностью, и эту решимость еще в начале 90-х в одной из своих статей выразил сотрудник Института востоковедения РАН А. П. Назаретян: «Если углубляющееся вмешательство инструментального интеллекта в естественные процессы способно вызволить цивилизацию из-под гнета биологических законов, уже в обозримом будущем ограничивающих ее существование, то жертва качественной определенностью ее нынешнего носителя — чрезвычайно высокая, но не запредельная плата за фактическое бессмертие»[35]. Тем более что сторонники федоровского движения мечтают изменить не просто человеческую природу, а и природу вообще: по словам Светланы Семеновой, нужно преодолеть порядок бытия, «стоящий на рождении, половом расколе, пожирании, вытеснении последующим предыдущего, смене поколений, смерти индивидуума»[36].

Имморталисты настолько «смелы» в этом пункте, что, по мнению некоторых, будущее человечество вообще не будет состоять из отдельных индивидов, а его заменит некий «суперорганизм». Например, специалист по искусственному интеллекту Алесь Мищенков в своих книгах предполагает, что человеческий разум перейдет на другой носитель — это будет некоторая глобальная распределенная система, подключенная ко всему, производящая все и контролирующая все. Владимир Пряхин полагает, что будет открыт особый процесс слияния организмов — в результате новый организм соединит в себе информацию, накопленную двумя предшествовавшими, при этом старые телесные оболочки отбрасываются как обветшавшая одежда, а число живущих не увеличивается, но постоянно сокращается, и в конечном итоге вся информация об окружающем мире окажется сосредоточенной «в одном человекоорганизме»[37]. В этом же ключе размышляет и Владимир Кишинец в своей теории «поствитализма».

Развернутый ответ тем, кто боится утратить человека в его нынешнем виде, написан саратовским философом Владимиром Антоновым. По его мнению, современные гуманисты, пытаясь сохранить человека именно как биологический вид, фактически сохраняют его «в первозданном зверином виде». Между тем «свобода может быть достигнута человеком только в преодолении всех границ. <…> При этом совершенно неважно, что останется в результате достижения такой свободы от того животного, которое мыслит себя человеком или которое постоянно хочет его превозмочь»[38].

Некоторые имморталисты признают, что радикальное изменение системы ценностей, сопровождающее гипотетическое достижение бессмертия, представляет собой «вызов» — но не склонны драматизировать ситуацию и предлагают относиться к ней как к проблеме, которую стоит решать. При этом возможны два прямо противоположных взгляда на то, какие решения нужны. Возможно «консервативное» решение — то есть нужно ставить вопрос о морально-ценностном самосохранении человечества даже и в эпоху бессмертия, чтобы даже новые бессмертные существа сохранили в душе «что-то человеческое». Такое консервативное решение предлагается в брошюре А. Д. Свердлова: «Но человеку нужно не только достичь бессмертия, но и органично включить его в свою суть, не потеряв таких сугубо человеческих качеств, как любознательность, гуманизм и сострадание»[39].

Противоположный — революционный — взгляд содержится в статье Максима Лескова, утверждающей, что приближение эпохи бессмертия требует не сохранения прежних ценностей, а наоборот — выработки новой этики и новой философии: «Бессмертие человека впервые за всю его историю стало технологически обосновано, реально в ближайшие десятилетия и доступно определенной части населения. Бессмертие может стать товаром. Готовы ли мы к этому? <…> в сфере культуры, духовности, этики и морали современная цивилизация немногим отличается от жизни и нравов наших первобытных предков. <…> Мы <…> верим в то, что в третьем тысячелетии наши потомки смогут осознать космический масштаб и смысл своей жизни. Наступит новая эра. Эра философии бессмертия»[40].

В целом исчезновение человека и замена его другим биологическим, а может быть, даже и не биологическим видом имморталистов не пугает, а скорее вдохновляет. Тут возникает другая проблема — не исключено, что «бессмертные существа» сменят «теперешних людей» вовсе не единовременно, а в течение очень длительного периода, а значит, возникает проблема биотехнологического неравенства, когда бессмертные люди будут существовать одновременно со смертными, составляя то ли гонимое меньшинство, то ли — и это скорее — жестокую элиту, ведь бессмертие будет сначала доступно лишь миллионерам и властителям. Еще в начале ХХ века Бернард Шоу в пьесе «Назад к Мафусаилу» описывал эту коллизию — и долгожители в его пьесе оказались безжалостными по отношению к обычным смертным. Проблема неравенства, опасения, что технологии бессмертия будут доступны не всем, постоянно всплывают в российских дискуссиях. Доктор философских наук Светлана Неретина опасается, что биотехнологии вообще вернут нас в кастовый строй. Владимир Пряхин предполагает, что недоступность «таблеток бессмертия» для «людей с улицы» может привести к социальному взрыву, по сравнению с которым Великая Французская революция и Октябрьская революция покажутся веселыми пикниками.

Впрочем, неравенство, даже самое сильное, — не новость для человечества, и в последнее столетие мы были свидетелями того, что социальные блага демократизируются и то, что было привилегией богатых — например, автомобили, — становится достоянием многих.

Имморталисты в целом относятся к необходимости периода неравенства довольно спокойно, и, например, в книге Алеся Мищенко «Цивилизация после людей» описывается подробный сценарий — как смертные люди будут «сожительствовать» с постчеловечеством. По версии Мищенко, человеческий разум переселится на некий бессмертный носитель — «распределенную среду», но не все люди, получив бессмертие, будут готовы продолжить свою эволюцию в виде мыслящей материи. Поскольку расширение сознания, а тем более потеря тела — достаточно пугающие перспективы, то люди, не ставшие мыслящей материей, либо захотят остаться людьми в теперешнем понимании этого слова («реликтовыми людьми»), либо — в виртуальной копии нашего мира с улучшенным виртуальным телом («виртуальные люди»). Последние будут жить либо в некоем подобии компьютерной игры, либо в виртуальном раю. Понимать мысли и намерения бессмертного разума «реликтовые люди» постепенно перестанут, он превратится для людей в совершенно непостижимое божество, людей либо игнорирующее, либо из жалости кормящее. Со временем биологические люди да и жизнь на земле исчезнут.